– М? – Чуть дернулся парень и обратил-таки наконец на нее свое внимание. – А! Это? – Затем подцепил длинными пальцами своих обеих рук несколько рыжих подпаленных локонов у и над лбом и рассмотрел их придирчиво-внимательно. – Роза позавидовала вашим с девчонками браслетикам дружбы и хотела сделать свой, но и в своем же при этом все стиле – с враждой и со мной. Но потом передумала и пошла сразу же и ва-банк – решила сделать из тебя свою-мою личную-милую куклу Вуду. Без иголок и чучела, зато с кровью и дельфином… Но и тут же уже – передумал сам я! – После чего фыркнул и отмахнулся, как и откинул их назад. Пуская в воздух ко всему еще и свои нити лаванды и шалфея – для успокоения не только ее, но и себя. И тут же перевел тему. Дав и самой Софии тем самым неожиданно фору и передышку в понимании его же как вдумчивого и думающего, но и не только о ней. А еще и незлопамятного. Хоть этого и без не, по сути, и не было изначально, как она и опять же это поняла про себя: ведь он ей так ни за что и не предъявил, будучи просто в каких-то своих мыслях. А она же вновь себе все и зря надумала. – Знаешь, Никитос замучил притворяться писателем, стуча по клавишам своим… Хотя и правильней будет сказать – по моей голове! Вроде и заставленное… более-менее… помещение. А эхо… Или это я так критично реагирую на него и все, что он делает, как и с ним же так или иначе связанное – не его?!
– Он спросил разрешения… – пожала плечами брюнетка и кивнула, положив уже обе и свои руки на колени, устроившись поудобнее в позе лотоса. Вдыхая это их умиротворение: на грани. Вместе и с легкостью своей же уравновешивающей сейчас же все, всех и вся сирени. – Как и спрашивал же до… Да и спрашивает же до сих пор! Но а я… я так же все и не против! Тем более… если все же еще и учесть… что и будучи пока что на правах ангела… как и ты сам наверняка же знаешь… я не могу иметь никакой выгоды со своих же произведений и творений, ведь это все… мирское! Ангелы не должны опускаться до этого! Как и подниматься же сверх… Да и Александр еще и сам дал добро на ментальный блок: чтобы слушали и слышали, смотрели и видели… лишь единицы. Те, что не относились бы к высшему сану! Ну и… подарил мне мой первый ежедневник… – чистые, но и чуть суховатые губы ее на этом моменте вдруг дернулись, а затем и вовсе раскрылись в широкой и теплой улыбке, – …чтобы я записывала все… что и не для всех! А после – еще один. И еще… И пусть он не читал их, сохраняя мою зону комфорта и личное пространство, но… я знаю, что пролистывал. Потому что и большинство же его работ на сегодняшний момент – как иллюстрации к моему тексту! Да и не как… Они же и есть! Теория на… практике. И это честно, ведь и я тоже просматривала его дневники… Ну а что же Никита… он словно бы и на чуйке… какой и интуиции… умеет компоновать и структурировать все, что я выливаю из себя в них: что у меня как раз таки самой и не получалось, как и не получается же по сей день. Это ведь просто… поток всего и вся! Да и не чистый же еще… к тому же. Грязный! Лавина же просто… чего-то и с чем-то: от фантазийных зарисовок и собственных же мыслей… до воспоминаний и снов!
– Ну… насчет чуйки – я бы все же поспорил! – Фыркнул рыжий, слегка еще и покривив губами. – Особенно… если учесть… что он так и не смог отделить тебя от твоей же все… литературной героини! И только сейчас же и с нами, кажется, наконец въехал в суть не происходящего, как и не происходившего же с ней, а и как раз таки происходяще-происходившего же… и с самой тобой! – И, чуть вытянувшись телом и руками вперед, заодно и потянувшись, взял в них ее ежедневник. Но и не стал же пока открывать. Только вернулся обратно в сидячее же положение, держа его и держась же будто еще и за него сам, и начал проводить пальцами по скошенным и затупленным углам его обложки. – И как ему только удается быть таким недалеким и далеким… одновременно? Во всех же еще и ко всему смыслах!
– Не знаю… – усмехнулась девушка. Еще и вспомнив свои почти и такие же размышления когда-то давно, хоть и в то же все время совсем недавно. Да и немного в ином разрезе. Но и, как водится же и уже, вновь себя и о себе. – Да и не уверена же, что это было и есть прям точно и… так. Хотя и при этом же еще так же, что совсем и… иначе. Ведь и я же сама… в общем-то… поспособствовала этому – не желая отделяться… вовсе! Это же все же… как и изначально же еще было… в первую очередь – именно сублимация. С помощью которой… и ранее не справляясь в реальном внешнем мире, как и в нереальном внутреннем… я справилась в… третьем. В чем-то и среднем как бы… Между! – И тут же закусила свою нижнюю губу, опуская голову с потерянным взглядом вниз: в попытке правильно подобрать слова и так же затем сформулировать свою же мысль. Проводя одновременно еще и кончиками пальцев правой руки по белым завиткам на ковре, повторяя рисунок цветов, а левой – по морщинкам-волнам штанов. В попытке хоть так уже и, до конца сконцентрировавшись, не плыть, а уж и тем более – не всплывать. Разве что только и иногда, будучи еще и в потоке собственного же озонного воздуха-ветра с легким травянисто-земляным флером. Но и не перебарщивая, не борща им, как и всем же этим, находясь же все еще при этом и на той же все – их грани. – Но и как с названием, как еще слышишь, так и в принципе, как уже и видишь – не совсем: раз и так ничего нормально не решила, так еще же и опять… снова села-легла на плечи Александра! Да и всех же… вот… вас еще теперь.
– Ты всегда называла его полным именем? – Повел свой правой темной бровью Влад, чуть припуская левую и прищуривая под ней и глаз в сарказме и иронии. Но и тут же стараясь этим не особо обидеть, не высмеять. А и скорее даже – чуть подтрунить-приструнить. Вновь меняя тему, но и уже именно для нее – не давая уйти в себя надолго.
– Да… – закивала София как болванчик, поднимая же после этого и сразу же свой блестящий карий взгляд вместе с головой на него вновь. – Несмотря на его отношение ко мне, как и статус… его же и поболее, чем мой… я всегда и до сих пор же считаю – его не меньше, чем и именно Александром, но и не больше, в то же самое время, чем и моим вторым отцом! Такой вот… интересный и даже где-то противоречащий, противоречивый каламбур-симбиоз… И да, я уже и сама знаю, что это странно! И даже смешно… Что-то и из рубрики: «еще на вы обратись». – Сразу же пресекла любые шутки-издевки его над ней она. Но и, только зря воздухом возмущенно-негодующе сотрясся, им же еще и подавилась, ведь и вместо того же он ее даже еще и больше поддержал: вбросив с легкого своего же смешка-усмешки пару листиков своей же мяты – ей же и для силы воли в дальнейшем, будто и на удачу четырехлистный клевер. – А я и… обращалась. Только вот и после – сразу же почти последовал и его ультиматум выбора из двух зол, как для него: либо на вы, либо полное имя. И я… со скрипом и натугой… выбрала второе! Хотя и порой же все еще… так ведь и хочется вернуться… пробирает же… и обратиться к нему еще и на вы.
– Не знаю, стоит ли еще раз, но и уже именно произносить – пусть будет: «мне не кажется это странным, как и смешным»! – Покачал головой парень и чуть теплее улыбнулся ей в ответ, давая одновременно и тем самым же ту самую поддержку и мотивацию, опору, которые они оба сейчас и так же заслуживают. – Ведь и этим же самым как не являлось так и не является же до сих пор. Наоборот, это даже… мило!
– Мило? Сказал мне тот, кто сначала пусть и не сам, но вымочил меня в дожде и только после уже дал зонт! – И, вновь усмехнувшись, он так же и промолчал, немного спустя еще ко всему и кивая: факт есть факт. И даже несмотря и на то, что еще и язвительно-злорадный – с ее же травяной кислотой и своей земельной горечью на кончике языка. – Не говоря уже и о том, что я только сегодня и здесь его тебе вернула, протаскав перед этим же его с собой столько времени как талисман и от того же самого все дождя! Совпадение или нет, но его и правда не было… все то время. Завтра, видать, пойдет! Так еще и зеленый. И со снегом… А может, уже и именно градом. Ведь до короля наконец дошли крики бараста и лай собак, следующие по пятам за ним и его же караваном!
– Крики чего, прости? Бараста?! – Изумился-удивился не на шутку рыжий и даже воздухом подавился, закашлявшись, не отфильтровав же и все слово полностью, застопорившись с ним и на втором же отсеке разбора: «смысл». – Это что еще за… недосимбиоз «Бората» и… базара, если я и правильно все допонял… по остальному?
– Ну… не знаю насколько недо или пере… да и вообще симбиоз… но да, ты правильно допонял. И даже быстрее, чем мои же с Никитой и Кариной одногруппники с одногруппницами! – Рассмеялась тихо брюнетка, все же не сдержавшись. Но и на этот же раз – по другому же поводу. Хоть и все с той же мыслью на задворках, уже давно и правда въевшейся, но и только же лишь сейчас окончательно приевшейся: «носить всегда с собой телефон, камеру, а и лучше – держать так же при себе и саму же Карину или Женю на крайняк», чтобы только фотографировать-запечатлевать подобные моменты и лица же с эмоциями. И пусть начало их беседы тоже можно было бы так зафиксировать. Но там же было куда больше грусти: не доброй и светлой, а злой и темной. Вопреки всему же и всем. Что и могло бы, конечно, сыграть на контрасте. Но и тут же ведь убить всю добрую и светлую атмосферу второго снимка: когда уже и он пусть и с промедлением, но и поддержал-таки ее смех. И уж лучше пусть все это останется так, как есть – на и в глазах. Которые и пусть снимков, как и видео не выдадут, но ведь и запомнят, передав в мозг. И пусть так же, как и все – не навсегда. Но оно ведь и не надо. Одного же и кошмара-сна будет вполне достаточно, чтобы только затем сказать «куда ночь, туда и сон» и спать, как и жить спокойно дальше, а и не сжигать полароидные фотографии в бочках-урнах при луне, уверяя же всех и вся после, что это и именно воскрешение, не и дальнейшее лишь существование, но хоть и не себя и вместе со всей же на них обстановкой созидание. – Была у нас просто одна преподавательница по бухгалтерскому учету… два курса подряд. И речь же здесь не столько за нее саму, как и за ее человеческий и уже даже на тот момент возраст… А за то, что именно она как-то раз нам сказанула: «что вы тут опять бараст устроили?». Будто бы и мимо. Впросак и между строк… А оказалось вот – на века!
– Надо будет запомнить! – Отсмеялся наконец Влад и чуть закинул голову назад, загоняя таким образом все же выступившие в уголках глаз его слезы от внезапного взаимного порыва чувств и эмоций обратно вместе и с откидыванием волос назад. – А за короля и быструю соображалку – отдельное: спасибо! Сможешь повторить это… завтра, например… и уже при всех?
– Уже завтра – твои похороны? – Отбила вопросом на вопрос с ерничеством София. Да и так, что и даже его резко-дерзкая мята, брошенная ей же наперерез вместе с сощуренным в негодовании янтарным взглядом, не помешала ей показать ему язык. Заодно же еще и сбивший тем самым это стоическое и уже давно горько-сладкое послевкусие между ними, пусть и с принесенным от себя лишь травянистым ядом с сиренево-желчной кислотой. – Ну… О мертвых же ведь: либо хорошо, либо никак!
– А ведь и могла бы уже воспользоваться мной и в нашем же с тобой все разговорном разрезе: пока никто не видит и не слышит… Не может и замолчать! Но раз так… – хмыкнул парень и скрестил руки на груди, закрываясь от нее. К ним же еще параллельно и надувая свои узкие губы в обиде.
– И что бы ты мне… рассказал? – Подалась чуть вперед девушка, говоря теперь уже и куда более хрипло и глубоко, а и главное – шепотом. Но и так при этом же неожиданно громко в общей тишине не только комнаты, но и всей же квартиры, словно бы и созданной сейчас и только для них двоих. – Почему мы не могли с тобой познакомиться, а с Женей и увидеться раньше: только сейчас и именно же спустя полгода? Те же самые полгода, что и я уже провожу здесь, закрепившись наконец! Почему не можем с правдой, но зато можем без? Почему все ждем Совета и моего же отца: без возможности и сами со всем и всеми же разобраться? Почему Роза и Егор так одинаково и одновременно по-разному себя в роли монстра ведут: где у одной в глазах боль, когда больно мне, хоть ей и плевать, а другой заполнен волчьей злобой, подбитой и раненой – и все на меня?! – И, все-таки сорвавшись на крайнем своем вопросе, она на секунду прикрыла глаза, стараясь вдохнуть побольше свежего и чистого воздуха, чтобы прийти в себя и успокоиться. Но наткнувшись вновь на лаванду и свою же сирень в смеси, закашлялась и вдруг рассмеялась, затравленно и как-то истерически, на грани уже и именно срыва. Хоть и все еще продолжая как-то на ней балансировать. – Не говоря уж и о его боли… А со мной она связана, Влад? Я виновата в том, что с ними?! И знаю, да, глупо косить всех под одну линейку, думая, что все же и все вращаются вокруг меня, но… И я ведь никакая не особенная! Со мной тоже можно, а где и нужно даже так, а не иначе поступать: бросать и… куда хуже поступать! Почему и нет, в конце-то концов, да?
– Стоп! – Вытянул свою левую руку открытой ладонью вперед и чуть вверх рыжий, после и того как отпустил и опустил наконец ее ежедневник на ковер. Не столько и именно останавливая ее этим, сколько желая придержать и, может, лишь слегка еще удержать, не дав ей, как и ее же поезду вопросов слететь с рельс, забрав и все же ее, как и его же спокойствие, разом с собой. И она поняла это, почти что и благодарно затем ему же улыбнувшись за эту его перемотивацию-недоподдержку, но потом опустила взгляд на это же запястье и с тенью вопроса в глазах замерла. Он же, в это самое время, сразу и не разобрав ее реакцию, прождал с пару минут и только спустя них чертыхнулся, потянувшись к нему уже и правой. Но и тут же и уже сама она сработала на опережение его, как и в своем же понимании ситуации, и схватила ее своей левой, правой же – ухватилась за его же левое запястье, разворачивая его к себе чуть лучше, и начала его чуть ближе уже рассматривать. Ему же, в свою очередь и так же уже, ничего более не оставалось, как и только вновь попытаться перевести тему, не отдаляя же от нее при этом своих рук, но и не давая куда более и дотошно их рассмотреть. Усыпляя же еще понемногу и параллельно ее бдительность своим легким, почти что и парообразным шалфеем. – Особенная? Бросать? Они что, и по правде тебе сказали, что я – бабник?! И что ты – моя следующая жертва для утех? И что именно поэтому тебе со мной нельзя водиться, как и знакомиться… А уж и тем более – лично! Да уж… Прекрасная у нас с тобой на двоих все-таки родня, не правда ли? Прямо и недоэкранизация переромана «Отцы и дети»! Только и больше – именно дети. А и точнее: брать-я! Подумать только… Вот так соврешь им один раз, чисто по фану – и не разгребешь же потом! Никто шуток не понимает… А и более того: взаимных. Ну есть же разница: левая девчонка и… ты!
– Ты не ударялся? – Пропустив почти все сказанное им ей мимо ушей, спросила все-таки и на именно нужную ей сейчас тему София, оставив на задворках лишь мельком и последнюю его фразу-вопрос, так органично прямо-таки и вписавшуюся в ее незаконченную до этого запись. Продолжая при этом и все сканировать внимательным взглядом своих уже и сощуренных темно-карих глаз его левое запястье. А когда не получила ответа, глянула в его расфокусированные, весьма озадаченные янтарные глаза и дополнила. – Ну… Тогда еще… не на парковке университета… у машины… ты придерживал это самое же запястье и этой же самой рукой… прятал его, будто на нем и что-то было помимо, не для всех глаз и его же чистого и самого! А теперь же… я смотрю сама на него и вижу, что… ничего нет – только оно! Регенерация помогла или… нет?
– Да! – Тут же ответил и как отрезал-отбрил Влад. И хотел было уже вновь попытаться сбить ее интерес, переведя тему повторно же, как понял, что слишком поспешно и несуразно, быстро ответил. Да еще и непонятно: будто хотел соврать или побыстрее избавиться от вопроса. Что почти же было одно и то же. Но и словно все в том же старом добром разрезе: малого и большого зла. И попытался затем еще продолжить, как бы и сглаживая углы, да и вот только еще больше и сам же уже запутался. – То есть: нет! То есть…
– Неудачное «тату»? – Пришла к нему и от себя сразу же на помощь, лишь предложив-предположив София. Бегая теперь еще и своими вопросительно-встревоженными глазами от его руки к лицу и обратно, не на шутку разбередив параллельно и свое сиреневое гнездо своим же волнением: распространяя его аромат теперь и на каждый миллиметр помещения. А и не только в капилляр и по́ру кожи организмов, что уж говорить и за частицы душ обоих.
– Можно сказать, что и так…
– Скрыл ее! – Утвердила, вновь перебивая его, девушка и сама же себе кивнула, не только слыша, но и видя же все это перед собой, удостоверяясь же еще и повторно таким образом. – А почему… не сразу? Мог ведь – и тогда бы не прятал. Или… она – не твоя. И ее же… только сейчас скрыли! От тебя и… всех.
– Нет! Она – моя и… – уже почти что сдался, ушел от своего первоначального плана замалчивания парень и хотел было уже даже на лету что-то придумать по этому поводу, навешав еще и сверху, чтобы уже если и не окончательно, то хоть и на какое-то время, пусть и до того же все завтра забыть, но в секунду утерял дар речи и воззрился на нее своими широко раскрытыми янтарными глазами, будто налетев на стену или черный квадрат, но и тут же все скорее и именно: пурпурный. – Стой! Подожди. Ты и правда не…
– Или ничего не было и ты все-таки ударился, а твоя регенерация сработала, пусть и не на отлично, как обычно, ведь и окончательно же под и вот только сейчас, но и все же? – Продолжила выдвигать свои теории брюнетка, слыша и слушая его вновь раз от разу, куда чаще же используя своего внутреннего детектива и свое же чутье, интуицию. – Если да, то… тогда можешь особо и не волноваться уже – никто более не узнает о твоей попытке недосуицида! А я-то уж и тем более унесу эту твою перетайну с собой в могилу.
– Очень смешно! – Закатил глаза рыжий, отбирая у нее и себе же назад наконец свои обе руки. Не грубо, но и достаточно сильно. И только же после того, как она их сама чуть припустила. Затем тише и себе же уже под нос добавил. – Тоже не видишь, значит…
– Но и никто же нормальный так не бьется, согласись! – Хихикнула София, чуть отодвигаясь и отдаляясь. Но и не больше, чем на расстояние вытянутой руки. Оставаясь при этом в круге двусветия от камина и вместе же с парнем, окаймленная так же тенью и сзади. – Да и то, что ты как раз таки и ненормальный, думаю, уже все в курсе! А вот… Что ты еще и из того самого мало-мальского процента «не бьющихся мизинцами, а бьющихся запястьями» – это уже прямо-таки и нон-сенс, мой друг-брат. Без малого! Только – со многим…
– Да уж… – усмехнулся, но как-то уже даже и совсем невесело Влад. А после – и вовсе опустил уголки губ, сразу же и вновь помрачнев: когда и, наоборот, сам же уже и вновь увидел всю ту же черную вечность из сирени и такой же терновник из обрезка стебля розы поверх на своем же левом запястье, а развернув руку обратно к ней – никакого эффекта уже не произвел. Хотя и как минимум уже она должна была удивиться, а и как максимум – впасть в ступор, как и он же сам недавно, но и сама оттого: как быстро там, где ранее было пусто, образовался вдруг и новый объект. А там – и два. Но нет.
– Так… что? – Вернулась к серьезности и такому же вопросу брюнетка, вплетая сюда же сразу и куда важнее тему их беседы, тем самым еще и давая возможность своей кислинке свежескошенной травы сколлаборироваться со свежестью и ядреностью его мяты, подрывая спокойствие и прежние разомлевшие устои их собрания-сборища по интересам. – Расскажешь мне что-то и из перечисленного мной? Или что-то свое, от себя же предложив… но и отталкиваясь все еще при этом от заданных же ранее и мною тем?
– Прости, я… – сморщился рыжий и сомкнул губы. Но далеко и не как прежде в немом жесте, прямо показывая и говоря же этим, что: не может говорить и рассказывать об этом, а то же, о чем мог бы и рассказал ей – вряд ли бы ее саму заинтересовало, как и что уже и сам порядком пожалел, что начал об этом и разбередил раны, расшил шрамы и разворошил же ее мысленное осиное гнездо. Но было уже поздно – слова вылетели, она загорелась, а ему же и уже ничего другого не оставалось, кроме как все это дело поймать, прикрыть-закрыть и затушить. Пусть и не чувствуя вины, ведь ничего не обещал, но и с горечью от безнадеги – обезнадеживания ее же и на него самого надежд. – Не могу!
– Не-мо-жешь… – по слогам и обреченно повторила за ним девушка, чуть и преобразовав же при этом на свой лад, но и на конце фразы все же, все равно кивнула: иного ведь и сама не ожидала. Не удивилась и особо. Скорее даже, наоборот, удивилась бы обратному и открытому разговору по душам. Когда все и всеми же было запрещено, караясь не на шутку. – А о чем… мо-жешь? – И, сведя же свои темные брови к переносице, фыркнула, ответив уже и сама про себя, что: «ни-о-чем». Но и вдруг осеклась, вспомнив одну презанимательную деталь, связанную и все с тем же самым камином: напротив которого они и все еще сидели и в который же так долго и упорно смотрел до этого сам он, будто и выискивая что-то в сине-рыжих языках пламени, свои мысли или ответы на собственные же вопросы. Может, и на ее все же и хоть там уже найдет? – За нашим недавним ужином… к примеру… ты упомянул впросак, что когда-то он, огонь, был и ч/ч/б формата и тут же осекся… почему?
– Потому что… – начал вновь парень и приостановил же себя, замерев обеими своими руками опять и на обложке же ее ежедневника, а своими задумчивыми янтарными глазами уставившись в его резинку. – Потому что… Потому что «потому»! – И хлопнул по книжке ладонями, тут же воззрившись и на девушку перед собой. Что и сначала лишь сморщилась, будто бы и от резкого звука, но и на самом деле – от нежелания его придумать пусть даже и самый лживый, но уж и хоть какой-то иной ответ, иронично, но да, лучше же молчания, в любом случае, как и от своего же желания – ответить ему емко и не без ерничества в ответ, а когда с минуту помолчала, присматриваясь особо внимательно к нему, поняла, к чему была и есть эта его же и сейчас конкретная внимательность к ней: он ждал ее нормальных наводящих вопросов к нему, отсекая и весь прошлый разговор, как уже и сам готовый пройти и вместе же с ней самой этот путь вновь. Что уже, и как ни странно, она же уже поняла про себя и по его же все разрыхленной и влажной земле. Но и не для ямы и закапывания ее же в ней, а для намека, что по ней уже настолько все уже прошли и не по разу-два, что буквально уже и изрыли ее как кабаны и кроты – настала ее очередь: «можно, но и очень осторожно, ведь и в остальном, как и кроме – еще одни мины».
– Альтернатива: никогда не говори «никогда»! Заня-я-ятно… – усмехнулась София и наклонилась вновь к нему, опускаясь вниз сразу и своим телом, и голосом, решив все же и до конца удостовериться перед тем, как и начать. – Ты же можешь только направлять и наводить… Намекать же, да? Ведя лишь по верху и поверхности! Собирая сливки…
– Да… – нагнулся так же к ней Влад и пусть уже и в своем мужском хрипловато-глубоком тембре-баритоне, но и прошептал. – Но ты можешь говорить и громче – это не те стоп-слова, за которые мной и КГБ может заинтересоваться… А перед этим же еще – и вернуться, спустившись наконец сюда!
– Стоп! А разве это не…
– …Комитет государственной безопасности? Да! – Чуть ли и не отрапортовал ей парень, отстраняясь сразу же и с правой рукой у того же виска, как и левой на макушке. И лишь слегка подергивая уголками губ от своей же мелкой шалости, подавляя тем самым в себе, как мог, еще и ярчайшую и как нельзя кстати расцветшую лаванду. – А что? Ты что-то иное услышала? А как же и по смыслу подобрать?
– Ах ты!.. – Поджала губы девушка и ударила его одновременно по левой коленке и правой руке обеими уже и своими руками несколько раз, стараясь если не прервать совсем, то подавить хлопками его уже и вырвавшийся как и от ее же первого к нему залпа смех. – Ты специально зажевал вторую и центральную букву, чтобы я услышала «К»! Где же еще могут быть и стоп-слова, да? Не в ККБ же – красной комнате боли!
– А Егор так и не переименовал свою комнату, да? – Хохотал изо всех сил и вполголоса Влад, наоборот, никак не стараясь себя остановить. Как и ее удары. Что и проходились по нему – словно тряпочками по пыльной поверхности и вилами же по воде. – Вот же что занятно – многие вещи так и не меняются! Если уж и не люди, как и не…
– Подожди! – Сама остановилась и отстранилась от него София. Бегая теперь встревоженными, а там и будто вмиг просветлевшими, хотя и на деле лишь отразившими в себе рыжее пламя камина карими глазами по его лицу. – Мы же… говорили об огне! От цветного к… ч/ч/б. А как… пришли к Егору? Да и при чем здесь… он?
– Возможно… что и именно при ком! – Будто бы и между прочим поправил ее рыжий, начиная уже понемногу вновь успокаиваться и возвращаться в строй. Как и пусть больше еще и именно на свой же, но и рабочий лад. С поддержки хоть и сейчас уже отстраненно-кисловатой, но и все еще сладковатой сирени: тянулась же и все к нему, чтобы вытащить из болота, а впору уже было и спасать себя, как и спасаться же самой. – Да и не возможно, а… Осекся же я – именно из-за него! Потому что… и вел же, собственно, к нему. А он, как ты уже и поняла, не позволил этому свершиться до конца… Да и был бы не он, так другие… Кхм. В общем! Был бы огонь сейчас таковым и тем – ты бы меня еще дольше искала, чтобы, как и сейчас же, лично отдать этот треклятый зонт… с которого все же еще и началось, заметь! С твоей же подачи… Не только и я один на мысль навожу! Нужно иногда и между строк читать не только то и тех, что и кого ты так уже и привыкла читать… Правда, и сейчас уже – по другой же больше причине: моей занятости! Но, и как ни странно, все так же связанной и… с той.
– Еще одной причиной? – Предположила брюнетка, прикусив вновь свою нижнюю губу, хотя и на задворках уже начала выстраивать нужные сюжетно-канонные перипетии и под одну же все определенную стезю: где по количеству и качеству цветов огня, как и сейчас же, тоже было двое.
– Мхм… И что, хочешь сказать, что эта самая тавтология здесь и сейчас тебя ничуть не смущает? – сощурился Влад и заглянул почти в самую ее душу через расширенные черные зрачки понимания карих глаз: стараясь таким образом почерпнуть и зачерпнуть, подцепить и, уже прямо потянув, вытянуть на свет всю тьму и правду. Хотя и чем дальше продвигался и глубже уходил, тем больше дров, опилок и осознания приходило, что это все же и одно и то же. – А ведь даже и сейчас, в цвете, эти тени разные: одна светлее, другая темнее! Был бы… отменный файервол, знаешь. И прям же – перед входной дверью! Всего-то и надо, что перенести огонь отсюда – туда. С осознанием или… нет! – И с новым акцентом даже и его собственные янтарные глаза к, наоборот и в свою же очередь, упавшему же голосу сверкнули, давая подсказку уже на иной смысл и подтекст. А правильный или нет, как и явный – должна была уже расшифровать и понять именно и сама она. – Да и против все Егоркиных же фанаток! Хотя… так и не скажешь. Но ведь и… тьма. Что в одном, что и… в другой. Но и, что забавно и даже как-то иронично-комично, больше – как раз таки и во втором случае. Гораздо! А в первом же – куда светлее. Чем-то даже и… напоминает тебя. Оставайся такой… Как он!
– Более – и не скажешь! – Кивнула София. Но и не чтобы получить какой-то уже и встречный и от него же самого ответ, а чтобы хоть и внешне не молчать, не оставаться в тишине ни на секунду, пока внутри же все шумят станки, стучат, скрипя, шестеренки и жужжат шершне-осиные гнезда. Заглушая сердце и загоняя в самый дальний и глубокий, темный угол душу: в попытках оставить ее с самой собой и наедине – в этой же тьме.
– Нет… – Ответил рыжий, покачав же еще и ко всему головой. – Знаешь же про непреложный обет? Тут – то же самое! Нам запретили, эм, вредить тебе…
– А то, что и этим самым… невредительством… – фыркнула брюнетка и показала в воздухе кавычки обеими своими руками, – …вы еще больше вредите, ничего? Ты же и сам в это не веришь… Или я одна услышала сейчас вопрос в твоей же все и крайней попытке подбора куда более и лестного мне ответа?
– Да, я… – начал, но и вновь же тут же запнулся парень. И нервно прочесал своей правой пятерней свои же короткие пряди назад, левой же при этом все и так же упираясь в ее дневник, в попытке и хоть так собраться и сосредоточиться. Тут же потянувшись еще к ней самой и своим же успокаивающим, а даже и скорее успокоительным шлейфом-шарфом шалфея. Но и с почти что уже и ее громогласного внутреннего удара – был отброшен влажной от вечернего дождя и затем еще и прохладной от утренних заморозок сиренью назад. – Прости еще раз! Я бы ведь и правда хотел… И я бы мог! Да как и Женя же, собственно… По сути-то, мы именно поэтому и отсутствовали до, что хотели все тебе и сразу же рассказать… Но нас отстранили! И как сказали бы сейчас другие, не мы: «от греха же подальше». И чтобы только мы молчали и не проболтались раньше… Раньше времени и ими же, собственно, и такого же собственного установленного же срока! Они отдали предпочтение лжи… пусть и во благо… но и все же ведь не правде. А не мы… все!
– Мол-ча-ни-е… Хуже лжи же, честное слово! – Насупилась девушка и скрестила руки под грудью, покусывая уже и обе свои губы. – Говорили бы лучше, чем молчали… И даже если бы и врали… Хотя… нет! Уже – нет. И так ведь врали и поврали же… достаточно. Наврали же… вон… и с три короба. Каждый! Если и не больше. Хватит… – И вдруг затихла, опустив свой помутившийся вдумчивый карий взгляд к своему же ежедневнику, что и вновь же перекочевал в его руки. Но и теперь уже не лежал спокойно в них, как и не стоял, а раскручивался то в одну, то в другую сторону под четким же и руководством его длинных пальцев, бегающих от края до края обложки и обратно. Затем, и по теням же все и тех же языков пламени, метнулась к ним самим уже и цветным и зажмурилась от резкого блеска среди черных углей и черно-белой же трухи-золы бревен. Но и, лишь на секунду изумившись, изогнув и свои темные брови в немом вопросе, она вмиг сообразила, вспомнив, что это и в два захода-поползновения достигла своей новой цели, нырнув своей правой рукой, при упоре же и на левую, не боясь и обжечься, в самое же жерло и адскигорящее, горячее место – темно-фиолетовый, почти что и черный же центр двуцветного же пламени. Что даже, казалось, и не заметило ее. Как и самого же затем вторжения извне внутрь себя. А когда все же и именно почувствовало – не обожгло ее никак, только объяло, обняв, с обеих сторон и согрело собой. Позволив же еще при этом поднять и изъять-извлечь обугленный голубой осколок со дна еще и камина: от той самой уже и позабытой что парнями, что и, как ни странно, самой же Розой – фигурки дельфина с бассейном. – А почему вот, кстати, он еще этого не сделал? И не сделали? Отец и… Совет! Мы же вот только… недавно… встречались с ним с Александром. Но… так и не поговорили! В смысле… Поговорили-то, да. Но и в общих же чертах. Не обо всем и… Не об этом! Так и будто бы еще и из-за этого – ни о чем. Впустую встречу потратили!