Za darmo

Довлатов на Дошираке

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Простите, вы мне можете помочь по этому разделу.

– Могу найти вам нужную книгу, но сразу скажу в живописи совершенно не разбираюсь.

– Ну как же так! – восклицает она. – неужели вам чуждо чувство прекрасного, неужели вы не хотите видеть и понимать красоту.

Как меня достали подобные личности. Именно достали, слово не совсем литературное, но донельзя подходящее.

– Почему вы, скажите мне, решили, что я не умею видеть красоту. —отвечаю я, совершенно не собираясь сдерживаться. – умею. И не думаю, что для этого нужно знать фамилии художников или уметь отличать классицизм от романтизма. Достаточно только посмотреть на картину и сразу понятно – это красиво, волнительно и трогательно.

Разве для того что бы наслаждаться музыкой обязательно знать ноты? Разве исключительно филолог может до зари не выпускать из рук книгу и впитывать красоту образов и откровений, мелькающих между строк. Ну конечно же нет.

Попытки понять красоту, на мой взгляд изначально ошибочны. Понимая, вы начинаете оценивать разумом. Не понимая – сердцем. А как мне кажется, сердце больше смыслит в подобных делах.

Относится это причем ни только к творчеству. Вот к примеру, не так давно зашла в магазин девушка, на первый взгляд самая обычная. Пальтишко на ней серое было. Волосы мышиного цвета. Губы бледные, нос чуть с горбинкой. Глаза усталые, без огня.

Но что-то в ней такое было, отчего у меня натурально ноги подкосились. Видел я в ней красоту, настолько непонятную, и такую сильную, всеобъемлющую, что хотелось толи сбежать на край света и спрятаться там от искушения, толи броситься этой красоте на встречу и расцеловать куда попало.

– И что же сделали? – вклинилась в мой монолог женщина.

– Да ничего я не сделал, ничегошеньки, как обычно.

Пообщались мы с ней еще немного. Спеси в ней поубавилось, и вроде даже довольные друг другом разошлись. Она ушла искать кого бы еще поучить видеть и понимать красоту. Я остался у стеллажей в ожидании конца смены.

Скандалы порой возникают на ровном месте. Этот, на сколько я помню, случился в начале декабря.

Мужчина с женой прогуливались вдоль стеллажей. Оба были одеты дорого и безвкусно. Так обычно одеваются внезапно разбогатевшие люди, которые не очень понимают, что делать со свалившимися на них деньгами. Поэтому они обвешиваются шмотками и украшениями подороже и думают, что это красиво. Забывая, цена сама по себе красотой не наделена.

Мужчина случайно задел сумкой керамическую копилку, та упала на пол и разбилась. Я с улыбкой погрозил указательным пальцем. Мужчина в ответ тоже улыбнулся, спокойно достал кошелек и спросил сколько он должен.

Прежде чем я успел ответить, его жена, приняв позу квочки, расфуфырившись, с угрожающим видом двинулась в мою сторону.

– Что значит сколько ты им должен! – взвизгнула она. – Не будем мы ничего платить. Сами виноваты, у них выкладка неправильная. Кто же такое хрупкое с краю ставит. Ни копейки вам не отдадим. Я законы знаю, зовите администратора.

– Не хотите платить не нужно. Спишем, да и все. Ни в первый раз и не в последний.

– Ты мне хамить еще будешь молокосос. Зови администратора. Я законы знаю.

– Зачем администратора то звать? – удивляюсь я. – говорю же платить не нужно. Идете с миром, с богом, с кем хотите в общем.

– Поставят как попало, а порядочным людям потом плати. Безобразие! Безобразие! Беспредел! Жулье одно кругом…

Дальше идет непечатный набор слов. Непечатный не потому, что там мат или слова грубые, а потому, что я такими словами бумагу ни за какие деньги марать не буду. В конце прозвучало уже фирменное – зовите администратора.

Ладно думаю, черт с тобой. Бегу в подсобку.

– Тань ты занята?

– Ушаю. – Ответила она с набитым ртом.

– А ну кушай тогда, приятного аппетита.

– Случилось чего?

– Да не, все нормально, сам разберусь.

Прибегаю обратно в зал. Сумасшедшая еще там. Пристает к людям, рассказывает какие мы все сволочи.

– Боюсь администратор подойти не сможет, она на обеде.

– Как на обеде? В такое время! Врешь небось скотина.

В ее голосе столько удивления, будто сама мысль о том, что кто-то может позволить себе полчаса свободного времени противоестественна. Хотя я совершенно уверен, сама на работе в обед палец о палец не ударит.

У меня трясутся руки от злости, сдерживаться все труднее.

– Да на обеде. – Повторяю я. – А мы что по-вашему, должны четырнадцать часов ни есть, ни пить, ни в туалет, пардон, не ходить.

Мы ведь тоже люди, самые что ни на есть обычные, такие же как вы.

Нам тоже иногда становиться плохо, мы бываем расстроены. Ошибаемся на ровном месте, и вы нас за эти ошибки готовы сожрать не прожевав. Да, по регламенту клиент всегда прав, а мы виноваты. Но по-человечески это не так.