3. «Казёл!»
Задание на сегодня я получил чёткое. И простое.
Хотя назвать его лёгким язык не повернётся.
Но тщательную разведку, «изучение обстоятельств, и характера объекта», и всю необходимую подготовку проделали за меня. Те же хорошие и добросовестные люди, которые подсуетились со всем этим «обеспечением» и в случае с нашей «акции» против чёртова Макдунальдса. То есть – мне остаётся только исполнить завершающий этап работы, девяносто девять процентов которой уже сделали. Сыграть в этом шоу, без накладок и «экспромтиков», свою роль. А именно – подсадной утки.
И уж не сомневайтесь – я не подкачаю!
Все эти мысли мирно проносятся в голове, пока подхожу к шикарной «Ламборджини», которую мой «клиент» поставил аккурат посреди проезжей части. А вернее – пешеходной зоны. На Арбате. Нагло презрев существующее законодательство, порядок, и распоряжения: что мэра, что арбатской Администрации.
Туристы и пешеходы проходят мимо тачки, пялясь, а некоторые из «наших», те, кто пошустрее и понаглее, даже фоткаются на её фоне – спорим на что угодно, потом выставят в инстаграмм, ютиюб, и прочие соцсети: дескать, зацените, какой я крутой: прикатил на Ламбо на Арбат, (Ну, или мой хахаль прикатил!) да ещё и не боюсь за последствия.
Правда, вот чтоб найти владельца, и указать ему на абсолютную незаконность нахождения здесь его тачки, местная официальная власть в виде двух полицейских, застрявших, и, похоже, навечно, в дальнем конце этого самого Арбата, не делает ничего. Если, конечно, за действия не считать того факта, что старательно прячутся эти стражи Закона от людских взоров в одной из последних лавочек – это я, такой дотошный и «наблюдательный» засёк их там, когда проходил мимо.
Да и правильно: кому ж хочется портить отношения с папочкой …раного мажора!
А папочка у него – не так, чтобы особо заметная, но – шишка. Глава администрации Белого Дома, как он себя обычно именует при знакомстве с нужными и важными людьми. Но на самом деле он глава – не совсем Правительства. А – кадров и матчасти.
То есть, должность у него, которую раньше называли «Комендант здания».
Поскольку сынуля сейчас торчит у своих корешей-художников в отлично мне известном магазинчике, и не выйдет, пока не бухнёт с ними, и не получит положенную ему от «крышевания» доляну, могу спокойно приступать. Одет я неприметно: на лице у меня очки в железной тонкой оправе, галстучек, как у учащегося какого-нибудь колледжа, и остальные шмотки под стать: чёрные брючки. Белая рубашечка. Словом, интиллигентный и мирный вид. И того, что собираюсь сделать, явно никто из присутствующих вокруг зевак от такого скромного, низкорослого и щуплого очкарика не ждёт.
Вот и достаю из кармана отлично отточенный толстый гвоздь, примерно с мою ладонь длинной, и этак спокойно царапаю на правой дверце: «Казёл!».
Нет, я, разумеется, знаю, что это слово пишется «козёл», но сто пудов даю за то, что и все граждане, мирно проходящие, или, как сейчас, в о…уении застывшие перед тачкой, пялясь во все глаза на чётко выделяющуюся на красной краске надпись и на меня, как и сам хозяин, увидав её, отлично меня поймут. А чтоб сомнений не оставалось, перехожу на ту сторону шикарного авто, и корябаю на другой дверце: «Пи…арас!».
Некоторые из особо смелых столпившихся туристов и наших, прохожих, начинают фотографировать и снимать онлайн, и меня и надписи. А пара вышедших из своих лавчонок местных продавцов – хлопать в ладоши, улыбаться, словно я им деньги подарил, и тыкать пальцами. (Культура, мать их!..)
Ещё бы им не радоваться: достал их наверняка этот сопляк со своими понтами и вы…боном! Но, понятное дело, на открытую конфронтацию идти никто из этих самых продавцов, дорогу к которым перекрывает крутая тачка, не хочет. И правильно.
Найти сейчас в столице отлично оплачиваемую, престижную, и непыльную работу ох как трудно! Так что к активным действиям против тачки и её распоясавшегося владельца вряд ли кто возжелает перейти. А вот позлословить и вволю посмеяться, видя похабные надписи на супердорогом покрытии – это пожалуйста! Это – все смелые.
Подхожу к Ламбо и спереди. Жаль, конечно, уродовать такую красоту: я всегда реально восхищался и дизайном с совершенными стремительными формами, и окраской с блестящим лаком, и мудростью проектировщиков: прошло пятьдесят (!) лет, а ну вот ничего в экстерьере и механизмах снова запущенной в микропроизводство модели «Дьябло» ни отнять ни прибавить!
Царапаю на капоте слово: «Долбо…б!». Тут наконец из лавчонки выбегает хозяин.
Выглядит он как нечёсаное быдло, честно говоря: причёска, если спутанные и немытые лохмы, аж завивающиеся от пота, и доходящие до плеч, можно так охарактеризовать, явно стилизована под «хиппи», которые сейчас снова в моде. В ту же дуду дуют и джинсы в обтяжку на ляжках, но – гигантские клеши понизу, и сланцы на огромной платформе. Плюс ко всему и дикой расцветочки а-ля Гаваи батник с расстёгнутыми тремя верхними пуговицами – чтоб было видно явно нарощенные волоски на груди, чуть кучерявящиеся, как на голове у негра.(Тьфу ты – афроамериканца!) И – главное! – массивный, в добрых полкило, золотой крест на толстой золотой же цепи.
Козёл сходу орёт благим матом:
– Ты, козёл вонючий, д…мо собачье! … П…рас …банный! Чего делаешь?! Совсем …банулся, что ли?! Давно никто тебе …рен в …опу не вставлял?! Ну так сейчас я тебе!..
Несчастный дятел и правда – пытается со всего маху ударить меня кулаком в лицо.
Не уклоняюсь.
Мне доказательства того, что он ударил первым – очень нужны! И то, что чётко подставил нос, и из него тут же полилась кровь, и перегородка, ломанная-переломанная, сейчас, похоже, опять накрылась, мне на руку. И теперь, если у этого наивного хамла хватит глупости подать на меня в суд за возмещение материальных потерь, я (Ну, а вернее, наши юристы!) просто подам встречный – за компенсацию «морального». На сумму вдвое больше, чем потребует он.
Однако когда дебил пытается развить свой успех, подключая и ноги, приходит и мой черёд. Уклонившись, и быстро присев, сильно бью его правым кулаком в область печени своим коронным. Не так, понятное дело, чтоб она разорвалась. (А запросто мог бы! Но отлично помню наставления инструктировавшего меня мужичка в неприметном сером костюме и с незапоминающимися чертами лица: тварь должен остаться… Целым.) А просто – чтоб на несколько секунд сбить его с дыхания и боевого порыва. Ну, и частично обездвижить. Гад должен понять, что против меня его кишка тонка. И вызвать «подкрепления».
Осадить засранца даже столь нехитрым приёмом – удалось. Не привык, видать, огребать. А ещё бы: его-то наглую рожу знают все: в каких только криминальных новостях он за свой стрит-рейсинг и понты не светился! Вот связываться никто и не хочет…
Но вот спустя пару десятков секунд мой клиент поднимается с колен снова на ноги, и шипя: «Ну погоди ж ты, гандон вонючий!» принимается тюкать в планшетнике.
В это время из лавчонки выбегают наконец его «кореша».
Ну как – кореша. Те, кто случайно оказался отдалённо знаком с каким-то там его одноклассником, показал свою лавчонку, и товар, и кого он теперь доит почище, чем якудза – своих японских предпринимателей. То есть – с его стороны это банальный рэкет, проще говоря. И поскольку выбежали они все, и «босс», и продавцы, и даже грузчик, понятное дело, не с пустыми руками, какое-то время мне приходится отбиваться и уклоняться: от бейсбольных бит и здоровенных ножей, похожих на поварские тесаки для разделки мяса. Идиоты. Впрочем, нет: просто они все уже под мухой. И сильно. Поэтому и не боятся меня – считают себя заведомо сильней. И даже сесть за «вооружённое» не боятся. Поскольку «прикроет» их задницы папочкин любимый говнюк.
Ну-ну.
Конечно, в мои планы (И раскладки моих инструкторов!) не входит человекоубийство – мы ж гуманные, мать его! Так что успокаиваю их тем, что отключаю нервные центры, отвечающие за опорно-двигательный аппарат. Сами уже знаете: я с методикой знаком.
Теперь картина выглядит гротескно комично: у капота что-то злобное бормрчущий и обиженно вякающий в мобильник «хиппи», а вокруг стонут, лёжа на брусчатке, и держась за разные части тел, пятеро одетых не менее комично «представителей богемы»: в заляпанных красками потёртых и драных джинсах, мятых рубахах навыпуск – чуть не до колен, аккуратном костюмчике, (Это – босс. Он же и главный менеджер и продавец.) синем затёртом халате (Это – грузчик.) и простых китайских шлёпках.
Козёл наконец сообщил, чего хотел, в мобилу. Лицо бледное, и пот течёт буквально ручьём. Попыток «показать мне» больше не делает: хорошо попал я, значит. Или вид валяющихся корешей несколько отрезвил. Осталось посмотреть, кто сейчас вступит в «дело»: то ли сразу «тяжёлая артиллерия», то ли – вначале шестёрки.
Теперь уделанный мной хиппианский мерзавчик, держащийся от меня подальше, но злобно шипеть не переставший, постоянно косясь на надпись на капоте и дверце, усмехается, хоть и весьма криво: видать, боль до сих пор сильна, но на том конце провода его обнадёжили:
– А погоди-ка ты убегать, трусливая шавка. Сейчас поглядим, насколько ты крутой!
Не считаю нужным удостаивать его ответом. Просто стою и жду.
Гляжу без выражения ему в глаза. Кровь с лица утереть уже успел. Платок спрятал.
Дуэль наша кончается так, как и предполагал: трус опускает глаза, и начинает снова что-то натюкивать в мобиле: может, СМС пишет… Я стою, жду.
Начало «ответной акции» как раз такое, как и рассчитывали наши аналитики: не проходит и пяти минут, как к нам подкатывают три (!) чёрных джипа, окружают Ламбо. Из них вываливается с десяток молодчиков в аккуратных и хорошо подогнанных по атлетическим, или просто массивным, фигурам, чёрных деловых костюмах.
Любимый мажор отскакивает чуть назад, и обращается к своим (А вернее, папочкиным!) холуям, буквально трясясь от радости и чуть не визжа от распирающих эмоций:
– Вот он, вот он, этот пидар! Уделайте его! Но – так, чтоб остался жив! А потом – загрузите в багажник, и – к нам на дачу! Я хочу сам ему кое-что объяснить! – при этом его даже не останавливают нацеленные и на меня и на него несколько уже десятком мобильников зевак – как наших, отечественных, так и зарубежных.
Запрыгиваю на капот «Дьябло», чтоб дать нашим, сидящим по позициям, больше оперативного простора, и на какое-то время затруднить козлам их миссию.
А не подвели наши. Недаром рассаживали их по всем этим арендованным и опробованным комнатам с открытыми сейчас окнами.
Выстрелов, конечно, не слышно, но падают, как подкошенные, мерзко скалящиеся молодчики, падают прямо щерящимися рожами в брусчатку.
Сказать, что мой мажор удивлён – ничего не сказать! Но вот падает и он, застонав, и сложившись пополам: резиновая пуля в живот – это удовольствие, мягко говоря, ниже среднего! Ну а козлам его пришлось ещё хуже: им досталось пластиковыми! Они, понятное дело, не убивают, но если такой шандарахнет по затылку или в лоб – сознание «уплывает» гарантировано! А в тело стрелять бессмысленно: они ведь наверняка все в жилетах.
Спрыгиваю снова с капота на брусчатку. Достаю из другого кармана алмазный стеклорез. Пишу, царапая, на лобовом панорамном стекле: «Гандон!». Подумав, добавляю чуть ниже: «…уесос!». Зевак прибавляется, но что-то я не вижу, чтоб хоть один из них попытался вызвать к «пострадавшим» скорую помощь. Всё верно: никто не хочет связываться. А тем более – выступать свидетелем. Сейчас у всех, как в старинном мультике «Маугли»: «Каждый – сам за себя!»
И поэтому толпа за моей спиной начинает вдруг весьма быстро рассасываться – всё-таки услышал я приближающееся откуда-то издалека завывание полицейской сирены.
Тихо и мирно удаляюсь в поперечный проулок, что как раз в двадцати шагах от лавчонки. Видеокамер наблюдения, натыканных тут через каждые десять шагов, не боюсь: на этот раз над пластимаской моего лица поработалине какие-нибудь кустари-одиночки. А профессионалы! Так что теперь только бы добраться до метро, и снять мою «личину» за какой-нибудь колонной, чтоб поменять «лицо». А вернее – открыть очередную пластимаску. И заодно и поддетую снизу, под белую рубаху вульгарную рубашечку в клеточку скинуть, чтоб остаться в майке… Ну, и кроссовки переодеть – а то белые уж слишком бросаются в глаза.
Второе переодевание – уже на станции прибытия.
На разборе «полётов» тренер много вокруг да около не ходит:
– От лица командования выражаю благодарность всем участвовавшим в сегодняшней операции. Особо хочу поблагодарить бойца Ривката. Он абсолютно чётко выполнил все указания, и операция прошла штатно. И без проблем.
Ну а теперь неофициальное сообщение.
Сегодня, спустя десять минут после инцидента с Грязевым-младшим, с Грязевым-старшим, его отцом и комендантом здания Белого дома, произошла ужасная трагедия. Он, обеспокоенный сообщением, поступившим от его сына, так торопился спуститься на лифте вниз, что не дождался, пока закроются двери кабины. И оказался зажат ими.
Поэтому при движении лифта вниз его буквально разорвало. На две части.
Пострадавший умер на месте, от потери крови.
Но поскольку именно он отвечал за технику безопасности, подбор персонала, надлежащий вид и функциональность здания, и нормальную работу всех его механизмов и устройств, всё случившееся срочно созванная чрезвычайная комиссия признала несчастным случаем, произошедшим по собственной вине пострадавшего. Проявившего беспечность, некомпетентность, и разгильдяйство. (И не только в работе, а и в воспитании сына.)
К сожалению, все видеокамеры, как та, что находилась в лифте, так и те, что располагались на этажах этого лестничного пролёта, в это время были отключены на профилактику. Приказом этого самого коменданта.
Но обстоятельства настолько однозначны, что никаких сомнений в отсутствии должной квалификации и преступной халатности со стороны самого пострадавшего, у комиссии не возникло. Протокол уже подписан. Семье выплатят компенсацию.
Из казённой квартиры в доме для чиновников из Администрации, разумеется, выселят. Льгот и правительственных пайков, естественно, лишат. Грязеву с работы в секретариате премьер-министра уже уволили.
Адвокаты, обслуживавшие эту семейку, уже отказались работать с ними.
Всё. Эта миссия успешно завершена.
А сейчас – все в зал.
В зале мне сегодня опять – и повезло, и не повезло.
Потому что снова в спарринг-партнёры достался мне тренер.
Ну, пытаюсь найти хорошее и в этой ситуации. Злости после встречи с подонком-мажором, которого мне даже не разрешили размазать по стенке, у меня в глубине души осталось предостаточно. Пытаюсь, как учит тот же тренер, «перенаправить эмоциональный выброс» в нужное и полезное русло. А именно – на адреналине и развившемся в последнее время коварстве и беспринципности, наносить удары… Не совсем, скажем так, по уставу. И простой порядочности.
Тренера, конечно, на все эти финты и заморочки не подловишь. (Да я и удивился бы!) Зато узнал и «прочувствовал» много такого, чем могли бы мне на мои финты и заморочки ответить не вырубившиеся бы сразу другие оппоненты. Более крепкие, и высокие, чем тренер. И тоже – беспринципные и бесчестные.
Это мне ещё повезло, что тренер не бил в полную силу!.. И не трогал мой нос.
После окончания всё как обычно: я весь в синяках, мокрый как мышь, и запыхавшийся, руки-ноги трясутся, дыхалка сбилась. Тренер же – как огурчик, бодр и спокоен. Хоть ещё пять раундов проводи. Но говорит он мне так:
– Боец Ривкат. То, что вы научились переводить злость в дополнительный импульс при ударах – хорошо. Но вот контроля вам пока не хватает. Скорость – да, большая. А вот с направлением удара – пока тоже плохо. Точнее нужно выцеливать, когда ведёте работу по нервным центрам. И даже – просто мышцам. Ну ничего. На следующем занятии займёмся.
Вот уж обрадовал он меня, так обрадовал! Значит, придётся после этого «следующего занятия» наверняка ходить в огромных синяках, и с полупарализованными мышцами. И «нервным центрам», ох, чую, достанется…
Но не в моих привычках отступать. Или искать себе поблажек. Говорю:
– Есть, заняться не следующем занятии отработкой точности ударов!
– Хорошо, боец Ривкат. А сейчас – мыться и обедать.
На обед сегодня плов.
Вот не знал, что Раиса Халиловна умеет готовить и это чисто узбекское блюдо. Но получилось и вкусно, и сытно. Правда, если б к душистости и неповторимому вкусу добавить ещё чуть сильнее пропаренный и мягкий рис, переваривалась бы желудком эта штука, наверное, всё же получше.
А так к концу теоретических занятий не только меня, но и всех наших – уж я-то видел! – реально клонило в сон!
4. Заложник
Теория наша сегодня касалась в-основном тактических разработок, позволяющих элитным спецподразделениям грамотно выполнять спецзадания. Так что не надейтесь, что буду рассказывать, о чём шла речь – всё секретно. Для «внутреннего пользования».
Но вот с теорией и покончено.
Задание для очередного уровня сегодня у меня выглядит так: «найти заложника и доставить его в точку выброса-эвакуации живым и по возможности здоровым».
А прикольно.
До сих пор с меня требовали только убивать всех, кто мешал моей «миссии», заключавшейся в банальном выживании, причём – без разбору. Теперь же выясняется, что убивать можно только «плохих». И ещё кого-то-там спасать! А чёртова заложника нужно сперва найти, а потом ещё и вытащить, как я понял, из какого-то каземата, где его – не то содержат, не то – допрашивают. Да ещё и доставить в место эвакуации. Желательно – целым. И по возможности «здоровым». Хм-м…
Хотя в целом – как раз то самое, чего сегодня разбирали на теоретических. Только вот я буду один. А не в «составе спецподразделения»…
Озадачили, ничего не скажешь.
А ну как чёртов заложник в эту точку – «целым» не доставится?!
Например, упрётся, и скажет: «Никуда я из своей комфортабельной камеры не пойду! И вообще – когда меня пытают, унижают, и мучают, я получаю неземное удовольствие?!». Ну, или вообще окажется уже «обработанным». То есть – самостоятельно не ходящим. И мне придётся какого-нибудь стокилограммового козла переть на себе! Я, конечно, парень выносливый и жилистый, но тащить кого-то или что-то, и одновременно адекватно отстреливаться и отбиваться от явно имеющихся врагов вряд ли удастся даже мне…
Все эти невесёлые мысли проносятся у меня в голове, пока стою на татами и глупо так пялюсь во внутреннюю часть визиоочков, которые держу в обеих руках. Тренер говорит:
– Боец Ривкат. Проблемы?
– Нет, тренер. Просто очки…
– Что с ними?
– Да вот: посмотрите! В них какие-то… Дырочки?
Тренер берёт очки в руки, поворачивает внутренней частью к свету ближайшей лампы. Прищуривается. (Вау! У тренера – дальнозоркость начинается?! Старый стал?!)
– Да нет, всё с ними в порядке. А дырочки эти и всегда тут были. Думаю, они – для вентиляции. Чтоб пот выходил. Вперёд! – он протягивает мне очки назад.
Одеваю. Предварительно поглядев тренеру в глаза.
А ничего хорошего я там, в этих серо-стальных глазах, не увидел.
И во вранье тренер явно не силён. Что странно.
И врубаюсь я вот так – сходу, что и глаза он отвёл, и в голосе прорезалось что-то вроде неловкости, и на дырочки он глядел явно отнюдь не в первый раз, и прекрасно понимает, что и я догадаюсь, в чём дело.
А дело в том, что никакие это на самом деле не визиоочки.
А очень хитрое устройство, то ли подающее внутрь специфический газ, то ли – наркоту какую вводящее через то ли микротрубки, то ли уж – электроды, вводящие электрические сигналы непосредственно в мозг, (Ну, или нанотрубки, такие, которые запросто входят напрямую через кости черепа и кожу – прямо в мозг!) чтоб сознание «въехало», и как раз и отвечающие за создание у «пользователя» всех тех «незабываемых» ощущений, что так достоверно и реалистично «развлекают» меня и ребят все последние годы… И огромные фальш-экраны, что приходятся напротив глаз, равно, как и микрофоны, приходящиеся напротив ушей – просто декорация. Бутафория.
А все наши «ощущения» поступают наверняка напрямую – в мозг!
И все эти сигналы – не «аналоговые», а – электронные!
То-то мне всё непонятно было, как это ровный пол зала превращается в горы, холмы и непролазные лесные чащи…
А оказывается всё это – транслируется мне в мозг, пока я мирно полёживаю на мягком мате… А вокруг – суперреальность. Куда более яркая и сочная, чем настоящая.
И, разумеется, нет и не может ещё быть в распоряжении самых сверх-секретных государственных ли, или частных, ведомств и агентств такой уникальной и продвинутой методики.
Значит, варианта всего два.
Или всё это сверхсекретное оборудование, и технологию его изготовления наши где-то спёрли…
Ну, или его им действительно предоставили чёртовы инопланетяне.
А я, собственно, и не удивлён. Потому что, как уж тыщу раз сказал – слишком яркие и чёткие ощущения. Абсолютно затмевающие те, что в жизни. Свет, цвет, запахи, тактильные ощущения…
А такого ни на одном, вот именно, земном, тренажёре не добьёшься.
Но предаваться всем этим интересным, и если уж совсем честно, давно занозой сидящим глубоко в подкорке, подозрениям и рассусоливаниям мне некогда: сработала потому что хреновина чёртова, причём очень быстро. И вот уже я – в очередном Мире.
А интересно тут. И непривычно.
Сижу потому что я на голой заднице в каком-то не то – сарае, не то – домишке. Ну, или говоря по-простому – хибаре. Или лачуге. Потолок сделан из балок: кривых очищенных от коры стволиков каких-то деревьев, на которые навалены связки камыша. Сверху наверняка покрытых толстым слоем земли. (Видал такие только недавно – в давешнем ауле с горцами!) Но вот стены – из саманно-глинянных, даже не обожжённых, кирпичей: торчат из них во все стороны, словно нестриженные лохмы у нашего соседа-алкаша дяди Феди, клочки соломы. Кирпичи, впрочем, неправильное название. Потому что выглядят они так, словно отлиты на месте, сразу по всей длине каждой стены, в какую-нибудь опалубку из кривых досок. Отлиты слоями. И насчитываю я таких слоёв в каждой стене аж девять. И даже десять…
Пол тоже глиняный, и кроме меня и стен в каморке два на три больше ничегошеньки нет! Ну, кроме лавки во всю ширину стены у торцевой стенки. А свет ослепляющего даже так солнца проникает только через единственный дверной проём: и вместо двери и нормальных дверных косяков тоже торчат две кривоватые дрюковины из стволов какого-то выбеленного солнцем до бесцветности потрескавшегося дерева. А проём занавешен слабо развевающейся от ветерка, выгоревшей до светло-серого, тряпкой.
Ладно, в-принципе, неплохо. Хотя не представляю, как нас с заложником отсюда заберут… Но это уже не моя проблема.
Потому что обычно в предыдущие разы мне особо думать и осматриваться было некогда. Поскольку сходу приходилось от кого-нибудь отбиваться. Ну, или уж – бежать! А тут я даже успел ощутить, что жара стоит неимоверная, в тени, наверное, под пятьдесят, и даже моё полностью обнажённое тело начинает покрываться бисеринками пота. Чёрт. Как бы не «обезводиться» с непривычки. Вон: уже к заднице прилипла чёртова пыль!
Рано я порадовался, что меня не трогают – как сглазил!
Потому что тут же слышу я приближающиеся к дверному проёму шаги – скрипят они не то по песку, не то – по пыли! – и разговор. Говорят на неизвестном мне языке, гортанном, похоже – на арабском. Впрочем, может и на афганском: резкости произношения и непонятных слов в духе «Равшана и Джамшуда» не расслышит только уж совсем глухой. И непонятливый.
Ну, я парень шустрый, как вы, вероятно, уже догадались. Поэтому за те несколько секунд, что проходят с момента обнаружения говорящих, до того, как они входят в проём, успеваю занять стратегически господствующее положение: слева от этого самого проёма. Поскольку я – правша. Добро пожаловать, друзья!
Первый, откинув занавеску, входит уверенно. Словно он тут хозяин. И направляется, не замедляя шага, к дальней стене, где расположилась та самая полка, на полметра возвышающаяся над уровнем земляного пола, с торчащими из-под неё мешками и прочими пожитками. Одет в типично арабскую одежду: белый балахон непонятной формы, белые шаровары, на голове – что-то вроде чалмы. Всё выглядит очень опрятно и благочинно: чистое, белое и непыльное. (Шейх, что ли, какой?) На ногах – афганки с загнутыми вверх носами. Второй, одетый точно так же, но словно бы попроще, и выглядящий более мятым и пропылённым, и с АК в руках, входит за ним.
Убеждаюсь, что больше ничья тень на пороге не возникает, и нагло использую тот факт, что войдя с ослепительного сияния, царящего снаружи, они наверняка ничегошеньки не видят. На то, чтоб глаза привыкли к полумраку, обычно требуется хотя бы пара секунд. А раз не выждали – меня здесь точно не ждут. И, раз уж уверены, что охрану тут выставлять без надобности – точно: местные боссы. Или боевики. Презирают плебеев, держат власть в железных руках. Следовательно – вряд ли мои потенциальные союзники.
Ладно. Друзья они мне или враги – разбираться буду потом. А пока…
Делаю быстрый бесшумный шаг вперёд, бью типа с автоматом сложенными в кистевой хват костяшками пальцев в основание черепа за ухом. Прямо под чалмой.
Боец, даже не всхлипнув, падает на пол. Первому, резко обернувшемуся на звук падения, прикладываю кулаком в челюсть – без каппы это чертовски действенно!
Связать кусками распущенной на отдельные полосы чалмы обмякших боевиков нетрудно. Равно как и обеспечить их молчание – кляпами из уже другой чалмы. А вот надеть на себя истоптанную обувь и воняющие потом белые тряпки того, которого принял за охранника, удалось не сразу. Я, оказывается, брезглив.
Впрочем, нечего придираться и выделываться – я теперь готов поспорить на что угодно, что тело – не моё. Как не мой и автомат, который вешаю себе за спину, и подсумок с семью магазинами, который нашёл в пространстве под полкой, и плоская фляга с монограммой, весьма вычурной, но с обычной водой, которую снял с пояса главного – того, который получил в челюсть.
Когда закончил изучать столь полезное пространство под полкой, занялся и тем вторым, на котором из одежды остались только трусы. Упаковал на совесть – можете не сомневаться. Самое время получше обыскать того, который «шейх».
А он молодец. Вот и ножичек-кинжальчик, незаметно припрятанный в складках балахона, и второй: уже в складках шаровар… На правах победителя тоже смело беру себе. Как и мобильник, нашедшийся в каком-то кармане. Хм-м. А мобильник-то… Старинный. Таких не делают уже лет пятьдесят. По всем признакам я – в Афганистане. И на дворе – восьмидесятые. Или девяностые. Когда тут, вот именно – хозяйничали америкосы.
К этому моменту очухивается тот, раздетый. Подхожу. Смотрит на меня во все глаза. Рычит сквозь кляп. Извивается, пытаясь освободиться. Ага – два раза. Уж если я связываю – так на совесть! А кинжальчик из его шмоток уж тоже извлечь не забыл. А на голом, хоть и смуглом, теле ничего не спрячешь. Разве что – в …опе!
Вот об этом у нас вскоре и заходит речь. Потому что на все мои вопросы эта сволочь только рычит и матерится. Ну, это я так думаю, что матерится – не по-русски же! Потому что если б матерился по-русски, я бы с ним так не поступил.
Достаю его же ножичек, и показываю ему. После чего вонзаю в его тощую ягодицу на добрую ладонь! Проворачиваю. «Наслаждаюсь» его возмущённым полузадушенным рычанием, извиваниями, вытаращенными глазами и обильным потом, сразу покрывшем тело: от подмышек до икр обеих ног. Ножечек вынимаю – гад верещит снова. Показываю ножичек ещё раз, и пальцем тыкаю во вторую ягодицу, которую этот гад сразу норовит отвернуть и отодвинуть от меня.
Ну я добрый и покладистый. Если меня не злить, конечно. Спрашиваю поэтому ещё раз. Уже на английском:
– Где заложник?
На меня выпучиваются два о…уевших глаза. Но вместо ругани и воя на этот раз изо рта явно выходят явно какие-то осмысленные слова. Говорю на том же языке:
– Если заорёшь – перережу горло! – и делаю соответствующее движение.
Он кивает торопливо и истово: понял. Спасибо, стало быть, Галине Викторовне. Обучила английскому неплохо. (Ну, или это уж в Братстве постарались: через какой-нибудь гипнопед обучили меня во сне – с помощью импланта!)
Развязываю полосу, удерживающую кляп. Вынимаю тряпичный ком, уже насквозь пропитанный слюной, изо рта. Повторяю:
– Где заложник?
– Там! В доме Рахим-бека. – тут он явно видит, что я недоволен, и хмурю брови, поскольку нетрудно догадаться, что с Рахим-беком я незнаком. Равно как и с расположением его дома. И парень услужливо, как все эти азиаты, выше всяких там «долгов» и «совестей» ценящие свою жизнь, и, вот именно – задницу, спешит исправиться, – На северной окраине кишлака! В самом большом доме. Там много охраны и стена высотой в три метра.
– Много – это сколько?
– Пятнадцать… Нет – шестнадцать человек. И две пулемётных вышки. С пулемётами. И два джипа. И вертолёт на заднем дворе!
– Что за люди? Повстанцы, как вы? Или солдаты?
– Солдаты! Американцы. Профессионалы!
– А кто – заложник?
Тут наступает словно бы ступор. Связанный моргает на меня недоумённо, явно пытаясь понять – прикалываюсь я, или спрашиваю серьёзно!
Прекращаю его терзания показом окровавленного лезвия кинжальчика, демонстративно снова хмуря брови.
– Русский он, русский! Военный советник!
– Он ещё жив?
– Да, да, он жив! Его пока не разрешено убивать. Хочет приехать какой-то американский полковник из спецслужб – чтоб допросить лично! Вот за ним после обеда и должен полететь вертолёт!
– А когда обед?
– В три часа! Это у американцев – строго! По часам!
– А сейчас сколько времени?
Снова вытаращенные на меня глаза. Но на этот раз сообразил быстро: я даже сузить глаза и кинжальчиком поиграть у него перед членом не успел:
– Сейчас половина третьего! Ну, или чуть больше!
Не вижу смысла спрашивать больше ни о чём. Аккуратно бью его, как в первый раз, но посильнее – за ухом. Ну вот парень (Ну как – парень! Мужик лет сорока, и на добрых десять килограмм потяжелее меня!) и «отъехал». В небытиё. Продолжительное.
Думаю. Потом всё же решаю не перерезать им глотки.
Мало ли! Вдруг какой-нибудь мудила зайдёт в хибару, да и обнаружит лужищу крови! А в утоптанный пол она так просто не впитается. Или, может, просто придушить?
Нет, тоже не хочется. И вообще, может, вы не заметили, но я – очень человеколюбивый и спокойный. Повторю: если меня не злить!
А эти меня не злили. Ну, почти. Так пусть же так и думают: раз быстро пошли на контакты и рассказали всё правдиво – останутся жить!
Быстро завязываю их для страховочки ещё парой полос импровизированной верёвки – то есть, притягиваю ноги – к связанным за спиной рукам, чтоб уж не дёргались. И заталкиваю вынутый кляп на место. И перетаскиваю тела к полке.