Аист на крыше

Всю жизнь Артём так осатанело бежал от влияния матери, что совершенно не заметил, что убежал прямо в надетом на него с детства белом пальто.

– Мам, отдай, пожалуйста, Зойку на фехтование или шахматы – она хотела. И вообще я тебе не почту потом пришлю инструкцию, как с ней обращаться. Давай не как в прошлый раз, ладно?

– А попрощаться ты с ней не хочешь?!

Артём быстро шагал прочь от здания суда, кутаясь в куртку. Надо было быть честным с собой: Артём просто трусил видеть Зойку сейчас. Ему было страшно услышать, как она плачет. Ещё страшнее увидеть, что она спокойна.

***

Ветер завывал в ушах, холодил самый мозг, шевелили волосы на голове, хлопал по бокам курткой и ощупывал ледяными пальцами рёбра.

Ноги утопали в мягком, холодном песке. Между пальцами осыпались песчинки.

Всё было серое. Во все стороны простирался светло-серый пляж, с торчащими из дюн высохшими чёрными колючками, раскинулось до горизонта покрытое рябью тёмно-серое море, сливавшееся с нисходящим сизым куполом неба. Накатывали грязно-серые волны, увенчанные пыльными барашками. Пена с шипением растворялась у берега.

Артём оцепенело смотрел вдаль. Мир бесконечен. Время бесконечно. Сейчас у него в руках полная свобода. Он может делать, что пожелает.

Артём ничего не хотел. Он устал. Ему ничего не было нужно. Оглядываясь назад, он понимал, что всё делал только ради Зойки.

Его не существовало. У него не было интересов. Устремлений. Страстей. Он не завёл друзей, не построил отношений. Он не умел строить отношения. Не умел общаться с людьми. Его этому не научили. Он умел только крутиться в системе винтиков и гаек. Тоже, правда, непонятно зачем.

До сих пор его в этой жизни якорем удерживал долг. Ответственность. Боже, сколько на нём ответственности! На себя плевать, но у него в руках судьба и будущее маленького человека. От него зависит, какой вырастет Зойка. Вырастет ли. Артём почти слышал, как под грузом ответственности хрустят кости. Дрожат руки и ноги, колени неотвратимо прогибаются и скоро переломятся пополам. Собственные конечности, казалось, весили тонну.

Артёму было тяжело. Артёму было страшно. Должен же быть предел! Он физически не смог бы взвалить на себя ещё больше ответственности.

И вот эту ношу с него сняли… И он остался в невесомости в открытом космосе. Куда ни посмотри, всюду темнота и пустота. У него на руках была полная свобода, которая была ему не нужна, потому что её не на что было потратить.

У него больше ничего не было. Больше ни за чем он был не нужен.

Ему было нечего делать. Пустота была внутри.

Артём побежал. Прямо навстречу накатывающим волнам. Они, казалось, росли на глазах. Накроют, закрутят, растворят. В пятки больно впивались острые колючки, редкие камни.

– Пацан, стой! Купаться нельзя! Штормовое!

Механизированной громкоговорителем голос со спасательной вышки далеко разнёсся над водой. Как будто заговорили сами небеса.

Артём бежал. Утопая ногами в песке. Путаясь локтями в собственной куртке.

Бежал.

Ледяная вода обняла больные ступни. Мгновенно намокли и прилипли к щиколоткам тяжёлые штанины джинсов. Холод взбежал к самой макушке. Разлетались брызги. Вода как будто хватала Артёма за ноги, мешая бежать дальше.

Но он бежал.

Вода сомкнулась вокруг талии ледяным кольцом. Сжала стальными кулаками лёгкие, выдавив воздух. Вцепилась в кадык. Артём позволил воде оторвать его ноги от шёлкового песка на дне. Его развернуло на спину, лицом к бесконечному сизому небу. Сквозь его плёнку блёкло светило белое солнце. Недосоленная вода лезла в рот. Артём отплёвывался.

Взмахнув руками, Артём поплыл к горизонту. Дыхания не хватало. Тело ныло от холода. Сводило пальцы на ногах. Саднило в носу из-за залившейся воды. Боль в голове приносила странное облегчение. Как будто заморозились все мысли. Гребок, вдох, гребок, выход. Дыхание тяжёлое, сиплое.

Артём замер. Отяжелевшие джинсы потянули ноги ко дну. Артём зажмурился, боясь, что под кончиками пальцев сейчас окажется песок или какая-нибудь бетонная плита. Но было пусто. Вода щекотала под носом. Артём зажмурился. Темно.

Где-то далеко надрывно рыкал не желавший заводиться мотор лодки. Вода залила уши, всё стихло, только гул моря вокруг.

Артём почувствовал, как холод сомкнулся над макушкой.

***

Артём сидел на больничной койке, кутаясь в одеяло, и отупело смотрел в пол. Ему дали переодеться в чьи-то спортивки и чей-то свитер – судя по размерам, разных людей. Отогревающиеся пальцы зудели в туго натянутых на ноги шерстяных носках. Всё тело чесалось.

«Зачем приехали на Куршскую косу?» Не помню. «Сколько времени пробыли?» Не помню. «У вас было помутнение, или вы сознательно собирались утопиться?» Не помню. «Подобные случаи раньше бывали?» Не помню.

Не рассказывать же, что с тринадцати лет Артём три раза на неделе клялся покончить с собой, несколько раз в месяц валялся с нервными срывами и паническими атаками, которые глушил нанесением себе порезов, и однажды действительно чуть не умер, наглотавшись аспирина с водкой.

Толстый милиционер покачал головой и закрыл папку с протоколом.

Зашла усталая, помятая врачиха. Марлевая маска была задрана на макушку.

– Вас есть кому забрать?

Артём помотал головой.

Врачиха устало вздохнула и закатила глаза. По ней было видно, что она на грани. Наверняка у неё есть дела более важные и срочные, чем неудавшийся утопленник.

– Ставьте его на учёт и отпускайте.

Полицейский, будто что-то почувствовав, встал и заблаговременно открыл дверь собравшейся уходить врачихе, а потом и сам вышел следом. Артём остался сидеть один в полумраке тесной пустой палаты.

Его выловили из воды минуты через три после того, как он ушёл вниз с головой. Обошлось настолько без последствий, насколько только могло. Худшее, что ему предрекали – ангина.

Артём не знал, сколько ещё просидел без движения. Его привела в чувства скрипнувшая дверь. Уже было темно.

На пороге стояла тётя Маша, вернее, её силуэт, очерченный оранжевым светом коридорной лампы.

Артём попытался накрыться с головой и втянуть голову в плечи.

Тётя Маша вошла, осторожно прикрыв за собой дверь и поправив перекосившуюся на плечах кофту, она зажгла свет. Артём прищурился. Тётя Маша села рядом с ним на стул.

– Дурак.

Артём виновато посмотрел на тётю Машу.

Даже у неё в глазах было это брезгливое сочувствие. Она поджимала губы.

– Поедем домой, Артём. Надо твою кошку покормить.

Зойку мать увезёт в Москву. Там условия лучше, уровень образования выше, товары качественнее, квартира больше. А на Груню так быстро документы не оформить – в самолёт не пустят. Хоть какое-то Артёму напоминание о Зойке останется. Будет о ком позаботиться.

Тётя Маша встала. Артём осторожно слез с кровати, попав ногами в выданные ему чьи-то резиновые шлёпки, бывшие на пару размеров ему велики.

Артём всё ещё кутался в одеяло. Он сделал шаг, и одеяло, как мантия, потянулось за ним, край тяжело ухнул на пол. Тётя Маша со вздохом расцепила его руки, кинула одеяло на кровать и за руку повела Артёма на выход.

Жалко только, что спасатели были бдительные, а в ближайшем посёлке нашёлся фельдшер, реанимировавший Артёма до приезда «скорой», и что до городской больницы было меньше часа езды.

Тётя Маша подписала бумаги в регистратуре. Дежурная медсестра выдала Артёму пакет с его мокрыми вещами.

– У тебя на проезд-то есть деньги?

Артём рефлекторно сунул руки в карманы чужих штанов, но там был пусто.

Деньги на проезд промокли вместе с выкупанными джинсами и рассыпались трухой. Долги Артёма перед тётей Машей росли с геометрической прогрессией.

***

Над зданием аэропорта вставало солнце.

После долгих дней затяжных дождей и обложных облаков его лучи окрашивали пожелтевшие кроны деревьев в золото. Площадь перед аэропортом утопала в этом свете, становясь похожей на декорацию к фильму.

Артём вышел на эту площадь, сойдя с самолёта, почти десять лет назад. Странно работает память: Артём не помнил, уже тогда она была в таком виде, или приоделась куда позже. Но того, что было раньше, Артём вообразить не мог. Всё стирается, всё замещается.

Артём пританцовывал от холода, топчась на месте. Хотел было сесть бордюр, окружавший саженец туи, но подскочил как ошпаренный, такой он была ледяной. Только почки простудить сейчас не хватало.

Стоять, правда, тоже было тяжеловато: хронический недосып, продолжительный стресс, кружка кофе на пустой желудок, пробежка до маршрутки и поездка, стоя в толпе, первая утренняя сигарета, холод… Артёма порядком штормило и подташнивало.

Артём зажимал подмышкой плюшевую Груню. Наводя порядок в квартире, Артём нашёл её в бельевом ящике в диване. Это была единственная вещь Зойки, которую сразу не забрали вместе с ней.

Артём посмотрел время по наручным часам. На рейс до Москвы ещё даже регистрация не началась. Даже мать не была настолько полоумной, чтобы приехать с таким запасом. Но Артём слишком боялся опоздать.

К площади подъехало такси. Высокий, крепко сбитый седой водитель в тельняшке открыл пассажирскую дверь, вышла мать. С заднего сидения выскочила Зойка с довольно большим рюкзаком. Водитель тем временем достал из багажника огромный чемодан, попрощался с матерью, приложив руку к невидимой фуражке, и уехал на стоянку. Из аэропорта потянулись пассажиры с прибывшего рейса.

– Мама.

Мать остановилась на полпути к аэропорту и удивлённо захлопала глазами на Артёма. Зойка скривилась, всхлипнула, выдернула свою руку из материной и бегом бросилась к Артёму, плача на ходу. Артём присел на корточки и принял Зойку в объятия. Она почти тут же вырвалась и принялась колотить Артёма по плечам.

– Ты же обещал! Обещал! Мы же договаривались не делать плохо!

Артём сгрёб Зойку в охапку и крепко стиснул, не давая пошевелиться. Зойка продолжала хныкать. У него самого по щекам текли кипяточные слёзы. Никогда она не плакала, и вот нате. Да к тому же из-за него.

– Я приеду к тебе на все каникулы, слышишь? А потом найду работу и заберу тебя обратно. Подожди совсем немного. С мамой тебе будет хорошо. Может, так понравится, что возвращаться не захочешь.

– И не захочу! Уеду от вас! В Сахару! На Северный полюс!

Артём горько усмехнулся, встал и вручил Зойке плюшевую Груню.

– Она потом обратно оживёт, честно.

Подошла мать.

– Ты можешь поехать с нами.

Артём тоскливо посмотрел на неё.

Правда ведь может.

Артём вздохнул, потрепал Зойку по макушке и сунул руки в карманы.

– Ну, первый блин комом, удачи со вторым, мам. Звоните мне, ладно?

Мать кивнула, взяла Зойку за руку и повела к аэропорту. Зойка всхлипывала, оборачивалась на Артёма. Он смотрел ей вслед с застывшей на лице утешительной улыбкой и только раз помахал рукой. Артём смотрел им в спины, пока они не скрылись в чреве аэропорта.

Артём ещё долго стоял на месте. Мимо него шли потоки людей. Пару раз подошли предложить свои услуги таксисты. Артём снова почувствовал головокружение и голодную тошноту. Так ослепительно сиявшее с утра солнце скрылось за тучами. Искрящееся здание аэропорта превратилось в тяжёлый, холодный мавзолей.

Артём сел в автобус до Калининграда. Действительно сел: все, кто ехал на работу, уже проехали, а путешествующих в этом сезоне не так много. Свободных мест было предостаточно. Артём устроился у окна, натянул на голову капюшон и привалился к стеклу. Автобус тронулся. Стекло задребезжало, у Артёма застучали зубы. Он откинулся на спинку сидения и вглядывался в проплывавшие за окнами пейзажи, пока не заболела неудобно вывернутая шея.

Артём сошёл на площади Василевского. Потянулся. Посмотрел по сторонам. Вокруг привычно суетились люди. Пасмурная погода придавала всему происходящему какое-то повседневное спокойствие. Артём побрёл к дому.

День едва начинался. Интернет по-прежнему не оплачен. Все книги перечитаны. На последние деньги Артём купил еды, но она уже подходила к концу. Из психоневрологического диспансера пришло извещение о постановлении на учёт – прощайте, права, прощай, нормальное трудоустройство. Не зря мать в детстве пугала, что Артём закончит жизнь кассиром в супермаркете: на большее рассчитывать не приходилось.

Но теперь почему-то было приятно наплевать. То ли потому, что выпендриваться больше было не перед кем, то ли потому, что правда надоело к чему-то тянуться и хотелось просто жить.

Артём как раз недавно в магазине рядом с домом видел объявление о вакансиях.

И было как-то удивительно легко. Как будто балтийская вода вымыла из души и разума весь мусор. Было грустно, безусловно, но Артём не чувствовал свинца в ногах, ставшего привычным за последние несколько лет.

Откуда-то донеслись басы. Потом стала различима мелодия. Играли что-то а-ля рус. Артём невольно начал покачивать головой в такт.

Около входа в зоопарк собралась большая толпа. Кто-то снимал на телефон. Дети прыгали и пытались танцевать. Почти все аплодировали. В центре играли двое музыкантов: бородато-патлатый толстенький басист и вполне смазливый гитарист с чёлкой на пол-лица. Басист пел приятным баритоном.

Артём запнулся, сбившись с шага. Ноги сами стали отбивать ритм. Артём не знал никаких народных танцев – он вообще танцевать не умел, но какой-то исконно-русский инстинкт заставлял быстро перебирать ногами, время от времени пристукивая каблуком.

Толпа заметила Артёма. На него направили камеры. Музыканты с опаской на него посмотрели. Артём скинул куртку, упёр руки в бока и вышел на середину круга, отплясывая невесть что, но с искромётной улыбкой на лице.

Что Наташа Ростова, пустившаяся в пляс под дядюшкину гитару? Скажите лучше, откуда Артём знал, как поворотиться, куда деть руки, как притопнуть ногой?

Музыканты вошли в раж и играли всё быстрее. Они улыбались, глядя на Артёма. До того размеренный голос басиста напитался страстью, он пел во всю мощь. В толпе свистели и улюлюкали, аплодисменты поддерживали ритм.

От зрителей отделилась миниатюрная девушка в пуховике лет шестнадцати, тоже скинула куртку и присоединилась к Артёму. Она была близко. Артём рефлекторно подхватил её за талию и закружил в воздухе на одной руке. Толпа бесновалась и верещала от восторга.

Созданный собственным телом ветер шевелил волосы, вздувал футболку, словно парус, и казалось, ещё чуть-чуть, и Артём на собственной тяге воспарит в небеса и понесётся над всем городом, далеко-далеко, вслед за аистами в тёплые края.

Артём наглотался холодного воздуха, у него перехватывало дыхание, он был весь мокрый от пота, ноги начинали заплетаться. Но музыка играла. И девушка, хохоча, танцевала рядом с ним. И солнце начинало снова выходить из-за туч, придавая всему золотистый оттенок.

«Какая чушь, – подумал Артём, – мне двадцать три года, я стою на учёте в психушке, и у меня на руках полная свобода. Может, стоит пригласить эту девчонку на свидание? Посадят же, она малая совсем. А не всё ли равно? Буду с Зямой за одним столом обедать».

Артём усмехнулся от собственных мыслей.

В кармане завибрировал телефон. Может, мать звонит – уже успела потерять Зойку в аэропорту. Или из диспансера просят явиться на осмотр. Если чудеса бывают – кто-то уже слил видео с танцульками в сеть, и какой-нибудь продюсер хочет пригласить Артёма в свой танцевальный коллектив. А скорее всего – пришли выплаты по ставкам, а значит можно будет купить Груне корм и себе выпивку.

А ещё можно покрасить волосы в любой цвет и сделать любую стрижку, какой угодно пирсинг и хоть всё тело забить татуировками, – и никто ему ничего не скажет.

Так что ничего страшного. Живём.

Сентябрь 2018