Был достаточно тёплый март. Снег уже почти растаял и периодически серое небо то тут, то там выдавала порцию мелкого дождя, который быстро заканчивался, и взамен сырости, наступало время весны. Согревали наши пионерские тельца, скупые лучи бледного мартовского солнца.

8ой класс подходил к концу, и мы старались больше думать не об учёбе настоящей, а о том, кто и куда пойдёт дальше. О будущем думали. О великих свершениях.

Мысли были просты – Или остаться ещё на два года в школе и тянуть вышку или прыгнуть в шарагу. Выбор был сложный и все ходили задумчивые. Шарага просто, а плюс ещё 2 класса и институт – сложно и непонятно.

Родители каждого ученика, проводили с каждым из нас ежевечерние разговоры о бесконечных открытиях в космосе, о бесстрашных пожарных, о великих учёных и о суровых милиционерах.

Папы (у кого они были) размахивали руками и расширяли виртуально смоленскую аспирантуру до межзвёздных галактик, с небольшими вкраплениями противопожарной безопасностью на атомном ледоходе, расположенном в соседнем вытрезвителе, где банковали менты из соседнего отдела. Всё это конечно было завлекательно, но хотелось ещё немного большего.

Только лишь хитрая семья Хотимского, готовила моего одноклассника Марка в инженеры. Изобретательные его родители были. Волки одиночки. Играли ва-банк!

В Израиль их не взяли по программе репатрианства (что-то там по материнской линии не так) , поэтому они решили отдать свои знания здесь, на советской чужбине. Хотя, я Вам доложу, Марк пил портвейн из горла, как не в себя, ибо был нашим на все 100% процентов (и женился потом кстати, на Таньке Ивановой, и именно она отговорила его либо куда ехать с тремя детьми глядя на осколки советской империи).

Но занятия никто не отменял, и ежедневно мы серой массой, устремлялись в школу.

Вот и сегодня, мать отрезала кусок хлеба и два ломтя пошехонского сыра. Начала судорожно искать во чтобы его завернуть и дать мне с собой. Ибо ключи у нас одни на двоих, и придёт она поздно, а я ухожу раньше. Ничего не найдя, она суёт мне в руку бутерброд и портфель и просит в почтовом ящике взять газету и завернуть в неё этот скудный ланч.

Внизу, повозившись немного с замком от кривой дверцы, я извлёк оттуда очередной номер Пионерской правды. Быстро закрутив в него хлеб с сыром, я сунул всё это между учебников и вынырнул из подъезда.

Вместе со мной, бесконечным потоком двигались и другие пионеры, и октябрята в сторону альма матер. Все одинаковые. Синие школьные костюмы у мальчиков, и шоколадного цвета платья с белыми фартуками у девочек. Жиденькие пальтишки поверх, или край болоньевая куртка. Все, как один.

Но чу! Что я вижу впереди себя?

По ступенькам нашей школы поднимается получать знания моя одноклассница Нина Борисова, но в каком виде?

На ногах у неё одеты белоснежные лАсины, обута она в кроссовки, какой-то балахон и лёгкая куртка. Девочка одета по заграничному и очень ярко. Так ещё у нас никто не приходил в школу, а до перестройки ещё далеко.

В дверях её встречает завуч Марина Иосифовна, громко ахает и возносит руки к небу, призывая весь центральный аппарат партии, покарать неразумное дитя:

– Борисова, ах ты шлёндра эдакая! А ну марш домой переодеваться! К знаниям в таком виде НЕ ДОПУЩУ!

Красавица Борисова, попыталась пройти, но завуч её оттащила как неразумного котёнка за шкирку по ступеням вниз:

– Я что тебе сказала? Ишь ты СиСиКейтч тоже мне здесь нашлась… А ну бегом переодеваться и приводить себя в порядок!

Она с силой толкнула её в сторону улицы. Любопытные октябрята, с ужасом смотрели на Нинкины ноги. Они с ужасом, а я с восхищением! Да, действительно. Собирательный образ и СиСиКейтч, и Сандры, Саманты Фокс, и Сабрины и даже немножко группа KISS (это если рассматривать только нижнюю часть музыкантов).

А знали мы этих западных исполнителей, благодаря старшекласснику Вите. Мы боготворили его! Именно он не покладая рук у себя дома устроил фотоателье, и ежедневно приносил черно-белые фото мировых исполнителей и групп. Каждая фотография стоила 50 копеек, но мы не жалели на это денег. Покупали и бережно хранили эти фото в недоступном для родителей и милиции месте. Таким образом мы робко прикасались к западным ценностям, впитывая как губки их культуру полуголых баб и кривляющихся рок групп.

Поэтому, я развернулся и пошёл прочь от школы.

Пошёл следом за Нинкой, которая шла впереди меня, и размазывая мамину тушь, громко плакала.

Я догнал её и стал успокаивать.

Она молча отдала мне свой пакет с учебниками, на котором был изображён коммандос, и я с замиранием сердца взял его и шёл за ней глядя то на её заднюю часть в иностранных лАсинах, то на Шварценеггера.

Мы вышли с территории школы и направились к стадиону. Небо было серое и вот-вот собирался обрушится на нас дождь.

Борисова понемногу успокоилась, и я достал из газеты свой бутерброд и протянул ей. Она благодарно посмотрела на меня и откусила хлеб с сыром. Она жевала и рассказывала мне про несправедливость, от чего хлебные крошки у неё изо рта летели в разные стороны, так эмоционально это делала. Из своего пакета она достала болгарскую колу и сделала жадно длинный глоток, икнула и протянула мне бутылку. Я сделал скромный глоток и мир заискрился вокруг меня, заиграл болгарскими красками. Тот-же Байкал, только вкуснее и эстетичнее. Заграничный напиток пленил меня, и я думал о том, какие счастливые Нинкины родители, что могут вот так запросто купить там, а здесь пить этот чудо напиток…

Начался дождь и под дырявым навесом, предназначенным для школьного футбольного судьи, была более-менее сухая скамейка. Я вытащил газету, в которой недавно хранился мой ланч, и расстелил её на влажных досках, предлагая ей сесть и спокойно подумать, что делать дальше.

– У меня ключей нет с собой, а родители будут только после обеда, – она опять скуксилась и приготовилась расплакаться.

– Ну, ну! Не плачь, – я попытался неумело её приобнять, – у меня тоже как назло ключей нет. Давай обратно в школу и спортзал. Там в раздевалке можно переждать завуча, а потом домой пойдёшь.

Дождик усиливался, и мы порядком намокли благодаря дырявому судейскому навесу. Она кивнула головой, мы встали и украдкой пошли в школу, чтобы нас никто не заметил. К счастью уроки уже шли и коридор 1го этажа был пуст. Я повертел головой и махнул ей:

– Давай быстрее, пока никого нет.

Мы тихонько просочились и повернули на лево. Далее пройти до конца, второй этаж и спасительный спортзал.

Лестница была уже не далеко, как вдруг у нас за спинами мы услышали дикий крик похожий на паровозный гудок:

– Борисоваааааа! А ну ко мне шагом маааарш!

В левом крыле коридора темнел и возвышался силуэт директрисы. Стало очень тихо и страшно. Моя одноклассница втянула голову в плечи, мы развернулись и пошли на встречу к неминуемой гибели.

Валентина Витальевна стояла, как чёрная глыба в проходе и не спускала своих чёрных глаз с Нинкиных ног:

– Это, это (она начала задыхаться) это что ты такое напялила на себя, а?

– Это сейчас ммммодно, – промямлила Борисова и зажмурилась.

Директриса обошла её и остановилась сзади, присела и прищурив глаза стала изучать её задницу, ахнула и схватилась за сердце:

– Да ты знаешь, что я с тобой сделаю? Ты вообще что-ли страх потеряла? Вся страна скорбит, а ты такое себе позволяешь?

Я тоже обошёл её со спины и увидел на Нинкиной белоснежной заднице, на одном полупопии портрет генсека Константина Устиновича Черненко в траурной рамке, а на другом – некролог от ЦК КПСС.

Предательская газета "Пионерская правда", в которой я хранил бутерброд и которую расстелил на мокрой скамейке, чтобы не испортить Нинкину заграничную вещь, таки испортила её!

Принт был так чётко детализирован, и он был такого хорошего качества, что мне ничего не оставалось делать, как гордиться отечественными средствами массовой информации, которые оставили свой след на хлопковом полотне зарубежной шмотки.

Валентина Витальевна схватила Борисову за ухо и волоком поволокла её к себе в кабинет.

Я тоже бегу к кабинету директора, стараясь урывками разглядеть симпатичные ноги одноклассницы.

Директриса нашей школы, с ужасом глядит на западную порнографию, которую прям на себе продемонстрировала Нинка Борисова. Аппетитные филейные её части, заставляли моё сердце биться чаще, а у директора нашей школы, видно наоборот. Сердечный ритм застопорился, и она начала капать себе в кружку, трясущимися руками, аптечные капли. Орать она уже не могла, поэтому просто сквозь зубы процедила, указывая на дверь:

– Срочно переодеваться. Хотя нет. Непонятно во что… Сперва возьми в кабинете труда синий халат. А эту гадость сними. Не шастай по улице в таком виде! И завтра с родителями в школу.

Она тяжело опустилась в свое кресло, громко ударившись спинкой кресла о стену, от чего портрет Черненко покосился, словно бы собирался падать.

Трудовик принёс свой синий халат в кабинет директрисы, где уже толпились завуч, классная руководитель нашего класса (вся красная от стыда), и ещё другие люди от образования. Включая пьяненького учителя физкультуры Фуата Юнусовича. Он весело поглядел на виновницу, которая стояла в синем халате на 5 размеров больше, потом на лАсины, которые держал в руках, сравнил траурную рамку с левого полупопия с портретом на стене, потом на директрису, потом опять на мою одноклассницу, подошёл к ней и полушепотом произнёс:

– Борисова, ты – смерть генсека!

Сунул ей в руки заграничную её вещь, увидел в полураскрытой двери мою любопытную физиономию и сказал:

– Ну-ка бегом принеси её куртку и проводи домой, – он для чего-то свистнул в свой спортивный свисток, и я мухой побежал в раздевалку.

Отгремели пышные похороны Черненко, пришёл к власти Горби, потом перестройка, потом не пойми что, потом вообще бог знает, что, а потом мы стали взрослее, а теперь уже совсем взрослые, со своими детьми и даже внуками. Столько воды утекло с тех пор, но на всю жизнь Борисова заработала себе погремуху "Смерть генсека".

Смешно и грустно от этого. Мне же в качестве утешительного приза досталась пустая бутылка из-под болгарской кока колы.

Зачем храню её? Не знаю.

Крикнул жену с кухни:

– Нин, а Нин! Иди сюда, смотри чего нашёл!

Выглянула в дверной проём моя благоверная:

– Господи, зачем ты этот мусор хранишь?

– Это наша с тобой память. Жаль, что тогда твоя мамка выкинула ТЕ белые лосины. Надо было их тоже сохранить. На память…

Керосин и хворост

Мне вот интересно стало. В дремучем средневековье, на западе сжигали и уничтожали ведьм.

А как с этим делом обстояло у нас?

У нас с этими негуманными аутодафе дела обстояли много попроще.

Птица Феникс восстала из пионерского костра и пепла, змей Горыныч пару раз там, где-то пыхнул огнём, Марья Моревна немного побыла огненной рекой и вроде на этом всё.

Баба Яга и прочие ведьмы, ходят себе по лесу, собирают красивое разнотравье, полезные грибы и шишки. Варят вкусные микстуры и лечат добрых молодцев от лютой хвори. Опять же роды могут принять в походных условиях, тем самым увеличивая популяцию населения.

Ну а уж если, осерчают там на кого, то сгоряча этот обидчик мог схлопотать венец безбрачия, ну или скажем могли навести на неугодного – порчу.

Был допустим Витька – косой, стал Витька – кривой. Но как известно от перемены мест… Были такие единичные случаи, не без этого.

Ну и потом если Витька поймёт свои ошибки и беспочвенные оскорбления в сторону потомственной ведуньи, приковыляет к ней кое – как, и упадёт в ноженьки, то и растает у неё сердечко. Ведь не каменное оно у неё. За ушко Витьку потреплет, усадит его за стол, разложит пасьянс на картах Таро, зажжёт секретную лучинку с едким дымом, и вот уже глядишь – Виктор Петрович, статный хлопчик выходит из её избушки писанным красавцем. И сразу хоровод девушек вокруг него, далее многочисленные роды в поле, и опять же популяция бьёт все рекорды.

Ведьма сидит у окошка, и смахивает слезу умиления от проделанной работы.

Ну то есть не было у нас гонений на этих женщин. Не искали их повсюду дружинники из Министерства Внутренней Дружины великого князя. Не волочили их на главную площадь, не привязывали обнажённых их к столбу, не обливали их древнеславянским керосином и не уничтожали их поголовье такими варварскими методами.

А вот на западе, как раз все наоборот. Мрачное средневековье. Кругом нечистая.

Пошла в лес голубушка, собирать траву? Ведьма! Слишком красивая? Ведьма! Задумалась на посевной? Ведьма! Итд.

Бесконечно их сердеШных тащили волоком к местам казни. Костры инквизиции горели в каждом населённом пункте. Тёток жгли почём зря. Керосин у католиков был дорогой, поэтому старались обложить несчастную хворостом из леса. Это уже тогда у них была зелёная Повестка в Брюсселе. Борьба за экологичный выброс со2 в облака.

Одним словом, копоть и чёрное от костров небо.

Подводя итог вышесказанному, хочу заметить следующее.

Из-за доброго отношения простого обывателя, к ведьмам отечественного образца, образовалась устойчивая связь между нами и ими.

Даже целую программу по тнт крутят с ними. Спасают они там целые деревни от пьянства, жгут чёрные свечи над могилами, читают стихи (под бел горюч камень на острове Алатырь) итд.

Смотришь такую передачу и слезы радости бегут ручьями по щекам. Чувство гордости берёт за наших ведьм. Наши отечественные колдуньи, с гордостью несут знамя единения с природой и держат высокую планку по лечению хворей без помощи лекарств от западных фарм компаний!..

Но вот передача по тнт закончилась, я выключаю маленький телевизор, прячу его за каменную скамью, надеваю чёрный колпак палача, взваливаю за спину огромную вязанку хвороста и иду к ратуше на главную площадь городка Сен – Ренье.

Папский бишоп зачитает скороговоркой приговор, и я буду не спеша ходить от столба к столбу и горящим факелом помогать хворосту разгораться всё сильнее и сильнее.

И эти три ведьмы сгорят, как и многие другие, в безумных языках пламени средневековье.

Вечером, как ни в чем не бывало, я приду домой после тяжёлой работы ката, и мы с женой, при свете лучины будем вполголоса обсуждать кто же выйдет в финал битвы Э. в новом сезоне…

Мимоходом

***

Когда дочка была маленькая, она любила очень указывать на дефекты кожи других людей (не знаю почему).

Если где-то видела женщину в прыщах, то говорила мне, крича на всю улицу:

– Папа, смотри у тёти на лице пупырки!

Если у себя находила, то интимным шёпотом заявляла:

– У меня пупырышек вскочил.

Один раз, она у меня у меня обнаружила на носу огромный прыщ:

– Папа, ну это просто гигантский пупыр!..

***

Первый раз в жизни сегодня попробовал фисташковое мороженное. Очень вкусное. Но почему-то во время его поедания, никак не покидало ощущение, что хочется пива…

***

В семье остро встал вопрос о покупке недорогой машины. Поиск выдал кучу праворульных японок. Сижу, думаю. А как курят японцы в своих машинах? Как стряхивают пепел через себя? Пепельница у них слева, а сигарета в правой руке. Пытаюсь понять, как они это делают. А может они вообще не курят?

Вопрос с недорогим авто – остаётся открытым…

Девочка – пай

В то хмурое время 90х, все люди были какие-то хмурые. Да, честно говоря, и я тоже.

Визуально я был как все, а если присмотреться, то глобально щуплый прыщ. Худой, кривоногий, жиденькие волосики на голове, выпуклые колени и такие же локти. Чуть раскосый взгляд и вечно блуждающая улыбка на губах. Улыбался я всегда, чтобы понравится будущему работодателю, девушкам и пенсионерам в магазине. Ну может ещё и соседям, хотя…

Допустим сосед в соседнем окне, который только откинулся, не воспринимал никак мой позитивный настрой. Настрой человека, который по собачьи плыл в океане взрослой жизни. Сидел он по 146ой статье. Очень суровый дядя Кока был. Курил, такое впечатление, специально мне в окно, как бы намекая на мою астму. И в его магнитофоне, который орал 24 часа в сутки, была единственная кассета с песнями Михаила Круга.

Он пил, курил, и вставал только со своей шконки, чтобы только перевернуть 90 минутную кассету, и обратно ложился допивать свой дерзкий аперитив.

Поэтому, примерно уже через месяц, после того, как он вернулся из мест, не столь отдалённых, я был ознакомлен со всем репертуаром шансонье, и в перерывах между его перекурами, пытался летней ночью сладко уснуть. Засыпая, я сам не замечая того, что мурлыкал себе под нос все известные хиты Круга.

Ввиду, своей неказистой внешности, я никак не мог устроится на работу.

Грузчики, мойщики машин, продавцы в палатках (строго по блату), уборщики в магазинах, официанты – буквально все эти профессии, проходили мимо меня. Розовощекие и сильные парни, которые зарабатывали деньги, смеялись мне в лицо, приглашая своих подруг в кино и угощая их портвейном.

Я был голодный и холодный. Пэтэушник с перспективой попасть в ближайшее время в войска первым поездом.

Однако, судьба странная штука, и она всплакнув увидев меня, как я стою в очереди по приёму стеклотары, решила дать мне шанс.

Бутылки пустые кстати были от сомелье (дяди Коки), и мы с ним заключили взаимовыгодную сделку. Я их относил и сдавал огромные звенящие сумки, за 50% от выручки. И вот судьба дала мне пня!

В очереди, я познакомился с поваром из соседнего кафе, который также решал свои материальные проблемы, путем сдавания стеклотары.

Он сообщил мне по большому секрету, что ищут они новую посудомойку. Место тёплое и денежное. Мол, давай паря, плюнь на свои физические данные и приходи мыть посуду под ледяной водой. Ибо горячую воду отключили уже как второй месяц, по причине абсолютно неизвестной для сотрудников кафе.

Этим же вечером, я с удовольствием вдыхал в открытое окно тяжёлый дым Примы, которой пыхтел дядя Кока из соседнего окна. И дым отечества мне был сладок и приятен…

Работу мне действительно дали, к моему большому удивлению. Я мыл котлы и сковородки, с таким энтузиазмом, что вечно пьяный менеджер Фёдор, только и делал, что цокал языком и рассматривал в отражении алюминиевых котлов свои прыщи.

Где-то через месяц, включили горячую воду, от чего посуда просто сияла, и бармен Паша всем рассказывал о том, что пивные кружки никогда так не скрипели. И что я мол прям создан для мытья посуды!

Я был на седьмом небе от таких похвал. Нашёл-таки своё призвание, и плюс халявная кружка пива с арахисом от бармена, в конце рабочей смены. Ах да, ещё и некоторую зарплату платили. Правда меньше, чем было заявлено, но всё же. Это было чертовски приятно. Я чувствовал себя едином организмом, с этим бандитским кафе.

Почему бандитским? Да потому что туда ходили только бандиты, которые были ещё в живых, и постоянные клиентки – ночные бабочки.

Так бы и продолжалось бы это, наверное, достаточно долго, если бы не один случай, который произошёл на очередных поминках, какого-то бандита, где мне в полной степени улыбнулась судьба – судьбинушка…

… Уж что – что, а поминки в нашем кафе, проходили всегда с огоньком и задором. Вкусная селёдка под шубой, солёные огурцы, шашлыки из духовки и много ещё разных других ресторанных блюд.

Ах да!

Чтобы гостю было всегда вкусно, водка подавалась без меры. Ибо у пьяного гостя, завсегдатая нашего кафе, напрочь атрофировались вкусовые рецепторы от палёного алкоголя в связи с чем, мужские и женские кабинки были постоянно заблёваны.

Короче говоря, повара наши были молодцы и всегда на высоте, как и сегодня. На очередных поминках.

Суровые мужчины в чёрных пиджаках, сидели вокруг своего лидера группировки – Арсена Майкопского.

Арсен постоянно наполнял свою рюмку и поминал своего друга, с которым они в данный момент прощались. Не чокаясь все пили и ковырялись вилками в маринованном луке, пытаясь насадить на вилку каменный кусок шашлыка.

Бармен Паша без устали наполнял водочные графины и с каждым часом делал музыку отечественных шансонье погромче, ибо пьяный Гул постепенно нарастал и в зале висела разговорно – блатная речь на повышенных тонах вперемешку с табачным дымом.

Я же, без устали мыл посуду за кухней и таскал чистые тарелки на раздачу.

Вдруг неожиданно, стало темно и тихо.

Очевидно управа опять (и совсем не вовремя) отключила нам свет, за вечно неоплаченные долги по ЖКХ. И это в такой день! Когда эти славные ребята поминали своего друга!

Градус кипения в зале очевидно накалялся, и только официантка Лариса, в спешке доставала хозяйственные свечи из коробки, и бегом возвращалась в зал, чтобы придать романтическую обстановку этим поминкам.

Повар закурил и грустно сообщил, что на свечах он не может готовить.

Но по-настоящему тревожно мне стало тогда, когда к нам завалился менеджер Фёдор, с огромным синяком под глазом, разбитой губой и надорванным воротником сорочки:

– Бл@, они требуют музыки! А электричества нет. Магнитофон без электричества отказывается исполнять песни. Сейчас нас всех перестреляют! Плачу сто бакинских, кто будет петь. Желательно Круга. Гитара у меня есть, я на гитаре. Кто из вас хочет заработать?

Он достал из штанины мятую сотенную купюру.

Бармен Паша чиркнул зажигалкой. На нас на всех смотрел хитрым своим взглядом Бенджамин Франклин из рук Феди.

Я вышел вперёд, выхватил у него из рук билет банка США и фальцетом отчаянно сказал:

– Я спою!

Никто не возражал, и даже как мне показалось все с облегчением выдохнули.

Федя конечно поморщился, но тем не менее, побежал в подсобку за гитарой…

Я вышел на тёмную сцену, покрытую рваным линолеумом, и с ужасом вглядывался в недовольные лица гостей, на которых мелькали мрачные отблески горящих свечей. Было страшно. Если вы хотите понять, какие это были лица, посмотрите на картину Васи Ложкина "Не время улыбаться".

Она точно передаёт ту атмосферу поминок.

Фёдор шёпотом спросил, что будешь исполнять?

Я решил начать с песни Круга "Девочка – пай" ибо её знал лучше всех. Это была любимая песня дяди Коки, и он иногда её перематывал по несколько раз.

Арсен Майкопский сверлил меня взглядом и пытался растерзать сперва кусок каменного шашлыка, а затем и меня, если я не оправдаю их надежд.

Очевидно от пережитого ужаса, включился мой резервный генератор, и я запел.

Самое удивительное, что моё подростковое обычное мычание и блеяние, не подразумевало, что именно в момент лютой опасности у меня "сломается" голос, и я запою хорошим таким мужским баритоном:

– В тебе было столько желания, и месяц над нами светил,

Когда по маляве, придя на свидание, я розы тебе подарил.

Я видел, как Федя путая аккорды смотрел на меня открыв рот.

Я же сам удивившись такой метаморфозе, продолжал своё "выступление":

– Какой ты казалась серьезной, качала в ответ головой.

Когда я сказал, что отнял эти розы

В киоске на Первой Ямской.

Мой голос, красивым покрывалом, накрыл всю эту публику, и они тоже сидели открыв рты. Арсен прекратил жевать свой кусок мяса и с удивлением рассматривал меня. Щуплого, корявенького, с жиденькими волосами и с неожиданным таким талантом.

Я же немного осмелев, и вспомнив про старика Бенджамина, который грел мне мои стальные яйца, в кармане брюк, под замызганным фартуком, продолжил:

– Как было тепло, что нас с тобой вместе свело.

Девочка-пай рядом жиган и хулиган.

В нашей Твери нету таких даже среди шкур центровых.

Девочка-пай ты не грусти и не скучай.

Я закончил, поклонился уважаемой публике, и здесь темнота взорвалась аплодисментами. Бандиты и ночные бабочки подходили ко мне и обнимали меня. Многие плакали. Арсен бил меня по плечу и говорил всем:

– Вот какие таланты у нас растут! Не обеднела ещё земля Мытищинская! Спасибо паря, ты лабух от бога!

И много чего ещё говорили приятного, опять обнимал меня и хлопали по плечу.

Я стоял мокрый от страха, и вся спина включая жоп@, у меня была мокрая.

Я понемногу приходил в себя. Краем глаза видел, как при входе в подсобку бармен, повар и официантка чокались рюмками и виртуально пили за моё здоровье. Фёдор сидел на стуле и сиял от радости, особенно сиял его синяк под глазом, от чего казалось вокруг становилось светлее.

Все мы были рады, что этой ночью нас не убьют. Потом да, пусть убивают, но сегодня нет! Сегодня поминки провели на пять с плюсом.

В последствии я спел весь репертуар Михаила Круга, знакомый мне в рамках 90 минутной аудиокассеты дяди Коки, и бандиты, растроганные моим репертуаром, уже под утро, засобирались в сауну. Обнимая, кто по одной, а кто и по две ночных бабочки за объёмные талии, и уводя их в открытые двери кафе на встречу прекрасному утренней заре.

На прощание, Арсен Майкопский, пожал мне руку, обнял и засунул мне в нагрудный карман три сотенных, всё с тем же стариком Бенджамином.

Когда все ушли, я без сил рухнул на гостевой диван из дерматина, протертый со всех сторон, и моментально уснул.

В последствии, благодаря Арсену, обо мне узнали другие участники нелегальных формирований. Они стали приглашать меня на поминки, свадьбы и юбилеи. И всегда я оказывался в центре внимания, меня благодарили, плакали, обнимали и непременно в конце выступления засовывали в карман моей итальянской сорочки, сотенные купюры.

С выступлениями, я объездил все кафешки Московской области, и даже один раз выступал в гостинице Россия на шикарных поминках Арсена Майкопского.

Потом вся эта деятельность начала сходить на нет, ибо на одну свадьбу или юбилей приходилось не менее 10 – 15 поминок, и популяция бандитов резко пошла на убыль.

Петь свой 90 минутный репертуар мне стало не кому и не для кого, и жизнь моя пошла совсем по другому пути, не связанному с Кругом.

Однако по прошествии многих лет, каждый раз оказываясь в кругу родных и близких, друзей и коллег, соседей меня всегда просят спеть под гитару песни Круга.

Я знаю, что все будут плакать, и домохозяйки, и айтишники, и фрилансеры, мой тесть и тёща, и подросток сын дяди Коки, и начальник транспортного отдела, и бухгалтерия и как всегда моя жена.

А я буду петь за столом "Девочку – пай" и вспоминать, что однажды эта песня спасла мне жизнь…