– Не все так просто, Софи… – поморщился Влад, сцепив-стиснув зубы. Но и не из-за того, что ей приходится все это разжевывать. А из-за того, что это делает именно он: тот, кто изначально еще не считал это справедливым и правильным, верным, а теперь еще будто бы и был должен, обязан их оправдывать и защищать. – Как минимум же… им нужно собраться и самим же… всем… там. В одно же время и таком же месте. Обсудить, принять решение… Затем с нами же… всеми… и здесь… как-то и, все же это дело синхронизировав, окончательно принять! А уже и как максимум… и после же все же спустившись… все… и здесь уже… и с нами… сделать: воплотить и… порешать! Что и как ты уже и сама понимаешь – делается крайне не быстро. А уж и тем более, что и так же знаешь, когда спускаются они и без стоящей причины…
– …крайне редко! И даже для меня… – кивнула, хоть и куда более горько-обреченно, нежели и утвердительно-положительно София, смотря на все и его теперь через осколок и пусть уже не розовых очков, но и еще голубо-синих: не будучи еще и таким образом до конца готовой смиряться и примиряться же со своим нестоящим положением, если уж и не неважным и ненужным как для самого Совета, так и для отца, судя же еще да и уже по всему. Но и будучи же при этом почти готовой подойти и прийти же к тому, что она, как и любой секс-любовь-и-рок-н-ролл: «не цель и даже не средство». Что, и как прежде же, к слову, вытекало из раннего и как сейчас же: меж ними самими лаванда переплеталась с сиренью, сцепляясь в вечно-бесконечность, но и все равно с беспечностью. – Да и, что уж там, тем более, да? Хотя и вроде бы… сами же все это придумали и сделали до, а как обратно все и со всеми же уже вертнуть после – так нет!
– Не драматизируй раньше времени и… излишне! – Нахмурился рыжий. И хотел было еще что-то добавить в опровержение, но когда поднял на нее свой почти что уже и прямо-таки озлобленный янтарно-коричневый взгляд за ее же и уже слабость, как и чересчур раннее поднятие белого флага, и встретился им с ее же как никогда и нигде потерянным карим, так еще и через небольшую преграду – вновь осекся и поджал губы, покачав головой. – Я ведь еще могу что-то сказать, рассказать да и сделать для тебя… и сам! И пусть все еще и в виде части от правды… но и все равно же подготовить, так сказать, и почву для твоего же все отца… с оставшимися и лишь пока далекими, глубинными деталями. Да и для самого же Совета… Что и как раз таки дополнят вместе и всю же картину сразу, непосредственно подведя уже ей черту и огласив ее итог!
– Так… продолжай! – Пожала плечами брюнетка. И пусть же не так еще, как и уже чтобы и радостно снаружи, но и достаточно же при этом бойко внутри: ее душа еще не до конца сдалась, щекоча травянистыми ворсинками клеточки не только ее, но и его кожи, будто и ресничками, готовая еще смотреть и видеть, слушать и слышать, только бы не стоять на месте, не молчать и не засыпать, не отмирать со всем и сразу – еще надеяться и пусть уже хоть на что-то, как и на кого-то, но и веря же при этом и любя. – Так было, как со мной же и сейчас, но и до Влад? До меня! Или так и именно со мной же стало? После! Имеется в виду – с вами и… всеми же вами!
– Не стоит брать себя за точку отсчета… и тут же невозврата, София! – Покачал головой парень, исказив свои губы тут же в легкой усмешке. – Ты, да, не во главе угла… Вокруг тебя не вращаются и планеты… Но и не камень же преткновения, чтобы считать себя ошибкой в этом… да и любом уравнении! Да и ведь, собственно, сами и по себе наши отношения… что до тебя, что и после… что внутри, что и в принципе… никогда нельзя было назвать и до конца прям семейными. А уж и тем более: прекрасными! Целостными и правильными… Они всегда были: недо. Но и что же еще хорошо при этом – пере тоже никогда не были! В равновесии и балансе: негатив сменялся позитивом, позитив же – соответственно… – и, чуть успокоившись наконец и сам, положил ее ежедневник на свои же две раскрытые и протянутые к ней же самой ладони, желая только и ей же его отдать. Как и она же сама, тут же вновь подсуетившись и так же как-то по-своему определив для себя его же этот жест, водрузила поверх сиреневой обложки осколок, желая скорее обменяться, нежели и построить пирамидку и поиздеваться, конечно. Но и он же был не из простых, хотя бы и тем, что был почти что и учителем ее в этом, а уже и потом – кого никогда не превзойдут и в секунду бросил всю эту конструкцию в камин. Правда, и в случае с книгой – только сделав вид и под растянувшееся же от и до ей «а» положил ее на ковер между ними: в ожидании когда она уже и сама до конца отойдет и заберет. – И то же, что ты сама уже видела и увидела сегодня у университета… как и после же того, как вы вернулись к нам с Ксаном… за приемом пищи – это все нормальные наши отношения! Органичные довольно-таки… при и в действительности ненормальной семье! Да и есть же еще некоторые вещи, которые… широко известны и лишь в узких кругах. Потому что, что? Правильно: только они, наоборот, и не узконаправленные! Не локальны и не точечны…
– Как мило было с твоей стороны – вновь объединить мух с котлетами! – Подбоченилась тут же, нахмурившись, София. Буквально же еще при этом и уперев руки в боки, все еще же бросая свой обиженный взгляд в сторону огня: то ли еще и с желанием отыскать свой осколок вновь же и самой, то ли уже и запустить в него самого же парня, чтобы тот «а» – попробовал найти, а и главное нашел его сам и «б» – таким образом узнал, как это тяжело и легко не одновременно – сначала найти, а потом потерять.
– Никогда не прельщало разделять и властвовать. То ли дело вот – свой среди чужих и чужой среди своих! – Пожал плечами Влад, вновь возвращая своей улыбке и глазам их прежнюю хитрость и внимательность, сочетая же несочетаемое. Как и успокаивающий шалфей со свежестью мяты: леча и в то же время раздражая все и вся, выводя из зоны комфорта, личного пространства и возвращая же при этом их обоих и на их же прежний лад – к прошлой же теме и тем же еще заводским, хоть уже и весьма обновленным настройкам. – Да и мы же вновь отвлеклись! Как и от того, кому принадлежат… и без малого же еще и посвящены… да и до сих пор… все твои мытарства: «то от, то к»! И это же еще без: беги, либо и цветка с ножом. Да уж… Кхм! И пусть я же тебя в этом понимаю, ведь вы еще ни разу и нормально не поговорили… во всех же смыслах и обо всем, как и обо всех… но…
– …и его я тоже понимаю! – Хмыкнула брюнетка и уже сама повела плечами, как и головой, грузно выдыхая с легкой травянистой кислотой на кончике языка и с сиреневой горечью на устах. – И как тебе оно, а, сидится и на двух стульях сразу? Как и Полине, наверное, что весь вечер тебя и перед всеми же защищала! Что, если честно, было сюрпризом уже и именно для меня… Как и для Карины, если уж и не для всех же остальных! Ну… не похожи вы, хоть убей, на закадычных друзей. Только – на заклятых. Хоть и выглядело это вполне правдиво! Да и что уж там… Готова поспорить и уже, она Женю так не защищает… и не защищала же никогда… как тебя и сегодня! Почему?
– Полинезия и я – друзья?! – Усмехнулся рыжий и поджал губы, чтобы уже и во весь голос не рассмеяться от недоумевающего лица и такого же взгляда девушки напротив: от всего и сразу, в принципе, так еще и от его личной интерпретации имени ее же подруги. – Что ж… Ну да! Было такое… Как и не! Да и есть же, что самое главное… И до сих пор! Правда, и немного в другом понимании, как и понятийном же аппарате… Что-то вроде и тех же все Никиты с Кариной! Женатики они все же… али нет? Кто знает… Вот и мы же с Аполлинарией так же все не знаем – кто мы и, на самом деле, друг другу. Но и что точно же и уже – не враги! – После чего как-то горько, а даже и тяжко вздохнул, подпер голову своим левым кулаком, уместив локоть его руки на эту же самую коленку, задумавшись и обратился таким же мутным и туманным янтарным взглядом к огню. Неожиданно для себя, как и для девушки же, тем самым находя еще и тот самый угол и положение, где один его глаз полностью отображал одну сторону огня – рыжую, а другой, полностью поглотив и поменявшись же под цвет и второй стороны, синюю, становясь вдруг и в моменте же именно рыже-синеглазым с легким вкраплением при этом еще и в оранжевый же – красного. А ведь и были бы сказки былью, думалось ей, она бы тотчас же встрепенулась и толкнула его, чтобы только вернуть его глазам прежний цвет и более не палиться без стоящего же повода. Вспомнив же уже и ему самому где-то между и те еще россказни и байки из склепа до принятия же баланса и равновесия про детей, рожденных от любых, но и разных же при этом двух видов, как их все боялись и как после же убивали, умирая в процессе периодически и сами, не подрасчитав силы их, так еще и понимая под своим же этим возглавлением и разделением – лишь полное же их истребление: с жертвами или нет, своими или нет. И как благо же, что на смену одним временам все же и уже пришли другие – с правдой наголо и тут же наперерез. И что если же за что-то и можно было до последнего благодарить, холить и лелеять их-Совет по сей день – так это за возможность рождения, а после и дальнейшей же жизни со всеми и таких вот еще особей, как он же сам и она. А еще же и за то, что этого же всего не было – и приходилось уже бояться и убивать что-то и кого-то иное и иных. Например же, и свое же все беспамятство на тот же все момент, как и счет в желании лишь точно и уже именно узнать: «а и точно ли и так не было?». – Защищала… На самом деле, если честно, я и сам не знаю, почему она… Точнее… нет. Не так! Я знаю, почему она… это делала. Но не знаю, почему она… и до сих пор! Ведь я… налажал. Собственно, как и она! Однажды… и единожды же… просто неподрасчитав и не внеся, просто не вспомнив и о моей же все правде-матке и… Да ладно! В конце концов, и мы же с ней не обговаривали – как. Мы обговорили только лишь и – что. А я… Я же как раз таки и не исполнил ее… просьбу. Но и, видимо, в ее понимании – незнание все-таки пусть и иногда, но и освобождает от ответственности… Как и особенно же – ее саму! Да и… если же все же принять во внимание… и за исключение же одновременно… то, что я был… ведь и в то еще время… не здесь. И не мог должным образом… исполнить ее! – Тихий и обреченный смешок сорвался с его губ и он провел правой своей и на моменте же еще свободной ладонью по своим же рыжим волосам, зачесывая их нервно и рвано назад, стягивая их еще и параллельно у корней. – За столом же еще… и после всего же ее этого… как и непосредственно же нее самой… я как раз же и думал о том! И в том же самом ключе, что: «а смог бы я исполнить ее, будь я здесь сразу и… не сбежав?». Зная же все, но и не зная же при этом и лично всех. Со всем же еще при этом и своим бэкграундом! Так еще же и увидев затем один и второй ее субъект… целым пластом. И по итогу! В конце же и уже всего. Как и всех. Как и не есть! Не зная же ничего: до и после, как и в процессе. Так как и не получив же их еще при этом и до, как и совсем недавно же и я сам как весточки с фронта и из самых же лютых, прямо-таки и забористых ужастиков – по частям. Но и не как тела, а текст. Хотя уже, думаю, и это можно признать по частям… но и только же если души. И что хуже, да? А что и лучше тогда? Да и: «не стал бы я и тем, кем они тебе меня навоображали?». Если бы и, все же оставшись, помог бы им… так же соврав! Был бы я и уже – лучше? Или стал бы еще хуже? А лучше или хуже – кого? Егора, да, к примеру! Был бы я и тогда – героем? Или и остался бы злодеем? Первое – было бы странно наблюдать, правда? Да. И Роза была права… Хоть и парикмахер от бога. Но ведь и… левый! – Посмеялся вновь, но и больше в себя, как и себе, он. Слегка сумбурно еще и покривлявшись меж фраз. Наружу же лишь выбросив свежести своей мяты. – От дьявола же… точнее. Да и один фиг! Пробовать все равно – не советую: пусть останется на мужских стрижках и… прическах! Себе дороже, знаешь же… То есть: тебе!
И вдруг впервые же за этот и весь их разговор меж ними повисла пауза. И пусть не такая и тягостная для обоих, но и такая же при этом неловкая для него одного, что и только же выйдя до конца из своего же состояния задумчивого мыслителя-философа, он тут же перенял ее же занятие ранее и начал вырисовывать узоры на ковре обеими своими руками. Правда, и в его же собственном понимании, как и исконно же мужском: это скорее были тени от огня и так уж просто совпало, что и именно же на черном ворсе, так еще и так же случайно совпадающие с белым рисунком же на нем. Она же, и в свою же уже очередь, наоборот, переняв же и недавнее незанятие его, теперь сидела просто неподвижно и думала: «Что спросить у него дальше?». Под треск же лишь поленьев и самого же огня, поджигающего с легким шорохом-шепотом воздух вокруг них и иссушая же еще таким образом всю влагу вместе и со всеми же их травами и цветами. Добавляя же при этом еще и своего дыма, как и легкого марева в их обстановку и всю же атмосферу.
– Она… – начала было София, но и тут же запнулась, осознав, что ее голос неожиданно даже и для нее же самой вдруг сел. И только когда немного прокашлялась, смогла более-менее продолжить, – …то есть Полина… попросила что-то для… меня?
И, не успев довести до конца один из листов крайнего и, как ведь еще и назло, того же самого цветка, на котором она и так же все удачно сидела, говоря же почти и тем самым ему что словами, что и действиями «что дальше он не пройдет, пока не ответит», он грузно выдохнул, будто бы и соглашаясь с этим ненавязчивым посылом и вновь же все к нему и, расправив наконец свои плечи, поднял голову с внимательным взглядом на нее:
– Да.
– Что-то… связанное с Егором… в твое же и Жени отсутствие? Нет… Со мной и Егором! – Продолжила допытываться, как и допытывать его же самого, она и вновь же затем в ожидании и с трепетом замерла перед ним. Бегая теперь своим карим, но и только уже почти что и молящим взглядом от одного его горящего янтарного глаза к другому: в надежде и с верой же, что хоть здесь он сможет сказать все сам, не наводя и не приводя же к этому ее саму. И он сжалился над ней, тут же и сдав себя же и сам своим же все и легким фырком-смешком, ведь и мог же сказать это так же все и сам же, сразу и еще же раньше даже. – Влад! Ну… не издевайся… уже.
– Посмотреть за ним и присмотреть за тобой, защитив еще и тем самым же тебя от него… Не вышло. Увы и ах! Как в принципе, так и… Что ж… И я же все же – правдоруб! – Повел плечами, как и развел руками в стороны Влад. С легкой уже и именно улыбкой на губах, хоть и при этом же и с чуть опущенными вниз их уголками. – Да и пусть же еще был и Ксандер… Не знаю! Не знаю – с какой стороны ему было и именно виднее, но и эта, как и подобная же ей хрень… не прокатывает. Не делает лучше, проще и свободнее… А делает же лишь хуже, сложнее и… тяжелее. И опять-таки же – тебе! А не… ей.
– Что ж… Но и что стоит признать за ними же обоими – она была явно не самой худшей из еще и возможных же на эту же самую тему альтернатив… И это не защита их сейчас! Скорее… факт. Как и баланс с равновесием! И то, что пусть и не самая лучшая, как и не лучшая же вообще, но и когда выбирать особо не приходится, вариантов же не так и много на момент, а война же и все еще идет… самый первый вариант-жертва – самый верный! И не столько же уже и качественно, сколько и количественно: ведь и чем быстрее бы он сбросил это все с себя – тем лучше бы ему и стало по итогу, как и всем же остальным потом, нежели и когда бы он копил до чего-то или кого-то же другого… и где бы и его же собственные рамки и грани уже точно его же не сдержали и того же все не спасли… Тебя же все, да! – Утвердила и тут же усмехнулась София до этого же еще момента и не представляя, а там даже и не думая, что он так мог да и может же уже походить на рыбку: с распахнутыми глазами и таким же разинутым ртом, так еще и не моргая, лишь губами хлопая, но и ни единого звука при этом не издавая. – И заметь – я не жду благодарности, зачем: мне хватает и того, что ты сам и со мной же сейчас вполне и откровенно говоришь и… не все да все рассказываешь! Опять же – ты же меня и сам к этому всему навел: хоть и своим же все недопобегом, Александр же придумал в этот же раз легенду, будучи старшим и на прямой подвязке к тому же все Совету, моему отцу и вместе с Розой, так еще и во благо же все и для всех же своих сыновей сразу, с Никитой ты же все как начал за здравие – так и закончил же за упокой, прожужжав неспроста, так и видно же еще как со мной, так и с Кариной, хоть и выведением их обоих же в свет, его и Егора, спрятав в тень предварительно себя и под «какие же они плохие – я бы так делать не стал», другой грязью себя не выбелить да и где грязь-то не грязь, а и особенно в разрезе же все того, что и из нас же всех – ты же и куда больший радикально революционер, идущий лишь напролом, с напалмом и никак же иначе! Что вот и с Розой, где ты и сам, помнишь же, сделал бы точно так же и еще раз бы повторил, что и… в принципе. Ты бы сделал… только хуже! Но и не потому, что злодей. А потому, что хоть и запутавшийся, но и как никогда же и никто герой, просто… ломающий себя же самого через другое и чужое колено навязано-привязанных к этому же самому образу стереотипов. Образу – не сути! Если не можешь быть собой и им – будь собой и злодеем. И не потому, что их больше запоминают, а перед этим еще и больше показывают, прямо-таки и выпячивая всю прелесть темной стороны, да и девчонки больше любят, а потому, что и героем может быть злодей и злодеем – герой: как свой среди чужих и чужой же среди своих. Один в один и… В одном! – И пока он еще не до конца пришел в себя, как и к ней же самой, чуть тише и куда же больше себе добавила. – Ну, зато теперь-то уж и точно не из-за моего же статуса и отца, как и моей же все напыщенности, зажратости и величия!
– Чего? – Изогнул свою правую темную бровь рыжий, чуть поджав левую и прищурив такой же глаз и тихо рассмеялся, ударяя обеими кистями рук по собственным же коленям. Пока та же и вновь кляла себя на чем свет стоит и тьма лежит за свою же все забывчивость и перед тем, с кем сейчас говорит, так еще и сидя же рядом. – Слу-у-ушай, а… бабником-то быть… и в свете последних событий… не так уж и плохо. Черт! Нет… Конечно, нет! Это уже либо он сам себе что-то намудрил и придумал про тебя… видимо, даже уже и на тот момент начав постепенно и именно сбиваться со своего же, но и все-таки же мудат-ублюдского курса. Либо ты и сама же за себя с этим… как и в который же уже раз, да… справилась прекрасно! – И, сделав шаг, как и жест же уже и в ее сторону, оказавшись вдруг напротив огня и в центре же его сине-рыжего круга на черно-белом же все ковре, ткнул сначала своим правым указательным пальцем в ее грудь, а после и, согнув левый, ударил им по ее же носу, заставив ее сначала нахмуриться, а после и, фыркнув-чихнув, улыбнуться. – Но и что может же быть, кстати, верно что вместе, что и порознь! Да уж… Так оно и бывает: «он – о ней, она – о нем… и вроде – об одном, но и в то же все время – о разной». Нет все-таки ничего хуже – полного молчания и тишины… и разом! Да-а-а… Они же добивают и убивают вместе – не только и своего же хозяина-создателя, но и его же все окружающее и… окружение. Но и пока же все… так! – И, уже прямо-таки и не сдержав своего же все порыва-поддержки, положил свою левую ладонь на ее же правое колено, правой же и в то же самое время подцепив ее подбородок, буквально и заставив же ее саму тем самым смотреть на себя. – Еще же больше и дальше, глубже говорить и рассказывать – так же подставляться, ведь уже и прям все… Так еще и без всех же! А куда уж и хуже, да? И так ведь еще… да и уже не больно-то и любят. А когда же еще и узнают об этих… моих же и с тобой… посиделках. Представь только, что начнется… Убьют ведь, как только и загрызут заживо! – И, получив ответную реакцию в виде качания головой и низкого, грохочущего где-то и внутри нее же самой смеха от его же все и голосовой недосценки страх-ужас, он поддержал ее такой беззвучный порыв, но и уже со звуком. И пусть тихим, хриплым и кашляющим скорее, но и все же ведь: звуком. И тут же вновь вернулся к серьезному и насущному. – Пусть я и… плохой брат. Будем же и уже называть вещи своими именами! Но и я же останусь им до конца… без переобувки. И да, эта шпилька, как ты уже и наверняка поняла, была адресована сейчас и вновь же тому, кто брал меня еще на то и до немного же уже этого времени как образ, не вернул до конца, так еще и мстит же мне самому этим сейчас и за это! И это же еще при том, что мы всегда соревновались, пусть будучи сплошь и рядом в неравном, но и при этом же еще неразрывном бою как… и те же все два зла: где все и всегда выбирали меньшее. Но вот и только не в последний же раз… где вдруг раз… и выбрали большее. Так еще же и в сравнении… с меньшим! Променяв же на деле и просто одно – на другое, покусившись и на такую же почти ложь… во благо. Но и ради – того же! Меньшего, который и все еще в образе большего – не может выбраться из его тени: не может стать и до конца же собой, вернувшись уже к себе и в себя. А все ведь и потому что собой бы он – не стал делать все то и… это же до сих пор. Меньшее же оттого и меньшее, что не может того, что и как раз таки могло… и может… большее! А оно ведь и действительно может… Как и все тот же – не мог и не может. И как бы он ни отрицал же это, прикрываясь же все и несусветной болью… И уж не знаю, как ты, а я в своей аллюзии – ответ на свой же вопрос нашел!
– А я ведь и действительно совсем забыла, что для легенды как и для чего-то же вторичного – нужна первичная основа-фундамент: как и для нормальной же работы приворотного зелья – какие-то зачатки и изначально же чувств! – Прищурилась брюнетка и сама же отстранилась, вновь задумавшись. Но и на этот же раз уже и именно начав размышлять вслух: подводя уже пусть и не всему, но и чему-то же черту. Хотя бы и протоптанному уже собой же пути по его же все и разрыхленной, разрытой и избитой влажной земле. Так еще и чтобы сразу и на месте же да и прямо с инструктором же «Сусанин 2.0» исключить все свои ошибки. – Ты враньем обратил на себя внимание его же и на тот же еще момент девушки, приняв таким образом ее, как и весь же затем ее и его же огонь на себя, хоть и защитив, спася его от нее же как в частности, так и в общем…
– Ее огонь? Скорее он и она – как огонь же и… дым. Но и да, ты права – ее же не бывает без него! Как и нет. Да и не было… и тем более же без него… но и не наоборот: видишь же уже и сама – неплохо ведь и электронно… как-то фиолетово и горит! – Усмехнулся парень и продолжил говорить, откинувшись назад и с руками же за спиной. – А и казалось бы, да, ну вот что ей и еще было надо, был же уже и рядом свой, открытый и настоящий источник тепла и света, четыре же и года почти что кряду, что и прям же… уже и целая вечность, в сравнении же все и… со всеми же его уже прошлыми и до нее, так нет же – закрытых небесных роз-звезд и в момент же ей еще подай… еще ведь и хуже, чем на фонари же и лампочки променять, эти хоть и более-менее сами по себе светят, а те же… лишь отражают. Но и как говорится: «судьба и карма – притянулись-таки и непротивоположности»! А я и мешать им не стал – скорее же даже еще и помог их невстрече вместе и почти же что и со всеми же средненькими и без все сопливых же, конечно, но и все еще на небе же… Перед тем же еще все, собственно, как и Егору же запретил и то, и другое делать. Ну а после уже и те запретили всем нам говорить, рассказывать, как и именно уже навсегда – вспоминать: ведь и как некого было еще тогда же и более, так и нечего стало сейчас же и менее. Но а о причине неизмены-непобега уже и по возвращении так ему сам и не сказал, не успел, как обычно же все: сначала – еще было рано, потом – уже стало поздно… Нет! Кто начал – тот и закончил…
– А как же… – нахмурилась девушка и только же хотела вновь вернуться-обернуться в их диалоге и посмотреть назад, как посмотрела наоборот вперед и поймала своим боковым зрением вновь и все тот же огонь, с чего, казалось бы, как раз же и все же это их действо действительно началось. – Ч/ч/б! Она была полукровкой, почти что и как я, только и с чуть большим же уже перевесом именно в сторону демона и между «а» и «д»… все-таки захотела и выбрала «ад» – стать им и демоном же, соответственно! Стала. Довольно-таки и быстро… Но и… С Розой же, конечно! И отразила же еще ее… Слишком сильно и палевно. Как и то, что еще только пока связано и лишь с самими же убийствами… Да ведь и напропалую же еще при том! Отличное прикрытие… Что и явно не понравилось ни моему отцу, ни и, соответственно же, самому Совету и они… судили их! Розу оставили, конечно, как она и… А вот ее… Ты пообещал ей спасти ее от них и под предлогом же измены – не только сделал свои ноги, но и сдал ее им, убрав же перед этим ее с глаз же Егора долой… и из сердца же вон. А потом – и из головы… Да и всех! Повел следы за собой от всех них и… сам же с ними ушел… хоть и куда более по собственной же уже тропе позора и вины. Не из-за нее! Как и не из-за себя. Из-за него и всех же них, кого втянул и мог… так же вполне, но уже и именно потерять: не отдав и прикинувшись, что не больно, ведь и не больно же по итогу, не твое да и не вернется же уже, а остаться без своего, но и с ними же – уже в виде и своей вернувшейся совести, как и следом боли…
– Тебе не кажется, что «На сегодня хватит» – все-таки как-то и иначе переводится с их языка на наш же с тобой? И это же еще при условии, что мы говорим на одном… Или уже нет?
– Так… и новый же уже почти что и день, как и «завтра»… – заметила София. Тут же будто бы и не заметив его очередной же попытки перевести тему, но и на этот же уже раз сама дала ему это сделать, уступив, как и он же сам и много же раз до этого ей. Так еще и даже развернулась на мгновение на месте, не только проверить-посмотреть в окна же все и за своей же спиной на еще не до конца светающее, но уже и слегка посветлевшее небо, но и дать ему фору и передышку, чтобы, как бы это и ни звучало, сменить фон, как и свое же сейчас постное лицо, – …скоро! Новая информация и новые тайны. Секреты…
– …на миллион-ы, ага. Скоро! Рассвет. Выхода… нет! – Кое-как и тихо пропел Влад, рассмеявшись же затем и уже даже над собой. Поддерживаемый же еще при этом и ее же таким же смехом. – Да-да, конечно. Слышали, видели и… плавали. Время, София!
– Время… – фыркнула от несуразной важности, с которой как раз таки и было произнесено им это самое слово, а после и от произнесения-повторения его пусть и уже не так же, но и собой же брюнетка и повела еще плечами с покачиванием головой так, словно и стряхивая же с них этот груз его же собственных комьев рыхлой и влажной земли, параллельно же еще и разнося внутри своей же головы именно мешающие и сейчас же уже прямо-таки и конкретно мысли. Не стараясь же при этом и тут же их разложить-разместить, а и только лишь пока размести, складируя же их таким образом то тут, то там. Понадеявшись же про себя и после – найти на них управу и это самое же все время. Но и уже даже сейчас предполагая, что все будет как и с теми же все цветами. Которые она не столько же прям не любила и не любит, сколько как не умела, так и не умеет же до сих пор смотреть за ними и ухаживать: любя же как раз таки, и как не сказал бы кто и лучше при этом же самого доктора Хауса, скорее игрушечного пони, за которым не придется убирать. В ее же случае – энергетические цветы. Которые если и сгорят, стухнут или еще чего хуже – тут же вернутся в прежний свой вид спустя пару минут негативного всплеска тела, как и отрицательного же порыва души стоит только перестроиться на иной, куда более позитивный и положительный лад. – Нам ли его упускать, как и за ним же и кем или чем-либо гнаться, меняя жизнь сейчас на догонялки-существование, завтра и такие же все послезавтраки? Ведь и пусть у нас она и естественно вечна, не по своей воле и от момента обращения до чистилища с листом ожидания для перерождения, но и пролетает же – не заметишь! А и тем более – если вдруг не естественно, как и по своей же все воле: прямой рейс и в полное же небытие. Но и как говорится же: «Если без просьб-приглашения Совета – проверь тьму тоннеля, в порядке, ну, бреда». И пусть я же сама об этом и не мечтала. Как и не хотела-то особо… Но уж и если сравнивать: так же я не мечтала-хотела – прозябать свою пока что еще и естественную вечность в тех же все беличьих или хомячьих, мышиных, а и тем более крысиных бегах… в колесе! Это трогает же чуть больше, чем и что-либо. И заставляет задуматься чуть более, чем и кого-либо…
– Говоришь прям как Егор! – Хмыкнул рыжий, протягивая свои ноги параллельно, как и руки же вперед, но и тут же при этом по обе же стороны от нее, чтоб не помешать ей, излишне не смутить, порушив пусть и слегка, но и ее же все же зону комфорта и личного пространства, так еще и не тронуть ее же саму и только чтоб размять свои затекшие от долгого сидения и пусть не на одном месте, изредка все же и шаркая по ковру, но и все-таки же уже прямо-таки и колом ставшие мышцы. – Сколько же я еще себя помню… Не, не так. Пошло прозвучало! Столько я же себя еще не помнил… да и не помню же до сих пор… сколько помню его. Во! И его же уже прямо-таки и известно-извечное нытье: о смысле жизни и его же отсутствии. Да-да! Где ты сама же только училась и учишься же еще – он уже вовсю преподавал и преподает. Ирония, да, для Розы… И каламбур – для нас! По части же все… совмещения несовместимого. И так же применительно не к учебному заведению, а к нему и… к нам. Равно как и… смыслу смерти! Кажется же, что он догонит в возрасте Ксандера, а будет продолжать тянуть эту лямку и резину на тему бренности бытия. Тяжести его и неказистости… Ник-чем-нос-ти! Да… И знал бы он раньше, что ты того же мнения, перестал бы сразу и точно к тебе по-ублюдски относиться. Ну… или не перестал. Но и стал бы: гораздо мягче и лояльнее. А я и знакомиться бы с тобой не стал… Будто мне и его слюней-соплей было мало на тему!
– Эту же или?.. – Нахмурилась девушка, закусив обе щеки и сразу изнутри: изо всех сил бодрясь и пусть уже не мелкими моральными, так и мелкими физическими увечьями, пытаясь уже именно вынести-вывезти и осадки-остатки же их беседы. Но и чем дольше и дальше это все продолжалось, тем больше и глубже она понимала, что никакие они не сладкие, а какие-то кислые и горькие, прямо-таки даже и кислотно-ядовитые.
**
…Да и не знала бы еще, подумала ведь, что мухоловками не рождаются, а именно становятся. А уж и тем более: венериными мухоловками. Да и что уж там: раффлезиями Арнольда. И вместе же: где одни бы привлекали, а другие бы жрали! И непонятно же еще – что-кто из этого-них хуже: отсутствие выбора и поток или единицы, но и с выбором на вкус или цвет? Да и где итог-то лишь один – и он как никогда, нигде да и ни с кем печально-плачевный… А и казалось бы, да, трава! Сирень да лаванда… Мята и шалфей… Но и невозможное же – возможно! Так почему бы и им – хищниками вдруг не стать… По своим-то уж кошмарам я знаю, что это возможно и как могла, так и могу же доказать, что даже подсолнухи могут руки по локоть отхватывать! А там и… по плечо. И что с ними… и в погоне же за халявным сладким уксусом и соленым сыром с плесенью на дощечке-мышеловке… главное – знать, как шею они сворачивают, голову отрывая… не мне, ведь хоть я и семечки открываю, но и ведь еще в и на ходу, так уже и прямо-таки убегая…