Роберт Оуэн. Его жизнь и общественная деятельность

По деревне было раскидано множество кабаков, в которых рабочие пропивали бульшую часть своих заработков. Пьянство и разгул стояли страшные. Как зачастую и в наших фабричных поселках, – здесь пропивался и настоящий, и будущий заработок; если кабатчик не верил в долг, то рабочие тащили что возможно друг у друга или с фабрики. Поэтому в Нью-Ланарке было распространено воровство. Одуревший от чрезмерной работы на фабрике, рабочий шел в кабак, где напивался до бесчувствия. Понятно, что при таких условиях: при отсутствии всякой семейной жизни, при каторжной работе, непробудном пьянстве, – рабочий терял всякое сознание своего человеческого достоинства и жизнь в Нью-Ланарке, среди этой восхитительной природы, обращалась в совершенный ад на земле.

Убежденный в том, что пьянство, являясь следствием нищеты и невежества, часто привлекает человека и как запретный плод, как сравнительно дорогое и не всегда легкодоступное удовольствие, Роберт Оуэн решился на весьма смелую меру: рядом с существующими он открыл свои кабаки, где водка лучшего качества продавалась чуть не вполовину дешевле. Пришлые кабатчики не выдержали такой конкуренции и постепенно исчезли. Вначале в питейных лавочках Оуэна царило сильное пьянство; но это продолжалось недолго. При отсутствии зазываний и всяких искушений, которыми привлекали многих прежние кабатчики, благодаря значительному улучшению материального положения рабочих, а также и тому обстоятельству, что водка стала уж слишком доступна и пьянство лишилось многих из своих привлекательных сторон, новые кабаки стали посещаться реже.

Открытая Оуэном одновременно с этим общая столовая для холостых работников (где по самой дешевой цене они получали здоровый и разнообразный стол), бывших до тех пор главными завсегдатаями кабака, также немало помогла ему в этой борьбе. Тут была впервые введена им система книжек, в которые вписывались траты на покупки в лавках, квартирная плата, стоимость обедов в общей столовой и другие расходы; каждую неделю производился расчет, причем рабочий получал на руки причитающуюся заработную плату за вычетом этих расходов. Рабочие скоро убедились, что для них гораздо выгоднее получать при расчете хотя и меньше денег, но зато иметь все необходимое для жизни по значительно более дешевой цене и лучшего качества, причем у них еще оставались сбережения; тогда как прежде они были вечно в долгу у лавочников и почти не видели своих денег, остаток которых зачастую пропивался в кабаке.

Одновременно с улучшением быта рабочих, положенным Робертом Оуэном в основание всех его реформ, он изменил и самый способ управления фабрикой; эти шаги вместе с техническими усовершенствованиями, применением новых машин и новых приемов работы, привели к тому, что фабрика стала одним из образцовых заведений этого рода в Англии. Враг всяких принудительных и репрессивных мер, Оуэн хотел достигнуть своей цели, то есть добросовестности и прилежания рабочих, стараясь пробудить в них сознание взаимной пользы хозяина и работника, если их дело идет хорошо. Вот что он говорил им по этому поводу:

“От вашего старания зависит количество и качество фабричных продуктов, которое вы можете изготовить на продажу. Чем больше будет продуктов и чем выше их достоинство, тем более доходов получится с фабрики. Увеличение же доходов даст мне возможность больше сделать в вашу пользу, – возвысить задельную плату, сократить число рабочих часов, увеличить удобства вашего помещения и т. п. Вы видите, следовательно, что, работая хорошо, вы не для одних моих барышей жертвуете своим трудом, а имеете в виду вашу собственную прямую выгоду”.

Такой простой, ясный язык не мог не влиять на рабочих, и в довершение всего Оуэн предоставил их своему собственному суду, передав в их руки наблюдение за качеством и успешностью работ на фабрике. Никаких строгих надсмотрщиков, мастеров, донимающих штрафами и взысканиями, у него не было. Рабочие сами следили за добросовестным исполнением работы, и тот из них, который работал плохо и лениво, подвергался только порицанию своих товарищей.

Вся эта система, упорно проводимая Оуэном во всех мелочах, не замедлила принести свои плоды. В течение шести лет одновременно с улучшением домашнего быта рабочих пьянство и воровство постепенно исчезли; семейная жизнь вошла в нормальное русло, нравственный уровень поднялся до небывалой высоты, и фабрика работала так, как немногие в то время, доставляя огромные барыши хозяевам.

Немаловажное значение в приобретении Оуэном доверия рабочих имел и тот широкий взгляд, который обнаружил он по отношению к их различным религиозным верованиям и национальностям. В числе фабричных рабочих Нью-Ланарка были и католики, и шотландские пресвитериане, и приверженцы разных диссентерских сект. Всем им Оуэн объявил, что его нисколько не касаются их национальности и религиозные верования, что для него не существует никакой излюбленной народности и он не намерен отдавать предпочтение какой-нибудь одной религии; каждый может молиться и верить согласно своему личному убеждению и склонности, и исповедуемая каждым из них вера не должна иметь никакого влияния на их взаимные отношения.

После шести лет, почти безвыездно проведенных среди этого народа, между которым его считали сначала пришлецем-англичанином, думающим только о собственной наживе, Роберт Оуэн увидел, что он приобрел их доверие и что все его труды и попытки к улучшению их быта уже оцениваются по достоинству и не встречают скрытого противодействия, как то было вначале. В 1806 году произошло событие, окончательно упрочившее ту нравственную связь, которая уже образовывалась между ним и рабочими. Вследствие временного разрыва с Америкой было наложено запрещение на вывоз хлопка в Англию, и цены на сырой материал страшно поднялись; многие фабриканты разорились, многие распустили своих рабочих. В этот критический момент Роберт Оуэн поступил совершенно своеобразно. Он, правда, прекратил работу на фабрике в интересах фирмы, но продолжал выплачивать жалованье рабочим и в течение четырех месяцев, пока стояла фабрика, уплатил им до семи тысяч рублей. Это окончательно завоевало ему любовь и доверие рабочих, которые с тех пор дружно шли с ним рука об руку во всех его новых начинаниях и реформах.

Но ему предстояла теперь другая борьба, – с его товарищами, прочими хозяевами дела. До сих пор деятельность Оуэна была главным образом направлена на улучшение быта фабричных рабочих и на подъем их нравственного уровня. Все те меры, которые он последовательно проводил в течение первых восьми лет, не требовали особенно больших расходов, и результатом их, как и ожидал он, явилось только увеличение доходности дела. Но не это было его главной целью. В его уме уже давно сложилась целая социальная система, новый взгляд на общество, и Нью-Ланарк был для него только первой станцией, местом для проведения первого испытания задуманной им социальной реформы, имевшей целью благо всех людей. Опираясь на фактический успех первого испытания, реформа эта должна была получить обширное применение повсюду. Разумное воспитание детей составляло одну из главных частей разработанной Оуэном теории образования человеческого характера, лежавшей в основании всей его деятельности в Нью-Ланарке. Теперь для него наступило время приняться за осуществление этой его главной идеи, для чего потребовалось устройство обширного здания со всеми приспособлениями для воспитания и обучения детей, начиная с двухлетнего возраста. На сооружение постройки и устройство всех необходимых приспособлений нужно было, по исчислению Оуэна, до 50 тысяч рублей и, кроме того, потребовались бы ежегодные затраты для осуществления всего задуманного им плана рационального воспитания. Оуэн не сомневался, что эти серьезные затраты впоследствии окупятся с избытком и поведут только к увеличению благосостояния фабрики; но он должен был помнить, что его товарищи, бумажные фабриканты, вступили в дело только ради выгоды. Это были коммерческие люди, интересовавшиеся цифрами ежегодного баланса в фабричных счетах, а никак не изменением нравственного уровня рабочих. Кроме того, ему приходилось бороться и с предрассудками родителей, не желавших разлучаться со своими детьми в таком раннем возрасте; но, пожалуй, наибольшие затруднения Оуэн встретил со стороны местного приходского пастора. Этот джентльмен, по словам самого Оуэна, с самого начала смотрел на управляющего нью-ланаркской фабрикой как на весьма опасного новатора, а поэтому считал своим долгом внимательно следить за его деятельностью и оказывать ей все возможное противодействие, когда ему казалось, что тот нарушает его права как ближайшего радетеля о нравственности и верованиях фабричной паствы. Как и следовало ожидать, товарищи Оуэна по делу отнеслись весьма несочувственно к его плану, требовавшему новых затрат; хотя они приезжали из Лондона, осматривали фабрику и остались крайне довольны его действиями (даже поднесли ему серебряный сервиз как выражение своей признательности), но положительно отказали в его ходатайстве о расходе в 50 тысяч рублей на новую школу. Компаньоны вели свое дело для извлечения из него выгод, а не ради того, чтобы благодетельствовать человечеству, и они не верили, чтобы такой расход на умственное развитие рабочих когда-либо мог окупиться. Его теории о всеобщем счастье людей могли быть прекрасны; но они со своей стороны предпочитали наличные деньги. Ввиду такого кризиса Роберт Оуэн решил разойтись со своими товарищами. “Если, сказал я им, вы боитесь продолжать дело со мною, то я назначу известную сумму за фабрику, которую или вы получите от меня, или уплатите мне. Они отвечали, что мое предложение основательно и справедливо, и спросили – во что я ценю фабрику? Я отвечал: в 840 тысяч рублей”. После некоторого обсуждения его предложение было принято, и Оуэн в 1809 году сделался единственным владельцем Нью-Ланарка.

Он скоро увидел, однако, что его капитала было недостаточно, чтобы вести одному такое громадное предприятие. Так как дело до сих пор сопровождалось большим коммерческим успехом и кроме пяти процентов на затраченный капитал его прежние партнеры разделили между собой до 600 тысяч рублей чистой прибыли, то он скоро нашел себе новых товарищей. Но по прошествии небольшого промежутка времени оказалось, что они были намерены даже более прежних стеснять Оуэна в его реформаторской деятельности. К их противодействию примешивалось еще и чисто личное несочувствие ему. Компаньоны решились разрушить товарищество и довести дело до продажи фабрики с аукциона, с тем чтобы самим приобрести ее потом по возможно более низкой цене. С этой целью они старались всячески дискредитировать Оуэна в коммерческих сферах, распространяя самые дикие слухи о фантастической деятельности его и о тех громадных суммах, которые он будто бы потратил на одно улучшение быта рабочих, без всякой выгоды для дела. Доведенный до крайности такими неблаговидными действиями, Роберт Оуэн бросил управление фабрикой и уехал в Лондон, предоставив дела своему собственному течению. Обманутые этим, остальные члены фирмы думали, что теперь он окончательно посвятит себя своим “филантропическим бредням”, и гнали дело к продаже фабрики с аукциона, уверенные в полном успехе своего плана. Но Оуэн не был так прост, как они думали; он привез с собою свои первые этюды “Об образовании человеческого характера”, в которых между прочим заключался подробный отчет о его деятельности в Нью-Ланарке с изложением достигнутых им результатов, и распространил их в рукописях между своими друзьями, выдающимися по своим идеям людьми и филантропами того времени.

“Я имел в виду, – говорит Оуэн, – привлечь в дело таких товарищей, которые, вместо того чтобы ставить затруднения, помогали бы мне в моей деятельности и не требовали бы от своих рабочих чрезмерного труда за ничтожную плату. Таких людей я нашел, и взгляды их в этом направлении превзошли мои ожидания”.

В числе лиц, присоединившихся к Роберту Оуэну, было несколько богатых членов секты квакеров, уважаемых за свою филантропическую деятельность. Между ними особенно выдавался Вильям Аллен, человек хорошо образованный и пользовавшийся громадною известностью как один из самых деятельных английских филантропов того времени. Не было почти ни одного филантропического предприятия, в котором бы он не участвовал. Между прочим, он одним из первых присоединился к Вильберфорсу в его борьбе с невольничеством в английских колониях Вест-Индии. Аллен был человеком глубоко религиозным, и имя его пользовалось большим весом, так что Оуэн считал весьма важным его участие в предприятии, хотя впоследствии ему пришлось раскаяться в этом. Они разошлись именно по религиозным вопросам.

В числе новых товарищей Оуэна был и знаменитый Иеремия Вентам, имя которого гремело в это время по всей Европе. Необходимый капитал для приобретения дела – более миллиона рублей – был найден, и Оуэн вернулся в Глазго. Прежние партнеры его, ничего не подозревая, уже торжествовали, предвкушая свою победу. Они были уверены, что приобретут все дело за 400 тысяч рублей, то есть почти задаром. Но их ожидало большое разочарование: во время аукциона Оуэн через поверенного постоянно набавлял тысячу рублей сверх их цены, так что в конце концов фабрика, которую они оценили в 400 тысяч, осталась за ним; он заплатил за нее 1100 тысяч рублей. Когда были проверены счета, то оказалось, что с 1809 года дело это, кроме пяти процентов на капитал, давало 320 тысяч рублей ежегодной прибыли. Вскоре после окончания продажи Оуэн со своими друзьями поехал в Нью-Ланарк. Там ожидал его полный триумф. Ликующие рабочие выпрягли лошадей из его кареты и с торжеством провезли его через деревню.