Za darmo

Сатира. Юмор (сборник)

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Спорт на селе и вообще

Немножко про спорт на селе.

В городе дело со спортом стоит на правильном пути. Если еще не все играют в футбол, то к двадцатой годовщине Октябрьской революции не будет, наверное, ни одного сознательного гражданина, который бы не знал, что такое хавбек, что такое голкипер и когда именно надо вколачивать гол.

На селе, правда, со спортом мы замешкались.

Обвинять село в том, что оно безразлично к спорту, не приходится.

Село любит спорт и любило его с давних давен.

Вспомним.

Детство.

Наперегонки. Эта ж теперешний марафонский бег. Ни тебе правил особых. Просто себе поднял сорочку, чтоб меж ногами не путалась, и чешешь от Василя до базара…

Но дело даже не в правилах, важен сам факт.

И дальше различные виды спорта.

Ворота, например, на хату вспереть. Или незаметно для хозяев затащить на клуню корову…

Это уже в парубковом возрасте.

Позже, как борода загрязнит лицо, спорт становится солиднее: вола или коня свалить за хвост.

Перетягивание на оглоблях. Это чаще после ярмарки по дороге домой, среди шляха:

– Тррр! А ну кто кого?

Выпрягают лошадей, снимают с воза оглоблю, садятся друг против друга, упираются друг в дружку ногами, хватаются руками за оглоблю и тянут – аж глаза на лоб лезут.

Когда оглобля поломается, хлоп обломком по голове:

– Не ломай оглоблю!

Еще из распространенных видов спорта на селе можно указать на перекидывание арбы с сеном или со снопами и на кулачки.

Про эти виды спорта все знают, не буду я на них останавливаться.

Мой перевод в журнале «Крокодил» № 32 за 1974.


Так что, как видите, спорт на селе был и есть…

Но спорт этот ни под какую категорию общепризнанного спорта не подходит и упорядочить его каким-нибудь правилом нельзя…

Ну какие вы правила придумаете хотя бы для того, чтоб затащить корову на клуню?

Очень трудно. И коровы разные, и клуни разные, и люди разные – где их уже там под какую-то одну мерку подогнать?!

Так что и на селе придется переходить на футбол.

Футбол на селе уже появился. И имеет успех.

Вызывает он недовольство у родителей не сутью своей, а больше тем, что сапог не напасешься.

– Ты, бестолочь, гоняешь мяч, так гоняй без сапог. Где я тебе на сапоги наберусь?

А так против футбола особых возражений нет.

– Пускай бегает сукин сын. Набегается, меньше с девчатами будет ржать. По судам не потянут за те алименты…

Что до футбола как эстетического зрелища взгляды тут разные. Старухи ропщут:

– Оно б и ничего, если б в штанах бегали, я то ж голым-голенькие…

А родители на то:

– Вот бы даже и тех коротеньких штанцов не было. Вот бы им железные… Ну дерут же, ну дерут – и, господи ж, горит на них усе!

Футбол, очевидно, и на селе, как и в городе, займет почетное место среди способов разумного развлечения.

Про одно только должно подумать. А именно: не перенести ли футбол в селе на зиму… Чтоб зимою голы забивать. А ну охватит футбольная эпидемия и село так, как и город, кто будет скот пасти, кто будет пахать, сеять, жать?

Тут тебе рожь косить, а оно как раз матч – Тарановка против Водолаги…

Может рожь перестоять…

………………………………………………………….

А вообще спорт штука полезная и куда приятней синусов с косинусами и индустриялизации сельского хозяйства.

1927

География

Краткий учебник для тех, кто уж очень интересовался нашей страной да не успел ее изучить, а заодно и для тех, кому захочется, может быть, нашей страной поинтересоваться.

Территория

Территория наша по своей длине неодинакова. Если брать ее с запада на восток, от Сана, например, до Волги, то она длины чрезмерной. Чтобы ее пройти, нужно года два. А если брать наоборот – от реки Волги до реки Сана – она значительно короче, ее пробегают месяцев за пять-шесть… И такая у нашей территории особенность – с запада на восток – по ней враги с трудом передвигаются, а с востока на запад – ее пробегают.

Поверхность

Поверхность всюду – «пересеченная». Куда ворог ни пойдет, где ни станет – всюду секут. И хорошо секут. Как капусту…

Горы

Горы – происхождения в большинстве своем взрывчатого. Горные ископаемые, как об этом свидетельствуют последние геологические исследования, состоят в основном из арийской породы. По-немецки – труппенберг, а по-нашему – падальгоры.

Почва

Почва – очень интересная. Как нигде в мире. Перегной из тех же пород, что и горы. В почве очень много железных крестов и металлических пуговиц.

Реки

Самые известные: Волга, Дон, Донец, Десна, Днепр, Днестр, Прут, Западный Буг, Збруч, Серет, Сан. Отличаются тем, что на всех этих реках врагу, держащему путь с востока на запад, так жарко, что приходится в одежде вниз головой в них кидаться.

Кое-кто достигает противоположного берега, но не многие. Есть данные, что к вышеназванным рекам присоединятся реки: Одер, Эльба, Шпрее. Но немного позднее.

Моря

Самое интересное – Черное море. Чем больше оно принимает в себя кораблей, транспортов, катеров, самоходных барж со свастикой да с арийской расой, тем становится все приветливее, веселее и голубее. Хорошее море. Веселое.

Население

Люди такие: те, которые здесь жили давным-давно, они «если не жнут, так немца бьют, а все ж не гуляют».

А те, которые непрошенными пришли с запада, – те гниют. Черт с ними, пусть гниют.

Леса

О лесах, наверное, не стоит говорить, ведь все равно те, для которых этот учебник пишется, в лес и носа не сунут: Сидор Артемьевич Ковпак так напугал, что не только леса – куста боятся.

Железная дорога

Куда бы ни шли все вражеские поезда, они прибывают на одну станцию. Название ее «Откос». Станция с огромными оперативными возможностями: может принимать и принимает за сутки множество эшелонов и с людьми, и с различными грузами.

Города

Москва, Ленинград, Сталинград, Одесса, Мариуполь, Мелитополь, Никополь, Орел, Белгород, Харьков, Киев, Кривой Рог, Корсунь-Шевченковский, Тернополь, Львов и много, много других. Это такие города, что через лет пятьсот, а то и через тысячу, когда кто о них напомнит представителю арийской расы, красные шарики его чистопородной крови побелеют и отвинтятся гайки. Это те города, которые «уже». А есть еще города, как Кенигсберг, Познань, Берлин, Данциг, которые еще не «уже», но скоро будут «уже»… Тогда про них и поговорим.

Вот коротенько все.

Изучайте, которые пока еще живы.

1944

Жатва

Лучше не вспоминать жатву тех времен, когда по кудрявым нашим селам сплошь да рядом жили такие крестьяне, о которых говорили:

«У ихнего отца было три риги: в одной мак, другая была так, а в третьей мышь с ума сошла, что снеди не нашла».

Или:

«Родители ихние жили не так, как надо: хлеб есть – соли нет, соль есть – хлеба нет, а я-де живу что ни на есть лучше всех: ни хлеба, ни соли».

И гости у таких селян были оригинальные:

«Просились злыдни на три дни, да черт их ввек не выставит».

Наступает жатва.

Еще раз:

Ж-а-т-в-а!

Завтра начинаем.

И в этом «завтра начинаем» и радость, и надежда, конец страха перед неизвестностью, и гордость творца, что до конца довел великое любимое дело.

Сегодня начали.

Выходит на свою полосоньку Митро Федорович.



Вы посмотрите, как идет с косой Митро Федорович.

С какой горделивостью, с каким сознанием важности и святости момента.

Ж-а-т-в-а…

И Домаха идет за ним, и Миколка бежит, за материну юбку держась, и Вустя Гришка несет.

Идут – сегодня «тятя рожь косить начинают».

И пастухи сегодня скотину ближе к полю держат, и гуси к ниве тянутся (стерню почуяли), и свиньи уже почему-то не на выгоне под лесом, а на большаке меж нивами спорыш щипают.

Все живое сходится, все живым венком ниву окружает, чтобы собственными глазами увидеть первый прокос, чтоб собственными ушами услышать первый звон косы.

Митро Федорович важно точит косу. Не спеша, степенно все:

– Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!

Кончил.

Крестится. Отходит на два шага от межи:

– Р-р-раз!

Коса змеей меж колосками и молнией на межу. Крюки бережно несут колосья и ровнехонько кладут на стерню.

И клонится покорно рожь, и спокойно ложится на прокос.

…………………………………………………………

С мельницы – она на меже стоит – видно все как на ладони:

– Вон! Вон! Вон!

Белые жнецы меж хлебов.

Наклоняются… Распрямляются… Косят… Вяжут…

В этом году уродило.

Митро Федорович сегодня веселый.

Исподлобья глянет на свою половину, глянет и нажмет.

Половина с граблями на полручки отстает.

Митро Федорович нажимает и потихоньку усмехается.

Это, мол, за всех твоих «лодырей», за всех «лежебок»!

Вот тебе! Вот тебе!

И как мотылек, у него коса! Аж свистит.

………………………………………………………….

– Бог в помочь, Митро Федорович!

– Спасибо! Здравствуйте!

– Уродило, Митро Федорович?

– Уродило! До Масленицы протянем! Видите, Федоту Силовичу отдай, да налоги, да босые ж и голые – продай, чтоб на одежку да семена. Вот до Масленицы как раз… С хлебом…

 

– А от Масленицы и до нового урожая?

– На грушевой муке… Сухие груши мелем… В городе грушевой муки нет!

«И в городе, – думаю, – грушевой муки нет, и у Федота Силовича нет, не ест грушевой муки и помещик фон Карк… Митро Федорович, чтоб свои три четверти десятины скосить, вывел всю свою семью с шестимесячным Гришком, потом обливается, чтоб иметь двадцать пять пудов ржи и быть с хлебом до Масленицы. А в городе… В городе, Митро Федорович, ворочают тысячами пудов твоей и таких, как ты, ржи, вагонами ворочают… Ворочают фон Карки, ворочают Федоты Силовичи, Абрамы Соломоновичи и несть им числа, тем господам и капиталистам.

И пот с них не льется.

Пот льется с Митра Федоровича».

Колоски клонятся.

Клонятся, чтоб и в будущем году зазеленеть…

Чтоб и в будущем году и пугать, и радовать своего хозяина, Митра Федоровича, селянина.

Радовать, чтоб хоть до Масленицы с хлебом быть.

И так столетиями…

Так было…

…………………………….…………………………..

Завтра жатва! Советская жатва!

Жатва в сельскохозяйственной артели Советского Союза.

Жатва в системе социалистического земледелия. Уже три недели тому сделан пробный выезд в поле. Проверены комбайны, сноповязалки, жатки, конные грабли, проверены двигатели, молотилки, бестарки, автомашины.

Уже давно подписан договор о социалистическом соревновании звена со звеном, бригады с бригадой, колхоза с колхозом.

Миколки малые не бегают в степь, за мамину юбку держась.

И свиньи не на большаке меж пшеницами. Свиньи все в свинарниках, где их держат на научно разработанном рационе и где они, свиньи, дают деловых поросят в таком количестве, что сама свинья ушами разводит: «И где они во мне уметались?»

Завтра начинаем.

И в этом «завтра начинаем» – великое торжество победы коллективного труда!

Рокочут на бескрайних пшеничных полях тракторы и комбайны, цокотят жатки, сигналят автомашины, блестят косы, и бело-розовым маком человеческих фигур расцветают нивы неоглядные.

И песня селян, и песня жаворонка вплетаются в машинный гомон – играет могучий орган человеческого радостного труда.

Стореками течет золотое зерно на ссыпки, на элеваторы, в вагоны, на пароходы – на расцвет Отчизны, на счастье и здоровье ее хозяина – трудящегося народа.

Советская жатва.

1923–1956

«Остап Вишня среди своих героев». Авторы Николай Яковлев (ответственный секретарь Академии искусств Украины) и Григорий Комиссаров (главный архитектор Ахтырского района). (Музей О. Вишни и В. Чечвянского в селе Грунь.)

Микола Билкун

Из дневника футболиста

Понедельник. Изучали теорию индийского балета. Потом играли в городки. Я одним-единым броском разметал «рака». Сейчас никого нет. Старший тренер с ребятами поехал на базу за седлами. Завтра начинаем тренировки на лошадях. Плох тот футболист, который не может ездить верхом.

Вторник. С утра ездили верхом. У меня получалось недурно, сказывалась практика (катался в детстве ни пони в зоопарке, а Петру не повезло. Седло уплыло под живот росинанта. Петро грохнулся на землю и вывихнул ногу. Теперь долго он будет не в форме. После езды резались в бильярд. Я играю хорошо, тренер мной доволен. Он говорит: прежде чем играть в футбол, надо научиться классно играть в бильярд. Бильярд развивает глазомер, и, кроме того, глаз привыкает к зеленому цвету, а зеленое сукно бильярдного стола сильно напоминает футбольное поле.

Среда. Слушали лекцию про египетские мумии. После обеда пришел к нам инструктор по самбо. Прочитал вступительный теоретический курс. Тренер говорит, что футболисту необходимо овладеть самбо: после, в игре, ой как пригодится! Есть настолько грубые команды, с которыми, не зная приемов самбо, лучше не выходи играть.


Публикация перевода «Из дневника футболиста» в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты» 28 мая 1969 года.


Вечером играли в подкидного. Я выиграл семнадцать раз подряд и шесть раз вешал Анатолию «погоны».

Четверг. Стреляли в тире, после обеда стреляли на стенде по тарелочкам. Только сегодня я узнал, что наш тренер имел первый разряд по стендовой стрельбе. Я стреляю не так уж и плохо, но тренер говорит: если я хочу подтянуться и стать настоящим центрфорвардом, я должен дневать и ночевать в тире. «Умеешь поразить мишень – сумеешь поразить и ворота», – любит повторять тренер. Вечером обсуждали поведение Валерия Головатюка. Он ударился в демагогию: «Для того чтобы уметь играть в футбол, надо играть в футбол». Его предупреждали: если он не перестанет недооценивать значение общей спортивной подготовки, его отчислят из команды.

Пятница. Изучали теорию игры на флейте. На первый взгляд: зачем футболисту флейта? Но так может рассуждать предельно ограниченный человек. Тренер пояснил, что, усвоив теорию игры на флейте, мы научимся улавливать тончайшие нюансы судейского свистка, ибо между судейским свистком и флейтой довольно много общего… Нюансы же судейского свистка позволят судить о настроении судьи, а это имеет первостепенное значение.

После обеда пришел тренер по боксу, и мы три с половиной часа боксировали. Плох футболист, который не знает, что такое бокс. Бывает, что на поле без знания бокса никак не обойтись! Кроме того, тренер любит повторять: «Умеешь наносить удар рукой – сумеешь нанести удар ногой». У меня получается, а Толику не повезло. У него такой «бланш», что глаз заплыл, и теперь он с недельку будет не в форме.

Вечером только сели в подкидного, пришел тренер и пристыдил. Вы, говорит, не класс «Б», вы команда класса «А» и вам необходимо освоить преферанс.

Суббота. Играли в водное поло. Почти футбол. Тоже есть ворота, вратари, мячи. Мы начала очень острой атакой и, безусловно, выиграли бы, но кто-то обратил внимание на то, что исчез наш вратарь. Выяснилось, что он попросту утонул: не умел плавать и стыдился в этом признаться. Вытащили его на берег и еле откачали. Это дало основание тренеру прочитать нам лекцию о значении водного спорта для футболиста.

Вечером смотрел расписание занятий на следующую неделю. Оказывается, кроме прыжков с трамплина, нам запланированы прыжки с парашютной вышки, а на конец недели – даже с самолета. Плох тот футболист, который не умеет прыгать с парашютом.

Воскресенье. Смотрел по телевизору бразильцев. Ох, и играют, ох, и играют! Неужели так можно научиться играть в футбол! Тренер говорит, что можно.

После того как мы посмотрели игру бразильцев, тренер решил ввести в программу наших тренировок обязательную игру в шахматы. Три часа каждый день. Плох тот футболист, который не имеет даже второго разряда по шахматам.

Репка
(Киносценарий)
Образец экранизации классического наследия

На экране сначала темно, потом идет огненный дождь. Снова темно. Туман. Средним планом Эйфелева башня и крупным планом Бруклинский мост.

Шагают чьи-то ноги. Океанские волны набегают на берег. Эскимосы едут на собаках. Племя банту исполняет обрядовый танец. Светит луна. Крупным планом палец. Беспредельный космос. Как отдельные планеты, так и целые созвездия. Земной шар. Палец делает в земном шаре дырку и сажает репку. В музыке мотивы «Сейся, родися».

Камера наезжает на коттедж, где живут Старик со Старухой. Крупным планом Старик. Ему лет 27, может, 28. Крупным планом Старуха. Ей лет 25–26. Старик моет тарелки. Старуха делает гимнастику. Крупным планом репка. Она растет. Крупным планом Старик. Он полотенцем вытирает тарелки. Крупным планом Старуха. Она красит губы. В музыке мотивы: «Туп-туп-туп, взял дед репку за зеленый чуб…» Старик идет на огород и берет репку за зеленый чуб… Шторм, ураган, землетрясение. Гремят тамтамы.

Крупным планом бесплодные усилия Старика. Старик зовет Старуху. Старуха отмахивается, она красит губы. Старик зовет соседскую Внучку.


Публикация моего перевода «Репки» в еженедельнике «Неделя» № 30 за 1971.


Крупным планом соседская Внучка. Ей лет 19–20. Соседская Внучка берет Старика за бедро. Старик берет Внучку за белую ручку… В музыке мотивы, которые рекомендуют идти в поле слушать соловья. Старик и Внучка так и поступают. Старуха обеспокоена. Крупным планом встревоженная Старуха. Крупным планом репка.

Старуха делает попытку вытащить из земли репку. Крупным планом пень. Могучий, дубовый. Крупным планом репка. Крупным планом пень. И так несколько раз. Крупным планом крупный пот на Старухином лбу. Крупные слезы на Старухиных щеках.

Старуха зовет Собаку. Собака ловит мух. Старуха зовет Кошку. Кошка ловит Мышку. Крупным планом Кошкины зубы. Крупным планом Мышкин хвост.

И нет больше Мышки… Цветут пальмы. Бьются о берег волны реки Амазонки. Крокодилы. Облизывается Кошка.

Собака набрасывается на Кошку. Кошка – на дерево. Собака скачет. Старуха плачет.

Старуха в отчаянии метнула тюбик губной помады, и он летит со второй космической сквозь созвездия и туманности. Сама Старуха с первой космической скоростью бежит вдоль улицы. Деревья гнутся. В океане цунами.

Вывеска «Курсы бульдозеристов». Старуха порывисто открывает дверь.

Крупным планом бульдозерная лопата. Крупным планом Старуха в кабине бульдозера. Крупным планом репка. Старуха направляет бульдозер прямо на зрителя.

Начинается извержение вулканов. Репка крепко сидит в земле. Бульдозерная лопата заполняет весь экран. Наплывом покойная Мышка…

Вывороченная из земли репка. Торжествующая улыбка Старухи. В музыке мажорные мотивы.

Появляется пригорюнившийся Старик. Появляется опечаленная Внучка. Внучка упаковывает чемодан. Внучка идет с чемоданом. Падает кленовый лист. В музыке звучат мотивы тайги и туманов. Внучка исчезает в тумане.

Старик, водрузив ногу на репку, обнимает Старуху. Старуха плачет:

– Мышку жаль…

Еще раз наплывом покойная Мышка. Начинается затемнение и продолжается до тех пор, пока на экране не появляется титр

КОНЕЦ

Жертва стандарта

Лейтенант милиции положил перед собой лист бумаги, обозрел перо и начал:

– Давайте, гражданин Пачиска, детально расскажем, как и с какой целью вы попали в квартиру гражданина Капелюшенко? Только условимся, что будем говорить правду и еще раз правду. Это в ваших интересах.

Гражданин Пачиска, худенький мужичонка, похлопал белесыми ресницами и, подавшись вперед, прижал руку к тому месту, где, по его мнению, должно быть сердце.

– Товарищ лейтенант, для того чтобы вы поверили мне, для того чтобы следствие шло по правильному пути, я начну издалека. Можно?

– Давайте, давайте, время у нас есть.

– Значит, вылетел я из Киева в одиннадцать двадцать. Летел в Днепрянск.

– А… – сказал лейтенант, но Пачиска замахал руками, перебивая:

– Вы хотите спросить, почему я оказался в Заднепрянске? Сейчас поясню, товарищ лейтенант: в этом вся соль. В Киеве в аэропорту я выпил две бутылки пива. Греха в этом большого нет?

– Нет, – неуверенно согласился лейтенант.

– Должен вам сказать, в самолете я засыпаю, как только он оторвется от земли. Словом, я уснул и не проснулся даже тогда, когда самолет произвел посадку в Днепрянске, куда я летел. Стюардесса разбудить меня не догадалась, и я благополучно прилетел в Заднепрянск. Выхожу, все честь по чести, даже не смотрю, что написано на здании аэропорта. Зачем мне смотреть: я и так вижу, что от флюгера на шпиле до цоколя это наш, Днепрянский, аэропорт.

– Значит, вы вышли из самолета в Заднепрянске, – вернул лейтенант Пачиску в русло стройного рассказа. – Дальше?

– Дальше вышел на площадь и взял такси.

– Так, так. Что же вы сказали шоферу?

– Это он мне сказал. Разве у нас заведено, что пассажир говорит, куда ему ехать? Шофер говорит, куда он едет и куда может прихватить вас по пути. И в Днепрянске у нас точнехонько так…

– Что же вам сказал шофер?

– Шофер сказал: «Кому на Массив?» Мне, говорю, на Массив. Улица Строителей, дом сто двадцать шесть. «Подходит», – сказал шофер, и мы поехали.

– Выхожу я из такси на улице Строителей, дом сто двадцать шесть. Шофер сдачи не дал, нажал на газ и поехал. Но какое это имеет значение, раз я дома? Можно сказать, все в порядке. Слева парикмахерская, справа гастроном, через дорогу культтовары, киоск «Союзпечати». Массив есть Массив. Хотел идти в гастроном – санитарный день. Пошел домой. В нашем пятиэтажном доме моя однокомнатная квартира номер одиннадцать на третьем этаже, дверь направо. Поднялся я на третий этаж, достал из почтового ящика газету, открыл ключом дверь, вошел. Все мое, все на месте. Стол боженковской фабрики, тахта серо-зеленая с оранжевыми цветочками, стулья тоже мои. Первым делом иду в ванну. Все мое, все на месте. Лезу мыться. Кран с горячей водой барахлит – мой кран. Вымылся, вылез, надел свою пижаму, лег на свою тахту, развернул газету. Потом задремал. Вдруг кто-то толкает в плечо…

 

Лейтенант насторожился:

– Одну минуточку. Вы сказали, что достали газету. Какую газету вы выписываете?

– «Днепрянскую зарю».

– Ну вот, – обрадовался лейтенант, – а гражданин Капелюшенко выписывает «Заднепрянский голос»!

– Товарищ лейтенант, – Пачиска поднес руку к тому месту, где должно быть сердце, – если бы я, идиот такой, еще на пороге посмотрел на заголовок: газеты, разве вся эта карусель закрутилась бы?

Лейтенант подумал и ничего не сказал.

Теперь он совершенно не знал, как ему быть. Не мог же бедный лейтенант привлечь к ответственности всех тех, из-за кого бедный гражданин Пачиска попал в такую историю. А гражданин Пачиска с выражением праведника на лице ждал «новых» вопросов.