– Никто ещё не дежурил часами специально, чтобы всего лишь проводить меня пару километров до дома. Какой ты наивный и смешной, как сам ангел Кассиэль из кино. Мой любимый физик… шизик.

На последнем слове Ольга размашисто потянулась и смачно зевнула.

Я заметил вслух, что она очень уж сильно выматывается, много работая, да ещё и подрабатывая на стороне.

И в шутку (а мой юмор довольно часто бывает похабным) предложил достать наркотические стимуляторы, снабдив свою реплику комментарием, что мне было бы отрадно рискнуть ради неё своей свободой, за неимением другой возможности совершить по-настоящему героический подвиг для неё.

Но она шутку не оценила, а показала, как может в одну секунду переходить от умиротворённой расслабленности к необузданной ярости.

Мне было не так больно от пощёчины, как от того, что я заставил любимую плакать во время её последующего монолога, смысл которого, в переводе с матерного на русский заключался в том, что не для того она бросала наркотики, чтобы вернуться к их употреблению.

Я, конечно, попросил прощения. Даже хотел встать на колени прямо на улице, но она меня удержала. А через несколько минут положила голову на моё плечо, и сама попросила прощения за внезапную импульсивную вспышку.

Зайдя в подъезд, она приласкала меня у лифта не менее страстно, чем обычно, несмотря на усталость и недавно сказанные обидные слова.

И вроде как, инцидент был исчерпан.

Но осадок остался.

Всё-таки, переутомление не лучшим образом на ней сказывается.

Точнее, на нас обоих сказывается.

Во всём.

И на наших отношениях друг с другом тоже.

Я знал, что и в законный выходной, в субботу она собиралась выйти на работу хотя бы на часть дня. У меня срочных дел не было, время вполне терпело до понедельника. Но я решил заглянуть в офис хотя бы на пару часов после обеда, чтобы был повод проводить её ещё раз.

Когда время ещё детское, и завтра вставать рано не надо, можно было бы погулять вместе без спешки и суеты.

Но в пятом часу она куда-то заторопилась и отстранила меня, пояснив, что должна идти одна.

– Опять частные клиенты? – попытался я возразить как можно более доброжелательно, – я же говорил, что тебе не стоит лишний раз переутомляться. Вот как возьму на руки и отнесу прямо до дома, несмотря на сопротивление.

В каждой шутке есть только доля шутки, и я действительно схватил её на руки, едва оторвав от земли её великолепное тело с пышными формами.

– Ты что, с ума сошёл? Такую тётьку на руки. Ты посмотри на мою фигуру, – смеялась Оля ещё задорнее, чем глядя на луну прошлой ночью, – а кто будет тебя навещать в больнице с сорванной спиной, я что ли? Иди-как ты отсюда… в фитнес-клуб, подкачайся сперва.

Она привычным движением потрепала меня по макушке и поспешила к лифтам.

– И пойду! И буду качаться со штангой до седьмого пота! – бросил я вслед, понарошку изображая обиду в голосе, а на самом деле радуясь, что в этот раз любимая достойно оценила мои шутки, повеселела, и за прошлый раз не держит на меня зла.

Этим вечером я и правда собирался потренироваться в фитнес-клубе.

И, напрягая мышцы под штангой, размышлял о том, что и между нами с Олей, несмотря на кажущуюся идиллию, сохраняется какое-то напряжение.

Вроде бы, всё хорошо, но достаточно случиться незначительной оплошности, и сразу как бабахнет.

Я всю жизнь мечтал об итальянской страсти. А мне попадались девушки, по характеру подобные моей матери. Что при обиде замыкались в себе, так что клещами из них слова не вытянешь, и приходилось играть в ненавистную мне игру «Угадай, на что я обиделась». Долго, по несколько дней, а то и недель. Не лучше ли побить посуду в доме, чтобы выпустить пар, нахлестать друг друга по щекам, а уже через полчаса снова обняться, помирившись как прежде, и пойти, держась за руки и посмеиваясь над недостатками друг друга, в магазин за новой посудой.

И вот появляется Оленька, честная, открытая, прямолинейная как я сам. За что я бесконечно благодарен Богу, который через цепочку случайных совпадений, счастливых и не очень, всё-таки нашёл способ свести нас вместе. Но как же мне больно оттого, что я заставил её милые зелёные глаза плакать. И уже не один раз.

Есть такая поговорка: «Когда Бог хочет наказать человека, он лишает его разума». И если меня начинает эмоционально штормить, что ударяет и по моим близким – мне пора идти к Богу.

Я хотел пойти в храм ещё в прошлое воскресенье. Но у меня было так много работы на неделе, что я только воскресным утром смог вырваться в тренажёрный зал и предпочёл пойти туда вместо богослужения.

На прошлой неделе, выбирая, позаботиться о теле, или о душе, я выбрал тело. В эти выходные я, наплевав на возможность отоспаться в выходной, выберу душу.

И, пока моя решимость не угасла, едва добравшись до телефона, оставленного в раздевалке, я поставил будильник, чтобы не проспать воскресную литургию в Крестовоздвиженском соборе. Почему именно там? Очень уж нравилось мне, как там хор поёт.

* * *

Отблеск солнца в янтарном иконостасе собора озарял лица стоящих в очереди на исповедь. Перед тем, как подойти к священнику, они были встревоженные и напряжённые, зато получив разрешение от грехов, преображались, освещённые то ли отблесками солнца в янтаре, то ли Божьей благодатью, то ли всем вместе.

И я, после разрешительной молитвы отца Виктора, подлетел как на крыльях к свечному киоску, чтобы поставить свечку у иконы святой княгини Ольги.

– Ничего не бойся, только веруй, – повторил слова Христа из Евангелия отец Виктор, когда я стоял перед ним.

И я больше не боялся. Напрасные страхи из моей больной души улетучились, осталось только здоровое желание молиться за тех, кто мне дорог.

Отойдя от святого образа обратно в общую массу прихожан, я подумал, что мне, должно быть, пригрезилось, благодаря не в меру богатому воображению.

Протёр глаза, но это было не видение. В дальнем левом углу действительно стояла девушка в наряде старинного покроя и молилась горячо.

Я уже привык, что Оля одевается как пацанка – что на работу, что на свидания со мной. И мне было необычно видеть её в славянском сарафане до пола и с волосами, аккуратно убранными под косынку.

Я прикинул все за и против, будет ли неэтично по отношению к Богу отрывать христианку от общения с ним, не пришёл ни к какому определённому выводу, но всё решил настоятель храма, в этот самый момент провозгласив:

– Благословенно Царство…

Я смешался с толпой, чтобы не отвлекать христианку от богослужения своим присутствием, и сам старался смотреть на иконы, а не в её сторону.

В конце службы, когда образовалась довольно длинная очередь из причастников, я с радостью заметил в очереди впереди себя знакомый сарафан с косынкой. Вот, косынка приближается к Чаше, и от волнения произносит громче, чем нужно:

– Ольга!

Слава Богу.

А вот и моя очередь.

Всё, можно выдохнуть.

– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, – провозгласил батюшка, и тут мы невольно заметили друг друга.

– Ой, и ты здесь, – улыбнулась Ольга, отвела меня в дальний угол, чтобы не мешать остальным прихожанам, потому что служба ещё не кончилась, и зашептала торопливо, – теперь не обижаешься, что я так резко сдёрнула из офиса вчера вечером? Хотела на вечерней службе исповедаться, чтобы причаститься на утренней литургии. Услышала от ребят с группы, что отец Виктор симпатизирует обществу анонимных уже не первый год, и решила исповедаться именно у него…

В это время настоятель закончил службу и вышел на проповедь. Мы прервали беседу, чтобы его послушать, и возобновили, выйдя из храма после целования креста.

– Давно сюда ходишь? Вроде, для тебя храмы возле кинотеатра Родина и возле мясокомбината значительно ближе, – удивилась Ольга.

– Я в разные хожу, – признался я честно, – больше всего мне нравится кафедральный собор на Площади Победы, и в близких к дому храмах Покрова и Рождества Богородицы бываю иногда. А здесь, на Острове, бываю реже, но тоже уже не первый раз.

– А я первый, – простодушно улыбнулась Оля, – хотела сразу после переезда зайти, но проспала. И теперь жалею, что раньше заглянуть не сподобилась. Янтарный иконостас – какая прелесть! А хор, Лёша, какой хор! Я сама занимаюсь вокалом, поэтому для меня важно красивое пение.

– Ну так и предложи регенту хора красивое пение своим вокалом, в свободное от работы время по воскресеньям, – подмигнул я, соединив шутку с комплиментом.

– Ты что! – всерьёз ответила Ольга, – ну разве я им ровня? Это же настоящие профессионалы. И настоящие альтруисты. Могли бы петь в опере Большого Театра и зарабатывать в сотни раз больше, но выбрали церковный хор в обычном приходском храме провинциального областного центра.

Так, разделяя радость друг друга от причастия святых Христовых тайн и взаимное восхищение собором, мы добрались до её дома на улице Октябрьской.

– Пошли, поднимемся – поди, голодный после причастия натощак, – впервые пригласила Оля меня к себе после заключения договора аренды этой квартиры. И тут же смутилась, – только у меня не прибрано. И не готово ничего, подождать придётся.

– Да ладно. Я старый панк и опытный алкаш, который бывал в таких бомжатниках, что меня не шокирует художественный беспорядок, – махнул я рукой, придав интонации нарочитую беззаботность.

Усадив меня за кухонный стол, Оля ненадолго скрылась в своей комнате:

– Не заходи, пока я не выйду – буду переодеваться.

Рядом с возлюбленной во мне пробудилось желание шутить на грани фола, несмотря на другое, более благочестивое желание, достойно сохранить в себе Христа принятого:

– А мне, опытному сисадмину, не обязательно заходить. Я скрытую камеру поставлю и буду отсюда видеть.

– Хулиган, – прочирикала моя пассия из-за стены, а в советских многоэтажках межкомнатные стены были настолько тонкими, что я мог насладиться её весёлым смехом в полной мере.

Из комнаты заиграла быстрая музыка, открылась дверь, и сменив длинный сарафан с косынкой на более удобный халат до колен и хвост волос, перетянутых за спиной резинкой, хозяйка кухни начала орудовать посудой с потрясающей быстротой.

Темп задавали хиты панк-рока и металла, но их поклонница умудрялась махать руками ещё быстрее ритма музыки.

Всё в её руках спорилось, а голос не забывал подпевать вокалистам.

Любо-дорого смотреть.

Ещё более любо-дорого поедать то, что она заботливо приготовила специально для меня.

Допивая кофе и метким движением отправляя чашки в раковину, свою и мою, она обернулась ко мне:

– Не знала, что ты придёшь, а так бы заранее поесть что-нибудь сворганила, и полы помыла.

– Оленька, солнышко, хорош суетиться, отдохни, – приобнял я её слегка, – успеешь ещё утомиться от трудов праведных. Упс, я ведь даже не посмотрел, когда квартиру снимали, что здесь нет швабры. И охота тебе ползать на карачках постоянно? Или, может, подарить тебе более удобный инвентарь?

– Да какое там утомление, – весело отмахнулась девушка, – не переживай, тут ползать всего ничего. Каких-то сорок квадратов. Вот на хуторе двенадцать лет назад было сто шестьдесят – когда там за охотниками все углы загаженные отдраивала, да ещё и после смены на консервном комбинате, тогда семь потов лилось. Ну да, когда папа был жив и на свободе, мы жили богато, и он себе большой дом выстроил. А потом этот дом мне боком вышел… Ну да ладно, не будем о грустном, пойдём лучше покурим.

– И всё равно, лучше при мне не мой пол без швабры, – продолжил я на своей волне, – а то, когда ты будешь стоять на коленях с тряпкой, твоя поза будет настолько соблазнительной, что я рискую согрешить…

– Не рискуешь! – резко помрачнела девушка и оборвала меня голосом, срывающимся на крик, – у меня сработает рефлекс, и я так пяткой лягну, что буду жалеть, что ударила так сильно, когда мы всё-таки поженимся.

– Ой, забыл, прости, любимая, своего обалдуя за такой юмор похабный. Больше не буду наступать на больную мозоль.

– Ничего, дело прошлое, бурьяном поросло. И ты меня извини, что мой юмор иногда бывает слишком чёрным.

Как приятна ни с чем не сравнимая лёгкость на душе, когда просишь прощения, вместо того, чтобы разжигать перепалку.

Наша общая встреча со Христом, всё же, не прошла даром. Едва не поругавшись, мы сразу же попросили прощения, и размолвка затихла, не успев начаться.

Но эта тяжёлая тема для разговора была не последней.

Поскольку мы с первого дня решили высказывать друг другу всё прямо, без утайки, если тяжкий груз лежит на душе, я не мог больше держать это в себе.

Мы глядели с балкона на ярко освящённую летним солнцем панораму центра большого красивого города. И так сложно было представить под этим мирным небом, что у других за окнами война. Но я регулярно просматривал сайты «Русской весны», «Антимайдана» и новостных каналов народного ополчения Донбасса, так что владел актуальной информацией, которой и хотел поделиться:

– Луганск который день под артиллерийским обстрелом. Весь город под обстрелом. А в Родаково и Алчевске идут бои. И что мне делать? Сидеть на попе ровно, делая вид, что ничего не происходит? Или оказать сопротивление вот этими руками? (Я поднял ладони к глазам и заметил, что они от волнения слегка дрожат)

Я уже говорил на исповеди, что меня настолько переполняет ненависть, что я готов хоть сейчас уйти, взяв автомат, и отправиться гасить бандеровскую нечисть. Батюшка, конечно, пытался меня отговорить.

Но там половина моих родственников. Пусть не близкие, вторая-третья степень родства. Но не чужие же!

Единственное, что меня удерживает – долги.

По кредитной карте ещё полторы месячные зарплаты висит. И шефу за планшет, потерянный в последнем запое, ещё не до конца выплатил. Если меня убьют, эти бабки лягут дополнительным бременем на маму, плюс похороны. Маму жалко. Себя не жалко.

Но вчера я узнал по неофициальным каналам, что российским добровольцам, идущим на войну по контракту, платят в несколько раз больше, чем я получаю в своей конторе. В тылу, конечно, поменьше. А вот на передовой за один месяц можно будет покрыть все долги разом. И дороже любых денег удовольствие шлёпнуть хотя бы одного из фашистских гадов, терроризирующих моих родственников…

Ответ Ольги, как и следовало ожидать, последовал настолько темпераментный, что стены дрожали:

– Едрить твою кочерыжку! Герой с дырой!

Звезду героя захотел посмертно – звездюк!

А нам с твоей мамкой реветь, даже не видя твоё лицо во время похорон в закрытом гробу твоего тела с раздробленным черепом!

А даже если свезёт вернуться богатым и здоровым – думаешь, человека убить, это как два пальца об асфальт? Или будешь вскакивать по ночам несколько лет оттого, что мальчики кровавые снятся?

Значит так.

Если ты будешь ради решения наших материальных проблем зарабатывать убийством таких же русских мальчишек, как ты сам, то я в знак протеста буду зарабатывать в это время на панели.

А что? Ты будешь лишать жизни незнакомых мужиков, а я – дарить незнакомым мужикам радость, для равновесия.

Да шучу я, шучу я так, не бойся.

И не думай, что я – трусиха, желающая отсидеться в стороне, пока фашисты убивают невинных.

Я тоже переживаю, просматривая ленту информационного агентства «Anna news» на youtube.

А ещё просматриваю ленту новостей Кати и Вали Корниенко в контакте. Это две совсем молоденькие девочки, сёстры. Волонтёры из Донецка, оказывающие ополчению гуманитарную помощь.

И когда они возвращались из России с гуманитарным грузом, навстречу, к границе шёл поток машин, в которых сидели за рулём здоровенные бугаи.

Девки по передовой шарятся, забыв про свой слабый пол. А дюжие шахтёры, которым защищать свои дома сам Бог велел, что делают? Бегут!

Пусть каждый занимается своим делом. Ты хоть стрелять умеешь? Ствол в руках держал только на присяге, и ещё в тире пару раз.

Поверь, в ДНР и ЛНР есть куда более подготовленные воины, чем из далёкой Прибалтики призывники второй очереди необстрелянные.

Стрелков молодец – дал им надежду. Но если они не хотят ей воспользоваться, а хотят, чтобы россияне делали за них всю грязную работу на фронте, а они в тылу по дворам пивные сиськи отращивали, то это уже получается, как в советском мультике: «Двое из ларца, вы что, и кушать за меня будете? – Ага».

Сколько таких наивных романтиков, как ты, погибает в первой же рукопашной схватке? Сильно ты поможешь родственникам с финкой в любящем сердце или с пулей в болтливом рту?

Этого я уже не стерпел и сам начал закипать:

– Меня полколлектива на работе подкалывает, что же я, мол, не позабочусь о том, чтобы родственников в качестве беженцев принять!

Ага, всех четверых племянников вместе с двоюродным братом.

В однокомнатной квартире, где я с мамой живу.

Или, может быть, бегать по ночным улицам с той же финкой и выворачивать карманы случайных прохожих, чтобы купить им здесь особняк, и нам заодно?

Она попыталась до конца сохранять твёрдый спокойный тон:

– Повторяю для тех, кто в бронепоезде: каждый должен заниматься своим делом.

Я, например, при переезде отнесла лишние шмотки в пункт приёма гуманитарной помощи на улице Полоцкой. Пусть их носят, например, те же Катя и Валя, что обносились в разъездах по степи.

А ты… Ну хотя бы можешь писать, чтобы привлекать народ на сторону революции. Я видела твои публицистические эссе на проза точка ру. У тебя неплохо получается.

И уж конечно, каждый из нас, неравнодушный к судьбе своих близких, может пойти и помолиться за них.

Ольга перевела дыхание, обняла меня и еле слышно шепнула мне на ухо:

– Всё будет хорошо. Береги себя. И да поможет нам Бог.

– Ну, если такой божественный голос счастливый исход предсказывает, то это действительно сбудется, – улыбнулся я уже без напряжения, и оставил помыслы о наёмничестве.

* * *

А возможность поправить финансовые дела мне представилась и без войны. Правда, тоже пришлось пройти через определённые трудности, но как говорится, без труда не выловишь и рыбку из пруда.

Производственная нагрузка к концу июля наконец-то стабилизировалась у нас обоих, и Оля смогла приступить к выполнению данного мне обещания начать учить меня играть на гитаре.

Вечером она занималась со мной у себя дома. А днём мы закрепляли материал в обеденный перерыв прямо в офисе. Быстро умяли нехитрый обед на кухне. Быстро перекурили на крыше здания. И айда заниматься музыкой.

Поскольку наша фирма разрабатывала сайты и мобильные приложения, связанные с музыкой, немудрено, что у нас было в наличии оборудование для музыкальных репетиций – электрогитары, усилитель и акустическая система. Так что, я учился одновременно и на акустической гитаре вечером, и на электрической днём. И мне нравилось такое разнообразие.

Не желая напрягать любимую слишком сильно, я спросил, не поздно ли будет приходить учиться в дни, когда Ольга даёт частные уроки языка и возвращается домой уже на закате. Она рассмеялась, ответив, что моим визитам она будет рада в любое время суток.

И в один из дней мы засиделись у неё за полночь. Бетонные стены в советской многоэтажке очень хорошо пропускали звук, а закон запрещает шуметь после 23 часов. Но мы и не били по струнам со всей дури, пытаясь брать аккорды, а только немного поиграли перебором.

Однако, это всё равно услышал сосед, который вышел покурить как раз, когда я шёл к лифту, торопясь спуститься к подъехавшему по моему вызову такси.

– Откуда ты? Ходил на ночь глядя к симпатичной девчонке, что въехала недавно в хату старой грымзы? – ухмыльнулся он, довольный своей грубой шуткой.

Первая мысль была ответить: «Не твоё собачье дело».

Но я сообразил принюхаться – он выпивши.

С пьяным связываться не стоит – он может быть непредсказуем. Комплекция у него поплотнее моей, ещё чего доброго заломит мне руки и карманы обчистит, а денег у меня там прилично.

Хоть синяя книга и предписывает относиться к активно употребляющим алкоголикам, как к больным братьям, когда меня задирает пьяное быдло, во мне начинает клокотать ненависть.

Но я собрал волю в кулак и ответил спокойно:

– Да, а что?

И всё же, шила в мешке не утаишь. Наверно, мой тон получился довольно воинственным.

Потому что пьяный сосед сразу стушевался и смущённо пролепетал:

– Да я ничё, просто так спросил.

И мирно пропустил меня в открывшиеся двери лифта.

Так что, волшебный вечер с Олей омрачён не был.

Также мы собирались провести и завершающий рабочую неделю первый день августа.

После обеда, как обычно, пошли курить на крышу после обеда, и я любовался, как Оля запрокинула голову вверх, глядя как по голубому небу ползут причудливые облака. Завороженный красотой этого зрелища, я не мог не прокомментировать это комплиментом:

– Помнишь тот вечер, когда мы засиделись затемно? Я увидел, как ты с балкона смотришь на звёзды, и подумал, что твой романтичный взгляд в небеса так ярко сияет, что с ним мне светло даже среди глубокой тьмы.

– Да ты поэт, Кассиэль, – улыбнулась девушка, – мне бы так красиво сочинять, когда я пишу статьи.

– Ну так кто муза! – поспешил я дополнить заряд позитива, – и прибедняться тебе незачем. У тебя-то посложнее писательская задача – сочинять на английском, на котором я едва смогу и два слова связать, и на испанском, в котором я вообще ни бум-бум.

– Ладно, идём уж. Петь на английском языке, – произнесла она и взяла меня за руку, которой я с радостью зажимаю гитарные аккорды, но с ещё большей радостью зажимаю саму учительницу музыки.

До этого мы разучивали отдельные аккорды и переборы, а сейчас она решила научить меня какой-нибудь простенькой мелодии.

Я догадывался, что и великие музыканты не брезговали иногда сочинять песни, как говорится, «на трёх блатных аккордах». И даже не удивился, когда узнал, что песня Джона Леннона “Stand by me”¹⁹ состоит из тактов, в которых аккордов всего пять. Точнее, разных аккордов всего четыре, а пятый аккорд, завершающий короткий рифф, повторяет первый.

Я довольно быстро запомнил мотив и передвигал пальцы на автомате, а мысли обдумывали текст, который оказался точь-в-точь про нас. Особенно впечатлил второй куплет, который можно перевести на русский примерно так:

Если небо, на которое мы смотрим,

Споткнется и упадет,

А горы осыплются в море,

Я не буду плакать, я не буду плакать,

Нет, и слезы не уроню,

Ровно столько времени, пока ты рядом, рядом со мной.

Мы не опасались, что нас потревожат телефонными звонками, потому что на время занятий музыкой оставляли телефоны на рабочих местах. Но в самый неподходящий момент в каморку для репетиций вошла секретарша Юля и с порога выпалила:

– Лёха, к шефу.

Пришлось подчиниться – Владимир Игоревич не любит ждать.

– Поедешь в командировку, – приказал директор первым делом, даже раньше, чем предложил мне сесть.

– У меня дежа вю, – попытался я сострить, чтобы не проболтаться, насколько его распоряжение для меня некстати.

– Главное, чтобы не было дежа вю насчёт завершения командировки и её последствий, – шуткой на шутку ответил директор, что меня покоробило, ибо для меня было оскорбительным даже шуточное сомнение в моей способности сохранять трезвость.

Он, как мой старший товарищ по обществу АА, уловил, что перегнул палку и не постеснялся переступить через гордость, попросив прощения у подчинённого:

– Извини, Алексей. Я знаю, насколько важно, чтобы окружающие в тебя верили. Я тебе верю. Потому и даю такое ответственное поручение.

И продолжил:

– Нас тут в связи с санкциями США против России владельцы американских серверов прессанули, где мы держим свои порталы. И ФСБ наезжает, с другой стороны. Так что, придётся переводить свои ресурсы на отечественные производственные мощности.

Я заказал новые сервера в дата-центр в Реутове, в ближнем Подмосковье. Тебе нужно будет вместе с тамошними админами провести пуско-наладочные работы по их введению в эксплуатацию и миграцию ресурсов, список которых я тебе перешлю на корпоративную почту.

Я хотел сказать тебе в понедельник, что отправлю тебя туда во вторник-среду. Но из Реутова сообщили, что большая часть комплектации поступила из Гонконга вчера. И политическая ситуация может в любой день рвануть. Так что, полетишь не пятого, не шестого, а завтра. Знаю, что суббота. Там админы без выходных работают. Посменно. За сверхурочные не обижу. Можно деньгами, можно отгулами. Билеты закажет Юля, командировочные получишь на карту через банк. Сработаешь без косяков – спишу остаток долга за планшет.

– Сроки исполнения задачи? – вздохнул я упавшим голосом.

– Девятое. Можешь вылететь обратно в тот же день, но лучше переночевать на месте, на всякий пожарный.

– А в какое время завтра туда улетать?

– Чем раньше, тем лучше. Раньше начнёшь – раньше закончишь.

Мне ничего не оставалось, как перейти к решению организационных вопросов с Юлей.

Условия выдались, что называется, нарочно не придумаешь.

Отелем с нормальным соотношением цена-качество и наличием свободных номеров эконом-класса оказался только «Измайловский парк» на синей линии московского метро. А в электричку на Реутов лучше всего садиться со станции Новогиреево на жёлтой линии, до которой ещё по кольцевой линии пилить. А что делать – лето, пора отпусков. Москва забита транзитными пассажирами – пламенный привет железным дорогам, проложившим маршруты с севера на юг так, что без пересадки в столице не обойтись. Так что, придётся вставать ни свет, ни заря не только перед отлётом, чтобы успеть на ранний рейс, но и каждый день, чтобы прибыть на рабочее место в приемлемое время и выполнить дневной план до 23 часов, когда отходит последняя электричка, позволяющая успеть на метро до закрытия.

Я провёл за решением этих вопросов довольно много времени, и уже хотел было поскорее вернуться на рабочее место, чтобы просмотреть оповещения систем автоматического мониторинга, нет ли среди них требующих моей немедленной реакции. Но ноги сами принесли меня в другую часть офиса. Где сидела в своём кресле Ольга. Держась неестественно прямо от нервного напряжения. Она быстро-быстро набирала какой-то рабочий текст, но увидев меня, мгновенно прервалась и вскочила из-за стола резче, чем вскакивает с дивана по будильнику.

Я рассказал ей всё и не скрыл от неё ничего, для пущей убедительности положив на стол распечатку электронного билета туда и обратно.

Возникла короткая молчаливая пауза, во время которой я мог расслышать сигнал смс-сообщения о поступлении на банковскую карту командировочных.

Оперативно сработал Владимир Игоревич, во всех смыслах.

Ольга хлопала глазами в характерной манере, выражающей её растерянность:

– А как же… Мы же в воскресенье собирались на море… Я ещё ни разу не была этим летом на море…

– Поедем в следующее воскресенье. Я даже не буду домой заезжать, чтобы оставить там вещи. Возьму такси и прямо из аэропорта в Зеленоградск. И там подожду, пока ты доберёшься на электричке. Тем же полотенцем буду вытираться после купания, что и в отеле.

– Забыл, в каком климате живёшь? – сердито повысила голос Ольга, разозлившись явно не на климат, – А если через неделю пойдут дожди?

– Говорят, что это и есть самый кайф – в дождь купаться. Сам за столько лет жизни на побережье так и не попробовал. Многие годы мечтаю попробовать искупаться в дождь, – попытался я при помощи дежурного юмора остановить дождь, готовый хлынуть из любимых глаз.

Попытка удалась, и нам удалось спокойно доработать до вечера.

В этот раз Оля добровольно осталась в офисе дожидаться меня, закончив свою работу, а я задержался, сдавая сотрудникам отдела текущие дела на время командировки.

По пути мы говорили мало. Только решили, что разойдёмся у лифта в подъезде, без захода в квартиру. Играть на гитаре уже не хотелось – настроение не то. Да и времени далеко не куча – мне ещё нужно собрать чемодан.

Но на мосту, увешанном свадебными замками, любимую всё-таки прорвало:

– Я знаю, чем скорей уедешь ты, тем мы скорее снова будем вместе. Как не хочу, чтоб уезжал… Как я хочу, чтоб ты скорей уехал!

– Мы будем вместе, – ответил я как можно более твёрдым голосом, – и при деньгах.

И, глубоко вздохнув, добавил:

– Мне тоже будет тебя не хватать. Я знаю, что наивысшие ценности измеряются не деньгами.

Прощание затянулось до двух часов ночи – мы жадно насыщались объятиями друг друга, чтобы на дольше хватило. Садясь в такси, я ещё раз посмотрел на окна десятого этажа. В это время она зажгла на кухне свет.

В аэропорт я мог бы тоже поехать на такси, но решил сэкономить командировочные и отправиться туда первым автобусом ровно в семь утра, который позволял успеть на регистрацию моего рейса.

Я переживал, как бы не опоздать на автобус. Иначе придётся всё же ехать на такси. Так что, уже в без двадцати семь был на автовокзале.

И сразу же заметил у нужной платформы знакомую фигурку, прохаживающуюся взад-вперёд вдоль перрона с бычком в зубах, соблазнительно выписывая бёдрами восьмёрки.

– Встало с рассветом моё любимое солнышко, – постарался я улыбнуться как можно нежнее, – мне советуешь «Береги себя», а сама себя не бережёшь. Могла бы поспать подольше в свой законный выходной.

Девушка выкинула сигарету и камнем повисла у меня на шее:

– Боюсь, боюсь я за тебя! Нальют там тебе за встречу, и ты сорвёшься. А потом тебя там склеют местные девки похотливые…

– Ну что ты такое говоришь? – старался я не заводиться, но получалось плохо, – Тебе и правда стоит выспаться и отдохнуть. Чтобы в твоей светлой голове не возникали мрачные фантомы. Ты сама говорила мне, что мысль материальна. Ну так думай о хорошем, чтобы у нас всё было хорошо!

– Я буду молиться о том, чтоб у тебя всё было хорошо, – произнесла она уже более спокойно, слегка ослабив цепкие объятия, – ангела-хранителя тебе под крылом самолёта, мягкой посадки, лёгкой работы и море позитивных впечатлений от столицы пусть заменит тебе Балтийское море, на которое мы не попали.

Я старался хоть немного развеселить её, как мог:

– Ну что ты меня так грустно провожаешь, как будто в последний путь? По статистике, самолёты разбиваются в тысячи раз реже, чем автомобили. Так что, не жалей о том, что нам пока не по карману купить машину, а лучше учись летать.

Ольга в который раз показала, что за словом в карман не полезет:

– Но как же я смогу летать без тебя? Ведь ты – ветер в моих крыльях.

– Ты – ветер в моих крыльях, – мой тон снова начал обретать уверенность от того, что беседа вывернула в позитивное русло, – какой мотив является наиболее убедительным для того, чтобы заставить мужика заняться саморазвитием? Из-за бабы! Я после нашего знакомства бросил пить…

– Не после, а до…

– Не придирайся к несущественным частностям. Я бросил пить, начал ходить в тренажёрный зал, ухаживать за своими зубами с помощью стоматолога. Когда рассчитаюсь с долгами, буду заниматься в бассейне с персональным тренером, чтобы научиться плавать… И может быть, ради тебя я даже перестану курить марихуану.

19. “Stand by me” – «Останься со мной» (англ.)