Конан не сдержался: от его оглушительного хохота в лесу, отделённому от них двухмильным пространством, даже проснулись и возмущённо загалдели какие-то птицы!
Опал смилостивилась:
– Ну ладно. Можешь теперь смотреть!
Конан повернулся. Хм-м… А неплохо.
Впрочем, хоть ей и двенадцать, будущих восхитительных форм не может скрыть даже то мешковатое платье, что он соорудил из банальной котомки!
Заночевать решили у второго разрушенного Храма: Опал сказала, что здесь, у свежеразрушенного, её будут мучить страхи и воспоминания.
Конан прекрасно её понимал.
Дошли до руин уже далеко заполночь.
Поужинали, или пополуночничали, если можно так сказать про столь позднюю трапезу. Конан решил, что здесь, в замшелых камнях, им могут угрожать только змеи, и решил снова не сторожить ночью, положившись как всегда на свой слух и инстинкты. Опал легла на его одеяло без глупых возражений вроде: «это же твоё одеяло!»
Самому варвару уже приходилось ночевать на траве, или прямо на снегу, или на голых камнях… И в куда худших условиях: и при ветре, и на морозе!
Утреннее солнце разбудило его даже раньше, чем проснулась свернувшаяся калачиком и трогательно посапывающая в кулачок девочка.
Конан смог наконец без помех рассмотреть её.
А неплохо, чтоб ему лопнуть! Очень приятные, правильные (Ну, когда расслаблены сном!) черты лица. Великолепные густые волосы цвета воронова крыла. Изящно изогнутые, словно туранский лук, брови над пушистыми опахалами ресниц… Да и зубки, насколько он помнил, очень белые и ровные.
Он готов поклясться печенью Неграла, что через каких-то года три она станет первой красавицей Шопесты!
И уж дядя Саидакмаль наверняка найдёт ей выигрышную партию.
Конана почему-то от такой мысли кольнуло в сердце.
Девушка вдруг открыла глаза – похоже, почуяла его взгляд.
Фиолетовые!
Вот в чём дело, пронеслась где-то глубоко в голове мысль – именно поэтому её и избрали! Ну а на поверхности сознания маячила другая мысль: какие огромные!..
– Конан! Когда ты так на меня смотришь, мне хочется снова раздеться! И… – она недоговорила, хитро прищурившись.
Вот паршивка! Так многозначительно посмотреть могла бы только прожжённая и опытная… С пелёнок, что ли, это в женщин заложено?!
Настал черёд варвара густо покраснеть и потупиться:
– Прости! Задумался. И засмотрелся. Ты… очень красива. Неудивительно, что тебя избрали.
– Да, ты прав. Дух дочери Тимуды должен вселиться в самую прекрасную девушку. Тогда у всех подданных нашей страны на следующие двенадцать лет будет достаток, мир и благополучие! И всякие болезни, как и войны, минуют нашу родину…
– Хм-м… Встречался я уже с такими культами. – варвар умолчал, что, как правило, он сам и там являлся «нарушителем вековых традиций», – Ни к чему хорошему это обычно его адептов не приводило. Благосклонность Богов ритуальными убийствами невинных жертв не снискать. Разве что таких сволочных, как Богов Стигии!
– Да, ты снова прав. Дядя тоже говорил, что этот культ пришёл в нашу страну от соседей. А тех, кто поклоняется, как он, Мирте Пресветлому, сейчас в городе осталось немного. Более половины уехали за последние шестьдесят лет – ну, после того, как восстановили Храм…
– Могу себе представить. Не каждому понравится, что его дочь могут принести в жертву дуре, которая возрождается к жизни только чтоб заняться… э-э… актом оплодотворения. И родами. Духовными. – варвар возмущенно фыркнул.
Опал похихикала. Сказала:
– Тимуда вряд ли дура. Просто, наверное, она – одна из тех, немногих сохранившихся сейчас, древних Богинь. Которые выше Духовных ставили телесные наслаждения!
– Возможно, возможно… Но я не собираюсь её достоинства и предпочтения сейчас обсуждать. Вот, возьми-ка, – Конан протянул Опал пригоршню сушёных сухофруктов и кусок зачерствелой лепёшки, – позавтракаем, да двинемся.
Рассеянно жуя, девушка поглядывала то на киммерийца, то на камни руин, то на небо. Варвар видел, что у неё море вопросов вертится на языке. Но только когда они покончили с завтраком, девушка спросила:
– А ты уже придумал, что попросишь у моего дяди за моё спасение?
Конан фыркнул:
– Как – что?! Оставшуюся часть денег, конечно! Мы так и договаривались.
– А такой вариант ты не рассматривал – ну, чтоб спаситель получил ещё и спасённую – в жёны?
Конан поперхнулся водой, фляжку с которой в этот момент поднёс ко рту. Во взгляде, которым он наградил «спасённую» мелькнула совсем не храбрость:
– Опал! Прошу тебя! Тебе же ещё двенадцать! А мне – тридцать один! Так что я вот тут на досуге обдумывал план подкормить тебя как следует, да обменять – на вес! Ну – за столько монет, сколько ты потянешь на весах Гильдии купцов!
– Нахал! Даром, что явно – варвар, так ещё и мужчина с дурным вкусом! Не оценивший по достоинству мою поистине неземную, избранную, красоту! И очарование!
Конан откинулся на камень, о который опирался спиной во время еды, и пооткрывал рот – словно выброшенная на берег рыба. Потому что слов не хватало.
Потом не выдержал – рассмеялся, громко и от души!
Спустя несколько секунд девушка, до этого кидавшая на него деланно сердитые и капризные взоры, присоединила свой звон серебряных колокольчиков к его басовитому ржанию…
3. Конан и тысяча каменных воинов.
Повесть. (Продолжение повести «Конан и сокровища пиратов» из сборника «Конан: новые приключения».)
О том, что деньги из пещеры Астига Безухого очень быстро закончились, перейдя из карманов команды «Вестрела» в загребущие лапы трактирщиков, и кошельки девиц лёгкого поведения города-порта Манзеи, можно даже не упоминать.
Но именно то, что они закончились, и сподвигло Конана и его хитроумного помощника Велтрана попытаться наконец найти кого-нибудь, кто расшифровал бы им таинственную карту и записку на ней. Конечно, в недрах старого города в Кордаве они знали бы, к кому обратиться. Но команда так бурно предвкушала долгожданный «отдых», что корабль Конана не доплыл даже до столицы, остановившись в порту Манзеи. Как вначале наивно считал киммериец – временно.
Однако ничто не бывает настолько постоянным, как что-то «временное». И вот уже от денег почти ничего не осталось, а они с Велтраном – на базаре в старом городе. Свои «подпольные короли» и главы преступных «синдикатов», разумеется, имелись и здесь. И варвар отлично знал их всех – ещё бы, спустя годы «сотрудничества», а особенно – стольких дней «отдыха»!
Но в лавке менялы-Юркисса Конана ждало разочарование: сам Юркис лежал на огромной кровати в тёмной задней комнате, и, судя по-всему, его земное существование подходило к концу: обжигающее дыхание горящего и сотрясающегося в лихорадке тела ощущалось даже на расстоянии двух шагов, а покрасневшее лицо даже словно светилось в полумраке каморки! Велтран поцокал зубом. Конан прокашлялся.
Сухопарый старец, дряблую кожу лица которого покрывали коричневые, почти чёрные, пятна, а сама кожа теперь не обтягивала кости черепа, а, казалось, существовала как бы отдельно, проваливаясь или выпирая в самых неожиданных местах, разлепил опухшие глаза, поморгал, и с полминуты щурился, всматриваясь в посетителей. Сказал:
– Малика, оставь нас.
Крупная пожилая женщина, главная жена Юркиса, скривила рот на бок, но возразить своему господину не посмела. Уходя, зыркнула на Конана пронзительным чёрным глазом. Еле слышным шёпотом сказала:
– Прошу тебя, капитан Конан! Вы же видите!.. Не дольше десяти минут! Да и то – только в память о твоих давних услугах! – после чего скрылась за парчовой занавесью, отделявшей заднюю часть опочивальни больного. Но Конан мог бы поспорить, что никуда женщина, разумеется, не уйдёт, а так и останется где-нибудь в тёмном уголке, прильнув чутким ухом к занавеске: подслушивать!
Ну, собственно, на то и жёны. И женщины.
– Подойдите ближе, Конан, Велтран. Моё почтение. Давненько вы не посещали моё заведение. Похоже, дела у вас пошли в гору.
– Спасибо на добром слове, Юркис. – зингарец, более тактичный и дипломатичный, чем всегда прямолинейный и конкретный, как удар топора, варвар, сразу взял инициативу в свои руки, – Да, в последнее время дела идут, хвала Мирте Пресветлому, неплохо. А что же приключилось с тобой? Мы так привыкли видеть тебя деловым и шустрым, что сейчас смотреть на тебя – настоящее мученье для наших чувствительных сердец!
Старик покудахтал. Очевидно, это должно было изображать смех. Конан и Велтран переглянулись, но промолчали. Старик пояснил:
– Люблю я тебя, Велтран. Ты – настоящий дипломат. Тебе бы в Диване каком заседать, да Фармоны-указы всякие сочинять да подписывать… А вот если вспомнить получше, в нашу предпоследнюю встречу именно ты сказал, что скорее прирежешь меня, чем согласишься на сорок процентов… Ну, ладно-ладно, – заметив вскинувшееся покрасневшее лицо киммерийца, собирающегося встать на защиту верного помощника, Юркисс поторопился уйти от скользкой темы, – Я так думаю, вы пришли два года спустя не для того, чтоб ворошить старые обиды.
Выкладывайте.
– Вот это – мужской разговор. – теперь Конан перехватил инициативу, подумав, что прожженный плут правильно делает, что сразу переходит к сути – может, ему и осталось-то… Несколько дней! Или даже – часов. И дорога каждая минута! – Как насчёт того, чтоб подзаработать?
– С моим большим удовольствием! – старик снова покудахтал, – Однако, разумеется, на долю, меньше, чем в двадцать процентов я не соглашусь!
Конан опешил:
– Какие двадцать процентов?! Ты – о чём? Я же ещё не начал…
– И не надо тебе начинать, Конан-киммериец. – по виду менялы теперь никто не сказал бы, что он только что был при смерти. Вот что делает с настоящим дельцом возможность срубить деньжат! – Думаешь, я не догадался в чём дело, как только Сухроб, – рука старца указала куда-то в угол, и Конан действительно заметил зоркий мальчишеский глаз, смотрящий на них с Велтраном из-за свёрнутого в углу ковра, – доложил, что вы входите в лавку? Кхе-кхе-кхе… Короче: у нас в Манзее только совсем уж глухой и тупой не знает, что твои ребята прогуливают сокровища Астига-безухого, которые вы нашли на его острове, острове Потерянных Душ. И что это, судя по-всему – только малая их часть. А остальная спрятана в надёжном месте. А где расположено это место – указывает манускрипт на карте… Написанный на древне-стигийском.
Вот и давай её сюда. Ты же знаешь: в древнестигийском я – мастер.
– Мастер-то ты, конечно, мастер. Однако – двадцать процентов! Не-ет, это уж слишком. И не забывай: не один ты знаешь языки. Древние наречия знает и Хассан-кривошеий. И Шухрат-одноногий. И Муртазбек. И…
– Ладно, хватит перечислять. Пусть будет пятнадцать!
Конан возмущённо (делано!) фыркнул:
– Юркисс! Пойми ты одну простую вещь! Мы ещё даже не знаем, что там хранится – ну, в том месте, которое указывает проклятая карта! А вдруг там – вовсе не сокровища?
– Сокровища там, или не сокровища – а я хочу пятнадцать процентов от того, что вы там найдёте! И не надо мне втюхивать про Хассана. Он меньше тридцати не возьмёт!
Конан, прикидывая, что примерно так и обстоят дела, тем не менее повозмущался, что это – чистый грабёж, и что сидя дома старик-меняла фактически ничем не рискует, а всю работёнку, вероятно, грязную и опасную, придётся делать киммерийцу и его команде, и при этом рисковать жизнью и прочее такое…
Как раз вот это – традиционный восточный торг! – и продолжалось минут десять.
Сошлись на десяти. И ещё Конан умудрился выторговать в счёт будущей добычи и три бочки солонины – но уже под двадцать процентов!
– Ладно. К делу. Где карта-то?
Конан достал из-под куртки тщательно оберегаемый, и завёрнутый в водонепроницаемый пергамент, свиток.
– Свет! – замечание относилось к мальчишке.
Словно по волшебству, спустя буквально пару секунд, за затылком менялы возникла плошка-коптилка с маслом, дающая, впрочем, вполне приличное освещение.
Старый плут долго и придирчиво изучал свиток. Щурился, морщил нос. Даже поколупал в паре мест кривым и грязным ногтем. Затем с видимым разочарованием откинулся глубже на подушки. Проворчал:
– Ничего не выйдет из нашей договорённости, Конан. Да и вообще – ничего не выйдет. Разве что ты найдёшь того, кто действительно знает этот язык.
– Погоди-ка, Юркис… Разве это – не древне-стигийский?!
– Нет. Тут всё несколько хитрее. Древне-стигийский – только алфавит, – заметив недоуменные переглядывания Конана с Велтраном, меняла пояснил, – Ну, буквы, проще говоря. А само послание написано по пунисски. Этого языка не существует уж лет двести. Так же как и самого государства. И народа. Вырезали их всех под корень кочевники из Вендии. Какая-то там у них была война на религиозной почве. То ли кому-то уж слишком противному и кровожадному поклонялись эти самые пуниссы, требуя от вендийцев людей для жертв, то ли ещё чего – никто точно не помнит. Но и народа и языка давно уж нет. И я даже не знаю, какой умник смог написать на нём целое послание.
– Ну, какой умник смог написать – мы знаем. Но от этого не легче. Потому что он тоже – того. Словом, там же, где и твои, Мардук их задери, пуниссы.
Ты лучше скажи, что нам теперь делать-то?
– Хм-м… – старик пошкрёб в тощенькой козлиной бородке. – Что делать, я и сам пока не знаю. Одно могу сказать – если и есть где человек, владеющий пунисским – так это – точно не в Манзее! Может, имеет смысл попробовать поискать там, где она раньше располагалась? Ну, пунисская империя?
– А где это?
– Конан! Как не стыдно! Уж ты-то – попутешествовал! Должен знать, где находятся Чёрные Королевства! Или уж – догадаться. Потому что Вендия – как раз через пустыню от них! «Любимые» соседи, словом.
– Ага, понятно. Что ж. Спасибо и на этом, Юркисс.
– Честно говоря – не за что, Конан. И знай: это – первый раз, когда я что-то рассказал тебе, или кому бы то ни было, фактически задаром. В счёт, так сказать, наших хороших и доверительных отношений! Или я такой добренький, потому что болею…
Конан насчёт «хороших и доверительных» отношений не заблуждался.
Поэтому не удивился, когда их, уже стоящих на пороге, окликнул дребезжащий, но исполненный хитрецы и стали, голос:
– Конан! Если найдёшь переводчика, помни: солонину в долг дам даже под пятнадцать процентов!
Проходя мимо невольничьего помоста, где как раз огромный и голый до пояса распорядитель нахваливал очередную партию живого товара, обливаясь потом под нещадно палящим полуденным солнцем, и зло шипя на «мерзавцев», не желающих стоять так, чтоб видно было, какие они «здоровые и крепкие», Конан и Велтран препирались.
– … а я сразу сказал, что ничего из этой затеи не выйдет! Эта гнусная сволочь наверняка неспроста зашифровала всё именно на пунисском! Значит, это – или очередная его ловушка, или…
– Или памятка себе самому, любимому, чтоб не забыть чего. Особенно, если он к тому моменту, как её составить, просидел там, на острове, лет десять. Он же не мог не понимать, что шансы на то, что там его подберёт какой-нибудь случайный корабль – мизерные! Вот, наверное, и боялся забыть все… э-э… Тонкости.
– Вот именно Конан, вот именно! Потому что – что бы там не было, (Но вряд ли что-то такое, чего нельзя было бы продать – иначе эта старая лиса Юркисс и не заикнулся бы про проценты!) оно наверняка хитро спрятано. И – охраняется!
– Сам так думаю, помощник. – Конан положил могучую длань на плечо коротышки, преувеличенно тяжко вздохнув, – Поэтому у нас два варианта: продать эту карту какому-нибудь достаточно наивному простаку, – Велтран возмущённо фыркнул! – или найти-таки того, кто владеет пунисским.
На этот раз Велтран покачал головой, так выразительно глянув исподлобья, что Конан не мог удержаться от смеха.
Смех, однако, оказался прерван тоненьким и дрожащим голоском, донёсшимся с помоста, мимо которого они как раз протискивались:
– Если милостивому господину будет угодно, я владею пунисским!
Конан резко обернулся, остановившись. Да и Велтран, даже приоткрывший от удивления рот, поторопился глянуть: кто это тут такой «знающий»?!
«Знающим» оказался тощий и загоревший буквально до черноты, подросток – почти мальчик! – молящими глазами глядящий на них с невольничьего помоста, сложив перед грудью тощенькие ручки. Собственно, кроме этих самых глаз – весьма больших, и выразительных, надо признать! – ничем выдающимся подросток похвастаться не мог: сквозь пергаментную кожу торчали рёбра, ноги выглядели столь тонкими, что вообще непонятно было, как их обладатель стоит на них, а впалый живот, казалось, прирос к позвоночному столбу: похоже, хозяин живого товара не слишком-то баловал своих «неперспективных» подопечных приличной, да и просто – кормёжкой.
– Ты владеешь пунисским? Это правда? Или ты просто пытаешься нас заинтересовать, чтоб мы выкупили тебя из лап злого хозяина?! – Конан, не скрывая скепсиса в тоне, сощурился, и смотрел на мальчишку так, как смотрел обычно на врага в бою: он действительно хотел напугать невольника, – Смотри у меня! Если я заберу тебя, и выяснится, что ты соврал – жизнь в застенках этого торгаша, – варвар махнул рукой в сторону как раз с очередным клиентом обсуждавшим достоинства зубов более-менее крепкой и здоровой на вид женщины, крепыша, – покажется тебе раем! Потому что ни я, ни моя команда не любим лжецов!
Мальчишка затрясся: он явно не предполагал, что варвар может не поверить ему. Но когда рот снова открылся, сомнений или колебаний в тоне заметно не было:
– Это совершенно точно, если моему господину будет угодно: я владею пунисским!
– И кто же научил тебя ему? – Конан всё ещё сомневался.
– С позволения моего господина, моя мать, да примет Мирта пресветлый её безвременно упокоившуюся душу!
– Может, ты ещё и читать умеешь? – это влез скептически скривившийся Велтран.
– Умею, если милостивому господину будет угодно, и даже на восьми языках.
– И кем же эта, столь мудрая и многознающая женщина, была?!
– С позволения милостивого господина, женой Первого толмача падишаха Бахромбека второго!
Конан и Велтран переглянулись. Действительно, Бахром-бек второй торговал со всем Средиземьем. И толмач-переводчик при нём был известен, как отличный мастер своего дела. Без работы не сидел. Пока самого падишаха не убили в результате дворцового заговора. А его слуги и подданные не разбежались…
Конан решительно двинулся к лестнице на помост, откуда, ведя за верёвку на шее «покупку», как раз спускался давешний покупатель.
Забравшись наверх, Конан сразу подошёл к мальчишке, и мечом отрубил верёвку, которой тот был привязан к общему кольцу. Повернулся к продавцу:
– Я забираю этого!
– Э-э… Минуту, господин! Что значит – забираю?! Он стоит пять теньге!
– Наглая брехня. Я сам только что слышал, как упитанную и работоспособную женщину купили за два. Так что такой заморыш не может стоить больше одного теньге!
– Э-э… Ну хорошо, мой господин. Только ради вас! Три!
– Нет. Одно – и точка.
– Но милостивый господин, – смотреть, как крупные капли пота покрыли лоснящееся от жира лицо немаленького, в общем-то мужчины, который однако рядом с огромным киммерийцем и сам смотрелся словно подросток, и как идёт белыми пятнами кожа складчатого от жирка живота, возможно, было бы интересно. Но и Велтран и Конан сотни раз видели в бою, как выглядит реакция труса. – Это же… Грабёж среди бела дня! Мой бизнес под покровительством самого наместника! И если я прикажу его страже…
– Давай-давай, прикажи. А я – свистну своим молодцам. Они как раз невероятно злы, потому что наверняка трезвы, а в долг им больше не наливают. И мы с удовольствием всей командой разнесём весь этот крохотный базарчик, да и полгорода заодно! Не говоря уж о том, чтоб шутя перебить всю ту банду недоумков, которую ты гордо называешь стражей наместника! Да и пора уж нам убираться из Манзеи. И как же обойтись без запоминающейся «прощальной вечеринки»?! А то этот ваш захолустный городишко достал меня – скука смертная. Здесь нет даже приличных шлюх! Вот и порезвимся на прощанье!..
Свистнуть?
По лицу торговца теперь лились совсем уж реки пота – да оно и верно: про Конана-киммерийца, его команду отчаянных головорезов, и их нравы и обычаи здесь, в Манзее, не знал только совсем уж тупой. Или глухой. Так что торговец пролепетал:
– Как моему господину будет угодно… Одно теньге.
Конан подумал было, что, собственно, деморализованному и втоптанному на глазах у всей площади скоту можно было бы – в воспитательных целях! – не давать и этого теньге… Но – он сам назначил эту цену.
А слово Конана – закон!
– Велтран. Отдай ему его мзду! – презрения в голосе варвара не заметил бы только верблюд, как раз привязанный к коновязи возле одного из столбов помоста.
Велтран извлёк монету из кошелька, который в свою очередь извлёк из-за пазухи. Монету попробовал вначале на зуб. И только после этого всунул в трясущуюся руку.
Конан на это уже не глядел. Осторожно, но крепко придерживая мальчишку за тощее предплечье, он уводил его с базара в направлении порта.
Поднявшись на борт, киммериец свистнул.
С полдюжины оставленных на всякий случай на корабле головорезов выскочили из кубрика мгновенно – вот что значит дисциплина и выучка!
– Парэс. Отведи этого… Как тебя зовут, кстати?
– Аннис, мой господин.
– Этого Анниса на камбуз. Пусть Занусс его накормит. Рувим, Вахид, Лейбен и Фатхулло. Бегом в город. Найти всех наших, и – немедленно на корабль! Отходим через час! Джапар. Сходи тоже на камбуз, выясни у Занусса, всё ли у нас запасено, и если не всё – вот тебе кошелёк с двадцатью теньге – докупи. У тебя час.
– Слушаем, капитан! Слушаю, капитан! – его приказания всегда отличались конкретностью, и Конан знал, что недопонятым не останется.
А ещё он думал, что они с Велтраном разработали очень грамотную тактику: по приходе в любой порт с любой добычей на борту, вначале доукомплектовать продовольственные, водные, винные, и прочие запасы, а уж только потом – прогуливать остальное добытое! И пусть покупать из еды приходилось в-основном лишь такое, что не портится как можно дольше – типа той же солонины, сухарей, сухофруктов и тому подобного: пусть оно и не столь вкусно, зато – позволяет избежать болезней, и… Достаточно долго плавать автономно. Что для джентльменов удачи – важнейшее условие жизни! И работы.
Когда все разошлись – или, вернее сказать, разбежались, потому что попробовал бы кто исполнять приказы киммерийца с ленцой! – Конан задрал голову кверху. Так. Воронье гнездо придётся, конечно, переделать. Потому что сейчас оно может выдержать вес только совсем уж лёгкого и сухопарого вперёдсмотрящего, типа Рнего или Шервана, а Конан и сам хотел бы иногда… Взглянуть. На что бы там ни было. Но это – позже. А сейчас нужно начинать готовиться к отходу. Поэтому неплохо для начала осмотреть не расчехляемые уже с месяц паруса. Осмотреть снаружи корпус. А то вдруг – оброс…
– Велтран! Посмотри-ка, кто там остался в кубрике. Пусть лезут на мачты, и… – на верного помощника полился поток ценных указаний. На которые толстячок и не подумал ворчать или кривиться: Конан и сам отлично знал, что тому больше нравится «свободный поиск», а не «прогуливание» уже добытого…
Потому что одно дело – истовая вера и надежда на Куш.
А другое – когда этот куш уже в кармане.
И он сразу кажется и маленьким, и… Банально скучным.
Только спустя три часа, когда осмотр всего, и особенно запасов в трюме, полностью удовлетворил киммерийца, команда в полном составе оказалась на борту, и паруса были подняты все, и «Вестрел» острым форштевнем рассекал море в паре миль от волнолома порта Манзеи, Конан зашёл наконец на камбуз.
– Занусс. Как тут наш новенький?
– Неплохо, капитан. Я даже не думал, что в столь маленькое тело может поместиться столь много… еды! – плотный загорелый кок похлопал мгновенно вскочившего с табурета мальчишку, всё ещё что-то жующего, по округлившемуся животу.
– Нет. Плохо. Плохо, что ты позволил ему есть столько, сколько он захочет. Потому что после «разгрузочной» диеты, на которой его содержал хозяин, эта хорошая пища может просто… – Конан не договорил, но Занусс хитро ухмыльнулся:
– Капитан! Ты же знаешь: я не вчера родился! Понимаю: что и как… Поэтому давал ему понемногу. И – только такое, где нет мяса. Варёный рис. Овощи. Кашу. Сухофрукты.
– Молодец. Хвалю. А теперь – давай-ка его сюда. Пора кое-что выяснить. Для начала – в какую сторону нам плыть!
Велтран уже ждал их в капитанской каюте, озаботившись разлить в огромные кубки вина из свеже– (ну как – «свеже»: всё тот же месяц назад!) закупленной партии.
– За удачу! – они чокнулись и выпили. До дна. Конан кивнул мальчишке:
– Садись вон на тот табурет. Велтран. Расчисти место. – помощник поспешил удалить со столешницы перед Аннисом разный мусор, типа огрызков, остатков снаряжения, крошек, чертежей, и прочего, неизменно каким-то странным образом горой нараставшего на капитанском столе, добра, просто: смахнул рукавом всё это дело прямо на палубу!
Конан открыл дверь каюты и гаркнул:
– Вахтенный! Сюда! Со шваброй!
Спустя не более полуминуты палуба в каюте капитана сверкала чистотой. Конан закрыл дверь за Селимом, успевшим хитро глянуть исподлобья на странного подростка. Ещё бы! Нечасто чести сидеть за одним столом с Конаном в его каюте удостаивался даже кто-либо из команды! Разве что совсем уж отличившийся в очередной вылазке…
– Отлично. Вот он, документ, который тебе нужно перевести. – Конан вынул из-за пазухи свёрток с манускриптом, и бережно развернул тот. Но…
– Где карта, Неграл её раздери?! Или это – проделки нашего друга Юркисса?! Клянусь селезёнкой Хуршида, я прикажу развернуть «Вестрел», и ему не поздоровится!!! – рёв Конана, наверное, было бы слышно в Манзее, если б не попутный ветер, относивший всё, в том числе и звуки – вперёд, в открытое море!
– Расслабься, Конан. Карта здесь. – Велтран поторопился извлечь манускрипт, свёрнутый трубочкой, из широких шаровар.
– Но… Как она попала к тебе?!
– Очень просто. Там, у помоста, какой-то неприметный нищий, тащившийся как бы невзначай за нами от берлоги Юркисса, очень, надо признать, ловко, вытянул её у тебя из-за пазухи. Ну а я, спустя каких-то пару мгновений не менее ловко (Пришлось вспомнить кое-какие старые навыки!) вытащил её уже у него!
– Хм-м… Отлично, конечно, что у тебя навыки… Сохранились. Но… Как же я не почуял?!
– Когда работает профессионал, Конан, так и бывает. Мы же – тоже профессионалы. Только, – помощник подмигнул, – в другом деле!
– Н-да уж… А почему ты сразу не сказал?! Может, нам стоило бы остаться, да укоротить кое-кого там, в Манзее, на голову-другую?! Или хотя бы ручонки загребущие поотрубать?
– Вот именно поэтому и не сказал. Во-первых, потому, что не было никаких гарантий того, что нищий работает на Юркисса. А не «вольный стрелок»: шустрый и ловкий малый, не без оснований считающий, что уж у такого молодца, как капитан «Вестрела», всегда можно чем-нибудь стоящим разжиться. А во-вторых…
– Да?
– А во-вторых, это просто сильно задержало бы нас. Да и чего суетиться-то, если карта – у нас? И «шустрый малый» так и так остался с носом? Представь, какую «плату» он получит от хозяина за работу? Если, конечно, работал по «заказу».
Конан усмехнулся:
– Н-да, пожалуй, ты, как всегда, прав. Выбрав самый простой и неожиданный способ. Улаживания проблемы. Уважаю. Помощник Велтран! Официально заявляю: ты получишь дополнительный пай. От всего, чего бы мы не нашли. Ладно, – Конан обернулся теперь к подростку, всё это время вертевшего так и сяк манускрипт, щурясь и что-то шепча про себя, ещё и покручивая в воздухе пальцами, словно что-то ввинчивая, и рявкнул:
– Ну? Что там?! Ты читать-то – точно умеешь?! Что ж ты крутишь-то пальцы да этот пергамент туда-сюда, словно это – лаваш какой?!
– Простите, милостивый господин! Потому и кручу, что – умею! В том числе и на древне-стигийском! Вот: видите? Здесь написано не так, как привычно нам: буквы-то те, стигийские, а вот само послание… Оно действительно на пунисском. Но идёт вот так: по периметру, по кромке: словно сходясь спиралью к центру!
– Что?! – Конану и правда было непонятно, – Как так – по периметру? Мы же ясно видим: вот они – строчки!
– Э-э, нет – тут штука похитрее! Начинается манускрипт традиционно: «Во имя Сета, всесильного и всезнающего! Я, Пантир, сын Гоолмена, прозываемый стигийцем, оставляю это послание себе самому, на тот случай, если забуду всё, что должен помнить!» Так. А вот дальше продолжается вот тут, – мальчишка перевернул документ вверх ногами, и продолжил читать:
– Человеческая память несовершенна, и я должен оставить мысль о том, что буду помнить обо всём и через пятьдесят лет. Да пребудет со мной милость покровителя моего, – Аннис повернул манускрипт снова вверх ногами, и продолжил, сощурившись, – Сэта несравненного! Если бы не тот факт, что все мои… э-э… нет, не товарищи, а скорее, подельники. Да – так правильней – подельники, оказались убиты воинами Барадеза четвёртого, корабль затоплен, а предводитель захвачен в плен, мне бы и не понадобилось писать этот, – снова поворот, – документ. Но я уверен, что даже попади он в чужие руки, никто не проникнет в тайну настоящего места хранения основной части награбленного Астигом Безухим, капитаном «Акулы», с помощью Пожирателя, потому что пишу его, – снова поворот, – на мертвом языке и буквами другого древнего языка. – мальчишка тяжко вздохнул, прокашлялся, и облизал губы, косясь на кувшин. Конан намёк понял, и налил полбокала. Мальчишка благодарно схватил предложенный кубок, и чуть ли не залпом выпил всё налитое, даже не поморщившись:
– Благодарю, милостивый господин! Поесть-то я поел, а теперь в горле… Словно в Сахаре!
– Хорошо. Но продолжай!
– Да, милостивый господин! – мальчишка вытер рот тыльной стороной кисти, и продолжил с того места, где остановился, – А для гарантии того, что его не сможет прочесть никто, кроме меня, – ещё поворот, повороты стали чаще, и Конан с Велтраном уже не обращали на них внимания, поглощенные содержанием документа. – я располагаю само послание по Релдизъердовой спирали, в тайну которой не может проникнуть простой смертный.
Так вот, главное: от реки, прозываемой зингарцами Понт Вендийский, если смотреть на устье со стороны моря, нужно плыть к востоку. В дне пути на корабле из пустыни вытекает река Танисс. По этой реке нужно подняться на пятьдесят три мили вверх, выйти на левый берег, у огромного белого камня-зуба, и двинуться перпендикулярно берегу, прямо вглубь пустыни, в направлении двойной вершины. Пройдя примерно пять миль после чёрного утёса, нужно повернуть направо – вдоль русла давно пересохшего ручья. Ошибиться невозможно: это русло вымощено каменной мостовой. По этой мостовой нужно дойти до капища… богини Хаммуранж. Её храм стоит на острове посреди высохшего озера. И окружён каменными воинами…