После сдачи теста часть пациентов разошлись по палатам, а желающие остались на просмотр фильма «В хлам».
Мы с Ольгой тоже остались.
Но зрителей фильма на время просмотра снова пересадили.
В этот раз я сел между двумя мужиками, и наконец-то смог с себя стряхнуть внезапно нахлынувшее наваждение страсти и похоти.
Я смотрел этот фильм ранее, и по ходу просмотра мы с соседями со знанием дела обсуждали те или иные эпизоды, замолкая, когда на нас оборачивались другие зрители, видевшие это кино впервые.
Сюжет был столь же простым, сколько и поучительным. Молодая супружеская пара живёт вместе и вместе же спивается. Женщина спивается быстрее и заметнее. Но первой находит в себе силы завязать и вступить в общество анонимных алкоголиков. А муж остаётся активно употребляющим алкоголиком, что в конечном итоге приводит к разводу. В конце фильма бывшая жена, после длительной борьбы и многочисленных испытаний, приходит к первой годовщине своей трезвости, полна сил и энергии. А бывший муж опускается на самое дно.
Психолог не зря выбрала именно этот фильм.
По окончании просмотра, она сообщила нам информацию к размышлению.
Что местная группа анонимных алкоголиков собирается именно здесь. И не далее, как сегодня вечером, будет очередное собрание. И на стенде в коридоре между палатами есть их буклеты для ознакомления.
Уже интересно. Я-то думал, что там только реклама биоэнерготерапевтов, желающих нас всех закодировать, и других шарлатанов, паразитирующих на чужой беде, выманивая последние копейки у наркоманов и алкоголиков.
Я просил у Бога указать мне выход, без оккультно-магических кодировок, что по моему личному опыту ещё и не помогают.
И следующим же утром мне предложили анонимных.
Я уже читал про них пять лет назад.
И тогда воспринял программу «12 шагов» скептически.
Американское протестантское изобретение, которое вряд ли приживётся на почве русской православной культуры.
Но почему бы и не попробовать – за спрос денег не берут.
И я попросил психолога организовать мне выход за пределы запертого пространства, где содержались больные, сегодня вечером.
Но тем вечером дежурила одна из наиболее строгих медсестёр, и вечером никого никуда не пускала:
– Ишь чё удумали, собрания какие-то им подавай. Собирайтесь у себя в палатах, лежите и не выпендривайтесь.
Техобслуживание ноутбука татарина организовать снова не получилось.
И после ужина я от скуки слонялся по коридору туда-сюда от нечего делать.
Вот тут и оказался кстати информационный стенд.
И буклеты от анонимных алкоголиков на нём.
Раз уж не пустили с ними пообщаться, так хотя бы почитаю про них.
В этот раз я не нашёл в программе «12 шагов» ничего противного православию.
Наоборот, нашёл это отличным способом адаптировать евангельские истины для людей третьего тысячелетия.
Говорю это не ради того, чтобы нагнать побольше пафоса.
Я действительно нашёл ответы на духовные вопросы, не дававшие мне покоя уже больше десяти лет.
Четвёртый шаг – так созвучно с молитвой преподобного Ефрема Сирина «Господи, даруй ми зрети моя прегрешения».
Пятый шаг – железобетонное доказательство необходимости присутствия священника на исповеди, отрицаемой протестантами, из которых и возникло общество АА.
Первые три шага – христианское смирение в чистом виде.
Но, как при чтении художественной литературы я часто заглядываю в конец, так и в программе анонимных алкоголиков меня сильнее всего задел за живое последний, двенадцатый шаг: «Достигнув духовного пробуждения, мы пытались донести смысл этих идей до других алкоголиков, которые ещё страдают».
Я спрашивал Бога и себя, как я могу помочь товарищам по несчастью, когда сам нищ, забит и жалок.
Пусть я не могу спасти Вована от кредиторов, Сане машину починить и тем более память вернуть деду, но хоть одним-то добрым словом я могу помочь тем, кто страдает сильнее меня.
Приближалась выписка, и выздоравливающие делились друг с другом соображениями, кто куда после неё отправится.
Мне было горько, что многие планировали не оставаться трезвыми и десяти минут, но дойти до магазина на соседнем перекрёстке и бухнуть.
Некоторые говорили об этом со смехом, но мне было не смешно, когда Гоги предложил сразу после выписки проглотить за углом одним залпом чекушку и сразу зайти в ту же палату, кланяясь под аплодисменты со словами «Я вернулся. Где тут моя именная кровать?»
Я сам был настроен решительно, покинув пределы этого зловещего заведения, больше сюда не возвращаться. Никогда. По крайней мере, в стационар. Отмечаться-то на учёте придётся по-любому.
Другие планировали остаться в больнице в другом качестве. Пойти на месяц, два или три в реабилитационный центр. Который ласково называли «ребик». А его пациенты, получается, «ребята» во всех смыслах. Кто-то из этих ребят шёл туда действительно ради того, чтобы укрепить свою трезвость. А кто-то, как сельский гопник Тимоха, просто потому что им было больше некуда идти. Ну, допустим, вернётся он в родную деревню с твёрдым намерением жить как правильный пацан. А работы нет. На колу мочало – начинай сначала: украл – выпил – в тюрьму.
Из этой разношёрстной компании выделялся алтарник Дима – с утра к нему приходил батюшка-настоятель и благословил его пожить в реабилитационном центре в глубинке области, созданном специально вдали от города священниками православной церкви для оступившихся православных христиан.
Но он мучился сомнениями, стоит ли ему туда идти. Даже не из-за того, что в православном ребцентре запрещали курить, этот запрет легко обойти при желании. А из-за того, что считал себя недостойным находиться с воцерковлёнными людьми и переживал, что тем людям будет жить с ним в одной келье западло.
– Там все такие праведники. Это ведь специально для спившихся попов и монахов. И я тут со шрамами после двух попыток самоубийства из-за девок. Может быть, так Богу угодно, что я оказался нигде никому не нужен – слишком духовный для павших и слишком павший для духовных. Во всём слаб оказался. Влюбился и поддался соблазну переспать с женщиной. Но она сказала, что в постели я был с ней не очень, и ушла к другому. А я даже не попытался её удержать, но напился и вскрыл себе вены. И если за блуд Господь ещё может помиловать после епитимии, то за грех самоубийства уж точно не захочет простить.
До сих пор я молчал, но тут не мог не вмешаться.
– Однажды паломник спросил у старца: «Согрешил я тяжко, батюшка. Как вы думаете, помилует ли меня Господь?» А батюшка ответил: «Если ты случайно порвёшь пальто, что сейчас на тебе, выбросишь ли ты его немедленно?» Тот ответил: «Конечно нет. Я зашью и снова буду носить его». Старец улыбнулся: «Если ты, будучи грешен, так заботишься о неодушевлённой одежде, неужели ты полагаешь, что всеблагий Бог хуже заботится о людях, сотворённых им по своему образу и подобию?» Не отчаивайся, брат. Бог любит тебя.
И алтарник Димитрий впервые за дни пребывания в диспансере улыбнулся.
На следующий день выписывалась хрупка девушка Ирина, сумевшая по пьяни отдубасить здорового мужика.
Она тоже много говорила о духовном.
Так много, что мне подумалось, неплохая бы из них получилась пара с алтарником Димой.
Но в конце концов, она согласилась на уговоры врачей закодироваться.
Я хотел возмутиться, как мол, православные могут даже подумать о кодировании, это же колдовство сатанинское.
Но другая пациентка опередила меня, приведя другой аргумент против. Что кодирование – не решение, потому что держится исключительно на страхе, а тяга к алкоголю никуда не исчезает, и это неизбежно приведёт к неврозу. И предложила в качестве альтернативы общество анонимных алкоголиков, собрания которого уже когда-то посещала.
Ирина только вздохнула:
– Маш, я же не из Калининграда. Я из Гусева. А там нет групп АА. И вообще, нет никакого другого общества трезвости, которое могло бы мне помочь без кодирования.
– Есть такое общество, – громко встрял я в их разговор, слегка стесняясь того, что подслушивал, – ты православная из Гусева и отца Георгия не знаешь? Я был у него на приходе полтора года назад. Он сам трезвенник и помогает пьющим в достижении трезвости. Каждую неделю на приходе духовные беседы проводит. Запомни, отец Георгий! – закричал я ещё громче, видя, что девушка подходит к входной двери и сейчас уйдёт насовсем.
– Запомнила, обязательно к нему приду, – обернулась Ирина в дверном проёме, и на её лице появилась бледная, чахлая, но искренняя улыбка.
Вспомнилась ещё одна история из давнего прошлого. Как пересекал границу в едва наступившем 2010-м, первого января. С литовской стороны в наш автобус зашла худенькая девушка в форме литовских пограничников, прям как эта Ира, только моложе.
Хотелось подколоть её, спросив: «Деточка, тебе восемнадцать-то есть, в погранвойсках служить?»
Но я произнёс другую фразу. Когда-то давно я чисто ради прикола выучил, как по-литовски будет поздравление с новым годом. И умудрился к тому моменту это не забыть, без запинки протараторив:
– Sveikinimai jums su naujais metais.10
Девочка сразу расцвела:
– Aciu, Aciu.11
Проверка документов у всех пассажиров автобуса заняла всего двадцать минут.
Доброе слово и кошке приятно.
Вот чем я смог быть полезен ближним. Двоим поднял настроение за одни сутки. Видать, всё-таки не зря в 1984 году мама не сделала аборт.
* * *
После обеда я стал невольным свидетелем довольно неприятной сцены. Та самая женщина-психолог, что втирала нам разумное, доброе, вечное, орала в телефон великим и могучим многоэтажным матом. По смыслу фраз можно было догадаться, что под раздачу попала её дочь-старшеклассница.
Да уж. Сапожник без сапог. Другим помогает обрести разум и душевный покой, а сама не имеет таковых.
Такой учитель нравственности мне не нужен. Тем более, относящийся к своим ученикам с нескрываемым чувством превосходства, в то время как реального превосходства над такими, как я, у неё нет и в помине. Да-да, если трезвость – единственное достоинство вашей личности, то у меня для вас плохие новости.
Но разочарование в психологе, что агитировала за общество анонимных алкоголиков, не означало для меня разочарование в самом обществе. Наоборот. Во мне усилилось, как никогда, желание услышать мотивацию на трезвость не от какой-то тётки из другого мира, а от таких же разгильдяев, как я сам. Уж эти-то точно не будут проявлять столь ненавистное мне высокомерие.
В этот день дежурила медсестра, для которой работа в больнице была просто рутинным способом зарабатывания себе на жизнь, и поэтому у неё начисто отсутствовало желание самоутверждаться за счёт пациентов. Она не стала чинить препятствий для посещения собрания АА, но проявила готовность отпустить всех желающих, лишь бы вовремя вернулись в палаты. Правда, из всех пациентов желающий был я один. Остальные, кто не захотел, а кому было просто лень. Или, может быть, побоялись. По крайней мере, некоторые предпочли ответить мне на приглашение туда: «Расскажешь нам потом, что там и как».
Официально начало собрания было назначено на 19:00. Мне повезло: обычно анонимные собирались в актовом зале, но там уже довольно долго шёл ремонт, который вообще-то должны были закончить, но по разным обстоятельствам сделали едва ли половину. И они временно собирались в столовой корпуса нашего отделения. Так что, мне можно было спуститься по лестнице в тапочках, и я уже там.
Я не знал, как лидер группы относится к опозданиям, поэтому уже за 15 минут до начала был на месте, как штык. Кроме меня в столовой было где-то шесть-семь человек, которые расставляли столы по периметру помещения.
– И вот это усё? – испытал я лёгкое чувство разочарования, ожидая несколько десятков трезвенников, с которыми можно было бы покорешиться, чтобы восполнить одиночество, неизбежное после того, как придётся перестать общаться с собутыльниками.
Но в последние несколько минут подтянулась основная масса народа, и помещение заполнилось настолько, что едва хватало стульев.
Я понял, почему почти все успевают в последнюю минуту. И мне стало немного стыдно за себя. Люди работают. А я уже целую вечность не был на работе и стал забывать, каково это спешить, чтобы успеть на какое-нибудь вечернее мероприятие после рабочего дня.
Без одной минуты семь в столовую вошёл, точнее влетел, председатель группы, на мгновение заняв своей рослой плечистой фигурой весь дверной проём. Вскоре я узнал, что в группах АА нет единоличных руководителей и беспрекословного лидерства, а тот, которого посторонние называют председателем, на самом деле ответственный секретарь, служащий ведущим собрания по желанию остальных членов группы. Но тогда этот представительный дядька с проседью показался мне харизматическим лидером. А ещё лицо его показалось мне знакомым.
– Здравствуйте, меня зовут Николай, и я алкоголик.
– Привет, Коль, – ответил ведущему нестройный хор десятков голосов.
– Точно, Коля, – подумал я про себя, вспомнив, при каких обстоятельствах мог его знать.
Но вида не подал, не считая уместным предаваться давнишним воспоминаниям во время собрания, созванного не для этого.
– Сегодня, с вашего позволения, я буду служить ведущим собрания, – продолжал Николай, – возражения есть? Возражений нет. И начал читать преамбулу: «Анонимные алкоголики – это сообщество мужчин и женщин, что делятся своим опытом, силой и надеждой, чтобы помочь себе и другим в исцелении от алкоголизма…»
После чего был задан традиционный вопрос:
– Есть ли те, кто присутствует на наших собраниях впервые?
Поднялось две руки.
Одна из них моя.
Ещё была одна женщина, постарше меня. Которую я видел в своём отделении, но неделю назад она перешла в другой корпус больницы, в ребцентр.
Первой представилась она:
– Меня зовут Алёна, и я алкоголик.
Надо же. Даже Алёна, а не Елена. Молодится тётка. Но по лицу видно, что пьянство старит. Как ни крути.
Дошла очередь и до меня.
– Меня зовут Алексей, и я алкоголик.
– Есть ли у тебя желание бросить пить? – спросил Николай ровным тоном, не показывавшим, узнал ли он меня в лицо.
– Есть.
– Согласно третьей традиции, ты принят в сообщество анонимных алкоголиков и можешь посещать собрания любых групп в Калининграде, в России и во всём мире. Поприветствуем новичка.
Зал зааплодировал. Этих аплодисментов я малость застеснялся. Но ничуть не стеснялся произнести фразу «Я алкоголик». К тому моменту я понял, что это действительно так. Случайный человек с улицы в наркодиспансер не попадёт.
Один из членов группы зачитывал отрывок из пятой главы книги, написанной основателями сообщества. В конце этого отрывка делаются три важных вывода:
а) мы были алкоголиками и не могли управлять своей жизнью;
б) возможно, никакая человеческая сила не смогла бы избавить нас от алкоголизма;
в) Бог может избавить и избавит, если обратиться к нему.
Сколько раз, когда я исповедал перед разными священниками грехи после очередного запоя, батюшки все как один призывали меня помолиться Господу об избавлении от страсти винопития – мне всё было как об стенку горох.
А тут, как будто током ударило. Я сразу же, не произнося вслух, мысленно помолился:
– Отойди от меня, сатана. Теперь у меня есть мой Бог.
И почти что явно увидел, как что-то бесконечно омерзительное задрожало в страхе, укуталось наглухо чёрным плащом, зашипело, засвистело и в окно улетело.
После отрывка из главной книги сообщества, собравшиеся по очереди зачитывали 12 шагов и 12 традиций. Многие путались в словах, даже те, кто в обществе уже давно. Один товарищ, вообще, отказался зачитывать свой пункт, сославшись на то, что забыл очки. Я прочитал без запинки, потому что уже однажды видел список шагов и традиций на стенде, и сразу же запомнил их близко к тексту. Вот и первый повод поблагодарить Бога – за то, что память работает также отменно, как в годы обучения на физмате. Благодарю тебя, Господи, что по твоей милости я не окончательно пропил мозги.
Когда на собрании присутствуют новички, есть такая традиция, что остальные, так называемые «впереди идущие», рассказывают так называемый «первый шаг», то есть, что с ними было в пьянстве, что их сподвигло вступить в сообщество, и какими они стали, пребывая в нём.
А перед этим совершили ещё один ритуал. Не обязательный, но вспоминаемый время от времени. Перекличку трезвости – это когда члены группы называют свои сроки полного воздержания от спиртного. Пришлось и мне сказать про свои девять дней. И снова раздались аплодисменты. Первая мысль была, что это подкол в стиле чёрный юмор. Опытнейшие трезвенники, с недосягаемыми для меня на тот момент сроками – год воздержания от спиртного, три года, а у кого и пять, аплодируют мне, ещё не закончившему курс лечения в наркодиспансере, за то, что я сегодня не пил, хотя в палате поддать и так было невозможно.
Новичок должен поведать историю своей жизни, а потом впереди идущие поделятся с ним своими.
Если у штатного психолога больницы я отказался от пересказа своей алкогольной автобиографии, то этим ребятам я сразу доверился. Красочно описал, как во время последнего запоя задумывался о самоубийстве, как ревел в три ручья, читая Сент-Экзюпери, и не скрыл от них ничего.
Они в свою очередь тоже рассказали, как многие опустились даже пониже меня. А потом, во время перекура обсуждали, кто ремонт своей машины, кто свои планы поехать в Италию на матч любимой футбольной команды, а кто просто делился радостью от того, что жена здорова, дети радуют.
Я не мог поверить, что все эти респектабельные господа в цивильной одежде, с топовыми гаджетами, любящие и любимые близкими, полные сил, энергии и творческого вдохновения, на самом деле, алкоголики. А ведь так оно и есть. Только что о себе рассказывали, придерживаясь, как положено в сообществе, неумолимой честности. Как валялись у мусорных баков, такие грязные, что к ним брезговали прикасаться даже собаки. Как попадали в полицию, бросаясь с кулаками на членов своей семьи. Или бегали от коллекторов, наделав по пьяни огромные долги.
Если они смогли, опустившись на дно, оттолкнуться от него и всплыть, то может быть, и у меня ещё не всё потеряно?
Мне определённо надо с этими ребятами держаться вместе. В любом деле сподручней вместе. Тем более, выбираться на свет Божий из затхлой канализации.
После собрания ведущий попросил тех, кто не очень спешит, немного подзадержаться и помочь расставить столы на место. Сам он тоже остался. Я помог ему, радуясь возможности хоть чуть-чуть размять мышцы в период полного отсутствия физической нагрузки.
А когда он уже, собираясь уходить, забрал со стула свой пиджак, я наконец набрался смелости и спросил:
– Николай, у вас… у тебя… (не сразу привык, что в АА выкать не принято) отчество, случайно, не Андреевич?
– Я тебя тоже сразу узнал, Лёша, – ответил дядя Коля, как я его мысленно называл.
Николай Андреевич был другом моего отца. Я общался с ним до пятнадцати лет, когда с уходом отца из семьи, мы с мамой перестали видеть и его друзей.
Постаревший, с проседью, лицом он был вполне узнаваем. Даже шкиперская бородка за столько лет не поменялась, только поседела вместе с головой.
С его стороны, задача узнать меня в лицо была сложнее. Когда наши пути разошлись, я был совсем юным подростком. А через полжизни выглядел совсем взрослым мужчиной. И ещё отрастил волосы ниже плеч, а в школе стригся коротко.
Я, конечно, в школьные годы был уже не младенец и замечал, что он пил. Но никак не догадался бы, что он алкоголик. Тем более, анонимный.
Один случай врезался мне в память, доставивший нам с мамой немало беспокойства. Почти 20 лет назад, кажется, году в 95-м.
Обычный выходной день, папа что-то чинил по дому, мама на кухне стряпала.
Вдруг раздались настойчивые звонки в дверь.
Это явно не продавцы Гербалайфа, которые тогда по квартирам ходили. Те так не настырничают.
Батя открывает, а на пороге стоит покачивающийся и икающий дядя Коля:
– Я забил болт на жену с дочкой и решил навестить старого друга с пузырём.
Пришлось пригласить войти, раз пришёл. Дабы не нарваться на реплики типа «Ты меня уважаешь?», а то и на его пудовые кулаки.
Вообще-то, папа не был пьяницей. За все годы моего детства он был крепко выпивши так редко, что по пальцам можно пересчитать. Но в тот раз он не учёл, что у дяди Коли в авоське не водка, а целая поллитровка популярного в девяностые спирта «Рояль». Весь вечер из кухни раздавались выкрики заплетающихся языков:
– Коля!
– Ваня!
– Андреич!
– Васильич!
И звон падающей на пол посуды.
Особо много, правда, не наломали, оставив кухню относительно целой.
Сильнее всего пострадал сам отец – на следующий день он мучился на работе с бодуна.
А мать повезла Николая домой на своей машине, потому что у нас в однокомнатной квартире его положить спать было негде, а отпускать идти домой пешком опасалась, чтобы не забрали в вытрезвитель.
Ну а я сильно переживал от страха, что ещё недостаточно взрослый и сильный, чтобы урезонить крупного мужика, если он начнёт бузить.
Но это был случай единичный. А вообще, дядя Коля был очень добрый, когда трезвый.
Последний раз я видел его 1 мая 99-го. Тогда, в честь моего дня рождения в конце апреля, он пригласил всю нашу семью порыбачить на его лодке. Мужики выпивали, но умеренно. Мать была за рулём. А я просто рыбу ловил. И выловил детёныша сома. Такого маленького, всего-то килограмм пять-шесть. Он должен был неминуемо уйти, порвав леску или даже сломав удилище. Но случилось чудо, снасти выдержали, и сом оказался на нашем обеденном столе.
Николай Андреевич ещё шутил, сколько мол под такую рыбину пивка надо. Но я и не думал, что он может столько выпить реально.
– Когда ты сказал, пересказывая историю своей жизни, – начал я, испытывая неловкость оттого, что приходится тыкать человеку много старше себя, – «В последние годы своего употребления я совсем забил болт на жену и дочь», я окончательно уверился, что ты – неожиданно появившийся из моего детства дядя Коля. Очень уж зацепил случай в 95-м, когда ты пришёл к нам домой пьяный в дупель и произнёс похожую фразу.
– Да уж, – вздохнул Николай, – много дров в употреблении наломал. Правда, последние восемь лет на жену и дочку не забиваю. Но девятый шаг до сих пор делаю. И им в том числе. А помнишь более приятный случай общения со мной? Когда вы с отцом рыбачили на моей лодке, и худенький пацанёнок подсёк здорового сома, как богатырь. Кстати, как поживает твой отец? Видитесь хоть иногда?
Вот тут мне стало стыдно по-настоящему. Последний раз я видел отца в январе 2010-го. Когда он был проездом в Петербурге, где я отдыхал. Но я тогда, как всегда в путешествиях, был пьян, и поэтому нахамил ему.
Дядя Коля напомнил про девятый шаг.
Я сразу подумал, и придерживаюсь этого мнения до сих пор, что не обязательно делать шаги строго последовательно. Только первый должен быть действительно первым, потому что без него другие немыслимы. Но нет такого жёсткого требования, что восьмой и девятый шаг должны обязательно быть после седьмого и обязательно перед десятым. Как появилась возможность отплатить близким добром за зло, причинённое по пьяни, помолился Богу, чтобы помог не стесняться, и вперёд. Не вижу никакого смысла откладывать – только зря время терять.
И сейчас у меня появилось сильное желание посмотреть полярный день летом или северное сияние во время полярной ночи в гостях у папы в Мурманске. Но в этом году выехать за пределы области не получится – мешают долги. Может быть в следующем, как говорится, если живы будем, и Господь сподобит.
А Николай, закончив разговор со мной, сел за руль относительно нового полноприводного джипа.
И это тот, кто в 90-е часто приходил к нам, дыша перегаром, чтобы занять у отца смешные суммы «до получки», а потом не отдавал, привирая будто бы зарплату задерживают.
В общем, я получил от собрания больше, чем ожидал. Хотел всего-то найти хотя бы пару-тройку новых друзей взамен пьющих. А нашёл место, где меня лучше всего понимают. Где все свои.
Вернувшись в отделение, я собрал в курилке тех, кто просил меня про общество рассказать, и принялся взахлёб живописать его, как панацею.
Слушатели смотрели на меня с недоверием. Не сказать, чтобы враждебно, но, скажем так, настороженно.
А Гоги скорчил недовольную гримасу и отмахнулся пренебрежительно:
– Не пойду я к этим анонимным алкашам. Трепачи они.
Я расстроился, что такой, в общем, неглупый парень, с ходу отвергает потрясающую возможность изменить жизнь к лучшему, и начал его уговаривать:
– Да ты хоть попробуй туда сходить. Не понравится – никто не будет заставлять остаться силой. А то ты как советские литературные критики: «Пастернака не читал, но осуждаю».
– Был я у них когда-то. Ничего нового для себя не узнал. Переливают из пустого в порожнее, – продолжил Гоги в своём пренебрежительном тоне.
Я удивился: что может в обществе анонимных не понравиться? Ну ладно, каждому своё. Дай Бог тебе, брат, обрести свой путь.
* * *
За два дня до моей выписки, к вечеру татарин всё-таки созрел до техобслуживания своего ноутбука моими руками.
Он действительно нуждался в техобслуживании.
Если операционка Windows 7 еле ворочалась на процессоре Core i5 с шестью гигами оперативки, то это уже по определению фигня нездоровая.
С такими тормозами чистил я его систему долго.
Да ещё и соединение с интернетом для скачивания полезных утилит было через 3G-модем, черепашьими темпами.
В общем, чифирь мы заваривали не один раз, пока я сделал ему всё, что было необходимо.
Когда работа наконец-то была закончена, уже давно перевалило за полночь.
Даже Тимоха уже перестал пялиться в youtube и лёг спать.
Я захотел сходить в умывальник перекурить, чтобы снять напряжение мозга.
Но когда взял в палате сигареты и уже направился по коридору к нему, там ожидал сюрприз.
Внезапно оттуда раздалась разухабистая панк-рок песня на полной громкости динамика телефона. И этому динамику подпевал ещё громче визгливый женский голос, специально выбиваясь из ритма.
Так что даже выполз на шум из своей каморки очнувшийся от принятых на ночь колёс дежурный доктор Серёга.
Сначала он хотел было наказать столь дерзкого пациента, совсем потерявшего берега.
Но смягчился, увидев, что хулиганит не кто иной, как всеобщая любимица отделения.
– Оль, имей совесть, кругом люди спят, – зевнул устало доктор в подтверждение своих слов.
Оля улыбнулась ему в ответ, прочирикала припев и показала пальцами «козу», но всё-таки убавила громкость динамика наполовину.
А когда я всё-таки дошёл туда, а Серёга уполз обратно спать, дослушала песню до конца и выключила плеер совсем.
Она сидела прямо на кафельном полу. На ней был халат, который не давал замёрзнуть её бёдрам. Но от сидячей позы он задрался вверх, почти полностью обнажив ляжки и подставив их ветру из форточки, который майской ночью был довольно прохладный.
Но девушка не мёрзла, а спокойно курила сигарету, картинно пуская дым колечками.
Я хотел пригласить её на общество анонимных алкоголиков, но не знал, как сформулировать приглашение. И не придумал ничего лучше, как также сесть на пол своими штанами рядом и тоже закурить.
Так мы и пускали дым вдвоём, молча.
Докурив одну сигарету, она решила дать мне знак, что не хочет расходиться, и сразу закурила другую. Я закуривать вторую сигарету не стал и просто смотрел на неё, не решаясь заговорить. Она первая заговорила:
– Лёха, о чём ты думаешь?
Я думал о многом, случайно оказываясь рядом с ней. И прежде всего о том, что жизнь несправедлива, потому что у неё кольцо на пальце. Появившееся до знакомства со мной. И ответил грубо. Классический пример на тему «Не твоя, вот и бесишься».
– О том, что такая красотка здесь забыла. Ладно я – безотцовщина конца девяностых. «Мама – анархия, папа – стакан портвейна». Но ты – замужем за крутым. Можешь всю жизнь пинать воздух и жить припеваючи. А можешь пойти в фундаментальную науку и толкать прогресс за бесплатно. Дети бедных, вот, хоть застрелись, фундаментальную науку двигать не могут. Потому что за это не платят, а кушать хочется каждый день. И спиваются от беспросветной нужды, потому что если не снимать стресс, чокнуться можно от неуверенности в завтрашнем дне. Но крутым-то на фига употреблять алкоголь и наркотики? С жиру бесятся.
– Ах так! – рассердилась моя собеседница не на шутку, – мажорка, говоришь, которая сходит с ума оттого, что ей нечего больше хотеть?
Она вскочила, и я испугался, что через секунду убежит в слезах. Но не на ту напал. Она снова села, переменив позу на более удобную для длительного рассказа, и продолжила более спокойным тоном:
– Слухай сюды.
* * *