На следующее утро Кулесов пустил свою фирменную систему в действие. Всё утро он посвятил расспросам практикантки на самые отвлечённые темы и к окончанию завтрака выяснил, что у них с Любой много общего. Например, Любе очень нравилась классическая музыка и новое прогрессивное направление в электронике, носившее гордое название Dark Noize Drum Beat Core Remix Jungle. Григорий, до сего дня считавший классикой хард-рок семидесятых годов двадцатого века, а современную электронику именовавший исключительно безмозглой хренью, долго и увлечённо говорил о великих композиторах прошлого, правда, перепутав Мусоргского с Глинкой, и даже с выражением невероятного счастья на лице прослушал пару треков популярной группы «А чо а то», больше всего напоминавших звон хрусталя, пережёвываемого крокодилом во время проведения вуду-ритуала в работающем штамповочном цеху. Так же неожиданно выяснилось, что у Григория с Любой один на двоих любимый фильм – экранизация романа «Трансгрессирующая» по знаменитому циклу «Любовь и Силы» Патрисии Смит. Обнаружив такое число общих тем для разговоров, Григорий категорично заявил, что именно сегодня она ему необходима для выполнения столь важного задания. Василий, прекрасно знавший, что любимый фильм Кулесова – «Шквал пуль 3 – Луна под огнём», принял это предложение без особой радости, но всё-таки уступил. Неизвестно, насколько эффективна была помощь Любы в поверке телескопа, но к концу дня старший астроном обладал просто энциклопедическими знаниями о вселенной «Любви и Сил». Поэтому за ужином большая часть диалогов происходила между ним и молоденькой практиканткой. Активно обсуждалась судьба и злоключения Джейн Гиллиган – несчастной девушки, пытающийся совместить учёбу в школе трансгрессоров с поисками первой любви и одновременно – с борьбой с коварными псиониками. Петрейкина приключения Джейн Гиллиган мало интересовали. Во время разговора он откровенно скучал, позёвывал и ушёл в каюту раньше всех, сославшись на головную боль. Засыпал он в эту ночь крайне скверно – мешали злость на Григория, осознание, что данная история ничем хорошим не кончится и неожиданно проснувшаяся ревность. Нельзя сказать, что Василий строил какие-то планы относительно Любы, но у него прямо из-под носа уводили хорошенькую практикантку, и это запустило древний, как сама история человечества, механизм. Мужчина не терпит, когда его ближний достигает большего успеха у противоположного пола. В подобной ситуации даже клинические дистрофики начинают бессознательно напрягать то, что у них за неимением лучшего заменяет мышцы, надеясь придать тощему телу рельеф, а законченные зануды извлекают из пыльных углов разума прежде неиспользованное остроумие, дабы морально подавить соперника. Василий искренне бы дал Григорию найти девушку его мечты (ну, или по крайней мере, ту девушку, которая была бы готова терпеть Григория), но предпочитал, чтобы поисками его друг занимался где-нибудь подальше от Василия.
Утром, когда Васлий сообщил, что Любови пора приступать к выполнению прямых обязанностей, Григорий заявил, что сам проследит за ней, так как на сегодня планов по замерам у него нет и вообще он давно не выходил в космос, а у Василия давно не было свободного времени. Вид при этом у него был настолько жалкий, что Петрейкин не выдержал и согласился. После завтрака практикантка и астроном облачились в скафандры и отправились наружу, а Василий остался на станции один.
Два часа он искренне пытался заниматься текущими делами, но наконец любопытство взяло своё – и Петрейкин, облачась в скафандр, отправился на проверку. Пройдя шлюзование, пристегнувшись кабель-тросом и выбравшись на поверхность станции, Василий, приняв гордый вид воеводы, обходящего свои владения, вальяжно зашагал к антенне дальней связи. Но уже через пару шагов напрочь утратил всю свою вальяжность и горделивость. Открывшаяся перед ним картина была ужасна: практикантка сидела на корпусе корабля, держась за ручки крепления и удобно привалившись к поворотной мачте, а Григорий усиленно орудовал щётками, начищая ту часть мачты, что не была закрыта спиной Любы. Петрейкина они явно не замечали. При этом они, судя по движению голов, о чём-то активно разговаривали. Василий переключил пару каналов передачи и наконец подключился к разговору.
– Так значит Саймон псионик? – удивлённо спрашивал Григорий.
– Ну да, – радостно сообщала Люба. – Он на псиоников с самого начала работал, а потом влюбился в Джейн и теперь не знает, что делать. Это всё в третей книге выяснится.
– Это которая «Прогрессирующая»?
– Нет, «Прогрессирующая» – это вторая, а третья книга – это «Аннексирующая», я тебе её скину обязательно.
– Ему больше подойдёт другая книга, – громко сказал Василий в микрофон. – Нет там случайно книги с названием «Деградирующий»?
Эффект был велик. Кулесов вздрогнул так, что ударился головой об антенну, а румянец на лице Любы было видно даже через стекло шлема. Петрейкин между тем принял позу обличителя.
– Практиканка Юных, приступить к выполнению задания. А вы, гражданин страшный астроном, лучше бы рассказали практикантке о технике безопасности в космосе.
Практикантка Юных, уже было кинулась за губкой и щёткой, но тут в Кулесове взыграла мужская гордость.
– Слушай, механизатор, шёл бы ты отсюда пешим строем бодрым шагом. И не мешал людям общаться, а то нашёлся тут, видите ли, главный. Хочешь командовать, командуй своими железяками, а ко мне не лезь. Я, между прочим, здесь учёный, а ты тут так – обслуживающий персонал…
Поняв, что сморозил глупость, Кулесов замолк. Затем пытаясь как-то сгладить ситуацию продолжил.
– Эмм… Ну, в смысле… Мы же все здесь равны… И всякое такое…
– Понятно, – как-то особенно холодно сообщила Люба, после чего схватила щётки и принялась яростно начищать антенну.
– Но я же совсем не то имел ввиду, – промямлил ошарашенный Кулесов.
– Я так и поняла, Григорий Сергеевич, – ответила Люба, не прекращая драить мачту.
Обстановка в компании стремительно наэлектризовывалась, и Василий, чувствуя нижней чакрой покалывание первых серьёзных разрядов пробормотал:
– Ну, кажется, у вас тут всё в порядке. – И не преувеличенно бодрым шагом отправился к шлюзу, под пристальным взором Кулесова.
Ужин проходил в траурной обстановке. Казалось, каждый из членов экипажа решил, наконец, досконально исследовать содержимое своей тарелки, и это увлекательнейшее занятие не оставило ни малейшего времени на общение с собеседниками. После ужина у каждого обнаружились какие-то срочные дела, причём Петрейкин юркнул в каюту с такой скоростью, словно за ним гналась стая волков, не раздеваясь юркнул в постель и тут же стратегически притворился спящим. Хитрость не помогла. Кулесов, в душе которого клокотал жгучий коктейль из злобы на Петрейкина, стыда за содеянное и досады на судьбу, которая так жестоко играет человеком, сорвал с Петрейкина одеяло и пинками заставил старшего механика подняться с постели.
– Никогда! – бушевал астроном – Слышишь! Никогда не прощу тебе этого!
– Причём здесь я? – возмутился Петрейкин. – Сам виноват. Нечего было называть механиков обслугой.
Аргумент не возымел должного действия.
– Это всё ты подстроил! Ты специально всё распланировал! Ты… Ты завидовал нашему счастью!