За северным ветром

Год за три

Когда начинаешь раздумывать о лидерах нашей сельскохозяйственной деятельности, то в предках их обязательно сыщется крепкий крестьянский корень. И думаешь о неистребимости этого корня. Есть такая пословица: «они закапывали нас в землю, а оказалось, что мы семена…»

Виктор Ардабьев родился в селе Уварово Тамбовской области за два года до начала войны. Деревня утопала в садах, а черноземы родили пшеницу, равной которой в мире не было. У деда было приличное хозяйство: четыре лошади, две мельницы. Однажды к нему пришли сыновья.

Отец Виктора в селе был уважаемым человеком – директор школы. А дядя работал председателем сельсовета.

– Отец, – сказали они. – Пришла разнарядка. Ты первый по списку на раскулачивание. Отдай мельницы и коней в колхоз, иначе вышлют…

Дед не спал всю ночь. Жалко было трудов. Наутро пришел в сельсовет с заявлением в колхоз.

Когда началась война, отца оставили в тылу по брони. Но уже через три месяца он ушел добровольцем на фронт. Враг был уже под Москвой. Мать в то время была беременна пятым. Все, что оставил нам отец, уходя на фронт, – три буханки круглого хлеба. Через три месяца он погиб: пропал без вести. Мать не верила в его гибель, но вынуждена была променять его кожаное пальто на мешок картошки.

Уже после войны они ездили на места боев, искали хоть какой-то след. Мать ждала: вдруг придет, вдруг постучит в дверь…

Его друг и сослуживец не раз говорил матери:

– Он может придти к тебе только с кладбища, я сам видел в воронке его ноги и сапоги…

Наверное, самым тяжелым и критическим для области временем было лето 1978 года. С весны зарядили дожди и шли с таким упорством, что в души людей начала закрадываться тревога. Эта тревога поселилась и в душе первого секретаря Никольского райкома партии Виктора Ардабьева. Он начал осаждать телефонными звонками председателя облпотребсоюза Сазонова:

– Завезите в район муку как можно раньше!

А потребности в муке были не малые. За год Никольск съедал ее 10 тысяч тонн. Но облпотребсоюз не спешил. Ардабьев звонил снова и снова. Наконец, не выдержав, заявил, что если население района останется без хлеба, то в первую голову отвечать за это придется Сазонову.

Надо сказать, что Сазонов был лучшим другом Анатолия Семеновича. И во всех его поездках по области Сазонов сопровождал Дрыгина. Но угрозы Ардабьева, похоже, возымели действие – облпотребсоюз муку завез в полном объеме, прежде чем пали дороги.

Самые худшие предчувствия оправдались. На область обрушилось стихийное бедствие: все лето и осень шли бесконечные дожди. В области было объявлено чрезвычайное положение. На поля можно было выйти только с косой в бродовых сапогах. Комбайны тонули тут же, будь они на резиновом и даже на гусеничном ходу, воинские подразделения выделили для связи с населенными пунктами бронетранспортеры, но и те с великим трудом пробивались по дорогам, превратившимся в сплошные грязевые болота. Все мосты через речки были или снесены или разбиты тяжелой техникой. Молоко с ферм в районы приходилось доставлять вертолетами… Если бы не мука, доставленная во время по деревням, то был бы самый настоящий голод…

Дрыгин каждую уборочную страду облетал или объезжал область. Ездили к утопающим в воде полям, летали к отрезанным от мира бездорожьем деревням. Смотрели строящиеся новые скотные дворы, мастерские, жилье…

Прилетел и в Никольск. Утром, садясь в машину, отдал приказание: «Едем в «Павлова» на фермы!» То есть, в пригородный колхоз имени Павлова. Ардабьев, зная, что Дрыгин на одно ухо глуховат, решительным шепотом поменял маршрут: «Едем в «Искра Ленина!»

Дрыгин сурово молчал, осматривая новые фермы в колхозе. Вечером перед ужином пошли мыть руки. Ардабьев протянул Дрыгину полотенце. Тот вытер руки и бросил ему скомканное полотенце, наливаясь гневом:

– Секретарь! Ты почему нарушил мой приказ? Что ты скрываешь в Павлова?

– Анатолий Семенович! Там полная разруха. Там старые фермы на пятьдесят голов, там и я-то протискиваюсь с трудом, а вам там и вовсе не пролезть…

– А ты куда смотришь?

– Анатолий Семенович! Я здесь без году неделя. Но две новые, по 200 голов, фермы в имени Павлова уже под крышу подведены.

– Так чего молчал? Поужинаем потом. Поехали…

Новые фермы во многом решали проблемы размещения скота в колхозе имени Павлова. А в колхозе было тогда около шестисот коров. Довольный Дрыгин ужинать сел уже около полуночи.

Прошло четыре года. В очередной приезд Ардабьев вывез Дрыгина на пятикилометровый отрезок дороги на Вологду, построенный партизанскими методами. Шофера называли этот участок «тремя минутами радости». Дальше шли ямы, ухабы на четыреста в лишним километров… Надо сказать, что строительство дороги на Никольск чиновники год за годом вычеркивали из титульных списков на финансирование. Не хватало денег. Считалось, что перспективнее вести строительство дороги на Великий Устюг через Нюксеницу. Но в этом случае Бабушкино, Никольск, Кич-Городок оставались отрезанные от мира.

Поэтому никольчане и решились положить начало дороге без всяких на то разрешений. Теперь все зависело от благосклонности Дрыгина. И вот Анатолий Семенович вышел на первый никольский асфальт среди полного бездорожья и долго молчал, что-то обдумывая.

– Почему такая широкая? – спросил, наконец.

– Так, Анатолий Семенович, дорога эта республиканского значения. Уже нельзя!

Дрыгин, ничего не сказав, сел в машину. Это означало, что дороге быть. Что денег для нее он найдет. Если не в Вологде, то в Москве.

…Беспрестанно буксовали в ямах и колдобинах. УАЗик по кабину был залеплен грязью.

– Сколько ты уже тут? – спросил Дрыгин Ардабьева.

– Пятнадцать лет, Анатолий Семенович!

– Ну? -удивился Дрыгин. – Вроде недавно и направляли? – Так у нас здесь, на востоке, в условиях бездорожья год за три считается!

Дрыгин захохотал так, что пришлось останавливать машину. Он вышел, и долго еще его большое могучее тело сотрясалось от хохота: – Вот дают! У нас на фронте год за два шел, а у них – год за три!

Да, многое переменится в сельском хозяйстве Вологодчины. Будут строиться быстрыми темпами внутрихозяйственные дороги, и мелиорация придет на поля, сделав их доступными в самую непогоду, и новые технологии в заготовке сена, сенажа, силоса дадут возможность, невзирая на дожди, обеспечивать скотину полноценными кормами…

…В тот приезд в Никольск вечером было совещание с руководителями близ лежащих районов. Потом было небогатое застолье, в котором языки подразвязались.

Неожиданно Сазонов поднялся за столом и стал рассказывать, что и его заслуги в борьбе со стихией немалые. Что он вовремя завез в район десять тысяч тонн муки. Тут прорвало Ардабьева:

– Да чем Вы похваляетесь! Я месяц у вас выбивал эту муку. И я не знаю, чем бы все кончилось, не прояви мы такой настойчивости!

Сазонов растерянно замолчал. Ардабьева вовсю уже дергали за полы товарищи, шептали в страхе: «Остановись, на кого бочки катишь? Это же лучший друг Дрыгина!». И тут в тишине раздался голос Анатолия Семеновича:

– А ты, Сазонов, ему больше муки не давай!

Разошлись тихо. Дрыгин с Сазоновым ночевали в райкоме. Ардабьев всю ночь не спал, переживал за свою резкость. Видел, что и в комнате у Дрыгина почти не гас огонь. Чуть свет пришел в райком и застал у себя в приемной плачущего Сазонова. Поверженный вид немолодого всесильного чиновника потряс Ардабьева. Он бросился к нему, пытаясь хоть чем-то поддержать, но Сазонов остановил его:

– Оставь, Виктор, я сам виноват. Мы не спали почти всю ночь. Он вломил мне под первое число!

Утром они улетали в Вологду. Дрыгин был хмур и неразговорчив. Сели в самолет. Настроение у провожающих тоже было не на высоте. Самолет уже выруливал на взлетную полосу, как вдруг остановился. Откинулся трап и… на поле вышел Дрыгин. Он подошел к Ардабьеву и крепко пожал руку:

– Держись, секретарь! Держись!

Дрыгин улетел. Но Ардабьеву казалось, что вместе с самолетом в небо взмыла и его душа.

Не бахваль!

…Однажды Дрыгин пригласил на катер во время отдыха на Сухоне местного председателя колхоза, начальника управления сельского хозяйства и первого секретаря. Увидев у гостей в руках бутылки с коньяком, велел спрятать: «Сегодня вы у меня в гостях…»

Выпили по одной, похлебали ухи, заговорили о сенокосе. Выпили по второй, – к уборке перешли. После третьей на животноводство переключились… Хорошо на реке, тихо. За лесом закат догорает, в приречных кустах птицы поют. Сидят мужики рядом с самим Дрыгиным, коньяк пьют и, можно сказать, на равных беседуют. И тут местного первого, видимо, от восторга души, стало заносить… «Я, говорит, в районе то-то и то сделал, это и вон это поднял…». Да раза три так вот себя приподнял.

На третий раз Дрыгин не сдержался, кулаком в стол бухнул:

– Это чего ты тут разбахвалился! В районе без году неделя, а уже «я да я»… Чужую славу под себя гребешь. Это вот они, – показал Дрыгин на присмиревших председателя с начальником управления, – они что-то для района и сделали. А ты! Пошел вон отсюда!

И выгнал с катера секретаря. А председатель колхоза впоследствии Героем Социалистического Труда станет. … Все отмечали в Дрыгине исключительную память. Какое бы застолье ни было, сколько бы ни выпито было, старались контролировать, что бы не сболтнуть при «папе Толе» лишнего. Вот, скажем, занесет какого-нибудь партийного или хозяйственного деятеля за рюмкой, да и брякнет он хмельной, что на следующий год урожай в двадцать центнеров по району соберет. Все. Дрыгин эту информацию уже из головы не выпустит и через год за двадцать центнеров обязательно спросит. Однажды перед началом уборки Дрыгин заехал в Тарногский район, где побывал на полях и самолично определил будущий урожай. В августе на каком-то совещании выступал начальник управления сельского хозяйства из Тарноги Александр Кузнецов. Дрыгин остановил его вопросом:

– А скажите, на таком-то вот поле какова урожайность? Кузнецов ответил.

– Потеряли центнер, – нахмурился Дрыгин. – Опоздали с уборкой. А вот на этом? – и он назвал конкретное поле в одном из колхозов Тарноги. Кузнецов снова ответил.

– А здесь сходится, – удовлетворенно сказал Дрыгин. – Молодцы. А вот это овсяное поле сколько дало?

– Это поле, Анатолий Семенович, еще не убирано. Но центнеров тридцать будет.

Потом Кузнецова коллеги донимали:

– Ты что, на самом деле помнишь урожайность на каждом поле в районе? Ведь полей-то сотни!

– Да я то что? У меня район. А вот он-то как это все в голове держит? Ведь у него – область!

По всем направлениям

Но область была не только аграрной, но и промышленной. Черная металлургия это вам не приготовление торфо-навозных компостов! Вряд ли Анатолий Семенович в таком же совершенстве знал технологию выплавки чугуна и стали…

Рассказывают, что однажды в Череповце он таким образом разрешил затянувшийся конфликт между металлургами и строителями металлургических мощностей. Он запер конфликтующих начальников в пустом кабинете и сказал, что они будут тут сидеть до тех пор, прока не найдут устраивавшее обе стороны решение. Через три часа «узники» позвонили и попросились на волю. Конфликт был успешно преодолен.

Надо сказать, что Дрыгин благоволил и писателям. Ведь именно при нем Вологодская писательская организация стала лучшей в стране. В Вологде успешно работали Василий Белов, Виктор Астафьев, Сергей Викулов, Ольга Фокина, Николай Рубцов…

Хотя в отношениях с писателями не все было безоблачно. Александр Яшин, живший в ту пору в Москве и ежегодно приезжавший на родину в Никольск, опубликовал очерк «Вологодская свадьба», который показался чиновникам обидным и оскорбительным. Обиделся ли Дрыгин? Скорее, к этому подталкивали московские чиновники.

Против Яшина началась кампания в газетах, еще более усугубившая конфликт. Ведь по сути дела в очерке Яшина, если читать его сегодняшними глазами, ничего обидного и крамольного нет. Описан быт никольской деревни таким, каким он и был в ту пору. С бездорожьем, отсталостью, пьянством…

И Яшин, и Дрыгин желали никольской деревне добра. Только один пытался помочь ей словом, другой – делом. Теперь, по прошествии лет, ясно, что Дрыгина вряд ли можно упрекнуть в том, что он что-то недоработал, что-то недооценил, в чем-то наделал ошибок. Вся его жизнь была безраздельно отдана созидательному труду. И сделал он чрезвычайно много. Так случилось, что Дрыгин намного пережил Яшина. Но при жизни поэта они так и не выяснили отношений в личной встрече.

А вскоре после смерти Яшина Бобришный Угор и его могила стали местом паломничества любителей поэзии и маститых литераторов, приезжавших сюда со всей России. Дрыгин поддержал проведение ежегодных яшинских чтений в Никольске и ходатайствовал перед издательством об издании трехтомника сочинений Яшина, в котором, кстати, есть и «Вологодская свадьба». Откройте, если не читали ее. Есть над чем поразмыслить…

Депутат Никольщины

…В Москве авторитет его был чрезвычайно высок. Дрыгин был бессменным членом Центрального Комитета КПСС и депутатом Верховного Совета СССР. В депутаты баллотировался по самому дальнему и проблемному Никольскому округу. В последний раз уже стареющий Дрыгин приехал в Никольск, чтобы отчитаться о проделанной депутатской работе. Зал был полон. Дрыгин называл с трибуны цифры капиталовложений, надоев, привесов, урожайности, и зал заворожено, словно чудесную музыку, слушал эту сухую статистику. Когда Дрыгин закончил доклад, то люди в едином порыве встали и долго аплодировали. Он сел за стол, и мало кто видел, как этот огромный суровый человек пытался украдкой смахнуть слезы, пролившиеся из его глаз…

…Совсем недавно я встречался за чашкой чая с воспитанниками и последователями Анатолия Семеновича Дрыгина, без сомнения талантливыми руководителями вологодского села Михаилом Федоровичем Сычевым и Леонидом Николаевичем Вологдиным.

Михаил Федорович многие годы работал рядом с Дрыгиным, был заведующим сельскохозяйственным отделом обкома КПСС, вторым секретарем по селу. В своих воспоминаниях о Дрыгин он написал следующее: «Анатолий Семенович относился к тому типу людей, в буквальном смысле страдающих любовью к Отечеству, но не приукрашивающих его прошлое и не питающих иллюзий относительно его настоящего, он был постоянно устремлен к достижению лучшего будущего. Его деятельность в этом плане была не только многогранной, но и весьма продуктивной».

– В первую очередь мы стремились развивать экономическую самостоятельность, как ключевую, основополагающую проблему сельского хозяйства, – рассказывал Михаил Федорович. – В деревне нам оставили тяжелое наследие командно-административной системы, как результат коллективизации, индустриализации страны за счет деревни, военного положения…. До 1953 года колхозам и совхозам не только диктовали, что и когда сеять и убирать, но и устанавливали минимальные закупочные цены на сельхозпродукцию. Колхозники же, как известно, вообще не получали за свою работу наличных денег. С ними рассчитывались трудоднями. И только после Сталина в сельском хозяйстве стали внедряться некоторые экономические рычаги.

Если говорить о совершенствовании работы аграрной отрасли, то здесь Анатолий Семенович видел пять приоритетных направлений. Во-первых, максимальное использование экономических рычагов и стимулов для повышения производительности труда. Во-вторых, активное внедрение научных разработок и технологий, передового опыта. В-третьих, непрерывный рост вложений в материальную базу сельского хозяйства, в механизацию, электрификацию, мелиорацию. В-четвертых, массовое строительство на селе. И в-пятых, переход на промышленное ведение сельского хозяйства. Что же касается птицефабрик, то все ныне действующие – в Шексне, Малечкине, Грибкове, Ермакове – были действительно построены в бытность Дрыгина.

Стоит отметить, что развитие промышленного птицеводства и свиноводства на Вологодчине дало толчок и комбикормовой индустрии. Шекснинский комбинат хлебопродуктов – и поныне один из крупнейших на Северо-Западе, стали строить опять-таки при Дрыгине.

В конце 60-х годов производство сельскохозяйственной продукции действительно резко пошло в гору. И когда в 1968 году в стране было принято решение о значительном повышении заработной платы многим категориям трудящихся, запасы продовольствия стали таять. И уже в начале 70-х в области стали возникать некоторые перебои с отдельными видами товаров. Тем не менее, производство мяса, молока, яиц продолжало неуклонно расти. Быстро увеличивалось и среднедушевое потребление основных продуктов (по многим показателям оно превосходит нынешний уровень!). Но значительную часть своей сельскохозяйственной продукции область была вынуждена направлять в Москву, Ленинград, Мурманск, Архангельск и другие северные регионы.

…Трудовой путь Леонида Николаевича начался в 1959 году в племсовхозе «Красный Север» Великоустюгского района. Там он вырос от зоотехника фермы до директора. В 1963 году переведен в областное управление сельского хозяйства, где прошел путь от начальника планово-экономического отдела до первого заместителя начальника управления. С 1968 по 1975 год работал директором треста «Свинопром». В 1975 избран и по 1988 работал заместителем, первым заместителем председателя облисполкома, а с 1988 по 1990 год – председателем облисполкома.

Леонид Николаевич включился в наш разговор:

– Под началом Дрыгина развернулась работа по специализации и концентрации производства, переводу животноводства на промышленную основу. Сначала наше птицеводство вышло в число лидеров. Потом за 7 лет построили крупные свинофабрики. Отрасль нормально заработала, и Вологодчина попала в первую четверку свиноводческих областей. Была разработана специализация всех районов, и каждый руководитель хозяйства точно знал: когда и что у него будет строиться.

Буквально в считанные годы мы создали систему семеноводства, построили семенные станции, организовали семеноводческие совхозы. Одновременно занялись повышением плодородия земель. При каждом крупном животноводческом комплексе, при каждой птицефабрике были построены площадки компостирования. Добились огромных объемов заготовки торфа. Не забывали и о минеральных удобрениях, которые вносили согласно анализу почв. Это была стройная система по всей области, по каждому району и хозяйству. Урожаи росли. А появилось в достатке корма – пошло в гору животноводство.

К 1985 году потребление мяса на Вологодчине было доведено до 66 килограммов в год в среднем на каждого жителя. Все близлежащие области больше 50 килограммов не имели. По потреблению мяса, молока мы были в первой тройке по России, по яйцу – на втором месте. При этом очень много продукции мы поставляли в союзный и республиканский фонд: молока, например, отправляли ровно половину.

Я как-то был на совещании в союзном Госплане и услышал там фразу, которая меня развеселила: союзный фонд, мол, формируют Россия, Белоруссия и Вологодская область. Вот это и был результат огромной работы, которая проводилась командой Дрыгина. А вот обстановка с сельскими кадрами массовых профессий была очень тяжелой. Люди убегали из деревни. И только после 1975 года с внедрением новых технологий, облегчавших работу на селе, парни и девушки начали оставаться дома. Основная ставка делалась на создание хороших социальных условий, чтобы закрепить там людей, которые еще оставались. И даже в отдаленных хозяйствах начинали строить жилье, дома культуры, школы, детские сады. Активно развивал свою базу облпотребсоюз, велось строительство торгово-культурных центров, райпищекомбинатов. В каждом районе создавались ПМК «Межколхоздорстроя», которые были оснащены одним-двумя асфальтовыми заводами.

Дрыгин, думая о будущем, поставил перед аграрниками задачу: довести производство молока до 1 миллиона тонн, мяса – до120—130 тысяч тонн в год. Он понимал, что в союзный фонд область все равно вынуждена будет поставлять продукты, и чтобы на месте их оставалось больше, нужно было увеличить производство. И мы шаг за шагом шли к тому, чтобы обеспечить область всем необходимым в полном достатке, в том числе – свежими овощами. К этому можно добавить еще некоторые цифры и факты, которые сегодня могут показаться фантастическими: в области была создана мощная материально-техническая база строителей, мелиораторов, дорожников, позволяющая ежегодно вводить в эксплуатацию до 850 тысяч квадратных метров жилья, причем, только на селе до 350 тысяч; до7—8 тысяч ученических мест в школах, до 1000 коек в больничных учреждениях, до 4000 мест клубов и домов культуры, до 14 тысяч гектаров мелиоративных и 40 тысяч культурно-технических земель, более 1000 километров автодорог с твердым покрытием.

Уйдя в отставку, он уехал с семьей в Москву. Но злая болезнь скоро привела его на больничную койку. Михаил Федорович Сычев, секретарь по селу Вологодского обкома КПСС, ученик Дрыгина посетил своего начальника незадолго до смерти.

От Дрыгина осталась половина. Но ум был ясным. Наступающую смерть он встречал бесстрашно. Был уже конец восьмидесятых.

– Боюсь я, Миша, только одного. Все что мы делали, они разрушат. Разрушат…

Если бы не предательство в высших эшелонах власти, переведших стрелки и направивших наш состав в тупик, где бы мы сейчас были! По крайней мере, с учетом прежнего жилого фонда, не только бы каждая семья, но и каждый человек имел собственную квартиру, не говоря уже о том, что деревенские наши ландшафты радовали сердце каждого, кто бы ни взирал на них…