Глава четвёртая. Воссоединение
В последние дни этого плавания «Наполеона» в Саванну Гримлер стал чаще выходить на его палубу и старался разглядеть вдали берег Соединённых Штатов, чтобы оценить, насколько близко корабль подплыл к концу своего текущего «путешествия» и, соответственно, когда ему стоит уже прощаться с ним. Также он вновь начал беспокоиться за судьбу Николаса, но он верно рассудил, что его слуга не станет сидеть сложа руки и, как только его нога ступит на землю, сразу же начнёт искать своего господина, а ему самому остаётся только ждать и надеятся, что Николас не погибнет.
Наконец, когда прошло ровно две недели с момента отплытия «Наполеона» из Кале и Гримлер вновь вышел на его палубу, он увидел землю, чётко вырисовывающуюся на фоне океана и неба, расстояние до которой он оценил в двенадцать-тринадцать миль.
В тот день дул крепкий восточный ветер, который очень сильно надувал паруса корабля, и он будто летел по волнующемуся океану. Из-за сильного ветра образовывались волны высотой в пятнадцать футов, и капитан приказал спустить некоторые паруса и оставить только три, чтобы корабль не так сильно бросало по волнам. Но всё равно маленькие водяные горы мощно ударялись о борта корабля, создавая фейерверки брызг, которые редко, но всё же долетали до палубы. От ударов волн в нижних помещениях стоял сильный грохот, а одна из них, бывшая самой сильной в тот день, заставила корпус затрещать на несколько секунд, судно бросило на двадцать футов вправо, а некоторые люди на нём упали на пол.
Из-за волн на борту «Наполеона» была сильная качка, небольшие вещи в каютах стали двигаться из стороны в сторону, а у людей начало кружить голову. Но Гримлер был выносливым к этому, и поэтому почти ничего не почувствовал.
«Наполеон» двигался со скоростью около тридцати миль в час, поэтому берег быстро приближался, а когда уже стало отчётливо видно корабли, стоявшие в гавани Саванны, деревья и отдельные дома, Гримлер в последний раз зашел в свою каюту, чтобы собрать все свои вещи, лежавшие там. Когда это было сделано, он уже не сходил с его палубы.
Наконец, «Наполеон», подойдя к гавани Саванны, отыскал в плотном ряду кораблей пустое место, которое было прямо по его курсу и поспешил занять его. Ещё когда до пристани осталось ещё сто пятьдесят футов, Дерни отдал приказ бросить якорь, чтобы «Наполеон» не ударился о берег Соединённых Штатов, и через три секунды он был выполнен. Затем капитан приказал на время убрать паруса, дабы ветер не разорвал их.
Люди поспешили покинуть «Наполеон», поэтому у выхода на берег образовалось небольшое столпотворение. Перед тем, как сойти с корабля, Гримлер попрощался с капитаном Дерни и пожелал ему счастья, а «Наполеону» – удачного плавания.
Он решил ступить на гавань последним, чтобы не попасть в общую толчею и не доставить кому-либо неприятностей. Наконец, когда поток людей закончился, и на борту мгновенно воцарилась почти полная тишина, Гримлер ступил на берег.
Покинув гавань, он оказался в самом городе Саванна и сразу же стал любоваться им. Здесь были разноцветные и очень красивые дома, стоящие в тени высоких деревьев, ухоженные улицы, и дороги, сделанные из серого булыжника. Тут не было так много экипажей и лошадей, носящихся в разные стороны, как, например, в Париже, так как Саванна была небольшим городом. Был самый разгар лета, и все деревья пышно раскинули свои кроны. Вдобавок, сильный ветер практически стих.
Гримлер шёл медленно и не заговаривал с попадающимися ему на пути людьми. Он хорошо знал английский язык и довольно неплохо понимал их речь, но старался не вслушиваться в неё, чтобы никто не заподозрил его в подслушивании.
Вскоре он стал чувствовать на себе взгляды местных зевак, которые начали внимательно разглядывать Гримлера, ибо его вид с большим рюкзаком на плечах, чемоданом в руке и ножнами со шпагой стал вызывать у них любопытство. Тот же старался как можно быстрее уйти от них.
Он пытался найти гостиницу, чтобы остановиться в ней на некоторое время, дабы подождать Николаса. Наконец, после десяти минут блужданий по городу, он увидел светло-серое здание высотой в шестнадцать футов с оранжево-красной крышей и сводчатыми окнами. Прямо над строго прямоугольной чёрной дверью висело название; «Гостиница “Скромная обитель”».
– Вот это название! – сказал Гримлер. – Надеюсь, что гостя из далёкой страны, идущего сюда почти месяц, здесь всё-таки примут, как положено.
Он зашёл в гостиницу и сразу же встретил её хозяина, невысокого мужчину во фраке и с длинным носом, почти всегда вертевшего головой, будто разглядывая незнакомое для него место. Гримлер сказал, что хочет на время поселиться в его гостинице, и хозяин сразу же назвал цену – пятьдесят долларов в день (У Гримлера не было ни одного, но владелец согласился принимать плату во франках). Получив ключ от номера 10, путешественник отправился туда, следуя его указаниям.
Обстановка номера не изобиловала богатством, но отнюдь не являлась похожей на таковую в трущобах. Гримлер был этим доволен.
– Безусловно, «Скромная обитель» – это всего лишь название, – сказал он.
Оставим его на время в этой гостинице Саванны, и вернёмся к его слуге Николасу, которого Гримлер желает увидеть как можно быстрее.
В последние дни на «Филипе Четвёртом» Николас, в отличие от своего господина, практически не выходил из своей каюты, углубившись в чтение книг. С «чёрным карликом» за всё это плавание не случалось ничего, что могло бы серьёзно помешать ему. Только один раз корабль попал в шторм, который, конечно, стал бросать его по волнам рассвирепевшего океана, но капитан вовремя приказал убрать все паруса и очистить палубу, поэтому судно сильно не пострадало, только у всех людей, бывших тогда на нём, развилась тошнота, которая, впрочем, прошла на следующий день.
Наконец, Николас увидел из окна землю, отчётливо заметную на фоне вод океана, а через пять минут услышал голоса матросов, сообщавших о том, что это плавание близится к концу, судно сегодня войдёт в гавань Нового Орлеана, если ветер не переменится или не утихнет. Наш слуга не стал готовиться к высадке, решив подождать, когда «Филипп Четвёртый» вплотную не подойдёт к ней.
Это случилось лишь в пять часов пополудни, так как ветер был тихим, и судно плыло медленно, словно улитка. Наконец, когда весь вид из окон корабля заняло множество других судов с флагами разных стран и величественный город сразу же за ними, и матросы
стали оповещать путешествующих на «Филипе Четвёртом» о подходе к Новому Орлеану и призывать выходить на палубу. Николас не спеша стал готовиться покинуть судно и появился на ней прямо перед тем, как послышался звон якоря и раздался тяжёлый плеск.
Николас сразу же сошёл с корабля, когда представилась такая возможность, и быстро пошёл, смотря только вперёд и больше никуда.
А посмотреть было на что. На реке Миссисипи, где стоял и сейчас стоит этот город, было множество лодок, на которых достаточно смелые жители города развлекали себя длинным плаванием вверх и вниз по течению. По улицам ходили мужчины и женщины, щеголявшие богатыми костюмами. Но была и обратная сторона, как, впрочем, и во всей южной части Соединённых Штатов того времени: в домах и в полях находились чернокожие рабы, которых хозяева постоянно мучали, заставляли работать и почти ничего не давали взамен.
Николас вдруг почувствовал голод. К счастью, он увидел рядом с собой продуктовую лавку и сразу же решил зайти в неё. Владелец, увидев его, уже через две минуты выставил перед ним товары, которые, на его взгляд, соответствовали состоянию Николаса. Среди них были яблоки, груши, персики, мясные консервы, пакетики с ягодами и подобна еда. Слуге такая еда пришлась по вкусу, и он сразу взял всё предлагавшееся ему и заплатил ровно такую же сумму, которую назвал владелец (Гримлер дал ему во время начала «путешествия» гораздо больше).
– Заодно и своего господину дам, – сказал Николас, выйдя из лавки.
Он съел ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы утолить голод, а остальное положил в рюкзак. Он отяжелел, поэтому наш герой замедлил свой ход. Ещё через десять минут странствия по Новому Орлеану Николас увидел станцию, где стояло несколько экипажей с лошадьми.
– Отлично! – Думаю, там мне помогут добраться до этой Саванны, где сейчас должен находиться господин. Он так любит меня, что не будет идти дальше.
Он старался идти как можно быстрее, поэтому, добравшись до здания станции, изрядно покраснел.
Николас, увидев смотрителя, сразу же сказал, что ему надо в Саванну. Тот сначала воспротивился везти его так далеко (Новый Орлеан был в тысяче миль от Саванны), но слуга рассказал ему всё, что с ним случилось с момента прибытия в Кале. Смотрителю стало жалко Николаса, и, немного подумав, он решил посадить его в экипаж, запряжённый «самыми быстрыми лошадьми». Смотритель подвёл его к экипажу, который выглядел почти также, как тот, на котором Николас и Гримлер ехали в самом начале своей поездки, только лошади были тёмно-гнедой масти.
Кучер, сидевший на нём, оказался очень податливым и дружелюбным. Когда смотритель сказал ему про просьбу Николаса, он согласился отвезти его в Саванну и не потребовал с него денег. Наш слуга очень обрадовался и сразу же вскочил в экипаж и захлопнул дверь. Спустя секунды лошади полетели в сторону Саванны.
Да, сказать «полетели» здесь будет очень уместно, ибо лошади оказались чистокровными верховыми. Их кучеру удалось привезти из Англии буквально неделю назад. Они мчались с самой большой скоростью, которую только может развить лошадь – больше тридцати пяти миль в час (для тех времён – невероятная скорость)
Лошади мчались так быстро, что их подковы, ударяясь о мостовую города, порой высекали искры. Деревья и дома быстро проносились мимо окон, а станция скоро скрылась из виду. Николаса вжало в спинку сиденья, но он не жаловался, а наоборот, был доволен.
«Вот что имел ввиду хозяин станции, говоря “самые быстрые лошади”. Не обманул. С такой скоростью, если ничего не случится, я доберусь до Саванны всего за три-пять дней. Похоже, мне начинает везти» – подумал Николас.
Через несколько миль кучер умерил ход лошадей, переведя его на неспешную рысь, а спустя минуту остановил, чтобы дать им отдохнуть. Но Николас знал, что когда они вновь наберутся сил, то вновь помчатся с прежней скоростью.
Так и случилось. Лошадям требовалось лишь четверть часа на отдых, а после него они понеслись даже чуть быстрее. К этому времени Новый Орлеан уже остался позади, и перед экипажем встал лес. Но кучер заметил тропинку, свободную от деревьев, и направил его по ней.
Николас в это время наполнял свой желудок ягодами, которые он старался находить во время остановок для отдыха, а также едой, купленной им в городе, и консервами, взятыми ещё из дома. Он, как и Гримлер на «Наполеоне», старался не есть слишком много, чтобы не опустошить рюкзак слишком быстро. Спал он прямо на сиденьях, благо они были достаточно мягкими. Он не просил останавливать экипаж ночью, так как во время его движения быстро засыпал.
Как и предполагал Николас, примерно через пять дней после начала (довольно однообразного, так как оно состояло в основном только из кратких моментов, когда лошади двигались, и перерывов на отдых, а в городах Николас просил не останавливаться) путешествия и кучер, и Николас увидели не очень далеко от себя город, который кучер назвал Саванной.
– Приготовьтесь, – сказал кучер Николасу. – Скоро мы будем в Саванне.
Вскоре они действительно оказались в черте города. Слуга уже приготовился долго искать своего господина, но это ему, к счастью, не пришлось делать. В это же время Гримлер решил выйти из гостиницы на прогулку. И экипаж Николаса направлялся именно в сторону «Скромной обители». И, когда он оказался уже в пятистах футах от Гримлера, его преданный помощник заметил впереди фигуру, которая показалась ему очень знакомой. И, уже через шесть секунд (так как лошади двигались очень быстро) он уже ясно смог различить черты лица, одежды и шпагу своего хозяина.
«Неужели это и вправду он» – подумал Николас и тут же что есть мочи крикнул кучеру: «Остановите лошадей!».
Послышался громкий скрип подков о камень, экипаж стал быстро замедляться и наконец остановился, чуть не задавив при этом Гримлера, который, почувствовав тяжёлое дыхание лошадей около своей спины, вовремя отпрянул назад.
– Николас, это правда вы? – удивлённо спросил Гримлер.
– Мой господин? Какое счастье! – воскликнул Николас.
Убедившись, что глаза их не обманывают, они оба крепко обнялись, будто лучшие друзья, которые не виделись уже много лет. Это продолжалось более четверти минуты, затем Гримлер и Николас наконец отпустили друг друга.
Гримлер сразу начал спрашивать:
– Где же вы были, Николас? Почему не пошли за мной, не сели на «Наполеон» и заставили меня волноваться за вас?
Тот повторил то, что ранее рассказал смотрителю в Новом Орлеане, немного заикаясь, так как чувствовал вину перед господином. Когда он закончил свой рассказ, Гримлер выразил на своём лице сочувствие и одновременно небольшой упрёк. Николас, почувствовав его, стал извиняться за свои невнимательность и рассеянность, заикаясь при этом ещё больше.
Гримлер стал успокаивать своего слугу.
– Вам, конечно, не стоило отвлекаться на посторонние зрелища. Но мне тоже стоило быть внимательнее и не отпускать вас из виду. Не сочтите это за укор, в моей неосмотрительности нет вашей вины. И я тоже прошу вас извинить меня.
– Конечно же, о чём ещё может идти речь!
На глазах Николаса выступили слёзы, так как он был тронут добродушием Гримлера.
– Ну ладно, теперь, когда мы снова можем видеть и говорить друг с другом, и с нами ничего не случилось, давайте же забудем об этом случае и отправимся дальше, – сказал тот несколько секунд с переменой в голосе. – Только мне надо сделать ещё кое-что. Подождите меня здесь.
Гримлер зашёл в «Скромную обитель», сказал хозяину, что покидает гостиницу и заплатил за сегодня. Вернувшись, он взял свои рюкзак и чемодан, подозвал Николаса, и оба направились вперёд, к Государственному астрономическому союзу, расположение которого Гримлер прекрасно знал.
Но им придётся пережить ещё несколько приключений, прежде чем они наконец доберутся до заветного Астрономического союза.
Глава пятая. Коренной народ
До него оставалось всего около трёх миль, поэтому Гримлер и Николас решили преодолеть это небольшое расстояние самостоятельно, тем более что в Саванне не было ни одной станции, а просить лошадей или экипаж они ни у кого не хотели, боясь доставить лишние неприятности. Ибо местность, окружающая город, была не очень удобной для лошадей, и они могли в любой момент споткнуться и получить раны, а экипаж – и вовсе застрять где-либо или завязнуть.
Гримлер решил идти вдоль берега реки Саванна, по имени которой и был назван городок, куда отправлялся «Наполеон» из Парижа с Гримлером на борту. Он так решил, потому что именно около берега реки было самое удобное место для путешествия на собственных ногах, и прямо по этой реке располагался самый короткий путь к зданию Государственного астрономического союза.
В этой местности находилось очень много влажных лесов, деревья которых широко раскинули над головами наших героев свои кроны. Небо было пасмурным, и казалось, что вот-вот начнётся дождь (а дожди очень часто посещают эти места в летнее время).
Николас ещё раз попросил прощения у господина и поделился с ним угощениями, купленными в Новом Орлеане. Гримлер был благодарен ему, хоть и не чувствовал сильного голода.
Господин и слуга прошли около одной мили, как вдруг Гримлер остановился, да так резко, что Николас, не заметив этого, чуть не ткнулся в его спину.
– Почему вы стоите, мой господин? – спросил он.
– Смотрите, Николас, похоже, здесь поселились индейцы, нашедшие в этих местах удобное место для своего хозяйства и, видимо, они скрываются от здешних властей, – проговорил он.
И действительно, всего в трёхстах футов от подножья невысокого холма, на который поднялись путешественники (теперь можно назвать их так по праву, ибо они идут сейчас без чьей-либо помощи, хоть им и нужно пройти лишь чуть больше двух миль), почти около самого берега Саванны были сложены хижины, по внешнему виду очень похожие на жилища индейцев, селившихся в этих местах. Гримлер насчитал тридцать штук. Он также смог увидеть их обитателей, которые были среднего роста, имели светло-красный цвет кожи и тёмные волосы.
– Знаете, что мне сейчас пришло в голову, Николас? – сказал Гримлер, закончив рассматривать индейцев.
– И что же? – ответил тот, почувствовав, что его господин сейчас скажет что-нибудь необычное.
– Я хочу погостить у этих индейцев пару деньков и внимательно изучить их самих и их хозяйство.
У Николаса после такого ответа чуть не отвисла челюсть.
– М-м-мой господ-дин, мои уши меня не обманули? – крайне удивлённо спросил он, – вы правда хотите иметь с ними дело? Они ведь могут напасть на нас, поймать, зажарить, съесть, сделать всё, что угодно!
– Прошу не волноваться, Николас. Если они встретят нас недружелюбно, я попробую объяснить им, что мы не хотим сделать им ничего дурного. А если же это нам не поможет, и они продолжат скалить на нас зубы, то я просто познакомлю их со своей шпагой.
– А как же Государственный астрономический союз? Вы ведь очень хотите добраться до него, или я говорю неправду?
– Вы правы, Николас, но Союз никуда не денется, а эти индейцы могут сегодня же уйти из этих мест, и я так и не смогу в достаточной мере познакомиться с ними, а всё-таки мне очень хочется изучить их.
Слова Гримлера немного вселили уверенность в Николасе, но всё же он так боялся встречи с индейцами, что по его коже побежали мурашки. И он смог убедиться в одном:
«Я служу моему господину уже пять лет, но, оказывается, всё ещё не очень хорошо знаю его. Впервые вижу, что он безо всякой боязни идёт к людям, о которых вообще ничего не знает. Впрочем, я не могу сомневаться в нём. Думаю, он знает, что делает.»
Пока наш робкий слуга думал подобным образом, его господин уверенно шёл в сторону поселения индейцев, и Николасу пришлось поспешить, чтобы не отстать.
По мере того, как Гримлер и Николас приближались к поселению индейцев, они смогли лучше разглядеть их и их жилища. Головы их были не слишком большими, но и не очень маленькими, глаза очень узкими, больше напоминавшими щели, руки и ноги были слегка длиннее, чем предписывала пропорция, волосы очень тёмными, почти чёрными, а цвет кожи не красным, как показалось путешественникам ранее, а скорее напоминающим кирпичный. Женщины были ниже мужчин, а их кожа была более светлой.
Хижины индейцев были сложены из веток, полученных с местных деревьев, глины, соединяющей их, а также листьев, расположенных на крышах и служивших скорее украшением.
«Очень непрочные у них хижины», – подумал Гримлер. «Начнётся ураган, и они тут же разлетятся. Но, возможно, у них есть какой-нибудь хитрый метод, чтобы не потерять свои дома. Буду наблюдать дальше».
Индейцы занимались разными делами: одни шли к реке с копьями или с самостоятельно сделанными удочками, чтобы добыть из неё рыбу, другие шли на охоту с такими же копьями, луками и колчанами стрел за спиной, третьи разводили костёр, чтобы зажарить на нём уже пойманную дичь, четвёртые в это же время очищали её от костей.
Большинство жителей Америки были настолько увлечены своими занятиями, что поначалу даже и не заметили двух белых людей, медленно, но неумолимо приближавшихся к их селению. Но вдруг один индеец, обитатель хижины, которая располагалась ближе всех остальных к Гримлеру и Николасу, только что взявший копьё и собиравшийся пойти на реку, вдруг повернул голову как раз в их сторону и увидел их. Он вначале не поверил своим глазам, но уже через секунду начал размахивать руками и кричать что-то, а затем побежал вглубь деревни индейцев и опять стал кричать и показывать пальцами на путешественников. Его соплеменники также заметили их, и, не прошло и минуты, как почти все члены племени, как без оружия, так и с ним, побежали по направлению к Гримлеру и Николасу.
– Ну вот, – испуганно простонал Николас, сжавшись от страха и пытаясь спрятаться за спину Гримлера. – Это не могло кончиться добром. Теперь нам остаётся только ждать своей смерти…
Гримлер сначала тоже несколько растерялся, так как его потряс вид (на первый взгляд грозного) племени индейцев, бегущих к ним на огромной скорости. Но затем он попытался собраться с мыслями и подготовиться к развязке.
Николас уже приготовился к тому, что все индейцы вот-вот начнут бросать в него и Гримлера свои острые копья или стрелять в наших героев из луков, но этого не случилось, по крайней мере, до того момента, пока племя не остановилось, приблизившись почти вплотную к путешественникам, образовав линию, напоминавшую своеобразный полумесяц.
Индейцы не стали использовать против них силу своего оружия, а просто начали внимательно разглядывать их. Они рассмотрели и лица чужеземцев, и их одежду, и, увидев на поясе Гримлера ножны, в которые была вложена его шпага, догадавшись, что это оружие, и подумав, что он собирается напасть, один из индейцев таки метнул в Гримлера своё копьё, а за ним – ещё двое. Гримлеру и Николасу пришлось присесть, чтобы увернуться от смертоносных копий, которые наверняка были пропитаны каким-нибудь ядом. Николас побледнел от страха, его лицо стало похоже на мраморную статую, на его лбу выступил холодный пот. Другие индейцы стали смотреть на его и его господина недобрыми глазами. В воздухе повисло большое напряжение.
Неизвестно, чем это дело бы закончилось, если не Гримлер, оправившись после столь неожиданного для него нападения индейцев, не стал осуществлять свой план, про который он говорил Николасу ранее – попытаться объяснить, что они не собираются нападать на них. Он немного знал язык индейцев этой местности, но его знаний не очень хватало для этого, поэтому он решил также использовать жесты. Он стал произносить слова на индейском языке, отрицательно качать головой, отходить от них, и даже вынул шпагу из ножен, но не использовал её, а бросил на целых десять футов за себя, показывая, что не собирается использовать оружие против них.
В рядах индейцев наступило замешательство. Большинство из собиравшихся напасть на Гримлера всё-таки отложили свои копья, но один из них, как раз тот, кто первым увидел путешественников, ещё сохранял недобрый взгляд на своём лице. Он сделал им странный знак: сначала показал на них пальцем, затем этим же пальцем показал на землю, а потом – быстро провёл им в воздухе косую линию, будто изображая копьё (лишь спустя несколько минут Гримлер и Николас поняли, что это был приказ им оставаться на месте, иначе индейцы снова покажут им силу своего оружия). Затем он сделал другой знак своим соплеменникам, видимо, призывая их подойти к нему. Те послушались, и индейцы стали говорить о чём-то между собой.
– Он-ни что, сп-порят о т-том, как нас лучше уб-бить? – спросил Николас очень тихим и дрожащим от страха голосом, да так сильно, что Гримлер едва разобрал его речь.
– Нет, просто тот индеец, который и призвал всех остальных сюда посмотреть на нас, не верит, что мы не собираемся нападать на них, но прочих я, похоже, убедил, и они открыто возражают ему.
«Ох, лишь бы он не смог убедить их!» – подумал Николас.
Индейцы совещались достаточно долго и, казалось, совсем не замечали Гримлера и Николаса, но последний всё равно старался не двигаться, сильно объятый страхом, и его господин, похоже, тоже почувствовал страх.
Наконец, голоса индейцев утихли, и они повернулись к путешественникам лицами. Слуга Гримлера уже приготовился уносить ноги, но никто из коренных американцев больше не хотел нападать. Да, тот индеец не смог убедить их, и они, хоть и поначалу сохраняли некоторое недоверие к путешественникам, но в конце они отложили своё оружие и готовы были хорошо принять их, хоть они и являлись европейцами. Такими были индейцы этого племени: вначале они были сильно недоверчивы к любым гостям, имевшим смелость появиться на их землях, но, если они убеждались, что эти гости не хотят причинить им ничего плохого, индейцы проявляли сильное гостеприимство. И в этом они отличались от других племён, также проживавших на берегу Саванны, которые были очень жестоки с гостями.
Итак, индейцы больше не проявляли враждебность. Один из них сделал жест Гримлеру и Николасу, приглашавший их пойти с ними, но в нём не содержалось больше ни капли жестокости. Они просто хотели показать их своему вождю, так как он должен знать обо всём, что происходит в его племени.
Гримлер понял этот жест и пошёл вместе с индейцами. Пока вся эта компания неспешно шла в её направлении, он стал озираться по сторонам с целью ещё ближе познакомиться с жизнью племени. К сожалению, сейчас почти всё оно сейчас сопровождало его и Николаса, поэтому ему не удалось почти ничего выяснить. Он только смог заметить, что лишь около нескольких хижин (во всём селении их насчитывалось не более десяти) были поля или загоны со скотом, поэтому можно было сделать вывод, что это племя очень неразвито, фактически застряв в каменном веке. «Или», подумал Гримлер, «у них есть общие поля и скот, которыми может пользоваться каждый из их племени, и которые я ещё не заметил».
Когда он наконец посмотрел вперёд, он увидел хижину вождя. Она была огромной, раз в пятнадцать выше остальных хижин, но она скрывалась в тени высокого дерева, так как находилась не в центре селения (поэтому он не смог увидеть её раньше), а на его левом краю, а остальные хижины окружали её подобно амфитеатру, но только с одной стороны. «В ней, наверное, более двух тысяч веток. Это может значить, что её строила по меньшей мере половина племени, и что оно очень любит своего вождя» – подумал Гримлер.