Мир пошатнулся и дал трещину, когда Олег ее ударил. Началось все с бутылки вина, извлеченной из его рюкзака. Они сидели у костра, обнявшись, и бокалы быстро пустели. Потом девушка постелила парню в соседней комнате, на дедовой кровати. Перед уходом он задержал ее за руку, притянул к себе и снова попытался поцеловать. Она отшатнулась и оставила его, пожелав спокойной ночи. Снегурочка не спала, все еще обдумывая прошедший и завтрашний день, а он просто вошел и кинулся на нее. Первый удар – пощечина, запрокинувшая голову девушки. Олег знал, что в большинстве случаев такой удар деморализует, отбивая всякое желание сопротивляться.

Это было настолько неожиданно, унизительно, оскорбительно и обидно, настолько шокировало, что Снегурочку бросило в дрожь. Она заплакала, а новый мир продолжал ее обучение. Соблазнившийся диковинкой мажор, получавший все по щелчку пальцев, не мог принять отказ, как не мог остановиться, насилуя девушку. Уверенный в собственной безнаказанности, он все рассчитал правильно – дед в больнице, помощи ей ждать неоткуда. Девушка лишь содрогалась от боли и слез, закрывая лицо руками.

Мир лопнул по швам, когда она нащупала на прикроватном столике, рядом с модным журналом и «Снежной королевой», дедушкину ледяную фигурку.

Голова Олега, казалось, тоже лопнула, потому что кровь была повсюду. Позднее Снегурочка осознала, что это была и ее кровь.

«Нет, это не дедушка сошел с ума, – думалось ей позже, когда она тащила тяжелое тело к реке, – это мир вокруг: суровый, злой, беспощадный – вот где кроется настоящее сумасшествие».

* * *

С рассветом девушка стучалась в двери больницы. Ей не спешили открывать, поэтому стучать пришлось сильно и долго.

Всю дорогу сюда она думала, как кинется на шею деду, как будет вымаливать у него прощение, а он-то ведь наверняка не поймет, не осознает, в чем дело.

Она шла с твердым намерением рассказать о произошедшем. О том, как эта ужасная ночь изменяла ее, помогая понять дедушку. Она не утаит даже то, как погрузила обмякшее тело парня в прорубь. Она хотела бесконечно благодарить дедушку, уберегавшего ее столько времени, вопреки ее наивным детским желаниям и мечтам, ограждая от пошлого, развратного, бесконечно жестокого мира.

Она хотела забрать его, вернуться в пещеру, и даже если не удастся переубедить в бесполезности новогодней затеи, – не мешать реализовывать его мечты, совершенно безобидные для окружающих, пусть и отдающие ненормальностью.

К дедушке у Снегурочки оставался только один вопрос.

Кто она?

Дверь отворилась. Заспанная медсестра всем видом показывала желание послать гостью куда подальше. Она сдержалась, увидев кровоподтек под глазом девушки и разбитую нижнюю губу.

Сначала Снегурочка хотела назвать его Дедом Морозом, но своевременно спохватилась и ограничилась просто «дедушкой».

– А-а-а, – протянула медсестра, – тот, которого ночью зашивали. – Она сочувствующе взглянула в распухшее лицо напротив. – Вам не дозвонились?

Снегурочка настороженно покачала головой.

–Скончался он, девушка… пару часов назад… Во сне… Не приходя в сознание… Тромб…

Медсестра еще что-то говорила, но Снегурочка не слышала. Она застыла на месте, тщась осознать это новое слово. Ее нижняя челюсть непроизвольно подрагивала, будто пытаясь разжевать горечь, синоним которой – смерть. Слушая и не слыша, она молча глядела на женщину, сквозь женщину.

Жестокий мир нанес еще один удар и разгромно победил.

Перемолол.

Сожрал и выплюнул, не оставив больше ничего от человека, всю жизнь мечтавшего выйти к нему навстречу и, наконец, оттаять.

Медсестра замолчала на полуслове, когда Снегурочка развернулась и побежала. Женщина тщетно пыталась докричаться до быстро удаляющейся стройной фигуры.

Через силу, через трассу, по белому покрывалу со всеми его долами, лесами и пригорками Снегурочка бежала к пещере, рыдая, на ходу вытирая слезы и выбрасывая миру душераздирающими криками невыносимую боль…