Полынь-вода

IX

Выехали на автобусе «Икарус», в котором все места были заняты, с вечера. Утром были уже в Москве. Ее холодное величие и неприступность неприятно поразили Алексея: серые каменные громады, серые улицы, серое небо. Если бы не свежий снег, то эта сплошная серость, казалось, затмила бы весь мир.

Алексею стало неуютно и зябко. Захотелось вернуться обратно в Минск – тоже каменный, большой, но все-таки более теплый и приветливый, а главное – с душой.

– Глянь, Кремль! – крикнул кто-то.

Все пассажиры автобуса приникли к окнам, почти разом заговорили.

– Точно, Кремль.

– Он.

– Сила, ничего не скажешь.

– Красиво…

– Вот она какая, Москва златоглавая

– Третий Рим…

Алексей вдруг кожей ощутил, что так оно и есть – третий Рим. Стены Московского Кремля, ее башни, купола древних церквей… Что-то было во всем этом великолепии неправдоподобное, мистическое, которое внушало страх. Именно страх, а потом уже осознание мощи огромного города, в котором некогда сходились все дороги государства Российского, ставшего в первой половине двадцатого века основой Советского Союза.

Заледенелый асфальт московских улиц бил по колесам автобуса. От этого он вздрагивал, и все время норовил сдать влево, на встречную полосу. Водитель, краснощекий смуглый парень, похожий на молдованина, с усилием держал руль и тихо, про себя, матерился.

Остановились неподалеку от Красной площади.

– Кто желает посетить мавзолей Ленина? – спросил секретарь парткома завода радио- и телевизионных футляров Крюков и привычно почесал свой мясистый, прыщеватый нос.

К его удивлению желающих увидеть бывшего вождя мирового пролетариата Ульянова-Ленина оказалось немного.

– Надо обязательно проведать Ильича, – тоном, не терпящим возражения, сказал Георгий Михайлович и обвел всех строгим взглядом.

Желающих поглазеть на первого руководителя советского государства заметно прибавилось.

– Постройтесь в колонну по три человека, – приказал Крюков, – а то мы, простите, как толпа дикарей. Надо культурно, организованно. Мы же в нашей союзной столице, товарищи, а не где-нибудь в колхозе.

– Зачем строиться? – спросила Татьяна Жукова, кутаясь от холода в шарф.

– Надо, – с нажимом сказал секретарь парткома. – Не дома.

Алексей, Гредин, еще человек десять остались стоять у автобуса.

– Ты чего не пошел? – поинтересовался Игорь у Алексея.

– Да так, – буркнул он.

– А если серьезно?

– Не люблю покойников. А ты?

– То же самое. Хотя, скажу тебе по секрету, – иронично проговорил Гредин. – Ильич не покойник. Как говорится, Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.

– Да иди ты, – отмахнулся Алексей.

Шутить ему не хотелось. К тому же вспомнился умерший Евсей. Казалось, он где-то рядом. Более того, лежит в Мавзолее, а люди думают, что это Ленин…

«Бред, – подумал Алексей. – Временное помешательство…»

Быть может, так негативно подействовала на психику Алексея Москва, но он в какое-то мгновение услышал далекий и дикий голос: «На кол его!..» А после этого послышался чей-то страшный вопль: «Пощадите!..» И голос, и вопль тонули под древней выбитой каменной брусчаткой.

«Бред…»

X

Огороженный забором, поверх которого шла колючая проволока, Звездный Городок утопал в снегу. Его сугробы высились и по обе стороны контрольно-пропускного пункта, перед которым затормозил тяжелый «Икарус». Дежурный офицер вошел в автобус, козырнул, вежливо поздоровался.

– Из Белоруссии?

– Так точно, – по-военному четко ответил секретарь парткома, видимо вспомнив свою службу. – Делегация Минского производственного объединения «Горизонт».

– Мы вас ждем. – Офицер гостеприимно наклонил голову. – Петр Ильич Климук поручил мне вас встретить и сопроводить в нашу гостиницу. Так что я поеду с вами. Вы не против?

– Мы не против, – ответил за всех инженер-конструктор Иван Силин, рябоватое лицо которого было заспанным и красным.

– Вот и хорошо, – одобрил дежурный офицер. – Едем…

В гостинице Алексей и Игорь Гредин поселились в одном номере. Напротив номер занял редактор. Справа от номера поселились ответственный секретарь и фотокорреспондент. Слева в номере разместились Жукова и Клошко.

После заселения Думенюк обошел все номера, записал, кто где, проверил, работают ли телефоны.

– Буду звонить, – предупредил он. – Смотрите, чтобы не шлялись, где попало. Это вам не в Минске. Городок военный. Приводите себя в порядок. Сбор на первом этаже в фойе ровно в двенадцать ноль-ноль.

Все вместе пошли в Дом культуры. Встречал полковник Климук – невысокий, плотный, улыбчивый, с густой черной шевелюрой. Он сразу всем понравился, так как держал себя просто, по-свойски.

– Расскажите о себе, – попросил его секретарь парткома. – Официально, так сказать, нам ваша биография известна, но хотелось бы услышать ее лично от вас.

– Что ж, можно рассказать… – Климук улыбнулся. – Мне было всего пятнадцать, когда стартовал первый искусственный спутник Земли. Потом, вы знаете, полетели аппараты в сторону Луны, Солнца. И неожиданно – корабль «Восток». Помню, мы, курсанты черниговского училища, вели практические занятия по радиооборудованию. С большим вниманием настроились на волну. И услышали: в космосе Юрий Гагарин!.. Нам до этого рассказывали, что человек должен полететь в космос, но мы не предполагали, что так быстро. Короче говоря, сто восемь космических минут Гагарина нас просто потрясли. Всем нам, будущим летчикам, захотелось узнать: какой он, «Восток»? – Петр Ильич протяжно вдохнул в себя воздух, словно почувствовал себя не в помещении, а на аэродроме или даже комодроме. – Не терпелось увидеть нам самого Гагарина. Вскоре наши желания сбылись. Мне же повезло больше, чем моим товарищам по училищу: через несколько лет я сам стал летчиком-космонавтом. Правда, вначале не хотел, чтобы меня зачислили в отряд. Сомневался: готов ли я, смогу ли оправдать надежды тех, кто пошлет меня в космос?… – Климук развел руками. – Да, так было… – Кашлянув, продолжил свой рассказ: – Вскоре Герман Титов совершил суточный полет. Андриян Николаев и Павел Попович – первый групповой. Рекордное время по тем временам – пять суток – провел на орбите вокруг Земли Валерий Быковский. Совершила космический подвиг первая женщина – Валентина Терешкова. Вы это, конечно знаете.

– Знаем, – подтвердил Гредин. – Читали…

– Да, такие события запоминаются, – понимающе проговорил Климук. – Буквально все люди радовались космическим успехам. Но особенно – летчики. Ведь полеты – их жизнь. А тут полетели уже экипажи, да еще из представителей разных профессий: ученый Константин Феоктистов, врач Борис Егоров, летчик-инженер Владимир Комаров… Полетом корабля «Восход-2» с Павлом Беляевым и Алексеем Леоновым на борту вообще начался новый этап освоения космоса. Это было в 1965 году. Этот год оказался для меня очень счастливым.

– А чем? – поинтересовалась Жукова, блеснув линзами своих очков.

– Причина проста, – добродушно ответил Климук. – Состоялся новый набор летчиков в отряд космонавтов. Так вот я и оказался в Звездном Городке… Теперь расскажу о встрече с Юрием Гагариным. – Петр Ильич задумался. Лицо его при этом посветлело. – Как-то к нам, новоприбывшим, подошел Юрий Алексеевич Гагарин. Мы, конечно, узнали его и умолкли. Все сразу. А он заговорил о чем-то обычном, после чего показался нам давно знакомым. Напряжение у нас тут же спало. Юрий Алексеевич побеседовал с каждым. Дошла очередь до меня. «Климук», – представился я. «Откуда?» – поинтересовался первый космонавт. «Из Брестской области», – ответил я… Потом Гагарин спросил, какое учебное заведение я окончил, на каких самолетах летал, где служил… Сегодня таких людей нам недостает. – Климук обвел делегацию «Горизонта» внимательным взглядом, точно искал человека, равного Юрию Гагарину или хотя бы похожего на него. И не найдя, спросил: – Вопросы еще есть?

Вопросов больше не было: во-первых, Петр Ильич рассказал о себе хоть и коротко, но подробно, во-вторых, все были уставшими – от дальней дороги, бессонной ночи, впечатлений.

– В таком случае идем на обед, – пригласил Климук.

XI

Под вечер Алексей и Игорь сидели в номере, когда зазвонил телефон. Трубку поднял Игорь:

– Тебя.

Звонил Думенюк.

– Зайди ко мне в номер, – коротко сказал он.

Алексей зашел. В кресле сидел Петр Ильич. На столике стояли бокалы, наполненные вином.

– Добрый вечер, – поздоровался Алексей.

– Сотрудник нашей многотиражной газеты «Горизонт», – представил редактор Алексея знаменитому космонавту. – Ваш, между прочим, земляк. Из Брестской области.

Климук крепко пожал руку.

– Рад встрече.

– Присаживайся. – Юрий Николаевич показал Алексею на кресло и разлил в бокалы вино. – Ну, раз пришел, то скажи тост.

– Может, вы сами скажете?

– Нет, тебе слово…

Алексей поднял бокал.

– За то, чтобы в космосе вы не забывали о нашей земле.

Когда выпили, Петр Ильич с грустью проговорил:

– Родную землю забыть невозможно.

– Значит, скучали по земле? – Алексей на мгновение почувствовал себя одиноко, словно сам вознесся на космическом корабле в звездную высь. – Это же даль какая…

– Очень скучал, – откровенно признался Климук. – Да и как о ней не скучать, не думать, когда на земле остались родные, друзья. Короче говоря, земля есть земля. Я ее с космоса изучил почти всю. Не детально, конечно, а так… Когда условия освещенности были хорошие, и наш корабль пролетал над Брестчиной, я видел свою деревню Комаровка и, как мне показалось, свою мать, которая доила корову. Очень мне тогда захотелось домой, пройтись по двору, огороду, улице.

– А это всех так домой тянет?

– Всех, конечно… Виталий Севастьянов, например, рассказывал, как ему приснился обыкновенный дождь. Он рассказывал, а мне сразу же захотелось под него попасть. А вообще к космосу привыкаешь. В полете отвыкаешь от земного притяжения, потому что все время на корабле находишься в невесомости. Даже забываешь запах земного воздуха, почти не думаешь, что скоро, если вернешься домой, ты опять окажешься среди множества людей. А с ними надо разговаривать, решать какие-то вопросы, жить обычной, повседневной жизнью. Поэтому невольно начинаешь задавать себе вопросы: «А как там, на земле, я буду?..»

– Запоминай, – заметил Думенюк. – Потом напишешь.

– Да я уже думаю об этом, – сказал Алексей и обратился к Климуку: – А вообще как вы решили стать космонавтом? Мечтали об этом, часто думали?..

– Да все произошло просто. – Петр Ильич призадумался. – Недалеко от моей школы – учился я тогда в четвертом классе – как-то совершил вынужденную посадку небольшой самолет. В то время над нашей деревней часто летали «ястребки». Так вот, однажды, из приземлившегося самолета вышел летчик. Минуту он молчал – разглядывал наших деревенских мальчишек и девчонок, что прибежали поглазеть на самолет. Потом улыбнулся, спросил: «Ну что, нравится?.. Подходите ближе, смотрите». С этого все и началось. На второй день мы с ребятами уже играли в летчиков, а в своих школьных тетрадях начали рисовать схемы самолетов. Еще через несколько дней уже на практике попытались конструировать самодельные модели. У кого-то это получалось, а кто-то, понятно, не мог собрать простейшую модель. Мне это примитивное самолетостроение нравилось. Через какое-то время, когда я поглядывал в небо и видел самолет, то мысленно представлял себя в кабине пилота. Так и вышло. Более того, стал космонавтом…

Алексей внимательно выслушал Климука, кое-что записал для себя, потом спросил:

– А инопланетян вы не видели?

Петр Ильич улыбнулся.

– Об этом мы поговорим как-нибудь в следующий раз.

– Когда?

– Когда встретимся опять и найдем время для разговора. А еще – когда будет больше свободы для той информации, которая сегодня закрыта. Я понятно сказал?

Алексею показалось, что в глазах Климука мелькнула тоска. И именно с этой тоской Петр Ильич предстал каким-то другим: живым, своим, озабоченным будущим…

– Вроде понятно, – благодарно и с надеждой на лучшее ответил Алексей. – Думаю, так и будет…

Перед отъездом в Минск члены делегации «Горизонта» посетили музей космонавтики. От имени редакции Алексей в альбоме отзывов написал слова благодарности, которые сочиняли все вместе еще в Минске:

«Спасибо вам, дорогие товарищи космонавты, за все, что вы сделали и делаете для нашей Родины. Ваш музей – яркое свидетельство огромного таланта и мужества советского человека. Мы горды тем, что вы, наши соотечественники, такие замечательные люди. Верим, в музее еще будет много экспонатов, свидетельствующих о новых исторических достижениях в покорении Вселенной. Порукой тому – могущество нашей социалистической Родины, неуклонное претворение в жизнь партией и правительством заветов великого Ленина.

Богатырского вам здоровья, счастливого старта и мягкой посадки!»

Глава седьмая

I

Весна набирала силу. Полесские реки – Припять, Горынь, Пина, Стырь, Чаква разлились на десятки километров. С высоты птичьего полета маленькими островками казались деревни, поселки и даже районные города.

Весенняя стихия повредила дороги, дамбы, добралась до хозяйственных построек – свиноферм, коровников, тракторно-машинных парков. Между ними лавировали моторные лодки, катера – подвозили корм, где осталась живность, спасали самое ценное: оборудование и запчасти.

Жизнь полешуков, вымытая на время паводком из привычной колеи, упрямо держалась своего русла.

Дед Федор, оседлав низкий верстак, строгал на нем спицы – мастерил колесо для воза. Работа вроде привычная, а выходило не так, как хотелось. Дед из-за этого нервничал, торопился и к обеду так устал, что едва разогнул спину. Бабка Вера, наблюдая за супругом, жалостливо обронила:

– Отдохнул бы… Завтра уже не разогнешься…

– Не разогнусь, – согласился дед. – Только отдыхать мне некогда. За меня никто не сделает. Значит, надо работать.

– Да гори она огнем твоя работа, колеса эти – для колхоза. Все равно копейки за них платят.

– Да я не за деньги.

– Не за деньги? Будто они у тебя есть.

– А что? – Дед Федор с вызовом поглядел на бабку. – Может, и есть.

– Ты что ж такое плетешь?.. – Бабка Вера уставилась на супруга. – То всю жизнь не было, а тут есть. Откуда?..

– Ладно… – Дед Федор усмехнулся в усы. – Шучу я, шучу…

Сам же подумал: «Не было денег, и нет. А золото есть, будь ты неладно…»

Чтобы как-то сгладить ситуацию, строго сказал:

– Давай обед, а то и вправду ничего не заработаю…

Дед Федор поднялся на крыльцо, глянул на реку. Накрыв темной водой берег, она подходила к самому дому, лезла через щели забора в огород.

«Справная ты, холера на тебя, – по-доброму обозвал старик про себя Чакву. – Растолстела, налилась шальным здоровьем. Того и гляди, оставишь меня со старухой без жилья…»

Улица, на которой стоял дом Деда Федора, через десяток метров обрывалась. Дальше, от забора до забора, плескалась холодная вода. На ней качался мусор, скалилась вспухшая грязно-желтая пена.

– Федор! – окликнул старика одноногий сосед – Станислав Никитович Маманович, которого все звали просто и коротко – Стасик. Инвалид, ветеран войны, он как получил эту кличку в молодости, так ее всю жизнь и носил. Хотя, по правде сказать, это его ничуть не тревожило.

– Чего? – отозвался дед Федор, поворачиваясь к соседу и ощущая, как ломит спину.

– Вертолет прилетел. Начальство какое-то. Говорят, сам Петр Миронович Машеров – первый секретарь нашей партии. Пойдем, поглядим.

– Партии-шмартии, – презрительно бросил дед Федор. – Ты что ж, на старости лет в партию записался?

– А хотя бы и так, – с вызовом ответил Стасик.

– Лично я сам по себе, – заметил дед Федор.

– Так я тоже, – проворчал Стасик – И в партию я не записывался, сам знаешь. Но поглядеть на Машерова надо.

– С чего это?

Дед Федор, чувствуя, что боль в спине не уходит, а наоборот нарастает, был не в духе.

– Говорю тебе, первый секретарь! – повысил голос сосед, всаживая свой костыль в мягкую землю. – Не каждый день к нам такое начальство прилетает. Может, в первый и последний раз.

– Так в прошлом году у нас Машеров был, – возразил дед Федор и добавил: – Я, правда, не видел, но говорили.

– Вот, – поймал на слове Стасик своего несговорчивого соседа. – Говорили… Брехня это. Нам надо самим его увидеть, послушать, что скажет, да и высказаться.

– О чем это? – удивленно поинтересовался дед Федор.

– О жизни нашей. – Стасик разозлился. – Скажем, что воевали, а к нам из районного отдела соцобеспечения никакого внимания. Я этой зимой путевку в санаторий просил, так не дали. Сказали, что на следующий год дадут. Очередь на путевки у них. А я, может, до следующего года не доживу – помру.

– Не помрешь, – вставил дед Федор.

– А вдруг помру, – упрямо проговорил Стасик. – Жизнь, она только с виду добрая, а так злая, паскуда.

Стасик глянул на свой костыль, продырявил им землю.

– Может, и вправду пойти, – задумчиво высказался вслух дед Федор.

– Пошли. – Сосед оживился. – Расскажем обо всем, может, пенсии повысят.

– Пенсии, оно конечно, – согласился дед Федор, – надо бы повысить, а то получишь, и тут же эти копейки расходятся.

– Ну, так пошли.

– Пошли…

II

Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии Петр Миронович Машеров вышел из вертолета «МИ-6» в сопровождении первого секретаря Брестского областного комитета партии Ефрема Евсеевича Соколова, и нескольких работников Совета Министров, которые отвечали за ликвидацию последствий наводнения. Высокий, худощавый, в резиновых сапогах, он внимательно посмотрел на собравшихся людей и приветливо улыбнулся.

– Здравствуйте, товарищи!

Рубежцы оживились:

– Здравствуйте.

– Рады вас видеть.

– Мы и не думали, что приедете.

– Спасибо.

– Не замерзли?.. Я могу в магазин сбегать…

– Мо-олчи…

– Вы прилетели – и нам легче.

– Если власть к нам хорошо, то мы такой власти рады.

– Все люди.

– Вода у нас…

– На Полесье везде вода, – озабоченно проговорил руководитель компартии республики и глянул на Ефрема Евсеевича, который головой доставал лишь до плеча Машерова. – Пусть вам ваш секретарь скажет.

– Точно так, – согласно проговорил Соколов и замолчал.

– Везде вода, – повторил Петр Миронович и вздохнул. – Вы, товарищи, телевизор смотрите, радио слушаете. Знаете, что наводнение в этом году большое. Меньшее, конечно, чем в прошлом году, но забот и хлопот оно всем доставило немало. – Машеров задумался, потом продолжил: – Мы проанализировали все и подвели первые итоги работы по борьбе с паводком. В целом они удовлетворительны. Хотя, конечно, хотелось бы видеть на местах более четкую организацию и дисциплину. В целом по вашей области и в частности по вашему району и колхозу. Но главное все же сделано – нам удалось у вас на Брестчине отстоять главные дороги. Их вы все хорошо знаете. Они связывают Долин с Городком и Пинском, другими населенными пунктами. С трудом, но сохранили полотно дороги на участке Решка – Тереблев. Я сегодня с вертолета видел, как рабочие устраняют прорывы воды через дамбы и насыпи. Думаю, через день-два вся эта работа будет выполнена.

– А как с продуктами быть? – раздался чей-то голос. – В магазинах пустота…

– В деревни из Бреста и Минска уже идут машины с продовольствием, товарами первой необходимости, – успокоил сельчан Петр Миронович. – В тех деревнях, где полностью затопило, людям подвозят все необходимое на амфибиях – армейских машинах. Для ликвидации последствий наводнения подключены войска нашего Белорусского Краснознаменного военного округа. Так что все эти временные трудности переживем.

Народ зашумел:

– Да уже почти пережили.

– Не впервой – привыкли.

– Всегда у нас так было.

– Непросто, конечно, когда наводнение… Особенно детям.

– Стихия… У нас топит, а где-то сушит.

– И беда, и польза от воды.

– Это правда.

– Вы только дайте команду, чтобы муку и шифер в деревню завезли, а то у нас это дефицит.

– И бензин, бензин пускай везут. Да побольше.

– С вашей помощью управимся…

Треть территории села Рубеж залило водой. Немало колодцев, погребов, скопцов с картошкой было затоплено. Но люди не жаловались, понимали, что не от первого секретаря компартии республики зависит уровень наводнения, а, значит, и не Машеров является спасителем. Спаситель повыше. Он один может вернуть воду в берега свои, но пока не возвращает, потому как гневается на людей за грехи их. А грехов много. Больше, чем думаем. Что же касается помощи, то здесь – пожалуйста, помогайте нуждающимся всем миром…

– Всем, чем можем, постараемся помочь, – заверил рубежцев Петр Миронович. – Ваша местная власть и лично Ефрем Евсеевич за это отвечают.

На это высказывание набожная бабка Матрена обронила:

– Бог поможет.

Соколов, услышав это, опустил глаза, точно бабка сказала нечто неприличное, а первый секретарь ЦК КПБ внимательно посмотрел на старуху, но ничего не сказал. Может, согласился, а возможно, решил, что с бабкой Матреной лучше не спорить.

– Может, вопросы какие есть? – спросил Петр Миронович.

– Вопросы есть.

Вперед выступил молчавший до этого Стасик.

– Слушаю.

Первый секретарь смотрел прямо и серьезно.

– Пенсии надо повысить ветеранам, – высказал свою наболевшую мысль Стасик. – Вроде страна наша богатеет, а платят нам мало.

– А сколько у вас пенсия? – поинтересовался Машеров.

– Сорок семь рублей.

– Не хватает?

– Да себе оно хватает. – Стасик замялся. – На хлеб, одежду. Еще на какие расходы, по мелочи. А вот на хозяйство маловато. Да и внуки у меня, им на угощение тоже копейку дай, не скупись…

Председатель колхоза Петр Николаевич Яромич предупредительно кашлянул, мол, молчи, старый, разберемся, поможем. Его мясистое лицо налилось краской, толстая шея побагровела. Но Стасик на это никак не прореагировал. Смотрел на первого секретаря, ждал, что высокий гость скажет.

Машеров какое-то время молчал, потом согласно кивнул:

– Знаю, что пенсии маловаты у наших людей.

– Известное дело, – вступил в разговор коренастый, похожий на старый, могучий дуб, дед Максим. – Вода у меня в погребе бульбу и бураки вымочила, забор повалила, сейчас в хате хозяйничает. Половину мебели, значит, надо будет на дрова пустить. А где деньги на новую взять? Да и без бульбы придется все лето быть – та, которую я успел со своей старухой вынести из скопца, пойдет на посадку, а другой у меня нет. Хлеба, считай, надо будет больше покупать, а скотине муку или комбикорм. В колхозе я уже не работаю, на заработки, как молодые, не езжу, живу из пенсии. А пенсия у меня всего-ничего – шестнадцать рублей. Что за них купишь?

Раздались голоса одобрения и одновременно – возмущения.

– Правильно.

– Давно надо было пенсии повысить.

– Сейчас все за деньги. За «спасибо» уже никто ничего делать не будет. Это не то, что раньше – покормил и все. Теперь – плати.

– И помощь на детей надо увеличить, – подала голос Мария Опанович, вдова. – У меня шестеро, без мужа растут, а в колхозе сорок, пятьдесят рублей зарабатываю, да на детей по двадцать рублей платят. Всего сто шестьдесят, сто семьдесят рублей в месяц набегает. Разве ж это деньги на нас, семерых?.. Одной одежды сколько на детей надо, а они ж и конфету хотят съесть, и в кино пойти…

Глаза у Марии замокрели, на худой землистой щеке заблестела слеза. Поджав губы, женщина замолчала.

– Понимаю, понимаю вас. – Первый секретарь ЦК КПБ поднял руку. Мол, тише. – Будем, конечно, и пенсии увеличивать, и детские пособия. Будем, подождите только. Подождите… – Он замолчал, после чего как-то виновато и спешно попрощался: – Ну, до свидания, товарищи. До свидания…

Высокая делегация тут же гуськом полезла по трапу занимать места в вертолете. Через минут пять он шумно взлетел. Рубежцы прощально замахали руками. Иван Белый пожал худыми плечами:

– И чего это они прилетали?

Выбросив из широкого рта папиросу и почесав лысину, ответ дал Михаил Гуцко:

– Партия всегда хочет быть впереди. Хлебом не корми, а дай отметиться…

Это было полуправдой: местные партийные руководители прислушивались к мнению людей, рады были им помочь, но вот, что касалось пенсий, пособий, социальных выплат, здесь их полномочия заканчивались – все решали в Москве, столице Советского Союза. А там относительно всех выплат было свое мнение, оспорить которое на местах никто не мог, даже если бы и захотел.

III

Расходиться рубежцы не торопились: разлученные паводком, они собрались за последние недели почти всем своим деревенским людским миром в первый раз и поэтому стояли, словно боялись, что если разойдутся по домам немедленно, то соберутся вместе уже не скоро.

– Обмыть бы это дело, – мечтательно выдохнул Илья Еремеев и облизал пересохшие губы.

– А что, это может быть, – неожиданно поддержал его степенный Андрей Ольшевич, тряхнув густой прядью волос на широком, бочковатом лбу. Чмокнув мясистыми губами, он обратился к своему куму, что стоял рядом: – А ведь Ерема дело предлагает. Не пойти ли нам отметить приезд высоких гостей?

– Оно бы надо, – с сомнением проронил Игнат Вабищевич и покачал своей костистой головой, – но уже обед, домой вроде пора.

– А мы в кафе пообедаем, – нашелся Ольшевич.

– А женка?

– А что женка? Она с моей кумой кому-то кости перемывают. Не будем им мешать.

– Гм… Хитрый ты мужик.

– И ты не без хитрости.

– Так и быть, идем, – наконец, согласился Игнат.

– А я? – недоуменно спросил Илья.

– У нас своя компания, – отрезал Ольшевич. – Лишних не берем.

– Ну и черт с вами! – выпалил, обозлившись, Еремеев. – Без вас обойдусь.

Он круто повернулся и пошел в кафе «Ивушка».

– Вот вода немного спадет, и поеду за лесом, – проводив взглядом Еремеева, сказал своему брату Антону Максим Соболь – невысокий, верткий мужик. – Строиться буду. Пора.

– Давно пора, – согласился Антон и, почесав свой прыщеватый, острый нос, поинтересовался: – Лес как будешь в село доставлять? Лодкой или подождешь, пока земля высохнет и на машине?

– Ни лодкой, ни машиной, – озабоченно проговорил Максим.

– По воздуху, что ли? – Антон усмехнулся. – Для этого тебе у Машерова вертолет попросить надо.

– Сплавлять буду, – серьезно сказал Максим. – Сплавом лучше всего: дешево и все бревна сразу. Деды наши были не дураки. Они весь лес сплавляли по весне, когда вода начинала спадать и только входила в берега свои.

– Дело, – одобрил Игнат. – Я помогу…

– А может, и вправду пенсию повысят, – предположил Стасик. Подумав, сам же ответил на свой вопрос: – Должно начальство позаботиться о нас, стариках. Должно.

– Должно, как же, – проворчал дед Федор. – Ничего наше начальство тебе не должно. Это мы всю жизнь ему должны. Хорошо, что хоть немного платят. Раньше, помнишь, почти бесплатно в колхозе работали. За палочки-нолики.

– А я говорю, что о нас, ветеранах и пенсионерах, должны позаботиться, – держался своей мысли Стасик. – А если не позаботятся в этом году, то на следующий год – это уже обязательно… Да и, если разобраться, живем неплохо. Хлеб привозят, не голые, не босые. Все есть.

– Во-во, все, – вступил в разговор широкогрудый и приземистый Прокоп Липский, мужик уже немолодой, но говорливый, что баба. – Вон до Бельчаков родственник их из Америки приезжал, рассказывал…

– Это точно. – Сергей Коледа, молодой токарь, задрал глаза к верху и закивал давно не стриженой головой. – Там действительно все есть.

– Да что ты мне рассказываешь про то, чего сам не видел, – обрубил его Стасик. – Может, там, в Америке этой, и лучше, чем в нашем государстве, в смысле снабжении, но у нас все натуральное. А там одна химия.

– А откуда вам такое известно? – с удивлением поинтересовался Коледа.

– Оттуда. – Стасик не стал уточнять. – Ты лучше иди к своим одногодкам, им это рассказывай, а в наши стариковские разговоры не вмешивайся.

– Да, иди, – поддержал соседа дед Федор. – У Америки свое, а у нас свое.

Ему вспомнился брат Роман: «Жил далеко, а умер близко, под самым Рубежом. Никуда от судьбы не убежишь, не уедешь…»

– Ну вот, поглядели на начальство, – задумчиво проговорил про себя Стасик. – Теперь будем ждать его милости.

– Будем, – согласился дед Федор. – Привыкли ждать…

Колхозное начальство стояло в сторонке. Говорили тихо, но, как и все рубежцы, эмоционально.

– Каждый год одно и то же – вода, – возмущался Яромич. – Он глядел хмуро, устало. Голос его при этом набирал высоту и мощь, как и вся его большая, словно высеченная из камня, фигура. – А мы отвечай.

– Осушить бы все, – крутанул маленькой плешивой головой Степан Михайлович Семашкевич, главный агроном.

– Тебе бы все осушать, – возразил Матвей Григорьевич Резанович, заведующий колхозной баней, которого за глаза в селе называли просто – Матей. Его огромный живот качнулся. – Попробуй вот осуши баню, кто в нее тогда пойдет.

– То баня, – проронил Семашкевич.

– А то природа, – напомнил Матвей Григорьевич. – Круговорот воды. Нарушать, понимаешь, никому нельзя.

– А что ты предлагаешь?

– Не знаю.

– И я не знаю.

– Из района надо помощь просить, – вставил секретарь парторганизации Павел Павлович Вабищевич, блестя золотым зубом. – Надо делать так, как заведено.

– Ты подумай, что предлагаешь. – Председатель колхоза бросил на партийного вожака осуждающий взгляд. – Попросишь, приедут. Но вместе с партийной комиссией. Она спросит: о чем до паводка думали, почему не укрепили дамбу во время?.. Что ответишь?.. Извините, не доглядели. Не извинят. Партбилет на стол положишь и прямой дорогой пойдешь в простые колхозники. Если еще возьмут тебя в колхозники.

– Самим предлагаете лопаты брать?

– Может, и самим.

– У военных надо просить помощи, что в Городке, – высказал свою мысль заведующий баней. – У них сила и техника.

– Голова, – похвалил Яромич. – Учитесь, – обратился он к главному агроному и бригадиру. – Командира военной части из Городка я знаю. Мужик толковый и выпить любит. Думаю, договоримся. Потом в баньку пригласим…

– Таким клиентам мы всегда рады, – гоготнул Матвей Григорьевич. – Просим.

– Не так страшна нечисть, как ее малюют, – подвел черту под разговор председатель колхоза. – Пробьемся.

– Пробьемся, – поддержал председателя Семашкевич. – Не в Афганистане.

– Ты об Афганистане помолчи лучше, – предупредил главного агронома секретарь партийной организации. – Вот будет собрание по этому вопросу, тогда и выскажешься.

– Молчу, – буркнул Семашкевич. – Ладно, поговорили и хватит…

Рубежцы стали расходиться. Каждого ждали свои дела и заботы.

IV

Тамара Рукавчук с сыном зашли в сельский магазин. И не в Заболотский, а в Рубежский. Здесь и выбор продуктов был получше, и людей побольше. Мало того, крутился здесь возле прилавка и Иван Даниш. Между ними произошел разговор, который потом долго гулял по селу.

– Ваня, а Роман мой в Долине жить будет, – как бы невзначай объявила Тамара.

– Да, – утвердительно проронил Роман, с высокомерием глядя на Даниша. – Работу предлагают.

– Какую? – без всякой задней мысли поинтересовался Иван.

– В милицию, – прогудел Роман. – Хорошая зарплата, форма, льготы. Да и вообще.