Глава X
Колорит
Русый задира в цветастой рубахе, прикрывающей тело ужа, красно дышал перегаром, махал по воздуху кулачками. Руслан пятился и отскакивал.
– Стоять! – гаркнул худосочный парень в голубой рубашке, песчаных брюках, с пьяно-блуждающим взглядом. Подбежал, широко расставленными руками оградил брянца.
– За что? – Забаровский прятался за спину спасителя.
– Было бы за чо, вообще б, убил. – Нападающий сорвал с носа жертвы очки. Черная пластмасса юркнула в нагрудный карман, кулаки пытались поймать подбородок визави через руки дружка.
– За чо? – повторил вопрос спаситель.
Драчун на секунду замялся, но быстро нашелся:
– Он меня послал.
Мрачный взгляд под грузом хмеля развернулся к Руслану.
– Не было такого. Мы шли, никого не трогали, а они набросились.
Задира все-таки пробил в глаз брянцу и тут же рванул наутек.
– Иди сюда! – крикнул спаситель и пустился вдогонку.
Забаровский, утирая намечающийся фингал, грустно глянул вслед, подошел к Глебу. Пьяная компашка проследовала дальше, как ни в чем не бывало, будто прихлопнула комаров. Малышев зажимал нос пальцами, слизывал кровь.
– Познакомились с городом. – Удивление Руслана переросло в удрученность.
– Что это было? – Побитый приятель мигал глазами.
– Местные аборигены.
На Орджоникидзе – улице, параллельной набережной, друзья сели в маршрут № 41, называемый студенческой братией просто – сорок первый.
– Вы экзамены сдавать ездили или на разборки? – приветствовал ухмыляющийся Дукаревич.
– Вникали в колорит. – Забаровский потер синяк.
– Смотрю, быстро вникли. Доходчиво втерли?
– Нда уж…
По математике брянцы получили пятерки, на втором экзамене – физике – четверки. Пошли разбираться в приемную комиссию. Раздавшийся очкарик проверил журнал.
– И в чем проблема? Вы проходите, если не срежетесь на сочинении. Там – зачет, незачет. Но, чтобы провалиться по литературе в техническом вузе… нужно очень постараться.
С накатившей грустью абитуриенты вернулись в общагу. По комнате кадил Сашка с «Хари, Кришна! Хари, Рама!» Приподнялся лежащий Олег, включил радио. В приемнике – собственности Помазана – защелкал затвор фотоаппарата, на итальянский макар запели «Папарацци».
– Лучше музыку послушать, чем твои «хари».
Кришнаит метнулся к окну, выключил, продолжил ритуал.
– Такое ощущение, – подал голос Руслан, – в Перми только и делают, что слушают радио.
– А в Бердянске нет? – намеренно исказил задетый пятикурсник.
– Нет, конечно. Телевизор смотрят.
– Напрасно. Радио снова в моде, а вы, хоть и Подмосковье, но отстали от жизни. Приобщайтесь.
– Саш, – обратился Забаровский, – давно хотел тебя спросить: почему ты выбрал кришнаитизм?
– Кретинизм, – пробурчал Дукаревич.
Помазан смерил презрительным взглядом, поправил:
– Кришнаизм, вайшнавизм или проще – индуизм.
– Индуизм, – поправился любопытный брянец. – Чем тебе православие не угодило? Наверняка, крещеный с рождения.
– Нет. Спасибо родителям-атеистам. Я осознанно выбрал веру. Отвечая же на твой вопрос… Индуизм – это единственная непорочная религия, другие, силами своих приспешников, полностью дискредитированы. Служители культов, типа христианства, ислама, буддизма погрязли во лжи, разврате, пьянстве. Мы же чисты, не пьем, не курим, помогаем страждущим. Если хочешь, пойдем со мной, я как раз собираюсь на собрание. Посмотришь изнутри, может, понравится.
– В другой раз. А что, если через некоторое время и твои пастыри погрязнут? Эта религия ведь совсем недавно появилась у нас, мы не все о ней знаем. Мало ли, чем они в Индии занимаются, может тоже…
– Такого не может быть никогда! – Александр быстро собрался и ушел.
– Дай пять! – Олег привстал и раскрыл ладонь, получил хлопок от Руслана. – Сей сомнения в эту ветреную голову и, возможно, вскоре мы избавимся от ладана.
– А ты его боишься? Как черт?
Даже Глеб усмехнулся. Пятикурсник шутку не оценил.
– Сей, но не загоняйся. Особенно насчет меня.
– Не обижайся. Мы просто хотим с тобой подружиться. Живем в одной комнате…
Дукаревич выдержал паузу, назидательно произнес:
– Запомни, сынок – мои друзья остались в детстве. Мы с вами – сокамерники, и то по недоразумению.
Несмотря на подчеркнутое свысока, Олег нравился Забаровскому, всегда сыплет шутками, точно Геннадий Михайлович.
– А о чем ты мечтаешь? Скоро закончишь учиться, пойдешь работать по специальности?
– Ни в коем случае. На заводе бабки не заработаешь, а я хочу машину.
– Любишь водить?
– Запомни, сынок – машина придумана не для вождения, а для вожделения. Для раскладки баб на заднем сидении.
– А ты только для этого с девушками встречаешься?
– Мужчине средних лет встречаться без секса не резон.
– А как же любовь?
– Любовь – это иллюзия, в которую верят только профурсетки, начитавшиеся женских романов.
Любопытствующий помолчал, изрек для смягчения беседы:
– Я б тоже не отказался от машины.
– Ты такой быстрый, что можешь обойтись без авто.
Малоопытный юноша не понял юмора. Разговор иссяк.
На третьем экзамене окладистый мужчина вновь вышел на авансцену, провозгласил привычное: «Я вам рекомендую спуститься этажом ниже». Поступающие привычно потянулись.
– Не ходи. – Руслан остановил друга. – Это всего лишь рекомендация. Хотим – следуем, хотим – нет.
– Да ладно, последний экзамен остался. Может, не полезем в бутылку?
Малышев последовал за толпой, поминутно оборачиваясь, надеясь на торжество разума. Друг остался подпирать подоконник, руки скрестились на груди.
– А вам, молодой человек, особое приглашение нужно? – Борода сделала ударение на «особом».
– Ну, во-первых, я не знаю, кто вы и почему распоряжаетесь, а во-вторых, это всего лишь рекомендация – могу следовать, могу – нет.
– Фамилия?
Руслан струсил, подбитый глаз заплыл влажной пеленой, губы сжались.
– Ну же, юноша! Пошли против течения, – плывите до конца.
– Забаровский, – выдавил брянец.
– На какую кафедру поступаем?
– Авиадвигатели.
– Следуйте за мной. – Мужчина по табличкам оценил обстановку, прошагал в нужную аудиторию, обратился к стареющей даме в престарелом платье: – Ираида Марковна, поставьте Забаровскому по сочинению… Зачет! За сообразительность.
Окладистый подмигнул абитуриенту. Женщина нашла фамилию в журнале, покорно вывела «З».
– Можете быть свободны, молодой человек, и, кстати, я – проректор по учебной работе, завкафедры истории, профессор Грузов.
– Каких грузов? – Вконец растерялся юноша, но тут же сообразил. – Ой, простите!
– Ничего. Это шутка такая же древняя, как моя борода. А вы, похоже, далеко пойдете… ежели не заблудитесь по дороге. Желаю здравствовать!
Проректор вернулся к лестнице, привычно обратился к собравшимся:
– Можете занимать места, согласно выученным билетам.
Глеб подбежал к приятелю.
– Что он тебе сказал?
– «Зачет» вам, товарищ Забаровский. За сообразительность. Желаю здравствовать». Вот такие мы – скромные супергерои! Остался бы, тоже получил. Но теперь иди, мучайся, а я пока разведаю… – Руслан вспомнил опасность центральных улиц. – …столовку.
Вернувшись в общагу, ребята застыли перед дверью в семьсотседьмую. Доносились звуки, будто пыхтели два мужика, занимаясь тяжелой атлетикой. Упражнения выполняли до отказа, до разрыва мышц, до финального стона. Малышев смутился. Друг с усмешкой рассудил:
– Может, Олег там на пару с Шуриком плодят новых адептов? Другого способа нет.
Из комнаты вышла довольная девушка, говорящая мужским басом. Парни проводили взглядом, стесняясь, вошли в комнату.
– Оргазм достался тяжело. – Дукаревич обтекал потом на кровати.
На подоконнике из зеленого радио «русской колыбельной» надрывался «И-тайп». «Атлеты» в порыве страсти заглушили шуршащий на ладан приемник. Пятикурсник вытащил сигарету из пачки на столе, чиркнул зажигалкой.
– Ты б не курил здесь, – предостерег Забаровский.
– Это ничем не хуже фимиамов мазурика. – Так за глаза Олег окрестил Помазана.
– Кстати, где он?
– Не знаю, наверное, на очередном кришнаитском шабаше.
На следующий день брянцы с удовольствием нашли свои фамилии в списке зачисленных. Приписка внизу гласила: «Малышеву Г. срочно зайти на кафедру истории к Ряжских И.М.» Глеб подиспугался, но друг показал на список.
– Ты уже в строю, а это, наверняка, какая-нибудь формальность.
Гуманитарный факультет нашли быстро, там подсказали кафедру. Руслан остался ждать на подоконнике. Товарищ тихо постучался, осторожно открыл, просунул нос.
– Что вы хотели, молодой человек? – Вчерашняя дама в престарелом платье оторвала глаза от методички.
– Там… Под списком… Сказано, чтобы я зашел к Ряжских И.М.
– Малышев? – обрадованно воскликнула преподавательница. Лучезарная улыбка озарила усталое лицо. – Проходите скорей, мне очень нужно с вами поговорить.
Юноша присел на стул.
– Вы написали лучшее сочинение о Чичикове, которое мне когда-либо приходилось читать. Свежий взгляд, не бесспорное, но убедительное изложение, хороший стиль письма. Гоголь бы остался вами доволен. Немного подправить, выловить «блох» и можно печатать в нашем «Литобозревателе». Хотела вас спросить, может, вам лучше поступить не на Аэрокосмический, а на Гуманитарный факультет? Мне кажется, вы зарываете свой талант. У нас есть отличные кафедры русской и иностранной литературы.
Ряжских ожидающе смотрела на брянца. Раскрасневшийся от похвал Глеб залепетал:
– Ну я… вроде так решили… с другом.
– Понятно. Поступили за компанию. Может, все-таки пойдете своим путем? Вам какие науки больше нравятся? – Ираида Марковна поспешно добавила для смягчения неоправданности молодого выбора: – За исключением точных, конечно.
– История.
– У нас отличная кафедра истории! Идите к нам!
Красный, как рак, абитуриент перебирал пальцы, нажимая на ногти.
– В общем, подумайте. Если решитесь, заходите или звоните. – Она быстро черкнула телефон на бумажке, протянула собеседнику. – Я также могу рекомендовать вас в универ. Пермский государственный университет. На истфак, если хотите. – Ираиде Марковне стало жаль смотреть на мечущиеся сомнения юного лица, закончила искушения: – В общем, подумайте хорошенько. Сможете перевестись на любой другой факультет на первом или втором курсе, пока идут общие предметы.
Смущенный Малышев вышел. Иззевавшийся Забаровский спрыгнул с подоконника.
– Что от тебя хотели?
– Предлагали перейти на Гуманитарный факультет, сказала, что в случае чего, можно перевестись.
Руслан грустно посмотрел на приятеля, словно на предателя мечты, но привычно пошутил:
– Я рад, что гениальный Туполев нашел запасной аэродром.
Дукаревич приветствовал ввалившихся в комнату:
– Ну чо, Брянск поступил в Пермь?
– Поступил. – Лидер дуэта робко радовался. – А что вы все паритесь в общаге? На каникулы домой не поедете?
– Ты слыхал, Санек? – пятикурсник обратился к Помазану, кадившему и подвывавшему «хари» – Абитура распустила крылья. Скоро нас вытурят из насиженной комнаты.
– Уже не абитура, а первый курс! – Руслан зарделся.
– Ерш – не рыба, первокурсник – не студент. Гоните за водкой! Надо проставиться, иначе не покатит.
– У нас почти не осталось денег.
Пить не хотелось, но предостережение могло стать проклятьем.
– На бутылку хватит?
Забаровский кивнул.
– Дуй в киоск! Закуской обеспечу.
Прижимистый брянец неохотно расстался с очередной тысячей. Олег разбулькал по стаканам.
– Поздравляю! Желаю успехов в грызении гранита наук.
Старшекурсник опрокинул водку в рот, запил водой из кружки, отломил кусок хлеба. Пальцы скатали мякиш, закинул в горло. Следом на зубах захрустел бутерброд с майонезом. Руслан косился на мигающую голограмму «Распутина», нарезку, раскрытый пластик майонеза. Глеб рассматривал дно стакана. Кришнаит завязал с выпивкой два года назад, сейчас суетился у электроплитки. На сковородке повизгивала картошка.
– Чо не пьем? – подзуживал кунгурец.
– Это называется закуска? – вздохнул Забаровский. – Как можно есть хлеб с майонезом?
– Поверь мне, сынок, – прочавкал Дукаревич, похлопывая брянца по плечу. – Скоро это будет твоим лучшим закусоном и подчас единственной едой, а все деньги будут уходить на водку. Иначе не студенты. Но сейчас картошечка пожарится, немного ошкурим Санька.
Руслан выдохнул в сторону, опрокинул стакан. Лицо передернуло, пальцы срочно запихали в рот хлеб. Примеру последовал Малышев, справляясь с жжением, выпил всю кружку воды.
– Все выдул? – Олег омрачился, заглянув на дно запивона. – Беги к рукомойнику, набирай.
Бывалый снова наполнил стаканы, памятую о краткости перерыва между первой и второй.
– А ты, на какой кафедре учишься? – Забаровский затеял вопрос для отсрочки нового залпа паленой жидкости.
– Летальные аппараты – ЛА, короче.
– Лажник, короче, – шутканул с «кухни» Помазан.
Пятикурсник зло зыркнул, но стерпел. Пьянка прошла в угаре. Кришнаит предусмотрительно сбежал, зато появились другие знакомцы кунгурца и девушки, не первой потертости, но сносные. Еще три раза сбегали за пол-литрой. Руслан прилег на койку и больше не поднялся, опытные собутыльники заботливо подставили тазик. Разговоры перекрикивали радио. Сигаретный смог сгустился кучевыми облаками. Разошелся Глеб, предложил выпить на спор по стакану до краев. Собрание отказалось. Выпил «Распутина» на пару с подмигивающим старцем, через минуту приблизился пол и хряснул по лбу. Организм отказался подчиняться. В тумане взгляда незадачливый брянец наблюдал бормочущую кастеляншу, пытавшуюся поднять.
Наутро Малышев обнаружил себя в незнакомой комнате. Рядом посапывала обнаженная Лилия Сергеевна.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА I
Димка
Глеб отпрянул, как от огня, подскочил, кинулся прочь. Босиком промчался по крылу. Курящие по стеночкам парни таращили глаза, дымящие девицы отворачивались с томными охами.
Кулаки забарабанили в родную дверь. Открыл сонный Дукаревич в семейниках, мгновенно проснулся, огокнул.
– Малыш, ты чо носишься голый?
Брянец оглядел себя, прикрыл руками причинное место, просочился мимо соседа. Руслан спал, свешиваясь с койки, изрядно наполнив тазик. Из-под Олегова одеяла торчала копна девичьих волос, хихикающие глазки. Малышев юркнул в свою кровать, накрылся, замер. Опытный пятикурсник быстро накинул майку, штаны, вставил ноги в тапочки.
– Моей не домагиваться, – и скрылся за дверью. Через десять минут вернулся с одеждой первокурсника, проворчал: – Да-а, не все в порядке с юмором у женщины, которая дает. Но ты, похоже, не оправдал надежд. Лилька расстроена.
– А она тоже с нами вчера… выпивала?
– Да нет, она зашла ругаться на шум. Увидела тебя после стакана… такого беспомощного и нежного. Решила воспользоваться, уволокла к себе, паучиха. А ты чо, ничо не помнишь?
Глеб отрицательно мотнул головой.
– Ничо, Малыш, не грусти. В другой раз станешь мужиком.
Брянцы съездили в Нытву ради финала. Футбол перевесил тягость общения с отчимом. Пасынок начинал успокаиваться. Мужик вроде неплохой, пускай живут, раз так срослось. Бразилия с Италией разыграли унылую ничью с нулями в основное время. По пенальти бразильцы взяли верх. Когда мазали Франко Барези и Марсио Сантос, Забаровский назидательствовал:
– Я всегда говорил – одиннадцатиметровые должны пробивать атакующие игроки.
Нападающий Даниэле Массаро и запустивший мяч по воробьям Роберто Баджо подпортили теорию. Зато увидели ребячью радость Роналдо, он мог бы стать новым Пеле, но тренер Парейра предпочел в атаке опытного Бебето. У России нашелся повод для гордости – Саленко разделил лавры лучшего бомбардира с Христо Стоичковым. И веское оправдание – проиграли будущим чемпионам, а шведы взяли бронзу.
Месяц парни прожили в общаге, благо надеявшаяся кастелянша уговорила комендантшу. Забаровскому хотелось к Ленке, но он предпочел сэкономить на дороге, упирая на почту. Для приличия и за едой наведывался в Нытву к матери, забрал транзистор «Океан» – коричневый ящик с добротный портфель.
– Радио «Максимум» – сто три и два эф эм, – подсказал кунгурец.
Хозяин транзистора упорно крутил поисковую ручку. На средних волнах английская речь перемежалась испанской, французской, звенело индийское диско. На коротких волнах по-итальянски обсуждали моду.
– …с другой стороны, правильней «Братьев Карамазовых» назвать просто «Карамазовы». Там и отец играл важную роль. – Случайный тык поймал «Достоевский FM». С тех пор вместо «техно» комнату наполнила «классика».
Малышев задолжал другу порядочную сумму, родительский перевод позволил лишь свести концы с концами. Со сквозняками по общаге бродили легенды о попойке в семьсотседьмой. Брянский молчун стал знаменитостью – девицы спорили о размерах, парни встречали с ухмылками. Он записался в центральную библиотеку имени Горького, но поездки из Соснового бора в город стоили денег. Глеб пошел в корпус мехмата, где располагалась факультетская библиотека. Высокая библиотекарша с худой конституцией в умных очках наотрез отказалась выдавать книги только поступившему. Юноша ежедневно, как школу, посещал читальный зал, изучал учебник латыни. Общая тетрадь съела последние гроши. Методичное конспектирование с домашним повторением ускорило процесс и растопило сухое сердце заведующей книгами. В залог честного слова библиотекарша выдала материал на руки. Теперь Малышев даже макароны жевал с раскрытым учебником, учил мертвый язык лишь с перерывами на сон.
Первого сентября АД-94 собрали в корпусе «Г», оказалось – большинство закончило спецшколу аэрокосмического факультета. Родители спецшколистов работали на «Пермских моторах» и «Авиадвигателе», находящихся на одной территории, детей направили по стопам. Из залетных – брянцы, летчик, дембель и выпускник авиационного техникума. Выбрали запланированного старосту – Виталика Бочкина, толстяка начальнической породы, раздувшегося от важности, велели собраться в назначенный час перед главным корпусом ПермГТУ для транспортировки на нужды сельского хозяйства. С собой велели прихватить ведра и обед.
Илья-пророк разрядился недержанием, большей частью моросящим, словно терпел весь год. Глебу пришла бандероль с осенней и зимней одеждой.
Серое небо, слякоть, жидкая грязь. Долгая дорога в поля, сидя на ведрах в проходе разбитого автобуса. Свистящий ветер, редкие раскаты гогота от свежих анекдотов, команды кураторов. Запах надвинувшейся осени, холода до озноба и крестьянской доли. Спецшколисты кучковались вместе, присматривались к чужакам, пришельцы присматривались ответно. Шли парами по отведенным грядкам, набранную картошку сваливали в мешки, завязывали острой веревкой. Брянцы трудились без перчаток, пальцы резали в кровь, лопались мозоли. Одногруппники работали спустя рукава, оставляли много картофеля. Руслан добровольно взвалил на себя роль либеро – ходил по грядам однокурсников, придирчиво выколупывал из грязи клубни.
Звякнул походный колокол – сигнал обедать. Труженики села присели на ведра, отерли руки об испачканную одежу. Из пакета появились бутерброды – черный хлеб с тонкими разводами масла, бутылка воды из-под крана. Усталость и малость заставляли жевать чинно.
– «Можно с вами? Я все знаю!» – С улыбкой подошел летчик-с-пальчик, шарообразной фигуры в серой ветровке, довершил ковбойский анекдот: – «Пуф!.. Зачем ты его убил?.. Очень много знал». Хлопцы, давай знакомиться, я – Димка, Димка Панасенко.
Ребята представились менее официально. Пожали руки, изучающе разглядывая друг друга. Армейские привычки располагали к дружбе. На импровизированную скатерть – полиэтиленовый пакет, легли бутерброды с колбасой, вареные яйца, встал термос с горячим чаем.
– Угощайтесь, парни, – подбодрил Димка и звонко застучал скорлупой по жести пустого ведра.
Парни поблагодарили, но предпочли жевать гордыню.
– Ребят, ну правда, мне одному это не съесть. Мамка наготовила, как на полюс. – Панасенко разломил бутерброд, протянул Малышеву. – Давай, хоть пополам.
Молчун впервые за последние месяцы видел колбасу. Даже пятна жира, в детской жизни казавшиеся отвратительными сейчас обрели притягательность, точно изюм в батоне. Запах колбасных изделий ранее игнорировался обонянием, сейчас отвыкший нос фиксировал малейшие нюансы. Глеб вяло взял, откусил, начал крошить зубами на молекулы. Биологическая память подсказала – медленное жевание в малых количествах насыщает быстрее быстрого в больших.
– Пойду, пробегусь. – Забаровский поднялся, зажав голод в кулак. – Наверное, наши опять тонну картошки оставили.
В отсутствие товарища молчун заработал челюстями активней. Новый знакомый болтал без остановок за летное прошлое, отсутствие работы, новой учебы как способа занять жизнь.
На второй день Димка растопил и гордость Руслана, тот согласился на угощение, в благодарность брянцы настояли на пробе своих подобий бутербродов. Когда Панасенко съел, почувствовали облегчение, будто по вкладу стали на равных.
Дожди пошли настойчивей. Сапоги хлюпали по лужам. Капли стекали с носа. Прятались в автобусе и близлежащем леске.
– Может, завтра кончатся? – Забаровский с надеждой вглядывался в небо.
– Нет, – развеял летчик. – Видишь, какие облака? Дальше будут лить. По метеорологии.
Димка сколько себя помнил, всегда хотел стать пилотом. После школы отправился поступать в Оренбургскую область, в город Бугуруслан. Вечный троечник неожиданно хорошо сдал экзамены, зачислили. От физических нагрузок, дисциплины и военной диеты склонное к расплыванию тело вытянулось в стройность. Когда русская молодежь по школьной традиции кидалась катышками хлеба, Арсен – серьезный армянин с насупленными бровями, мотал головой вслед «снарядам», будто зритель на матче в пинг-понг. По-восточному вахал, напрягался длинным организмом, расширял глаза до изумления.
– Чего ты? – Сидевший рядом Панасенко уплетал борщ. – Никогда хлебом не кидался?
– Как можно?! – Потомственный кавказец вскинул руку. – Когда человек кюшает, он – святой! Вот идет война, я иду с автоматом. Смотрю, ти сидишь в окопе, кюшаешь. Я тебя стрелять не буду. Покюшаешь, тогда да.
Пермяк поперхнулся смехом, закашлялся, но с тех пор стал уважительней относиться к еде и чужим обычаям.
Летчики обязаны летать. Другой вид транспорта считался ущербным, хотя получили «права» вплоть до категории «С». Когда возникала возможность сгонять домой, шли в аэропорт, находили пилотов нужного рейса. Краткое изложение просьбы всегда находило понимание.
– Идите в самолет, прячьтесь.
Димку спасал рост – мог забиться в любую щель. В низкорослости он находил исключительно преимущества: «На войне в маленького не попадут». Если контролеры не застукали «зайца» или демонстративно отвернулись, несколько часов лета и ты дома. В полете безбилетные пассажиры вели себя уже раскованно, раздевались в багажном отделении до трусов, сушили форму.
На старших этапах обучения, поднаторев в вождении воздушных судов, летали вторыми пилотами, нарабатывая часы. Однажды сбились с курса, приземлились в чувашских степях, в ожидании топлива плескались в прозрачном озере.
– Хлопцы! – воскликнул Панасенко. – Гля, сколько здесь раков!
Недолго думая, летная братия соорудила из подручных материалов бредень, арендовала громадную кастрюлю в местной деревушке. Смотреть на рачный пир прибежала вся детвора, лупали глазенками, впервые видя цирк.
– Эх, к таким ракам пивка бы, – вздыхал штурман.
Окончив Бугурусланское училище, курсанты прощались навсегда. Крепко сдружившись, выпили, пустили слезу. Вернувшийся в Пермь Димка пробовал устроиться в Большое Савино и Бахаревку, местные аэропорты. Но работы не хватало опытным кадрам, разрушенная страна не нуждалась в дорогом и сложном транспорте. Помыкавшись, недавний курсант устроился в «Скорую помощь» шофером, пригодились «права». Трудились на разбитой технике, однажды на ходу отвалился кардан. Димка долго делал вид – все нормально, ничего не случилось. Вел машину под грохот по асфальту, успокаивал глотавшую валерьянку врачиху. Потом неделю чинился в гараже, по окончании уволили. Работал и грузчиком и продавцом, отовсюду уходил или выгоняли. С родителями решили – нужно поступать в авиаинженеры – на «Пермских моторах» люди нужны всегда. Пусть немного, с задержками, но платить будут, а там глядишь, жизнь наладится. Не как в Союзе, но хоть какое-то подспорье. Так бравый летчик оказался на картошке.
Наслушавшись синоптиков, вузовское начальство сжалилось – завтра посвящение в студенты и за гранит науки. Желающим разрешалось набрать по ведру корнеплодов.
– Хлопцы, давно летали? – озадачил новых знакомых Панасенко.
– Да уж сто лет, как нет, – вышел из штопора лидер дуэта.
– Полетели послезавтра? Нам каждые полгода нужно продлять удостоверение. Из Бугуруслана прилетает мой экипаж, приглашаю прокатиться, если, конечно нет аэрофобии.
– Прям в самолет пустят? – удивился Руслан.
– Нет, рядом побежите, – шутил летчик. – Конечно, пустят. Там наш аэроклуб будет, но места всем хватит. В ЯК-40 просторный салон.
– И только ради тебя прилетают? – Будь Димка, хоть двухметровым блондином с голубым глазом, Забаровский все равно не поверил бы. Сжечь столько керосина ради мелкого весельчака?
– Да, а чо такого?
Посвящение прошло буднично. Первокурсники впервые увидели декана, попрыгали на дискотеке, расползлись по домам.
На следующий день после обеда брянцы прибыли в главный аэропорт Перми – Большое Савино. Панасенко провел задворками, закоулками, пролазами, вдали от главного здания. По огромным пространствам бродил ветер. У самолетов крутились механики, подкручивали, постукивали. Одногруппник с летным прошлым запросто подходил, заводил беседы, заодно проводя экскурсию для неопытных.
Небо посерело сильнее, моросил дождь, пахло прелью. Руслан чувствовал себя муравьем, выбравшимся из леса в поле, ощущал грандиозность в будничной жизни больших горизонтов.
– Пошли у диспетчеров погреемся, – пригласил летчик и направился к зданию в виде большой рюмки на толстой ножке.
Вольно вошел в центр управления полетами, ребята следовали по пятам. В большие стекла просматривались дальние дали, бурчало «Авторадио», витал кофейный дух.
– День добрый! – Димка приветствовал двоих у приборов, точно старых знакомых. – Бугуруслановский борт задерживается?
– Да. – Бородач в коричневом свитере оторвался от дисплея. – Своих ждешь?
– Ага. Связывались? Когда обещаются?
– Дай Бог, чтоб к ночи прилетели, погодка ни к черту. Присаживайтесь, ребят, – пригласил бородач брянцев, мгновенно оценив: – Первый раз у нас?
Забаровский кивнул за обоих.
– Твои друзья? – Диспетчер подмигнул Панасенко.
– Да, вместе учимся. Кофейком не угостите?
– Этого добра навалом. – Бородач поднялся, прошагал к электроплитке, поставил чайник.
Оторвался от приборов и второй – мужчина под сорок с острым лицом, спросил:
– А у тебя, Дим, отец опять весь свой выводок приведет?
– Как обычно. – Летчик рассмеялся.
– А сам, чо всего двоих пригласил?
– Больше пока ни с кем не познакомился.
– Ребят, голодные? – участливо обратился остролицый к брянцам.
– Мы – всегда голодные. – Панасенко усмехнулся. – Мы ж – студенты. Хлопцы, к тому же, общежитские.
– С этого и надо было начинать, – пожурил бородач.
Из холодильника достали сосиски, сварили в кастрюле с ручкой. Запах ватного мяса перебил кофеин. Разломили шоколад «Аленку», нарезали батон, намазали рекламную «Раму». В России девяностых маргарин почитался за масло.
– Налетай, не стесняйся! – Остролицый улыбался брянцам, закинув в рот плитку шоколада, добавил: – В большой семье клювом не щелкают.
Общежитские с удовольствием намешали в желудок и горькое и сладкое. Голод – не тетка, жажда – не дядька. Малышев поражался панибратству незнакомых людей, готовых делиться последним, доверявших до безграничности, без подвоха. Мелькнула шальная мысль – пойти послужить. Хотелось жить с постоянным чувством товарищества. Диспетчеры рассказали о приборах, посетовали на упадок гражданской авиации, матерком поблагодарили Горбачева с Ельциным. За разговорами и перекусами пролетел вечер, подкралась ночь. В большие окна дали сузились до кромешности. Только опытный глаз различал посадочные огни, опытное ухо разбирало бурчание рации.
– Твои летят. – Остролицый показал точку на мониторе. Нечленораздельно пробубнил в рацию, ответили также неразборчиво, но диспетчер понял с полушорохов дребезжащей аппаратуры.
Ребята вышли встречать на промозглый воздух. Короткое рукопожатие капитана с бывшим курсантом и погрузка на борт. Брянцы сели в первом ряду, лидер у иллюминатора. Подошедшие школьники аэроклуба заполнили салон, Димка исчез в кабине пилотов.
Обратная рулежка, шумный разбег, легкий отрыв. Внизу, разбросанными огоньками светилась ночная Пермь, внутри перешептывались юные авиаторы, дышалось серой замкнутостью.
К кабине шаркающей походкой прошел мужичок в черном изношенном пальто, кирзачах, с сальными волосами, круглым лицом – вылитый Панасенко в старости. Он заглянул за бортмеханика, сидевшего в проходе на перекидной скамейке, с минуту настойчиво вглядывался. Потом развернулся, провозгласил тонким голосом, разряженным возрастной хрипотцой:
– Можно подходить, смотреть, только по одному.
Мужчина ушел в хвост, а школьники подходили, созерцали по примеру старшего. ЯК набрал высоту, резко ушел влево. Забаровский наклонился к Малышеву, приятель в проход.
– Сейчас будем выполнять фигуры не высшего, но все же пилотажа, – огласил салон мужик в черном пальто. – Слабонервным просьба удалиться.
Дежурная шутка вызвала дружный хохот. Руслан улучил паузу в подходах аэроклубовцев к спине бортмеханика, скачком занял наблюдательный пункт. Ветровое стекло посерело от времени и ночи. Как верстовые столбы, разбегались облака. Димка сидел справа, словно стеснительный ученик выполнял команды первого пилота.
Юноша напялился вдосталь, под крен борта поспешил в кресло. Самолет лег на прямую, пару минут шел ровно, потом резко взял вверх. Затылки пассажиров откинулись на подголовники, в желудке пошло волнение, будто большой комок непереваренной пищи устремился по пищеводу в рот. Воздушное судно вернулось на горизонталь, комок упал в живот.
– Все почувствовали внутренний гироскоп? – Мужичок усмехнулся, заправски расхаживая вдоль рядов. – Это с непривычки.
Глеб встал, занял пост наблюдений. Двигатели стихли, Як-40 начал падать. Руслан испытал невесомость, невозможность пошевелиться, глаза остановились на спине друга. Малышев застыл, точно статуя, от падения удерживали руки, схватившиеся за угол. «Гироскоп» Забаровского прошел солнечное сплетение, изжогой пробивая грудину, подступил к кадыку. Заложило уши, барабанная перепонка вжалась в мозг. Руслана охватила паника. Сейчас вырвет, а он не может даже наклониться, открыть рот. Комок медленно дотянулся до гланд. Тлетворная влажность захватила нёбо. Боязнь выглядеть слабаком сражалась со страхом нелепой смерти. Забаровский готовился отдать концы.