Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

Высокое художественное образование, которое сегодня получают молодые люди, к делу не прилагается. Их участь – не творчество, а несложная с точки зрения академизма оформительская работа под чей-то отраслевой или индивидуальный заказ.

Глядя на их «успехи», им легко следуют любители, непрофессиональные творцы, действующие кто во что горазд. В соответствии со спросом появляются разного рода учителя-мошенники, предлагающие курсы постижения того или иного искусства всего из нескольких уроков-занятий, а то и – одного-единственного.

При столь заманчивой перспективе приобщения к эстетическим высотам произведения «художественного» творчества «сыпятся» из рук и умов энтузиастов не только десятками, но и сотнями, даже тысячами. Тут и живопись, и скульптура, и ковка по металлу, графика, стихи, музыкальные опусы, да чего только нет.

Самовыражение подстёгивается разнузданным пиаром, и, как результат, плоские, никчемные произведения создаются в большом количественном излишке, их часто некуда деть, негде выставить, чтобы показать. Активно задействованы в этом энергичном и достаточно шумном процессе не только взрослые, но и дети, даже малолетки, едва ли не с момента рождения…

Не видя выхода из такой всеобщей вакханалии, профессиональные художники и деятели искусства вынужденно уступают высоким принципам их творчества. Обстоятельства заставляют их бунтовать против серости, против участия в создании массовых поделок на свой, житейский лад. Здесь их желания прямиком устремляются к тому, что всемерно и всюду поддерживается на властных уровнях, к тому самому – к абсолюту.

Свободное творчество без краёв и границ – это совершенно закономерный итог, если говорить о поисках, о реализации искренних замыслов и надежд всеми, кто склонен к творчеству, в том числе – к любительскому, – когда этому не соответствуют обстоятельства. Выражаясь по-простому, здесь каждому уготована доля изгоев.

Государства, увлекаемые розовыми отсветами хвалённой либеральной демократии, гарантируют свободу художественного творчества в своих законах и нормативных правовых актах, не заботясь о том, куда такие установки могут приводить.

Тем самым и они, и управляемые ими общественные слои и отдельные индивидуумы ошибочно ориентируются на запредельное, где понятия об эстетическом творчестве и его достоинствах теряют всякий смысл, обрекая создаваемые творения на полную безликость. Также нет там места и гармонии, о которой загадывал выдающийся гроссмейстер. Осознания столь бездумного продвижения к «лучшему» будущему в сфере прекрасного, кажется, ни у кого пока нет.

Примером, где очевиден лукавый взгляд на абсолютное, можно отыскать и в такой непростой для нас отрасли, как приобретение собственности. Частная собственность, как идея капиталистического производства и образа жизни, – священна и неприкосновенна. В государственных законах она провозглашена как неотторгаемая. А насколько оправданна при этом свобода предпринимательства? Ведь нигде не говорится о её пределах.

Внимательный взгляд на эту проблему необходим, поскольку она теснейшим образом связана с нашим естественным правом. В нём, как мы уже отмечали, хватает такого, о чём лучше бы не знать и не помнить. Видимо, не будет большим преувеличением, если сказать, что там, где речь заходит о собственности, не обходится и без жадности. Да, именно той хорошо чувствуемой нами потребности иметь свои вещи, деньги, строения, транспортные средства, бытовой комфорт и проч.

Откуда появляются миллиардеры? Нам часто приводят сведения из их налоговых деклараций и говорят, сколько тот или иной миллиардер заработал в последний год. Это он заработал? Почему же столько не получилось у многих миллионов других людей, в том числе у предпринимателей, хотя все они живут по законам свободы и работают?

Прояснить загадку позволяет детальное рассмотрение понятия жадности. Оно имеет этический окрас в том смысле, что всегда и всюду люди относились к нему с подозрением, осуждающе.

Хотя издревле «случались» крезы и подобные им богатеи, наживавшиеся на войнах и нещадной эксплуатации подневольных, но ни единого раза в истории жадность не могла провозглашаться в качестве ориентира даже отъявленными могучими грабителями.

Понятие о ней, как и она сама, как термин, не проникали и в законодательные установления, поскольку все видели в них нечто противоестественное, не способное «работать» в публичном правовом пространстве.

Не находилось и какого-то верного средства препятствовать их наличию в человеческом сообществе. Все знали об их пагубном воздействии, о свойствах провоцирования ими отъёма собственности, но исключить их из обихода не представлялось возможным. Такова уж природная сила этого естественного нашего чувства. Оно мерзостно и всегда при нас.

Государственным образованиям, когда они решали вопросы эффективного управления народами, эти положения оказались на руку. Не поддающуюся урегулированию ипостась взяли в помощники. Правители поняли: можно быть жадными до беспредела и не нести за это никакой ответственности ни перед кем. И здесь речь шла уже не только о накопленных вещных богатствах; сюда включались покорённые территории с их природными ресурсами, обращённые в рабство люди и т.д.

В определённом смысле жадностью, как и войнами, часто подстёгивался процесс общественного развития, но ни одна человеческая цивилизация на земле так и не сумела преодолеть этой напасти, выставить ей преграду.

Традиция из прошлых времён укоренилась в последующих поколениях, причём она хорошо соответствует ходу вещей и в условиях провозглашённой социумной свободы, принципа освобождения «до конца».

Их поборники предпочитают помнить об этой каверзной «штуке» с неохотой. При этом даёт себя знать то, что любое государственное образование есть одновременно выразитель неписаного корпоративного права, о чём мы сообщали выше. В таком качестве ему свойственно допускать послабления, связанные, в частности, с жадностью как преступлением. За неё впрямую не наказывают, и даже почти совершенно исключено публичное информирование о случаях её проявляемости.

Суды также практически не оперируют этим понятием. Как раз то, что и нужно, чтобы день ото дня «увлечение» жадностью восходило к новым высотам.

Вспомним хотя бы массированные протестные события в Казахстане в самом начале 2022-го года. Поводом, как известно, стало двойное увеличение цены на газ для автотранспорта. «Копнув» это место, администрация страны уличила в ценовом сговоре сразу 180 газовых компаний. Из них только в одной Мангистауской области, где вспыхнули протесты, их оказалось 85!

Ранее, в 2008 году, в России Путин, председатель её тогдашнего правительства, на совещании по металлургии вынужден был впрямую затронуть вопрос о жадности бизнеса, сославшись на факт продажи отечественного металлургического сырья за границу по заниженным вдвое ценам по сравнению с ценами внутри страны группой «Мечел». В очередной раз он же, Путин, уже в качестве президента России, коснулся неоправданного подорожания в 2020 году, на этот раз – продуктов питания, в том числе хлеба и макарон – при собранном рекордном годовом урожае зерна в стране.

Прямым текстом говорил в том же году о жадности бизнеса председатель правительства РФ Мишустин. Жадность представителей рынка, – подчёркивал он, – стала причиной необоснованного роста цен на продовольственные товары.

Многочисленные предпринимательские компании удостоились ненависти населения за оставление ими прежней высокой цены за товары при уменьшенных объёмах упаковок, бутылок, банок и другой тары. Процветают массовые поборы с клиентов аптек и медицинских учреждений, с родителей и студентов в школах, вузах и сузах, с граждан пожилых возрастов при оказании ряда других услуг, не исключая государственных.

В целом ряде стран, где настоящим бичом становится высокая инфляция, активно приживается обычай, при котором торговые сети, как правило, безо всяких расчётов и обоснований «подтягивают» свои прибыли к инфляционному уровню.

В России в связи с проведением ею специальной военной операции на Украине и резким падением её национальной валюты на начальном этапе этого мероприятия цены в соответствии с уже укоренившимся здесь чёрным обычаем резко были подняты сверх промежуточной инфляции, но когда рубль укрепился, торговцы в подавляющем большинстве, кажется, даже носом не повели, чтобы сбросить цены соответственно обстоятельствам. Это их одолела она, та самая, неискоренимая жадность.

Дело дошло до того, что под слёзы даже гигантских корпораций о снижении их доходов и невозможности работать себе в убыток государства выделяют им соответствующие по величине субсидии «на поправку». Нигде только не слышно голосов об уменьшении обусловленных количеством акций ставок и бонусов членам правлений и акционерных советов компаний и корпораций, хотя в нередких случаях речь идёт о миллиардных суммах «заработанных» средств и поощрений.

При таком порядке вещей становится хорошо понятной перспектива непрерывного передела собственности, когда прирастает фаланга миллиардеров и их могущество, а средним и низовым народным слоям достаётся всё меньше. К разрушению этических ценностей путём повсеместного допуска неограниченной жадности, как видим, в наибольшей мере прилагают усилия не какие-то отдельные злодеи-индивидуумы или «плохие» люди, а главным образом государства – поощряющие низменное в человеке. И всё это под тем же лицемерным лозунгом о свободе для всех и во всём – в её неразбавленном, не ограничиваемом виде.

Государствам есть все резоны упрятывать за их молчаливым признанием право на абсолютную свободу в приобретении благ каждой личностью – нормы сомнительной уже только тем, что на всём протяжении истории капитализма, да и предшествующих ему формаций, богатеи, купаясь в роскоши, оставались совершенно безучастными и неотзывчивыми к судьбам бедных и нищих. Указанное право де-факто узаконено, хотя распространяться о нём не принято.

Здесь – табу.

Точно такое же, каким мы сегодня прикрываем наличие рабства, в том, разумеется, его качестве, когда человек, будучи свободен по закону, ради получения средств к существованию вынуждается добровольно идти в наём, в услужение хотя бы к кому, порою соглашаясь даже на минимальную оплату своего труда.

Изложенное в данном разделе обязывает ещё раз особо оговориться по «предмету» бескрайней свободы в её соотношении с реальностью в целом. Нельзя не подчеркнуть: как «вещь», обладающая субстанциальностью, свобода требует изучения и использования в виде положительного или негативного фактора нашего бытия никак не в абсолютном, а исключительно в конкретном значении, как бы она, эта «вещь», ни была велика или мала в наших представлениях, то есть – на самом деле.

Что при этом важно иметь в виду?

Благодаря своей выделенности из животного мира человек освобождался довольно легко, покоряя природу и обретая культуру общежития. Для него это – положительное, благо. Но его свобода окуплена ценою тех «потерь», которые по его немилости или точнее: по его вине имеют место в природе, а также были «необходимы» в прежних поколениях или даже в прежних поступках его самого. Цивилизованным он стал через посредство свободы, отграничиваясь ото всего, что для него неприемлемо, и устремляясь к дальнейшей своей выделенности, свободности…

Некое осознание довольства нашей свободой хотя и приходит ввиду нашей «независимости», но это – иллюзия.

Для того, чтобы наступила независимость в её достаточной полноте, нужно, чтобы никогда не существовало «норм» или ограничений, которые преодолевались в прошлом в процессе освобождения.

«Иллюзорность» тут состоит в «забывании», что ограничения всё-таки имели место и в своё время удерживали свободу, а нередко были и слишком строгими.

На зыбкой основе такой «забывчивости» размещено, в частности, право наследования собственности, в пределах которого будто в никуда уходит вина старших поколений, когда ими бывали допущены противозаконные или, другими словами, преступные приобретения. Такие ведь случались в огромных количествах и масштабах – по результатам грабительских походов, завоеваний, обмана, той же коррупции и проч.

На молодую общественную поросль эта вина уже не переходит, что представляется формулой во многом искусственной, из-за чего о ней, кажется, никогда не прекращались горячие споры и ею то здесь, то там постоянно порождались и порождаются нешуточные коллизии.

 При том, что это установление выполняет роль своеобразной центровой оси в механизме всемирового передела собственности, избыть его невозможно ни под каким условием. Ведь управление наследованием размещено в одних и тех же границах с общей правовой оценкой любых человеческих деяний, когда они рассматриваются в поколениях, в том числе на принципах «чести» (справедливости).

То, что «забылось», нельзя, конечно, не принимать в расчёт, ведь за ним тянутся многие нежелательные последствия для живущих и будущих потомков.

Людям просто не оставляется надежды когда-нибудь уйти от ошибочных искривлений права и связанных с этим неразберих и конфликтов. Свою ущерблённую цену всегда вынуждена иметь и «независимость». С фактором «наращивания» свободы, стало быть, теснейшим образом увязана и всеобщая правовая ответственность «за былое», гениально интерпретированная религиозными конфессиями в понятии о неизбывном «грехе».

В юридическом плане такой ответственности должно быть тем меньше, чем могли быть ме́ньшими выявляемость и справедливое рассмотрение противозаконных деяний или нормалий этики в предыдущих поколениях. А, значит, речь должна заходить также о достаточно больших «наслоениях» «вины», теперь уже – как наличности того или иного общества или даже всего человеческого рода.

Такова-то реальная подоплёка социального прогресса, в виду которой каждый из нас оказывается на всё более высоких ступенях выделенности, цивилизации.

Благодаря презумпции невиновности отпрыски именно от прошлого получают подавляющую долю их независимости, и, значит, свободы им немалой частью также добавляется автоматически…

В целом же процесс «распределения» «вины» («греха») как бы «уравнивается» тем, что отпрыскам уже самим предуготовлено освобождаться дальше, устремляясь к абсолютной свободе, куда конкретное движется хотя и вперёд, но одновременно и – вспять, – вбирая в себя противоестественное, абсурдное…

Соответствующим образом освобождение должно проявляться вне человека, в той неживой и живой природе, которую можно обозначить как «остальное». Тут у свободного тоже единственные «рамки» – ограничения, а единственное отличие этого процессного состояния в том, что оно никем пока не может быть осознано, кроме как человеком.

Свобода здесь как бы «спящая», «ждущая» её осознания – ею самой. Она для неё «нейтральна» и «невидима». Её «проявление» совпадает с темпом или скоростью внутреннего развития чего-либо, когда речь идёт о «накоплении» там перемены или о превращении в новое качественное состояние.

6. ИНФОРМАЦИЯ И МАССОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Оба эти понятия всем хорошо известны и употребляются повсеместно и широко. Здесь наш интерес к ним связан с тем, что ими обеспечивается государственный и общественный плюрализм, а в его пределах становятся возможными свобода суждений и её суррогат в виде свободы слова.

Смысловое отличие обоих понятий в значительной части кажется несущественным, так что мы в своём большинстве не прочь посчитать их одинаковыми или совсем близкими к этому. Дело, однако, меняется, когда ими начинают манипулировать при разработках правовых документов публичного характера.

Мы уже касались предмета информативного в понятиях материального и духовного, в том числе – при «выносе» этих двух понятий в область абсолютного, и приходили к заключению, что и для первого, и для второго обладание информативным является фактором их реального наличия в окружающем нас мире, а также – возможностью получения нашего о них знания, хотя бы крохотного.

То, чего мы не знаем совсем (или – пока не знаем), никак не укладывается в нашем сознании, ведь «там» нет ни формы, ни содержания.

По своей же природе информативное в обоих случаях – и в материальном, и в духовном – совершенно одинаковое; – ни в одном из них оно не имеет отличий.

Понятию информации всегда придавалось огромное значение в условиях существования государственных образований. И всегда определяющей здесь была и остаётся потребность в наиболее эффективном её урегулировании – для обеспечения функций того или иного режима государственности.

При этом редко обходилось без противоречий по части использования информации – в её разнообразных видах и значениях.

Шли, как правило, не от бытующей в обществах и в народах единой системы взглядов на этот простой и в то же время очень сложный предмет, а выбирали собственные, по своей сути корпоративные его истолкования и правила использования, руководствуясь принципами чистого прагматизма или – целесообразности, – политической, духовностной, экономической, какой-то ещё. Тут уж было не до изящных и чётких дефиниций, объяснений подлинного смысла информации. Годилось то, что к моменту оказывалось под рукой у законодателей.

К примеру, в России оно выглядит так:

Информация – сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления.

Этот норматив закреплён в п.1) ст.2 закона РФ от 27.07.2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

П.2) той же статьи 2 в этом правовом акте изложен в такой редакции:

информационные технологии – процессы, методы поиска, сбора, хранения, обработки, предоставления, распространения информации и способы осуществления таких процессов и методов.

Ранее, с 1995 года, в стране действовал закон РФ «Об информации, информатизации и защите информации», где в ст.2 также приводилось обозначение главного в нём предмета:

информация – сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах, независимо от формы их представления.

Стоит обратить внимание на окончания формулировок в начальных пунктах ст.2 ныне действующего и предыдущего законов: они совершенно не отличаются одно от другого. Это – чёткий, недвусмысленный указатель на их «подчинённость» задаче управления информацией – как ресурсом, важным и необходимым для государства.

А как же быть населению, народу, гражданам страны, чьи интересы в отношении информации требовалось отразить в правовом аспекте? Ответ на этот вопрос дан в конституции РФ.

В ч.4 её ст.29 записано:

Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

Приведённая формула побуждает каждого россиянина исходить из его естественного права свободно пользоваться информацией в её самом широком, универсальном, общем, а также и конкретном смысле, – хотя она и оставлена без дефиниции – обозначения сути называемого предмета.

Указать на уклон от дефинирования – на это очевидное конституционное упущение – нисколько не лишне; ведь мы убедились, что в обоих прикладных (рядовых) законах, на которые мы только что сделали ссылки, речь шла об информации иного рода – как специфичном государственном ресурсе. Его имеется в виду предоставлять («кому-то и кем-то»), удовлетворяя тем самым конкретные государственные потребности. Дефиниции там хотя и есть, однако не ясно ли, что они не могли иметь своей действенности в конституционном поле? Там нужна бы другая, более полновесная…

При её отсутствии не может не возникать сомнений и в формулировке ч.4 ст.29 конституции РФ в целом, и в закрепляемой этой частью основного закона прописи манипуляций с предметом информации – как объектом гражданских прав. Достаточен ли установленный перечень?

Дело в том, что на практике информацию приходится ещё запрашивать, создавать, проверять, накапливать, хранить, приводить в систему, дарить, утаивать, опровергать, продавать, использовать в процессах обмена, в просветительских целях, как рекламу и т. д. Некоторые из этих возможных действий учтены в законе № 149-ФЗ. Однако полной раскладки понятия информации в нём, как и в законе от 1995 года, не дано.

Ведь нельзя не учитывать ещё и её «скопления» и постоянного пополнения в таких областях человеческой деятельности как наука, культура и искусство, технологии, в отраслевом развитии, в административном и бытовом обиходе и проч, – поскольку брать оттуда, как и из других её «разливов», необходимо постоянно если и не каждому, то очень многим, и в ряде случаев – едва ли не на каждом шагу.

При такой массовой и неотложной необходимости в ней могут ли быть уместны опции в гражданском обороте, не получившие отражения в законах, – когда нам вроде как предписано «не выходить за рамки»?

Законодателей это расхождение в обозначении сути информации и в её классифицировании и в пользовании ею, скорее всего, беспокоило мало. Понятно, почему. В их намерения входило установление нормалий, при которых специфичный информационный ресурс мог бы и должен служить для обеспечения конкретного вида государственности в стране. То есть – они решали свой, «узкий» вопрос.

В ч.1 ст.5 закона РФ № 149-ФЗ об этом записано:

Информация может являться объектом публичных, гражданских и иных правовых отношений.

Об её признании вне государственных правовых отношений слов не нашлось, чего, разумеется, нельзя принять, имея в виду совершенно не регулируемую с земли государственными законами информацию, посылаемую вкруговую от себя солнцем, распространяемую и постоянно получаемую им и другими телами нашей галактики и межгалактического пространства и проч.

В «зауженном» виде с информацией обращаются не в одной России.

Возвращаясь к теме о неполноте правовых начал государственности в их сравнении с правом естественным, общечеловеческим, действующим на всех широтах и меридианах земли, следует сказать, что в целом корпоративный подход есть ипостась или показатель его системной и заведомо неизбежной управленческой ограниченности.

Универсальный же характер наличия информации в окружающем мире, как данности, которая находит частичное выражение во всеобщем естественном праве людей, отодвигается в сторону и вне всяких сомнений – по причинам, не вполне объективным.

Мы здесь должны говорить не только о человеке, о людях, способных осознавать информацию и пользоваться ею в том её качестве, когда они сами дали и продолжают давать индивидуальные языковые обозначения всему, что стало им известно.

Свои принципы её использования есть и у животных. Информацией о пространстве и препятствиях на пути пролёта, безусловно, не могут пренебрегать летучие мыши. Её некие аспекты закреплены в лае собак, мяуканье котов, рыке львов, ржании лошадей, пении и щебетании птиц. Даже немые рыбы находят возможным так строить своё поведение, чтобы при этом уже с первых минут их жизнь была по возможности максимально защищена и они могли бы общаться в их видовых анклавах. Наличие и действенность информации здесь вряд ли бы кто мог оспорить.

Живое» восприятие информации – это то многое, что фиксируется зрением, слухом, обонянием, вкусовыми рецепторами и всей сложной системой ощущений и реагирования, причём не только наших с вами; – аналогичное наблюдается и в животном мире.

Устройство общественной жизни на прочных правовых основаниях, к чему подошла современная цивилизация, требует также не уклоняться от вопросов, хотя и связанных с понятием информации, но до настоящего времени оставляемых за пределами кропотливого законотворческого процесса и даже – научных исследований.

Речь о наиболее, пожалуй, существенном – о потреблении информации.

Когда в законах закрепляют опции получения информации или доступа к ней, то о следующей за ними – потреблении – умалчивается, будто позволено обходиться и без неё. Надо ли говорить, что тем самым людям, гражданам в значительной доле отказывают в их потребительском праве, а, кроме того, как бы повисают в воздухе опции, не только отдельные, но и все, сколько их может устанавливаться в государственных правовых актах, если в них говорится об информации.

В самом деле, что может означать «получение», если оно не продолжено «потреблением»?

Мы ведь хорошо знаем, как всё складывается в мире обычных товаров. Любые манипуляции с ними, включая допроизводственные, а также их получение производителем или потребителем, имеют целью употребление. По такой вот закономерности: искать (сырьё) – чтобы его найти и употребить; затем употребленное (в каких-то последующих целях) переработать, чтобы употребить на продажу; готовое изделие закупается оптовиками, чтобы опять же употребить, сбывая его розничной се́ти; и простой покупатель приобретает его, естественно, чтобы употребить.

А разве употребление не имеет своей действенности в пространствах, где воздействий публичным правом нет?

Солнце и земля, как и все другие тела вселенной, получают информацию о естественных состояниях среды и других небесных телах из окружающего их космоса, то есть – будучи её потребителями.

Важно ещё иметь в виду, что при манипулировании информацией в государствах она хотя и не всегда рассматривается как товар, но в принципе может им быть. Так что уже только из-за этого опция потребления не должна исключаться.

О ней забыли, скорее всего, потому, что у бизнеса нет к этому интереса.

На восприятие товара покупателем, например, на жалобы о его ненадлежащем качестве, а также – требования его замены или компенсации расходов при его покупке, он, бизнес, реагирует иногда очень болезненно, стремясь не допустить снижения спроса. Когда же продаётся или покупается информация, то до фиксации жалоб на её ненадлежащее качество и других действий в защиту потребительского права на практике не доходят, хотя это и случается.

Многое решает договор и цена в нём, будь то сделка письменная или в устной форме.

Скажем, консультация юриста требует лишь согласия на неё клиента-заказчика, не более того. А что полученное и, стало быть, одновременно предназначенное к употреблению может получателя не удовлетворить сразу или позже, когда он выйдет из офиса, оказавшего услугу уже не волнует.

Заказчик же практически лишён возможности заявить претензию. Ему проще полученным удовольствоваться, помня, что спор не стоил бы его предмета.

Концептуальная же сторона вопроса здесь очевидна. Стоимость консультирования юриста на рынке услуг можно посчитать мелочью, ведь имеют место сделки и более крупные. К примеру – информация о важных секретных вооружениях, добытая разведчиками. С учётом интереса к ней государства-«получателя» её стоимость может вырастать в десятки, в сотни раз.

Понятно, что при этом исходят не из самого факта получения. Решающими становятся выгоды от употреблённого.

Как записано у классика:

         Свет лишь тот, который восприят.

              (Данте  Алигьери. «Божественная комедия»: «Рай», песнь девятнадцатая, 64. Перевод М. Лозинского).

Разве подачей информации из разных госисточников и разными способами в сторону множества её получателей вблизи и вдали от мест её «стартования» можно и ограничиться? Да, её многие получили. Но ведь не в том лишь состояло намерение подавших её. Главное в их расчётах – воздействовать на умы получивших. С тем, чтобы их знания, мнения и настроения употребить в интересах информирующих.

Тут, как видим, целая нетронутая сфера, именуемая расхожим «воздействием». Государственное, публичное право, уклоняясь от точного знания об эффективности влияния предоставленной информацией, явно теряет в своей мощи. Неучтённого, пропущенного, практически проигнорированного уже не компенсировать никакой пропагандой, никаким воспитанием, никакими опросами…

Наши замечания, когда они касались государственных подходов к понятию информации, возможно, кому-то покажутся излишне пристрастными или даже умышленно выпяченными – как негативные, заслуживающие осуждения; но это не так. Наша цель —рассказать об информации и её месте в мире, а также о её «природных» состояниях, и она не заключается в одобрении или в неодобрении той или иной формы государственности.

Как уже было не раз нами отмечено, правящие режимы по причинам корпоративного свойства постоянно не в ладах с общечеловеческим естественным правом и даже не решаются на его чёткое официальное признание наряду с правом государственным, публичным. Что поделать: таков их выбор; но зачастую он просто несовместим с принципами общей философии, когда, руководствуясь ими, мы должны стремиться к постижению истины или, по крайней мере, – движению к ней, – независимо от чьих-то или от своих воззрений и требований.

Не упускать из виду этого обстоятельства необходимо и при рассмотрении предмета и понятия массовой информации.

Что несут они в себе, и резонно ли было бы видеть в них одинаковое, совпадающее с тем, чем характерны предмет и понятие «обычной» информации? Или есть отличия?

Приходится, к сожалению, признать, что и здесь официальная публичная юриспруденция внесла немало своего «духа», в ряде случаев на грани путаницы, а то и бессмыслицы.

…под массовой информацией понимаются предназначенные для неограниченного круга лиц печатные, аудио-, аудиовизуальные и иные сообщения и материалы,

– говорится в ст.2 действующего ныне закона РФ от 27.12.1991 г № 2124-1 «О средствах массовой информации».

Похвально усердие разработчиков правового акта, давших для его понимания указанную дефиницию. Она не повторяет специальной формулировки из закона № 149-ФЗ и утверждается как самостоятельная, не схожая с толкованием обычной информации. Однако не следует торопиться с видением позитива.

Повод для осторожности и сдержанности можно найти уже в ст.1 закона РФ о СМИ, где пронормирована свобода массовой информации. Читаем эту запись:

В Российской Федерации

поиск, получение, производство и распространение массовой информации,

учреждение средств массовой информации, владение, пользование и распоряжение ими,

изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация технических устройств и оборудования, сырья и материалов, предназначенных для производства и распространения продукции средств массовой информации,

не подлежат ограничениям, за исключением…

                                              (Статья приведена в сокращении).

Внимательно вглядимся в обозначения операций технологического манипулирования, предложенные разработчиками текста с целью их «освобождения». Среди них «поиск» и «получение» не могут не вызывать повышенного интереса. Они, эти два действия, размещены впереди, а не после «производства» и «распространения».