Тридцать сребреников князя Владимира

Поздняя осень золотое время для копателей, урожай с полей уже собран, сельчане и техника с полей тоже ушли, следовательно никто копателей с места не прогонит и не сообщит куда следует по доброте душевной о чужаках на охраняемом городище. Высокая трава полегла и пожухла, от продолжительных осенних дождей электропроводность почвы повысилась, катушка прижимается к поверхности плотнее и поисковый прибор генерирует более чёткий сигнал даже от мелких предметов.

Между тем на городище Семёныч расчертил полотном лопаты границу предстоящего раскопа для подсобных рабочих и показал тем куда следует выбрасывать грунт. Те как по команде встали с противоположных сторон очерченного прямоугольника и принялись без спешки нарезать пластинами дёрн, слой почвы плотно увитый корнями растений, аккуратно срезать его и складировать немного в стороне от площадки раскопа в отдельную кучу. После дёрна, мужики стали копать грунт, расчищая раскоп. Со стороны смотреть на землекопов было одно удовольствие, при достаточно тяжёлой работе, все движения у них были выверены и отточены, словно эти двое исполняют магический танец с лопатами. Отточенные лезвия лопат вонзались в почву, нажим ногой, лёгкий прогиб спины и руки разгибаясь описывали дугу в сторону края раскопа. Казалось все эти действия производятся с минимальными затратами энергии. Так монотонно без заминки, стараясь не повредить случайные находки землекопы выбрали грунт по всей площади раскопа, углубившись ровно на один штык лопаты, отбрасывая почву в широкий отвал за границу участка. Как и предполагал Семёныч они практически точно попали на место предполагаемого расположения древнего деревянного строения и после небольшой корректировки границ по тёмному цвету жилого слоя почвы и остаткам истлевшей древесины, продолжили раскопки. Через сорок минут землекопы закончили первый этап работы и вышли за периметр площадки перекурить, на время превратившись в зрителей, и теперь с интересом наблюдали как Семёныч и Паша «Лопата» надев наушники и включив отстроенные приборы вошли вовнутрь раскопа с разных сторон и принялись «косить», медленно передвигаясь зигзагами, от края до края площадки, совершая равномерные движения штангой с права на лево, стараясь не пропускать участки грунта не охваченные кольцом поисковой катушки. Иногда, уловив сигнал от находящегося в земле цветного металла, копатели останавливались, движением прибора крест-накрест определяли катушкой точное местоположение находки и выбирали короткой лопатой копанку. Затем повторно катушкой проверяли лунку и выбранную земляную кучку, если звук исходил из лунки, углубление докапывали, если сигнал находился в кучке, грунт делили пополам и снова проверяли. Крупные предметы обнаруживались практически сразу. Если находка оказывалась мелкой монетой, небольшой крестовидной подвеской или фрагментом пластики, остаток грунта брали в жменю и просеивали над катушкой. Опытные копатели понимали, что шансов найти интересные предметы в верхнем слое почвы практически не было, так как всем известное и описанное в исторических метриках городище не раз посещалось археологическими экспедициями, а по слухам и выкладкам предметов на копательских форумах незаконные ловцы удачи на данной площадке также отметились неоднократно. И действительно, в слое почвы непосредственно под дёрном наши новые знакомые обнаружили только глиняные черепки и мелкие, не представляющие для них интереса обломки медной пластики. Однако уже на втором этапе работ, на глубине двух штыков лопаты старшой поднял мелкую крестовидную подвеску с благородной патиной бледно-зелёного цвета и одну серебряную чешуйку. В третьем слое почвы, выбранном на глубине примерно 70 сантиметров, в отвале выкопанного грунта Паша «Лопата» вызвонил приличную старенькую ладанку с Никитой Бесогоном, которую Семёныч на вскидку оценил в полторы сотни долларов. А сам бригадир кроме находок половики серебряной византийской монеты, симпатичной лунницы, целой копаушки и небольшого двухстворчатого креста энколпиона, попутно успел собрать из крупных глиняных черепков почти целый симпатичный толстостенный горшок, к собиранию красивой керамики у Семёныча имелся особый интерес. Во время перекура старшой обмолвился напарнику о перспективном, едва различимом сигнале в правом углу раскопа, но пока рыть там глубокий шурф не захотел, чтобы не мешать основной работе землекопов. На глубине четырёх штыков уже начинался нежилой слой почвы. Здесь напарникам напоследок попались приличный крест змеевик, пара стареньких небольших прорезных иконок, однако в неважной сохранности и симпатичный костяной гребень. Глубже это уровня, кроме углей от кострища, костей животных и черепков от посуды, уже ничего не встречалось. Тогда Семёныч дал передохнуть землекопам и не снимая наушников, определив прибор на край раскопа, принялся аккуратно углублять ямку в углу, над своим перспективным сигналом. Подошедшие поближе к месту событий землекопы и Паша «Лопата», вскоре на слух уловили усилившийся, чёткий и чистый звук в наушниках бригадира. На глубине около полутора метров штык лопаты старшого ожидаемо брякнул по глиняному черепку. Семёныч отложил в сторону рабочий «Fiskars» и попросил Пашу принести из бокового кармана рюкзака с поклажей, малый самодельный совочек.

– Тут главное не спешить, а главное не навредить, – с чувством и расстановкой поучал бригадир внимательно наблюдавших за его манипуляциями землекопов. – Помяните моё слово мужики, золотишко звенит.

И получив от напарника инструмент, принялся с величайшей осторожностью и непроизвольно участившимся дыханием расчищать шурф. Паша и землекопы, проникнувшись важностью момента, благоразумно замерли за незримой чертой безопасности от спины бригадира, с вытянутыми от напряжения лицами и ожидали развязки. Внезапно Семёныч издал победный утробный рык и повернулся в пол-оборота к зрителям, его покрывшееся испариной лицо озарилось самодовольной улыбкой, обнажив блеснувшую фиксу. Затем нарочито неспешно, словно испытывая терпение собравшихся рядом зрителей, копатель как фокусник извлек из заднего кармана брюк широкую тряпицу, которую встряхнул для важности и расстелил у края ямы. И вот опустившись на колени, Семёныч заскорузлыми ладонями зачерпнул с глубины, как ковшом экскаватора порцию грунта в перемешку с черепками, вывалил землю рядом и стал выбирать оттуда монеты разного вида и размера и бережно складывать добычу на подстилку. Причём как не старались заинтересованные зрители подробнее рассмотреть весь процесс, широкая спина бригадира и расположение ямы в углу раскопа закрывали им обзор. Нарушить же дистанцию, помешать Семёнычу и попасть под его горячую рука ни Паша «Лопата», ни тем более землекопы, имевший уже определённый негативный опыт морального и физического воздействия, не желали. Старшой раз за разом запускал руки в нору и поднимал на свет свою добычу. Когда очевидные находки закончились Семёныч самолично ещё раз расширил и тщательным образом проверил прибором выбранный грунт и яму. В результате на разостланной на земле тряпице оказалась довольно внушительная кучка различных по размеру и цвету монет, золотых и серебряных. Дав напарникам насладится видом найденного клада, Семёныч бережно завернул находки и вынул из раскопа свой инструмент. После чего отозвал Пашу на край городища посчитать найденную добычу, а землекопам поручил закопать раскоп и застелить место снятым дёрном. Мужики теперь обосновано рассчитывая на премиальные, с энтузиазмом принялись за реставрационные работы на потревоженном городище.

В кладе обнаружилось в общем количестве семьдесят четыре монеты, среди которых имелось одиннадцать золотых византийских солидов, небольших тонких монет, с изображением венценосного императора на лицевой стороне и скипетра в виде трезубца на реверсе, тридцать полных серебряных дирхемов с причудливой арабской вязью, а также тридцать три славянских сребреника, невзрачных небольших монет из низкопробного серебра печатью внешне схожей на византийские монеты, но выполненных из низкопробного серебра. Сердца копателей колотились в груди от радости обладания ценной добычей, а в пошедшей кругом голове Паши «Лопаты» как на калькуляторе непроизвольно замелькали шестизначные цифры. Хотя сразу на вскидку даже опытные копатели не всегда могли определить реальную стоимость клада. Стоимость каждой монеты определялась индивидуально, в значительной мере зависла от места и года выпуска, общего количества данного тиража, индивидуальных особенностей и главным образом от сохранности. Семёныч после предварительного осмотра находок, довольно продолжительного раздумья и прикидок озвучил напарнику, что вероятно сможет выручить за весь клад около двадцати тысяч долларов. Продать монеты по коллекционной цене старшой конечно не рассчитывал, так как отдавая себе отчёт о незаконности их деятельности, в реализации находок привык иметь дело только с проверенными перекупщиками. Так как между копателями заранее было условно делить найденное пополам, то есть поровну, оба теперь стали достаточно не бедны. Оставался только главный вопрос, на сколько?

Хотя Паша «Лопата» по опыту прежней делёжки добычи мог предположить, что оценку старшого походу дела следует умножить на два, но как человек разумный оспаривать размер своей доли не стал.

Глава 2. «Старый сундук»

Крупная россыпь осеннего дождя тоскливо барабанила по лобовому стеклу «Mercedes», где две параллельные стрелки словно на большом циферблате, с растратившим за ночь заряд часовым механизмом, не могли запустить по кругу начавшийся день и переминались с короткими паузами верх-вниз, верх-вниз. Если смотреть через эти остановившиеся часы на поток машин вставших перед светофором на улицу Горького, представлялось теперь сам город придумал просыпаться в такую погоду и замер в нерешительности. Но всё же случилось, на перекрёстке загорелся зелёный и всё вокруг пришло в привычное утреннее движение. Под низкими, дождевыми облаками по серым улицам на бесплатную мойку двинулись бесконечные вереницы машин. Горожане, согласно графика рабочей недели, вынуждено оставив свои уютные и тёплые квартиры, появлялись понуро из соседних дворов, зябко кутаясь в куртки и пальто, прикрываясь от непогоды мокрыми зонтами, спешили между луж к автобусным остановкам, где собравшись небольшими партиями грузились в подплывающие среди потоков воды автобусы и троллейбусы, или согнувшись пополам протискивались в снующие туда-сюда неугомонные маршрутки. Из запотевших иллюминаторов общественного транспорта безликие лица, утрамбованных в утренней толчее пассажиров, с тоской и чёрной завистью провожали проплывающую мимо безобразно шикарную, в этой неуютной влажной серости, машину Гриши Брянского, отмеченную вызывающе сверкающей эмблемой трёхкратного превосходства немецкого качества, мощи и больших денег на радиаторной решётке. Несмотря на плотное движение в центр, поток машин всё-таки ехал. Часы электронной панели показывали начало десятого и Гриша слушая городские новости на волнах «Брянской Губернии» не спеша свернул на Бульвар Гагарина, по направлению к своему офису, иногда отвечая на утренние звонки по громкой связи машины.

Наш герой оказался достаточно ещё молодым мужчиной, в возрасте сорока двух лет, как шутил сам Брянский – среднеевропейской наружности, плечистый, на длинных, быстрых ногах и ростом около ста восьмидесяти сантиметров, с тёмно-русыми волосами, в спортивной короткой стрижке и умными карими глазами. Лицо мужчины украшала двухдневная щетина и пара шрамов, глубокого с рваными краями, от кастета на правой скуле и ближе к виску, над левым глазом, похожий на скользящее ранение пулей. Вероятно тот ещё везунчик. Впрочем, стоит отметить, что былые боевые зарубки не портили общего впечатление от образа Гриши Брянского, а напротив, предавали тому некий шарм, вид бравый и бесшабашный, заранее предупреждая возможных недоброжелателей от необдуманных поступков. Одевался наш герой просто, но до неприличия дорого. Зауженные брюки «Just Cavalli» и серое шерстяное швейцарское пальто братьев «Strelson» подчёркивали стройность его фигуры. А бардовые замшевые туфли «Thomas Munz» и тонкий синий шёлковый шарф «Brioni», завязанный лёгким Парижским узлом поверх воротничка шёлковой итальянкой рубашки придавали всему облику молодого мужчины изысканную элегантность, что в купе с терпким ароматом «Armani» выдавали в нём ещё готового при случае взбрыкнуть жеребца, с явной претензией на женское внимание. Крупный, классический хронограф «Tissot», с безукоризненно чистым рубиновым стеклом, со спортивной рыжей отстрочкой по чёрному кожаному ремешку и седьмой iPhone, являлись единственными украшениями нашего красавца.

Офис Гриши Брянского располагался на улице Фокина 29, на втором этаже монументального пятиэтажного сталинского здания с лепными карнизами и капителями, помпезными барельефами и розетками с элементами Советской символики, с просторным вестибюлем, широкими лестницами, массивными дверями и высокими потолками. Втиснув машину на стоянку на площади Карла Маркса, перед гостиницей «Центральной», Брянский перейдя улицу Фокина, через в парадный подъезд поднялся мимо консьержа на второй этаж и проверив по привычке секретную метку на верхнем срезе входной двери, повернул ключ в замке и зашёл в свой офис. Наш герой находясь в здравом уме и трезвой памяти, ещё не страдал навязчивыми фобиями преследования, но определённые навыки заложенные в школе наружного наблюдения в Стрельне и вся специфика прошлой оперативной работы, предостерегали от пренебрежения возможной слежки как криминальных элементов, так и от негласной разработки бывшими коллегами и дружественными спецслужбами. Подчиняясь выработанным годами инстинктам, мужчина периодически проверялся, автоматически отмечал события и образы людей с которыми сталкивался в течении дня, фиксировал марки и цвет необычных машин припаркованных у дома и офиса, а в потоке движения периодически смотрел в зеркало заднего вида не только для изменения маршрута движения. Детективное агентство Брянского носило аббревиатуру «Rinegoold», что подразумевало словосочетание слов чистое золото, в память о боевом друге Ромке Рейнгольде, который будучи по рождению таджикским немцем из Душанбе, однажды в Чечне, прикрыл ему спину во время спецоперации в горах Итум-Кале. Во время другой операции спину Гришину уже никто не прикрыл и служба Брянского в УБОП закончилась, к счастью не очень тяжёлым ранением и досрочной отправкой на заслуженную пенсию по выслуге лет. Многим оставшимся на той нехорошей войне боевым товарищам Гриши повезло значительно меньше, их оплакали и забыли. Гриша по прошествии лет, не любил вспоминать и обсуждать с посторонними то время на войне, потому что много там случилось плохого и кровавого, не нужного для посторонних глаз и ушей, а с теми с кем мог помянуть былое, они теперь встречались крайне редко, от случая к случаю, но при встрече обнимались сердце к сердцу, по-кавказски, как родственные души.

Выйдя на пенсию в свои сорок с хвостиком лет, Брянский не долго печалился без оперативок и ночных дежурств, и вскоре осуществил свою давнюю мечту, при поддержке друзей, открыл первое детективное агентство в городе. Друзья-опера дали обязательство не забывать приятеля, при случае помогать и подкидывать полезную для работы информацию, а знакомые адвокаты подрядились привлекать для розыска свидетелей и доказательств по гражданским и уголовным делам. Хотя небольшая воинская пенсия не позволила бы бывшему оперу пойти по миру с протянутой рукой, в остальном же теперь приходилось надеятся только на себя.

«В адвокаты идти оперу УБОП не пристало, с ворами дружбу водить и от закона отмазывать, – рассуждал в тот период Брянский. – Начинать какое-то коммерческое мероприятие без капитала и связей в этой области, тоже представлялось делом довольно опрометчивым. Детектив же, по сути тот же опер, только не связанный вышестоящим начальством и бюрократической отчётностью. Своего рода свободный художник.»

На том и порешив, побегав по инстанциям Брянский собрал положенные справки, заполнил кучу бюрократических бланков и пройдя медицинскую комиссию, котороя официально подтвердила, что пациент не склонен к алкоголизму, не наркоман и психически здоров, сдал положенные экзамены и получил заветный бланк лицензии с правом на ношения травматического оружия. Причём начальник разрешительного отдела подполковник Чалый, при вручении данного документа, смотрел на Брянского явно сочувственно, как на человека душевно больного, но учитывая былые заслуги соискателя отказывать и отговаривать не стал. Как любое новое дело, детективная деятельность Брянского набирала обороты с большой пробуксовкой. Много времени и денег ушло на поиск и обустройство офиса, регистрации в качестве индивидуального предпринимателя, создание сайта и продвижение рекламы. Но со временем молва о «свободном художнике» распространилась среди деятельных горожан и клиенты понемногу потянулись к Брянскому со своими бедами и проблемами. На кого-то наехали бандиты и необходимо было задействовать прошлые связи и разруливать конфликтную ситуацию, приходилось отрабатывать всевозможные кражи начиная от престижных автомашин и дорогих квартир, заканчивая пропажу мобильных телефонов и утерянных домашних животных, за которые заваленная ежедневной рутиной полиция не хотела браться и отписывалось при наличии малейшей возможности. Кому-то помогал разыскать должника и имущество, чтобы вернуть долги, и по таким делам выезжал нередко в дальние командировки, с оплатой суточных, кому-то найти свидетелей драки или хулиганского нападения, а оставшиеся без внимания супруги желали фиксации доказательств неверности своих благоверных, но от таких склочных дел Григорий отбивался обеими руками и не брался за них ни за какие гонорары.

Рабочий кабинет на улице Фокина детектив обставил аскетично просто, в правом углу у окна расположился высокий металический сейф на два отделения, верхнее использовалось для хранения документов и рабочего MacBoock Pro, в нижнем складировались небольшая видеокамера, длиннофокусный фотоаппарат, пара радиостанций и предметы связанные с текущими расследованиями. С левой стороны окна, напротив входной двери находился небольшой Т-образный рабочий стол, с компьютерным креслом для Брянского и двумя жёсткими стульями для приёма посетителей. Тут же у стола, вдоль стены, разместился зелёный кожаный диван. Наличие дивана предполагало возможность рассадить клиентов по ранжиру или на жёсткие стулья у стола, или с уважением и удобством на мягком диване, что определялось прежде всего характером предстоящей беседы. Двухстворчатый платяной шкаф, находящийся у входной двери, далее никак не будет задействован в нашей истории, но не упомянуть этот последний предмет меблировки вовсе, значило бы сознательно упростить и так скромную картину обстановки данной мизансцены.

В это утро разместившись на свободном месте напротив окна, детектив занимался утренней разминкой с десяти килограммовыми прорезиненными гантелями, выполняя комплекс упражнений на бицепс, плечи и широчайшие мышцы спины, рискуя в последствии порвать приталенный итальянский пиджак. Между подходами Брянский по привычке рассматривал в окно посетителей небольшого кафе в здании напротив, фиксируя личность и облик входящих, пробуя по внешнему виду и походке предположить их возможный род деятельности. В это время iPhone на столе зазвонил рингтоном стационарного телефона. Гриша отложил в угол гантели и поднял смартфон.

– Приветствую, уважаемый Иван Иванович! – приветливо поздоровался Григорий, обнаружив заставку с самоварами и имя абонента на экране смартфона.

– Привет дружище! – Брянский услышал баритон знакомого антиквара Ивана Ивановича Нагенса, владельца небольшого магазина под названием «Старый сундук», которых располагался буквально через дорогу, на первом этаже соседнего дома по улице Карла Маркса. – Ты уже на работе? Не слишком занят?

Посыпались на Брянского приветственные восклицания добросердечного соседа.

– Я на месте, недавно подъехал! Душевно рад тебя слышать, – уточнил детектив. – Как провёл выходные, как помню, собирался на Вернисаж. Вероятно хочешь мне поведать массу интересного и порадовать настоящим турецким кофе?

– Ты наверняка уже уловил запах моей кипящей турки дружище, – парировал антиквар. – И великолепный кофе привёз и изумительный рецепт получил по знакомству, изысканного сырного кофе. Настоятельно рекомендую, мягкий и исключительно приятный оттенок. Если будешь у меня через пару минут, успеешь отпробовать готовую порцию и расскажу массу интересного о своей поездке. Слушай, самое главное, я продал свои столбы. Помнишь, намедни хвалился тебе, что удачно купил у Стародубских валютчиков на рынке. Ещё слышишь, точно знаю, что смеялись они надо мной, мол мог бы взять дешевле, не торговался. Так вот, будешь по случаю в Стародубе то, так им и скажи, этим раздолбаям, – Нагенс то, мол взял за сто, а продал за двести пятьдесят! Кто из нас олух то? Пусть теперь посмеются. – Не буду расстраивать, Меченого, – усмехнулся в ответ Брянский, видимо поминая какого-то их общего знакомого в Стародубе, – а то в следующий раз вообще у них ничего путного не купишь.

– И то верно, зачем задаром дураков учить. – согласился Иван Иванович. – Они и вправду горазды только колхозников на рынке окучивать. Представляешь эти балбесы даже поленились оклад то снять, от жадности видно мозги затуманились, лишь только серебряный оклад с клеймами увидели. И я при них сдержался, не стал открывать. Думаю и так не прогадаю. С первого взгляда приметил, что письмо на ликах Московское и оклад толстостенный шикарной работы, все детали на одеждах прорисованы досконально, венцы опять же родные, со старыми эмалями, клейма все на месте, не новодел. А дома снял оклад и понял, джекпот, поимел придурков. Шикарная академка и именник покупателю по случаю подошёл, на подарок брал. Всё в масть легло, пусть теперь посмеются, пересмешники. Так что давай, жду. И если особых дел не намечено на сегодня, готов прославиться по случаю.

– Уже иду, так как не нахожу разумной причины отказаться, – согласился Брянский. – Умеешь ты Иван Иванович, душевно подойти к человеку. Да так изыскано всё обставить и преподнести, что возразить уже не имеется ни какой вразумительной возможности.

Затем предварительно убрав в шкаф гантели и поправив на столе нетронутые документы, Брянский закрыл кабинет, спустился по лестнице на улицу и уже через пару минут открывал дверь в антикварный магазин «Старый сундук».

Индивидуальный предприниматель Иван Иванович Нагенс жил на доходы от крупного сигаретного бизнеса, держал сеть розничных табачных ларьков во всех районах Брянска. Однако основные доходы коммерсанту приносил оптовый склад табачной продукции. Попутно Нагенс получал хорошие призовые за рекламу от известного табачного производителя «Philip Morris». В своём большом двухэтажном доме в Володарским районе города, на первом этаже, коммерсант держал продуктовый магазин с весёлым названием «Сытый кот», где продавал изысканные деликатесы, различные импортные сырокопченые колбасы и колбаски, дорогущие сорта мягкого и твёрдого сыра, и сыра с благородной плесенью, балыки и копчёности, разные разносолы и закуски, фермерскую молочку и хорошее пиво, словом всё по мелочи, чтобы сытно и со вкусом покушать. Как был осведомлён Брянский, магазин не приносил ощутимого дохода и по-всему выходило, что коммерсант содержал заведение, чтобы не утруждаться дальними поездками за продуктами, так как поесть Иван Иванович и его домочадцы любили обильно. Для удовольствия же души, Иван Иванович Нагенс занимался русской стариной, держал один из первых антикварных магазинов в городе Брянске. Причём антиквар крайне отрицательно относился к собирательству и коллекционированию, очевидно справедливо считая, что жить хорошо и в удовольствие необходимо теперь, и что главное самому, а не собирать кубышку для неблагодарных наследников. Иван Иванович по случаю скупал у населения по интересной цене и перепродавал антиквариат, к которому относил все мало-мальски стоящие внимания предметы до Советского периода, от древних каменных топоров и скребков, стрел и наконечников копий, медной пластики и крестовидных подвесок, крестьянской деревянной утвари и глиняной посуды, лаптей, старинных рушников и рубашек, прялок, самоваров и церковных книг, до классических картин, фарфора, каминных и настенных часов, дворянской мебели и предметов интерьера, старинного оружия и государственных наград, серебряных и золотых монет, ювелирных украшений и прочего, прочего, прочего. А также, как вам уже стало известно, коммерсант арендовал место в торговых рядах на Вернисаже в Измайловском посаде, города Москва, куда вывозил на выходные отдельные предметы на продажу. Там же на выставке среди рутинной торговли с прилавка, по договорённости происходили встречи с особыми покупателями, ценителями и оценщиками первой руки, тайным знатокам к которым стекались самые эксклюзивные и дорогие антикварные вещи со всей России и которые уже в свою очередь бывали вхожи в избранный круг особых клиентов из высшего столичного общества, имён которых, исходя из благоразумной осторожности, всуе даже поминать не стоит, чтобы не накликать на вас каких-нибудь неприятностей.

Магазинчик же «Старый сундук» в городе Брянске, как и прочие подобные антикварные лавочки в других поместных городах, представлял собой малый лубок народного творчества, где на 33 квадратных метрах каким-то причудливым и невероятным образом смогли уместиться весьма не схожие между собой предметы и вещи. Войдя в высокие парадные двери с непременным перезвоном тревожного колокольчика, который был здесь устроен исключительно в посыле привлечь внимание к входящему дремлющего за прилавком продавца, случайный посетитель совершенно неожиданно попадет в волшебном мир удивительных предметов и забавных вещиц, образчиков давно ушедшего времени, запечатлевшие в своих потёртостях, трещинках и тусклой патине образ жизни прошлых обладателей. Удивлённый обыватель прямо порога погружается в прекрасную сказку, в декорациях из великолепия старинного фарфора, изящных статуэток и изысканных столовых сервизов, самотканых крестьянских рубашек и платьев, цветастых Павловский платков и красных гвардейских мундиров с рядами позолоченных пуговиц, отливающего серебром оружия, пузатых Баташовских самоваров с гроздьями наградных медальонов и стеклянных витрин с прекрасными китайскими вазами. Ещё больший эффект на случайного зрителя производит внимание десятков потревоженных звоном колокольчика глаз святых угодников и образов на всевозможных иконах, ладанках, барельефах и старинных картинах, собранных на стенах лавочки в импровизированный иконостас, с обозначение цены за каждого. И всё это великолепие нафталинового покоя сопровождается размеренным щёлканьем хода стрелок полтора десятка настенных и каминных часов, шелестом шестерёнок зубчатых механизмов и скрипом пружин, и с периодичностью в полчаса громогласно нарушалось многоголосым боем. Однако в магазине Ивана Ивановича, после обзора лубочного великолепия собранного материала, внимание посетителя вскоре будет обращено в глубь помещения, где за стеклянным прилавком с выкладкой из коллекций нумизматических монет и марок, орденов, медалей и серебряных столовых приборов, под развёрнутым бархатным Красным знаменем, с тиснёной бахромой, вышитым золотом портретом Ильича и надписью «Союз Советский Социалистический Республик» восседали на посту, в высоких стульях две возрастные дамы гувернантской наружности, со строгим взглядом хранительниц покоя и исторических ценностей. Своих Гарген-хранительниц антиквар тщательным образом отобрал из значительного числа претенденток ещё пару десятков лет тому назад и затем немногим менее по времени муштровал в рамках установленного им порядка и обучал премудростям антикварного дела. Теперь же, исходя из многолетнего опыта, глубины и разнообразия приобретённых навыков и знаний в области живописи и иконописи, производителей и марок фарфора, типажей самоваров, определению пробы и стоимости серебряных и золотых изделий, классификации бумажных банкнот и облигаций, монет и марок, военных и государственных наград, часов и янтаря, церковных книг и мебели, можно было с уверенностью предположить, что эти дамы держали в своих руках абсолютно всё, от священных жуков-скарабеев Египетских фараонов, до драгоценных яиц Фаберже, и вероятно окажись эти незаметные труженицы прилавка в другом каком-нибудь более значимом общественном месте, то давно получили бы заслуженные учёные степени. Однако и сам Иван Иванович, отдадим ему должное, по заслугам ценил своих товарок, доверял тем почти полностью, как никому другому, но по установленной привычке держал постоянно в тонусе, чтобы ненароком запамятовав не пронесли чего-либо стоящего мимо кармана хозяина. Потому дорожил ими, вероятно немногим менее чем самой ценной антикварной вещицей в свой коллекции. Антикварные дамы также отвечали хозяину взаимностью и преданностью, получали хорошие оклады и премиальные, с выгодно купленных или проданных предметов, и хотя со стороны могло показаться, что им порядком наскучила рутинная и монотонная специфика профессии, о другой доле и не мечтали.

Иван Иванович выглядел мужчиной приятной наружности, 45 лет от роду, чуть выше среднего роста, уже начинавший немного полнеть от сытой и налаженной жизни, что отмечалось вывалившимся за дорогой кожаный ремень брюк небольшим животиком. Лицо гражданина Нагенса носило печать аристократизма, несмотря на обычные и исконно русские имя и отчество, его прибалтийская фамилия только подтверждала, что в венах антиквара текла кровь родовитых немецких баронов и высокомерных лабусов. Хотя, может быть мы и преувеличиваем, но аристократический высокий лоб, красивые, вьющиеся тёмно-русые волосы, зачёсанные назад и большие влажные губы невольно обращали на себя внимание собеседников, а прозрачная фарфоровая кожа лица и фактурный с горбинкой нос, и умные, слегка ироничные, немного на выкате карие глаза, только усиливали впечатление врождённого благородства.

Одевался Иван Иванович не вычурно, но ярко, со вкусом и только в вещи приятные на ощупь и удобные в носке. В обозначенный день на нём имелся мягкий оливкового цвета пиджак, в тонкую голубую клетку, синяя, набивного рисунка шёлковая рубашка, с завязанным под ней на шее цветастым, розовым платком и зауженные синие брюки в мелкую полоску. Ноги коммерсанта в розовых носках в цвет шейного платка помещались в изысканные, кожаные итальянские ботинки, с мягким задником, пошитые на манер турецких мокасинов. Изысканный перстень белого золота, с бриллиантом в два карата на безымянно пальце левой руки, классические золотые швейцарские часы и последняя модель iPhone Pro венчали образ антиквара, как человека состоявшегося и живущего в достатке.