Утилизатор. фантастические рассказы

– Я слушаю, – сказал Аскольд, от неожиданности перейдя на официальный тон. Обычно с наложницами он общался по-свойски.

Но оказалось, девушка совсем не знает его языка. Похоже, произнести его имя у неё вышло случайно. Она что-то по-птичьи щебетала, но потом и сама поняла бессмысленность затеи. Взгляд её потух.

– Тебя послал Вакати? – мягко спросил Аскольд. Он видел, девушка пожалела о том, что первая заговорила и теперь собирается убежать.

– Вакати? Нет! – она завертела головой так яростно, что давно не мытые волосы затряслись, как лапки пронзённого копьём паука.

– Значит, ты пришла сама? – Аскольд попробовал слово «сама» на вкус и удивился, увидев множество скрытых смыслов в таком коротком звуке.

Она не поняла. Попыталась что-то объяснить, дотронулась до своей щеки, протянула обкусанный ноготь к его щетине. Аскольд вдруг понял, что уже несколько дней не брился, хотя раньше каждое утро скрёб лицо правленным о кожаный ремень ножом. И без того в этих краях чувствуешь себя варёным сурикатом, борода же только усугубляет положение дел.

Наконец она сдалась. Он видел сверкнувшие в её глазах капельки, но не успел ничего предпринять. Не спросил даже имени, которое узнал месяцем позже, когда судьба вновь свела их в закатном зареве уходящего дня.

– Ты, – выкрикнул главный страж. Нгоа ещё ходил в рядовых стражниках (Аскольду тогда едва перевалило за семнадцать), а этот, Савахи, морщинистый дядька со шрамом во всё лицо, вселял ужас не только в рабов, но даже в сослуживцев.

Аскольд сбросил с плеча мешок, он только что выбрался наружу карьера с очередной порцией отработанного грунта.

Савахи уставился на него единственным глазом:

– Ты. Иди за киркой.

Аскольд стоял, не шелохнувшись.

– Пошёл, я сказал! – главный страж замахнулся ятаганом. Он частенько доставал оружие, иногда по делу, но чаще просто из желания поглумиться над слабым. А слабыми для него являлись все, кроме правителя.

Аскольд, лихорадочно соображая, как следует поступить, побежал наугад в сторону хозяйственных построек.

– Эй, тебе чего? – окликнул молодой стражник, карауливший имущество.

– Господин сказал идти за киркой, – пролепетал Аскольд.

– Так ты промахнулся. Иди за мной.

Молодой стражник выглядел добродушным малым, его чёрное лицо то и дело озарялось ослепительно-белой улыбкой. Будь все стражники такими как этот, жизнь была бы намного легче.

– Выбирай, – предложил стражник, когда они приблизились к нагромождению инструментов. Сваленные в беспорядке кирки переплелись с лопатами, ломами и ситами. В голове промелькнуло, что, если перековать эту кучу железа в мечи, можно вооружить небольшую армию.

Аскольд схватил наугад, торопливо поблагодарил. Он спешил вернуться на карьер, опасаясь гнева Савахи.

– Да не за что, – улыбнулся стражник. Если что – обращайся. Меня зовут Нгоа.

До сих пор ни одна женщина не вызывала у него чувств, хотя бы отдалённо напоминавших то, что Аскольд переживал после первого взгляда, брошенного на него белокожей наложницей правителя. С её лицом перед глазами он ложился спать и вырывался из мучительных ночных терзаний, помня только её.

Всё чаще он отирался возле шатра, не замечая неприязненных взглядов других стражников, несущих вахту по периметру забора – мало кому нравятся частые встречи с начальством. Он надеялся, что она появится. И вот, уставший и сильнее прежнего обожжённый солнцем, он собирался уже отправиться в хижину, когда калитка отворилась.

– Вакати спит, – вместо приветствия сказала девушка и, схватив за руку, затянула Аскольда внутрь двора. В любое другое время он бы сжался от ужаса, ведь проникать за изгородь без разрешения строго запрещено. Но потрясение от услышанного, заставило забыть об опасности.

– Ты умеешь… говорить? – пробормотал он.

– Всегда умела. Но ваш язык ещё учу. Хочешь знать моё имя?

Не умея вымолвить и слова, Аскольд судорожно кивнул.

– Ясина. Слышал когда-нибудь такое?

Аскольд замотал головой. Было видно, что слова даются девушке с трудом, кое-какие звуки она произносила неправильно, но всё равно это было невероятно. За месяц выучить язык. Как такое возможно? Уж не чируви ли постарались?

– Вниз! – приказала Ясина и резким движением пригнула его голову. Через мгновение за забором прошелестели шаги.

Разум требовал пойти на попятную, рисовал Вакати, выглянувшего из шатра и заметившего свою наложницу в компании главного стража. Но Аскольд был готов сложить голову, лишь бы побыть рядом с ней. Он с самого начала знал, у такой девушки не может быть обычного имени. И не ошибся. Само сочетание звуков, похожее на что-то неземное и бесконечно прекрасное ласкало слух.

– Я-си-на, – произнёс он, не сразу поняв, что сделал это вслух.

– Правильно, – похвалила она и засмеялась.

– Мы очень старались его усыпить, – вдруг добавила она и мотнула головой в сторону шатра. Только теперь Аскольд заметил тёмные круги у неё под глазами. Каким образом они со второй наложницей «усыпляли» правителя, Аскольд постарался не думать.

5

Нгоа был единственным из стражников, кто относился к Аскольду по-доброму. Не то чтобы темнокожий здоровяк кормил его финиками, но и бессмысленной жестокости, которой славились остальные стражники, Аскольд от него не видел. Бывало даже, Нгоа защищал рабов от нападок, а то и от верной смерти у Жертвенного столба. Казалось, такой добряк не может даже надеяться стать главным стражем. Но в один из дней Савахи отправился в шатёр правителя и не вернулся. Через одну из наложниц Вакати передал, что Нгоа назначен главным. Следующим утром Нгоа встал на пути Аскольда, который в числе прочих рабов направлялся в карьер – вновь махать мотыгой.

– Постой, – сказал Нгоа, – хочешь стать стражником?

– Нет, – неожиданно даже для себя сказал Аскольд. – Наверху слишком жарко.

– Ты сможешь пить, сколько пожелаешь – стражникам доступ к колодцу свободен, – неуверенно проговорил новоиспечённый главный страж.

– А на дне карьера – воды по колено! – возразил Аскольд. Он не понимал, откуда взялось это упрямство, но, возможно, всё дело было в раздражении, которое вызвало нелогичное, по его мнению, назначение Нгоа главным стражем. Даже не само назначение, а его, Аскольдова, радость по этому поводу. Будто его самого при этом назначили правителем.

Наконец Нгоа понял, что над ним издеваются.

– Ну хватит, а то я передумаю. Младший страж, бегом за оружием и живо занять место на западной насыпи!

Тот день запомнился на всю жизнь. Но ещё больше – вечер, когда Аскольд беспрепятственно подошёл к колодцу и напился из глиняного кувшина с отстоянной водой, совсем не похожей на ту мутную субстанцию, которую он пил до сих пор. С отвращением вспомнилась зловонная жижа на дне карьера – туалет рабы утраивали там же, и не до конца отфильтрованные экскременты попадали в воду, пропитывая зловонием, на которое с удовольствием слетались мухи. Но Аскольд не раз был вынужден пить прямо из-под ног, иначе его ждала неминуемая смерть от обезвоживания.

Несколько дней спустя он встретил старого Хаима. Тот сидел на камне возле своей ветхой хибары, наполовину засыпанной песком, вязал чётки. Едва Аскольд приблизился, старик вскочил.

– Ты чего, Хаим, – удивился Аскольд. – Это же я. Не узнал?

– Узнал, господин, – смиренно ответил тот и склонил голову. – Поздравляю с назначением.

– Спасибо. Но ты чего? Или ты думаешь, это, – он коснулся пальцем железного обруча на голове, – сделало меня другим?

Старик изобразил неопределённый жест:

– Всякое могло случиться. Люди меняются…

– Но не я. Мне следует поблагодарить тебя. Если бы не твои советы, я бы давно отправился на корм стервятникам.

Хаим отмахнулся, но Аскольд продолжал:

– А что если это твой бог? Как думаешь, могло такое случиться, что он решил помочь мне?

Старик смахнул прилетевшую в глаз песчинку, помял нос.

– Нам неведомы помыслы Господни. Но ты всегда был хорошим мальчиком.

Аскольд проглотил подступивший к горлу ком.

– Хаим, могу я что-нибудь сделать для тебя?

Тот покачал головой.

– Ты можешь сделать для себя! – неожиданно сказал он.

Аскольд поднял брови.

– Когда станешь свободным, найди землю обетованную, – продолжил старик. – И просто пройдись по ней.

– Что это мне даст?

– Не знаю. Я там никогда не был.

Спустя совсем небольшое время старый Хаим умер. Не удержал полное руды сито и упал в воду. Он захлебнулся, хотя вода на дне карьера едва доходила да колена.

– Я всё продумала, – говорила Ясина, когда они встретились под покровом ночи. Стрекотали насекомые, в чёрной вышине подрагивали звёзды.

– Мы уйдём на верблюдах. Переоденемся торговцами, и двинемся на север.

Аскольд улыбался. Она не могла видеть его улыбки, но сейчас это было неважно. Наверное, это он должен составлять план побега, просчитывать варианты. Но Ясина справлялась куда лучше, тогда как Аскольд просто слушал, впитывая её голос, как сладкий нектар.

– Ты умеешь ездить на верблюде?

Он попытался сосредоточиться.

– Что? Нет. В последний раз на верблюде я катался в пятилетнем возрасте. Когда степняки сдали меня торговцам. Я был привязан к заднему седлу, как мешок с пшеном.

– Понятно. Это плохо. – Ясина вздохнула. – Меня вообще везли в телеге. Дома я не раз каталась на лошадях, но верблюды… они такие огромные.

– Может, лучше пешком?

– С ума сошёл? А кто еду и воду нести будет? Да и видел ли ты, чтоб кто-то бродил по пустыне пешим? Нас же схватят на следующий же день.

Это было правдой. Аскольд ни разу не слышал про людей, пересекающих это песчаное море на своих двоих. Именно поэтому в Макази нет скота – таким образом рабы лишаются даже призрачного шанса убраться подальше от карьера, воронка которого так похожа на гигантскую пасть подземного монстра.

Но на самом деле неумение ездить на верблюде волновало Аскольда не слишком сильно. Он был уверен, как-нибудь да управится, тут главное начать. Гораздо больше тревожила та часть плана, обсуждения которой они старались избегать. Убийство Вакати. Ясина предложила было просто связать правителя, но это никуда не годилось. Если бы даже им чудом удалось скрыться от преследования, дальнейшая жизнь в посёлке ничем бы не изменилась. Или стала ещё невыносимее. Но Аскольд поклялся себе, что дарует свободу всем жителям Макази. Для этого нужна смерть Вакати. И тогда люди смогут решить, как им поступить дальше: вернуться в родные края или остаться, но жить свободно. Аскольд подозревал, что актуальными станут оба варианта, ведь не всем есть куда возвращаться, многие родились здесь и не знают другой родины, кроме карьера.

– О чём задумался? – спросила Яснина и положила голову Аскольду на плечо. Ночь перевалила за середину, земля остыла, и стало холодно. Даже ночные насекомые поутихли. На пустыню пуховым одеялом опустилась тишина.

– Что если я не справлюсь с Вакати? – задумчиво произнёс Аскольд.

– Ты боишься?

Он покачал головой:

– Нет. Умереть – нет. Я боюсь за тебя. И за людей. Если наш план провалится, будет плохо всем.

– Хуже, чем сейчас? – в её голосе послышалась злость, – Ты считаешь это жизнью? Вечное рабство. Пресмыкание…

– Подумай вот о чём. Ты здесь живёшь всего-ничего. Родилась и выросла свободной. Но многие из них, – он указал в темноту, но девушка вряд ли увидела его жест, – родились рабами. Конечно, им не нравится такое положение вещей. Но готовы ли они рискнуть жизнью ради того, чего никогда не видели?

Ясина промолчала.

6

Сердце ухало с такой силой, что содрогалось всё тело. Аскольд надеялся, что бесконечно это продолжаться не может и в назначенный день всё пройдёт само собой. Но нет, последний день догорал апельсиновым закатом (с востока наползала ночь, та самая, которую Аскольд с Ясиной задумали как последнюю для Вакати), а сердце продолжало колотиться попавшей в ловушку пичугой. Аскольд начал сомневаться в успехе замысла. Что если Вакати проснётся? Ясина обещала, что правитель будет спать, как сурок, но повернуться может по всякому, верно? И дрогнувшая рука может не удержать ятаган. И тогда правитель разделается с заговорщиками – девушке просто свернёт шею, Аскольда же изрубит одним из топоров, целая коллекция которых, со слов Ясины, висит на стене шатра. Аскольд затряс головой, стараясь отогнать мрачные мысли, от которых до паники – один мелкий шажок.

Солнце улеглось на горизонт и через минуту растаяло, как кусок масла на сковородке, оставив после себя лиловое свечение, с каждым мгновением угасающее. Макази ещё шумел, но то был шум подготовки ко сну. Уставшие рабы, весь день гнувшие спины в карьере, не тратили время даром, потому что сон – единственное доступное удовольствие. Аскольд с грустной улыбкой подумал о том, что, возможно, уже завтра жизнь этих людей изменится, и они смогут жертвовать сном в пользу других развлечений. Ощущение важности момента, когда на кону благополучие всего Макази, захватывало дух. Но возможность провала действовала на разум намного сильнее.

Много раз Аскольд видел, как наказывают рабов. Большинство из них побои сносило стойко, неплохо держались даже женщины. А вот приговорённые к смерти менялись до неузнаваемости – только что терпевший избиение едва ли не с улыбкой, начинал плакать, умолять о пощаде. И тут же в памяти всплывал случай из далёкого детства, задолго до налёта степняков, уничтоживших деревню. Один из мужчин, дальний родственник Аскольда, был уличён в блуде. Гулящую женщину выпороли на глазах у всей деревни, а для любовника её муж потребовал смерти. Вожди посовещались и решили: так тому и быть, ведь этот негодяй был не раз замечен и в других поступках, насылающих гнев богов. Несчастного привязали к двум коровам (так унизительнее, потому что лошади – животные благородные), щёлкнул кнут. Юный Аскольд стоял совсем рядом, хотя мать пыталась закрыть его подолом длинной юбки, и видел казнь в деталях. Тот, кому через мгновения предстояло отправиться к праотцам, только плюнул в сторону рогоносца и весело заржал. Возможно, именно это смех так подействовал на Аскольда, что память пронесла этот эпизод из детства через годы невероятных трудностей, выпавших на его долю. Приговорённый продолжал закатываться со смеху, даже когда на груди лопнула кожа, а кости захрустели, как река во время ледохода.

Оскаленная в ухмылке голова мертвеца долго волочилась по пыльной площади, пока корова, которой выпал жребий тащить именно эту часть тела, не остановилась у одного из домов. Но ещё дольше эта ухмылка стояла в глазах Аскольда, на мгновние растворяясь, но оживая вновь во время каждой новой казни. Аскольд молил богов, чтобы в случае неудачного исхода сегодняшнего заговора он сумел выдержать любые пытки и не дрогнуть перед страхом смерти. Потому что люди его племени встречают смерть презрительным смехом.

Синева затянула небо, и одна за другой начали зажигаться звёзды. Каждая звезда, помнил Аскольд, это душа предка. Не исключено, и ему сегодня уготовано присоединиться к этому сверкающему хороводу.

Наверное, он всё-таки уснул, потому что шёпот Ясины заставил вздрогнуть.

– Пора. Он спит, – прошелестело из темноты.

Аскольд глубоко вдохнул, отлепился от стены, возле которой сидел в ожидании сигнала. Вскочил и скривился, как от зубной боли, когда ятаган звякнул о камень.

– Кто здесь? – раздалось справа. Голос принадлежал Тагизу.

– Тагиз, это Аскольд. Не спишь? – Аскольд постарался напустить в голос строгости. Пусть стражник думает, что главный пришёл с проверкой.

– Нет, как можно! – испугался тот.

– Смотри мне. Ладно, иди. Да повнимательнее там!

Шаги Тагиза стихли.

Аскольд на всякий случай прислушался и только после этого юркнул в открытую Ясиной калитку.

Внутри царил полумрак – единственная восковая свеча мало что могла против впечатляющего пространства шатра. Отблески робкого огонька играли в чёрных волосах второй наложницы. Она сидела неподвижно: голова лежит на руках, волосы веером разметались по столу.

Аскольд сделал вопросительный жест.

Ясина ответила тоже жестом, который Аскольд расшифровал как «не обращай внимания, она нас не потревожит». Аскольд сжимал рукоять ятагана с такой силой, что будь она не из рога, а из дерева, из неё непременно полился бы сок. В темноте можно было разглядеть контуры кровати, на которой уместилось бы половина Макази. Изначально Аскольд планировал рубануть наугад ближе к изголовью, но теперь планы приходилось перекраивать – нужно хорошо приглядеться, потому что спящий Вакати мог оказаться в любой части этого исполинского ложа.

Но Вакати не спал. Не похоже, что он ожидал нападения, но всё же не спал.

– Кто здесь? – раздался до невероятного знакомый голос. И тут же до Аскольда донёсся металлический щелчок. С таким щелчком захлопывается забрало шлема.

Аскольд не ответил. Зато услышал, как вскрикнула от испуга Ясина. Размышлять было некогда. Он кинулся на голос, рука сама взлетела вверх, занося клинок. Вакати выдал блеск шлема, отразившего свет свечи. Аскольд нанёс удар. Металл лязгнул о металл, и рукоять ятагана каким-то чудом не вылетела из пальцев. В бок кольнуло, но не слишком сильно. Аскольд сместился в сторону, рубанул сбоку. Ещё до того, как услышал сдавленный крик, понял – удар достиг цели. Лезвие с хлопком рассекло плоть и глухо стукнуло в кость. Не мешкая, Аскольд нанёс несколько ударов не целясь и быстро отскочил на освещённое пространство.

Он впервые увидел Вакати, не замурованного в железо чужеземных лат. Правитель сделал шаг, другой, теперь его можно было разглядеть в подробностях. Абсолютно голый, чёрный как смоль, со свисающими внушительными гениталиями. Единственную его одежду составлял золотой шлем с неглубокой вмятиной поперёк лба.

Вакати силился что-то сказать, но из горла вырывался только хрип. Из ладони раненого правителя выскользнул нож, беззвучно утонул в ковре. Вакати стоял, пошатываясь. Аскольд тупо смотрел, не в силах пошевелить парализованными мышцами. Ясина была тут же. Она сжалась и, казалось, перестала дышать.

Вакати сделал ещё шаг по направлению к заговорщикам. Аскольд, выйдя из ступора, замахнулся ятаганом. Но это оказалось лишним, потому что Вакати не собирался нападать. Вместо этого, последним усилием воли, сдёрнул шлем, и тот упал на ковёр, в отличие от ножа, довольно громко звякнув.

Аскольд почувствовал, как в горле стремительно сохнет. Намного стремительнее, чем в самую жестокую жару. Перед ним стоял, едва держась на ногах… Нгоа! Бывший главный страж, в том числе за исчезновение которого Аскольд собирался отомстить Вакати.

– Ты! – только и вымолвил Аскольд, глядя на старого приятеля.

Вакати, он же Нгоа, не ответил. Уронил голову на грудь и упал, затылок при этом глухо ударился о шлем.

– Ну вот и всё, – прошептала Ясина.

Аскольд повернулся. Лицо девушки было таким бледным, что светилось в темноте, похожее на луну. Рядом, за столиком, всё так же сидела с головой, положенной на руки, вторая наложница, но только теперь Аскольд разглядел на столе лужу крови, которая тонкой струйкой стекала на пол. На ум пришла не совсем уместная в такой ситуации мысль, что ковёр теперь никуда не годится и его место на свалке.

7

Ночь продолжалась, немыслимо долгая, словно боги склеили несколько ночей в одну длинную чёрную ленту. За стенами шатра было тихо. Похоже, вышагивающие вдоль забора стражники ничего не заметили.

– Верблюды готовы, – вполголоса произнесла Ясина, хотя вряд ли кто-то мог их услышать.

– Погоди минутку. – Аскольд обошёл труп бывшего правителя, присел на уголок кровати, окровавленный ятаган положил рядом. В мозгу зрела важная мысль, но смятение от произошедшего мешало сосредоточиться.

– Аскольд, нужно торопиться, – позвала Ясина, когда все разумные лимиты времени были исчерпаны.

– Я думаю.

– Чего думать? Утром люди проснутся свободными, а мы будем уже далеко. Всё получилось, как мы и хотели.

– Послушай… – тяжёлым голосом заговорил Аскольд.

Ясина замерла, почувствовав его интонацию.

– …Я никуда не еду.

– Как не едешь? – её голос задрожал. – Верблюды ждут…

Он отмахнулся:

– К чертям верблюдов! Хотя… Ты поезжай. А я должен остаться.

– Я не понимаю. Почему?

– Присядь, – сказал Аскольд и хлопнул по одеялу.

Девушка послушно приблизилась, села рядом, но всё же не так близко, как сделала бы это ещё пару минут назад.

– Они не выживут, – с горечью заговорил Аскольд. – Одни привыкли быть рабами, другие – стражей. Вторых меньше, но у них оружие. Они не смирятся с потерей власти. А потом, когда бывшие рабы всё-таки перебьют стражников, начнут истреблять друг друга. Хотя бы потому что нечего будет жрать.

– Но почему? Ведь все добытые «орлиные глаза» будут оставаться у них.

– Ты думаешь, они станут работать в карьере, когда исчезнут надсмотрщики? – Аскольд усмехнулся.

Помолчали.

– Давай оставим людям половину или даже большую часть из запасов Вакати, – наконец предложила девушка. – Камни я ещё не упаковала.

– Это без толку. Драгоценности присвоят наиболее сильные. Но дело даже не в этом. Как только до торговцев дойдёт слух о том, что здесь убили правителя, те перестанут сюда соваться. Я бы не стал доверять восставшим рабам. А купцы-то поумнее меня.

– Тогда что ты собрался делать?

– Остаться. И стать Вакати.

– Что? – Ясина отшатнулась.

– Я понял, что нынешний порядок вещей – наименьшее зло. Да, я не сказал тебе… Этот твой Вакати – бывший главный страж. Его имя – Нгоа. Мы с ним неплохо ладили, а потом он куда-то пропал. В последний раз его видели входящим в шатёр правителя. Это было ночью.

Девушка замерла. Потом глухим голосом проговорила:

– Так значит… Нет, я не могу поверить…

– Тем не менее, это так. Главный страж убивает правителя и занимает его место. Следующий страж поступает так же. И так – одним богам ведомо сколько раз. Оттого-то и слухи, что Вакати бессмертный.

– Ну хорошо, пусть всё так, как ты говоришь. Но тогда чем ты будешь отличаться от этих? – она протянула руку в сторону раскинувшегося на ковре мертвеца.

– Пока не знаю. Думаю, люди заслужили свободу. Только давать её нужно не сразу, а постепенно. Быть может, для этого понадобятся десятилетия.

Свеча заморгала и погасла. В помещении запахло горелым.

Ясина поднялась. Аскольд этого не видел, но понял по скрипнувшей кровати.

– Ты куда?

– Домой! Как и договаривались. О, великий Вакати, ты же не будешь против, если я заберу одного верблюда?

Аскольд сглотнул. Он впервые слышал в голосе любимой столько злости. Глаза наполнились влагой. Захотелось остановить Ясину, попытаться уговорить остаться, умолять… «Ничего уже не вернёшь», – прозвучало в голове так отчётливо, что Аскольд вздрогнул. – «Она для тебя потеряна».

Звук открываемого полога подействовал на мозг отрезвляюще. Словно гроза, в одно мгновение растворившая туман.

Он догнал её возле загона с верблюдами. Те фыркали, переминаясь с ноги на ногу.

– Чего тебе? – бросила Ясина, услышав приближающиеся шаги.

Аскольд не ответил. Вступать в разговор было опасно. Действовать, пока решимость не уступила сомнениям. Небо было чистым, и растущий месяц освещал двор достаточно. Быстрым движением Аскольд схватил её голову, нащупал рот, зажал ладонью. Девушка дёрнулась, но сил было явно недостаточно. Он рванул в сторону, послышался хруст. Когда девушка обмякла, бросил безжизненное тело и быстро зашагал к шатру. До утра оставалось не так много времени, а ему ещё копать яму, чтобы спрятать труп Нгоа. Тела наложниц же можно будет отдать стражникам, пусть отнесут подальше.

Аскольд нащупал в кромешной темноте шатра прохладный металл шлема, осторожно водрузил на голову. Ему надо привыкать появляться на людях в шлеме. И забыть своё имя, потому что для всех он – Вакати⁴.