Растяпа. Мотылек

Я таким правильным от скуки бы помер!

А сейчас внимательно смотрел на красивое лицо разгневанной жены, пытаясь придумать, как объяснить ей истинное положение вещей в новых реалиях России. Хотя в принципе, все мои выпады против ее консерватизма были только попытками защитить свой собственный авантюризм с ЧП и литературно-рекламной газетой. Нет, не справиться мне с ее предрассудками. Моя жена предпочитает принимать жизнь, идущую своим чередом – ей не хочется ломать ничего под себя. Пусть будет так. Но дело свое я тоже не брошу.

И у меня был козырь в руках.

– Знаешь, милая, я готов оставить всю суету свою, устроиться инженером на завод и работать, если ты покинешь этот чертог и будешь жить со мной в съемной квартире.

Она открыла рот и посмотрела на меня, как мышь на внезапно заскуливший сыр.

– Учти – ради семьи я готов на жертвы. Готова ли ты?

Тома закрыла рот и угрюмо вышла из комнаты.

Настенька в садике была. Забирать ее еще рано, а ждать здесь не было моих сил. И я ушел.

Дома мама попросила натаскать воды в баню и затопить печку. Исполнив наказ, присел на порог и уставился на языки пламени. Глядя в огонь, видел совсем другое…

Может быть, Тома права? – система была, есть и будет, в какой бы колер не окрашивались ее флаги. Надо держаться за эту систему изо всех сил, прогрызать в ней ходы наверх, добиваться положенных в ней привилегий. Сейчас, когда КПСС в бозе почила, и все гонители мои не у дел, появился уникальный шанс начать сначала карьеру руководителя – ну, хотя бы с мастера производственного участка. Зачем мне частное предпринимательство, полное неведомых тайн и опасностей?

Ах кабы знать!

С другой стороны, ЧП и газета мне нужны, чтобы зарабатывать деньги – верно? Я для этого их и затеваю. Хотя… для чего мне деньги? Чтобы делать новые деньги? И что мне с ними делать, в конце концов? Вечная суета белки в колесе или погоня собаки за своим хвостом. Я всегда жил малым – с детства и юности. И не намерен отказываться от этой привычки. Неужели правда есть люди, считающие, что деньги могут создать рай на земле?

А может, я так думаю потому что родился плебеем, никогда не был аристократом и не жил в роскоши? Ну, да хватит этих глупостей! Я – человек, живущий в настоящем, хотя надеюсь увидеть то будущее, какое хочу.

Несколько часов спустя я прибывал уже в другом философском настроении.

– Я люблю журналистику и, вроде бы, неплохо пишу – так зачем же мне идти на завод?

Таня приподнялась на локте и посмотрела на меня.

– Мы еще сомневаемся?

Она верила в мои способности и эту веру всячески укрепляла во мне.

Я вытянул ноги и закинул руки за голову.

– Теперь, после стольких трудов и мук вряд ли стоит.

– Лжец! – засмеялась любовница и шлепнула меня по руке. – Ты называешь трудами и муками то, что мы сейчас вытворяли в постели? Ну, конечно, когда ты пытался меня…

– Не надо пошлостей, женщина, – проворчал я. – Да ты и не жаловалась. По крайней мере я твоих жалоб не слышал. Скорее наоборот – судя по звукам, которые ты издавала.

Она вытянулась на постели, повторяя мою позу – ноги вытянуты, руки закинуты за голову.

– А знаешь, я тебе завидую. Вот мне не на что решиться… да и не решиться мне.

Я посмотрел на обнаженное тело женщины, блестящее от пота. Таня улыбнулась ангельской улыбкой. Сделала глубокий вдох – ее совсем немаленькие груди колыхнулись – затем лениво раздвинула ноги.

– Ты наверняка станешь великим писателем, а я буду хвастаться, что спала с тобой. А еще лучше, если б ты женился на мне… Впрочем нет, маловероятно, что мы сможем быть вместе до конца нашей жизни…

Она повернула ко мне голову и, внимательно оглядев, проворчала:

– Ну, давай, смейся…

Я не последовал ее предложению. Дипломатичный такт со взбалмошной Таней стал для меня привычкой. Я просто кивнул и пробормотал в ответ:

– У семейной жизни в отличие от свободных отношений есть определенные недостатки. Этого нельзя отрицать.

Хмыкнув, Таня продолжила свое покаяние:

– На самом деле я не думаю, что когда-нибудь выйду замуж, просто… не знаю. Что-то во мне… Не могу представить мужчину, который согласится со мной жить. С такой, как есть…

Я внимательно посмотрел на подругу.

– Тебя это беспокоит?

– Да, – тихо ответила Таня. – Грустно одной.

Но мгновение спустя с неистовством помотала головой, гоня все печали прочь.

– А тебя коробит мое прошлое? Зато настоящее, вижу, привлекает, – она хихикнула и согнула ноги в коленях.

Терпение мое лопнуло.

2

Обработав увельские предприятия и взяв на заметку тех, кого надо, поехал в Южноуральск. Меня интересовала акционерно-страховая компания «Южноуральск -АСКО», чья реклама на первой страницы газеты «Альянс» была весомо представлена огромным шрифтом. К разговору я приготовился, прихватив с собой номер «Настроения» с отрывком рассказа «Соколовская пасха».

Два молодых человека в кабинете офиса приняли меня и согласились выслушать.

– Читали? – выложил перед ними газету, развернутую на странице рассказа. – Зря. Весь район зачитывается, и идет он с продолжением из номера в номер. Автор этого рассказа перед вами…

Ментально похлопал себя по спине. В конце концов, это не ложь в чистом виде – рассказ действительно мой и идет с продолжением. Вот на счет зачитывающегося района… Достаточно заглянуть в «подвал» и станет ясно, что тираж «Настроения» на порядок ниже, чем у «Альянса», и уж, конечно, не тянет на весь район – так себе, ну разве только каждый тридцатый в руки берет.

К счастью, ложь проскочила. Один тут же уселся в кресло читать опубликованный отрывок, а другой предложил мне чаю. Разговор сразу повернулся к цели моего визита. И обсуждению того, как лучше воспользоваться предложением. А суть вот в чем – они оплачивают выпуски «Лиры» формата 4А4 (типографский жаргон от Валентина Абросимова) и имеют право на четвертую страницу, как место для их рекламы.

– Каков ваш тираж?

– Неограничен.

– «Альянс» сможете переплюнуть?

– Влегкую. Все зависит от вас – сколько оплатите, столько и выдам.

К этому времени второй сотрудник страховой компании дочитал отрывок моего рассказа и перебрался к столу – они стали о чем-то шушукаться. А я, пересевший на диванчик с чашкою чая, напряженно вслушивался, пытаясь понять – что к чему? Лица их напряжены. О чем конкретно шушукались, я не понял, но догадывался по теме. И был очень рад утвердиться в своих подозрениях.

Договорившись промеж собой, страхователи стали договариваться со мной. И меня поразили четыре вещи.

Во-первых, обсуждение шло живо, свободно, и все были расслаблены. Никакого чванства руководители «Южноуральск – АСКО» передо мной не являли в отличие от первых лиц районных организаций, с которыми доводилось сталкиваться по теме раньше.

Во-вторых, после того как все высказались, мне было сделано четкое предложение – ясно сформулированное и обоснованное, без всяких там экивоков.

В-третьих, ребята вели себя явно расположенными к моему проекту – без критики и насмешек.

– Вобщем так, – предложили мне. – У «Альянса» тираж примерно тринадцать тысяч. Делаем пятнадцать. Три страницы ваши, на четвертой – наша реклама. Мы оплачиваем счет типографии, но одно условие – в каждом почтовом ящике должен лежать номер вашей газеты. В Увельском их двенадцать тысяч, вместе с Денисово и поселком Мирный как раз пятнадцать и наберется. После первого выпуска тираж увеличиваем, добавляя одно село… и так до тридцати тысяч – весь район у нас будет охвачен. Согласны?

– Мне надо подумать, – собрался я уходить.

– Подожди, – один из них достал из шкафчика плоскую бутылку коньяка и расплескал по стаканчикам с квадратным профилем и высоким дном. – Надо выпить за успех предстоящего дела.

И это было в-четвертых.

Что-то наклевывается – думал я, возвращаясь в Увелку. – Однако хлопот в таком варианте… все ноги собьешь. Впрочем, можно у бати попросить «запорожец». По крайней мере, в села гонять.

Теперь стояла задача продать кому-нибудь третью страницу – первых две посвящены будут литературе. Такая задумка.

Но прежде всего, надо с Абросимовым договориться – как ему такая форма сотрудничества: он выставляет счет за газету тому, на кого я пальцем укажу. Валентин согласился, но поправил – только по гарантийному письму об оплате.

– А ты на это письмо счет на предоплату?

– Верно, – согласился директор типографии.

И мы вместе расхохотались. Потом Валентин покачал головой:

– Время купеческого слова уже прошло или еще не настало – каждый пытается обмануть партнера.

– Но это покупатели…

– Конечно, производителю нет смысла обманывать.

Он сделал паузу и снова заговорил.

– Неси пока рукопись, готовую к публикации – текст наберем.

А я решил в «Лире» печатать рассказы совсем другого толка – страшилки на местном фольклоре. Думал, что найдут интерес и признание.

И еще подсказал Абросимов:

– Тебе надо найти художника, чтобы сделать заставку газеты; так сказать – «продемонстрировать штандарт».

Мне очень понравилось выражение.

И художника я нашел – замечательный мужик, точная копия чухонского артиста Баниониса. Да его так и звали все. В отделе культуры оформителем работал – давным-давно, в незапамятные, можно сказать, времена; потом в бизнес подался; потом… вобщем запутался в жизни.

Я объяснял ему, объяснял – сам запутался в объяснялках своих. Чтобы разрубить Гордиев узел, сказал:

– Короче, нужна заставка на газету – фирменный знак «Литературно-рекламного агентства». Сам придумаешь? Можно несколько вариантов на выбор…

Он посмотрел на меня скептически.

– У тебя есть инструкции насчет того, как шнуровать ботинки, дружок?

Он посмотрел на горизонт.

– Если собираешься сказать, в какой стороне садится солнце – поторопись: а то оно уже садится… на севере, как мне кажется.

Я усмехнулся.

– Ладно. Не мне тебя учить. Червонца хватит?

Он кивнул. Затем внезапно расхохотался. В этом смехе начисто отсутствовала веселость. Нет, это был смех, при котором дрожали плечи, вздымался живот. Конвульсивный смех. Банионис прислонился к стене своего дома, словно у него отказали ноги.

Замечательный человек, талантливый художник, но, к сожалению, чрезмерно пьющий. Я знал об этом. И догадывался, на что пойдет моя десятка. Но ничего не мог поделать.

А штандарт он нарисовал! Без всякого выбора – одну, но очень замечательную заставку литературно-рекламной газеты «Лира».

Пошел к другу детства Михаилу Мамаеву – теперь начальнику вневедомственной охраны Увельского РОВД. Говорю ему – так и так, у тебя хозрасчетная организация: тебе непременно нужна реклама; а то хочешь? – очерк напишу о тебе и твоих бойцах; начальству покажешь – зацелует.

Михаил Филиппович мне такую лекцию прочитал о роли литературы в освоении Марса, что… И снова пригласил в свою шарашку. Часть его радости – наверное, от вида меня просящего – отразилась на лице. Но и я не подвел себя – ответил улыбкой: мол все нормально в жизни моей. Мы уже не разговаривали, а только сидели и улыбались друг другу. Просто сияли от счастья – кто кого пересияет. Улыбка Мамаева полна хитрецы, ну а моя так, сарказма.

Я ему кто? Младенец в пеленках? Или только учусь ходить? Зачем мне говорить, что газеты теперь никто не читает? Конечно, не читают! А мы заставим, по ящикам раскидав – реклама должна быть агрессивной: в двери стучаться, в окна ломиться, через трубу проникать…

Короче… не уговорил.

Ушел, мягко хлопнув дверью:

– Охрана спит – служба идет! Всего хорошего!

Хотя, наверное, был шанс – капитанским погонам и офицерской должности должен соответствовать приличный оклад. Это я про себя и Мишкино мне предложение.

М-да… Еще один критик и весельчак – Виктор Извеков, человек с извилистым разумом и прямой душой. Случайно встретились и разговорились. Он со школьной скамьи был виртуозным мастером сквернословия. Честно говоря, даже гордился этим – не изменил себе и теперь.

– О, Толян! Жопа с ручкой! Работу ищешь или как?

– Спонсоров для газеты. Как ваш Вторчермет, поддержит мое начинание?

– Ты лучше к Скобину (это новый глава района) сходи и попросись редактором в «Настроение» – припугни: а то, мол, новую запущу, нацеленную на критику газету.

– Готов и критику публиковать – только плати.

– Вот пусть и платит, если хочет остаться у власти.

Мы оба с ним рассмеялись.

– По-моему, просить дотаций у казны все равно, что красть курей у инвалидов.

– Не украдешь ты, украдут другие, – Виктор прекратил смеяться.

– Я смотрю, ты к новой власти не испытываешь никакой любви.

Извеков кивнул.

– Времена меняются и режимы, а чиновники всегда и всюду остаются прежними – не способными отличить собственный анус от кроличьей норы…

На мой удивленный взгляд поправился:

– Ну, или карман собственный от кармана казны.

Да, забыл сказать – когда начал хлопоты по организации собственных ЧП и газеты, вновь вооружился дипломатом, с которым ходил везде и всюду будучи корреспондентом «Ленинского Знамени». Там кроме болоньевой ветровки на случай дождя были все документы по затеянным темам.

На усмешку одноклассника:

– Ну, раз ЧП открыл, ты кабинет бы себе завел для солидности – телефон, секретаршу…

Я похлопал по дипломату рыжей кожи:

– Мой кабинет всегда со мной.

– Экономно. С таким кабинетом задницу не нарастишь, – посочувствовал школьный друг и фыркнул. Если бы этот звук вырвался изо рта какого-то другого человека, то его можно было принять за веселый. За юмор. В случае с Извековым сказать было трудно. Витек всегда внимательно относился к своей внешности и любил выглядеть ухоженным. То же самое у него к атрибутам – кабинет, телефон, секретарша…

– В галстуке ты мне нравился больше, – сказал он. – Да и бабам, наверное, тоже…

– У тебя нравственность мартовского кота.

– Ой, да ладно! Кто бы говорил…

Короче, попикировались, как всегда. Извеков пожелал мне удачи в моем безнадежном деле – мол, мысленно он всегда со мной.

– Ну-ну, – сказал я. – У победы много отцов, поражение – сирота. Останусь ни с чем – никто и не вспомнит; раскручу дело – тут же появится свора друзей.

– Надеюсь, это не обо мне?

Надейся – этого я уже не сказал, но подумал. Потом отмахнулся от этих мыслей. В самое ближайшее время мне предстояло заняться серьезными делами. Идем вперед! – я не из тех, кто умирает от ран в спину.

Но Виктора зацепило – ему не понравилось выражение «свора друзей».

– Хочешь я тебе поклянусь, что никогда, ни при каких условиях не предам школьного друга?

Я отмахнулся:

– Любая клятва хороша настолько, насколько хорош человек, который ее дает. А в твоей клятве нет необходимости – я верю каждому твоему слову.

Внезапно Извеков расхохотался.

– Эх, Анатолий, Анатолий… Сомневаться во мне… Знаешь, что это? Первый признак старческого маразма – вот это что.

В ответ грустно покачал головой.

– Я – ягненок, Витек, среди волков. Невинный ребенок, окруженный врагами…

Здесь мой школьный товарищ внимательно посмотрел на меня умными глазами.

– Это после райкома-то? Да чесать мой лысый череп когтями! Хотя, для сына Божьего ты вовсе не так уж плох…

Короче, мы заболтались. А день, между тем, клонился к концу. На западе разгорался закат, и зрелище впечатляло.

– Наш мир прекрасный, на самом деле, несмотря на то, что не все в нем живут так хорошо, как им бы хотелось.

Я разделил его мнение, только добавил:

– Согласись, что после свержения КПСС, как-то честнее стало жить. Я теперь точно знаю, если не заработаю сам, никто ничего мне даром не даст.

Виктор фыркнул.

– Как поразительно быстро вы, партийные деятели, открестились от партии.

Улыбка сошла с лица моего. Я повернулся к Извекову и внимательно посмотрел на него – прошелся взглядом с головы до пят; подобно тому, как оценивают скот или поденных работников. Ничего не сказал. И не было необходимости ничего объяснять – он обо мне и так все знал; и про мои стычки с райкомом тоже. Кстати, из прежней практики опыт был – хороший ответ на любой вопрос требует долгой подготовки. Такова жизнь. Таковы мы…

И все-таки я сказал. Не сразу, но сказал, похлопав товарища школьного по плечу.

– Настали новые времена, Витек. Новые времена требуют новых традиций. Очень жаль, что они не пришли до того, как меня заставили перейти из газеты в райком.

– Э-э, не скажи. Вон сколько новых партий появилось в стране из-за этой херни. И все в Кремль рвутся, всем власти надо… Ты свою думаешь учреждать? Я бы вступил…

Да, этот парень очень часто и достаточно многим был, как заноза в заднице – особенно в школе учителям. Но он действительно в доску свой. Ему можно было верить и доверять. Хотя, думаю, к жизни в капиталистическом обществе он готов еще меньше, чем мышь к полетам. Конечно, если это не летучая мышь.

Витек улыбнулся. Но на этот раз в его улыбке не было и следа покровительства.

– Наша история никогда не шла простыми и ясными путями. Вечные бунты, перевороты, революции…

Я вздохнул. Вот – живой пример того, как перемешаны в народном сознании крупицы фактов с грудами домыслов. А поскольку в истории я – дока, то всегда готов полемизировать по любому ее вопросу.

– Как говорится, что русскому плохо, то немцу смерть. Для других бунты и революции несут зачастую гибель культуры и цивилизации. Для России – это лишь обновление. Она как змея меняет кожу и идет дальше к своему процветанию.

– Ты думаешь? – с сомнением спросил Извеков.

– Я это знаю. И верю в то, что у новой власти нет цели создания идеального будущего для своего народа, как обещали того коммунисты. Ее задача – обеспечить условия, чтобы у людей было будущее, которое они в силах создать сами. Может, создать плохо, но самостоятельно. Чтобы у народа не возникало желания подстраиваться под сделанный для всех образец общественных отношений. Как это было при коммунистах…

Виктор что-то проворчал. В этом звуке не прозвучало удовлетворения, что на самом деле было странно для беспартийного человека. Думаю, Извеков хорош как исполнитель в любом деле. Но планировать что-то новое – не его стихия. Не смотря на ум и благородство, а также острый язык, Виктор в душе оставался просто хорошим парнем – всегда готовым пойти навстречу.

Очень его благородство вписывалось в систему – ты мне, я тебе. Не погрешу против истины, заявив – наверное, половина Увелки (имею ввиду поголовье начальников) чем-то ему были обязаны. Кому надо было вызволить права из ГАИ, поохотничать в зоне покоя или алиби за проступок в глазах жены обращались обычно к нему. Извеков всегда помогал бескорыстно, увеличивая число благодарных ему людей. Мне кажется, эта суета доставляла Виктору истинное наслаждение. А статус всезнайки, всеумейки и всеможайки поднимал его имидж в собственных глазах.

Вот таким был мой школьный товарищ.

Поэтому он ничего не сказал о новых сентенциях в общественных отношениях, только что заявленных мною вслух. Сказать было нечего.

Наверное, в его глазах я не выглядел человеком, исполненным благородства. Но я был его школьным приятелем, а бросать друзей Виктор Извеков не привык. Он просто махнул рукой – занимаешься своим делом? занимайся! нужен буду, придешь и попросишь…

И ничего больше. И ничего меньше.

А мы пойдем дальше.

В Увельском Агропромснабе зашел в менеджерский отдел. Со своим предложением, естественно.

– Оно нам надо? – спросил один.

– Совсем не надо! – заключил другой. – Вон компьютеры, есть интернет – заходи и общайся с целым светом. Любая информация – в долю секунды… Кому теперь нужна на бумажке газета?

– Верно-верно, – добавил третий.

Я не был уверен насчет титулов этих господ. Но табличка на двери гласила – «Менеджерский отдел». Стало быть, все они – менеджеры. По-русски – организаторы. Придя в Агропромснаб, я первым делом отыскал их кабинет. Если не эти ребята, то кто же тогда поймет и примет мою идею?

Жизнь приходит и уходит, – подумал я перед тем, как постучать в эту дверь. – И вот оно – время бизнеса.

А что в итоге?

Они все единодушно дали понять, что моя затея в их глазах не стоит выеденного яйца. Я практически испытал шок. Сладкий воздух возможностей, витавший по кабинету, вдруг оказался спертым. Убеждать в обратном этих самых продвинутых ребят в округе – все равно, что просить лягушек не прыгать. Но уходить молча, не солоно хлебавши, не в моих правилах.

– Вы подходите к вопросу вверх ногами, – заявил я. – Это на самом деле вопрос не технический, а престижа.

Глаза мои больше не горели идеей, а были холодными как лед.

– А знаете ли вы, господа, что смотреть вдаль можно в двух плоскостях? – во времени и пространстве. Сейчас вы измеряете мою тему расстоянием от вашего носа до монитора компьютера. Что ни есть признак мудрости. Взглядом в будущее обладают лишь по-настоящему деловые люди, для которых карьера – святое дело. Остальные рискуют состариться, сидя в таких кабинетах…

Нет, ну право дело – тоже мне менеджеры! Черт их дери! Сидят, как бюрократы; глядят, как бюрократы; говорят, как бюрократы… И как бюрократы не упускают возможности кому-нибудь поднять кровяное давление.

Даже сам вид – теперь я уже пригляделся! – этих менеджеров таил в себе какой-то мрачный секрет. И секрет этот явно доставлял им удовольствие. Поди подворовывают за спиной начальства?

Чуток здоровой паранойи не повредил бы никому из них. А пока что они дружно являют идиотизм – абсолютный, очевидный и предельно простой.

Конечно, это мое субъективное мнение, навеянное сложившейся ситуацией, которая отнюдь не складывалась в желаемое. Возможно, начальство о них думает по-другому, но у меня лично их поведение и отношение к моему предложению рождает вполне определенные ассоциации. Хотя, надежда умирает последней, а человеческий разум – предмет адаптабельный. Но поведение менеджеров Агропромснаба, по моему разумению, было крайне загадочным и слегка настораживало. Есть ли у них вообще какое-либо видение будущего?

Может, мне стоило пойти к начальству с торжественной и воодушевляющей речью? Но все, что удалось придумать на ходу, к случаю никак не подходило. Что ж, придется отправиться восвояси…

– Парни, ну так я к начальству пошел? Алексей Федорович – мой школьный приятель…

Прозвучало угрозой – и я, таким образом, тут же завладел всеобщим вниманием. Все посмотрели на меня с определенной долей растерянности и неприязни. В кабинете воцарилась абсолютная тишина.

– Минутку-минутку! – протестующе воскликнул один. – Вы что, всерьез намерены с такими пустяками идти к Генеральному директору?

– Это для вас, может быть, пустяки, а для него, может статься – очень даже дельное предложение.

– Сходите к Дрягину сначала. Быть может, он вас убедит в несерьезности вашей темы.

– Это кто?

– Начальник отдела. Дверь напротив.

Что ж, стоит зайти. Хотя после отказа здесь, любое компромиссное решение будет далеко от совершенства.

– Спасибо. Я знал, что могу положиться на вас.

Раскланялся с непроницаемым лицом и покинул менеджерский отдел. С философской точки зрения – любой визит считается удачным, если покидаешь кабинет не ногами вперед. Я вышел сам…

Если команда Агропромснаба – одна большая семья, то Сергей Аркадьевич Дрягин – старший брат всех менеджеров. И еще снабженцев. И, наверное, кладовщиков…

Начальник менеджерского отдела – симпатичный молодой человек с тихим голосом, шикарно ухоженной бородкой и проницательным взглядом умных глаз.

Сначала пригласил меня сесть, а потом задал вопрос.

– Чему обязан?

Я тут же накляузничал:

– Хотел было ваших ребят заставить оторвать свои задницы от кресел, пораскинуть мозгами и взяться за дело. Но бесполезно: там думать никто не хочет – пришел к вам. Значит так…

Выслушав меня, Дрягин сказал.

– Они правы. Этот вопрос не в их компетенции.

– А в чьей?

– Ну, как минимум, в моей или тех, кто выше меня.

– Так в чем же дело? Что вы мне скажите на предложение?

Дрягин отрицательно покачал головой.

– Нам не интересны ни Увелка, ни ее деревни.

– Могу я знать, почему?

Дрягин вздохнул.

– Здесь мы знакомы каждой собаке. Для нас сейчас поле деятельности – Казахстан, в первую очередь… и все, что за пределами нашей области.

М-дя… На облом похоже. Но, как говорят самураи, важны не победа или поражение, а то, как ты будешь драться. И я начал импровизировать.

– Сергей Аркадьевич! К черту АСКО! Пусть будет последняя страница вашей. А я постараюсь свою газету разослать как можно дальше – через вокзалы, жд и авто, через гостиницы и магазины… прочие публичные места: ведь распространяется она бесплатно. Простое и элегантное решение. Как оно вам?

– Ну, в принципе, да – так приемлемо.

Именно эти слова мне и хотелось сейчас услышать.

Напряжение разом исчезло. Сердце бешено застучало в ребра от захлестнувшей радости. Лед тронулся, господа присяжные заседатели… Командовать парадом буду я!

Признаюсь – нашу договоренность с Агропромснабом в лице Дрягина С. А. отметил банкой пива. Никогда прежде не пил заграничные напитки в жестянках, а тут взял и купил в киоске по дороге домой. Представляете? – консервированное пойло в жестяной таре показалось мне чистым, сладким, холодным нектаром. Господи, как это было вкусно! Вот что значит праздновать победу!

Голову слегка закружило – интересно, могла ли оказать такое действо всего одна пол-литровая кружка обычного «жигулевского» пива? Может, и могла… а может, это от радости поехала каруселью бестолковка моя. Но даже при таком раскладе – чувствовал себя прекрасно. А домой пришел, еще захотелось выпить – просто безумно. Тем более, что в голове начал складываться план, как мне распространять газету, чтобы Агропромснабу угодить. Скорее всего, помог таки алкоголь. И еще несколько капель его могли бы помочь окончательно сформировать мой замысел. Короче, батю я уговорил…

А возможность предоставлялась замечательная!

Энтузиазм в эти дни был неподделен. В таких случаях говорят – человек просто помешан на своем деле. Впрочем, это увлечение разделяли и все участники моего проекта:

– Банионис – нарисовавший замечательную картинку к первому публикуемому рассказу «Призрак заброшенного дома»;

– Люда-верстальщица – классно скомпоновавшая первый номер газеты;

– Дрягин – не только организовавший гарантийное письмо от АФ «Комсервисагро» (дочерняя фирма Агропромснаба), но и погасивший счет типографии на предоплату.

Воистину, дружно – не грузно…

И всем не терпелось увидеть газету.

Хоть она вышла без третьей проданной страницы. Точнее страниц было четыре – на трех опубликован художественный рассказ, а на четвертой реклама «Комсервисагро».

Пусть без прибытка я остался, но с готовой газетой на руках мне легче разговаривать с рекламодателями.

«Комсервисагро» заказал и оплатил тираж в 1000 экземпляров. Я положил их в дипломат и чувствовал себя героем. Раздавал знакомым и незнакомым, приговаривая: «Это моя газета». Поехал в Челябинск в редакцию «Выбора» – похвастался там. И всюду, где только мог, по пять или десять экземпляров – оставлял, оставлял, оставлял… – на окнах, стойках, столах…

Как здорово было осознавать себя первым, кто за многие тысячелетия издает собственную газету в поселке Увельском! Как здорово было видеть и держать в руках этот плод человеческой изобретательности, прилежания и мастерства! Я сразу же полюбил запах типографской краски. Именно страсть к журналистике привела меня к «Лире». Как я смог выжить, лишившись любимой работы в лихие годы? Теперь непонятно…

Дрягин сказал:

– Есть звонки. Работать будем. Затея себя оправдывает.

До этого момента «Лира» для меня была лишь целью, которую во что бы то ни стало необходимо достигнуть. Теперь же, когда газета издана и читается, все мгновенно стало другим. Это не только мое детище и труд нескольких человек, это и способ зарабатывать деньги. Насколько эффективный – покажет время.

В эти дни в Челябинске встретил случайно моего бывшего шефа в аппарате райкома партии – Кожевникова П. И. Разговорились. Пал Иваныч одобрил мою затею:

– Вся история человечества основана на том, чтобы правильно преподнести информацию и создать необходимое общественное мнение. Если не ошибаюсь, Еврипид говорил: «Дайте мне в руки газету, и я переверну Землю вверх дном».

Он, конечно же, шутил, но я ему возразил:

– Твой взгляд политика с точки зрения художественной литературы полон цинизма. А Еврипида оставь в покое. Он был безобидным драматургом. Это Архимед через точку опоры рычагом хотел перевернуть Землю.

– Вот даже как! Средства массовой информации для того и предназначены, мой милый друг. Иначе считать – глупейшая наивность. Зачем было создавать газету, если не управлять общественным мнением?

– Ну, если говорить о политике, то она может быть платформой полемики. Газета есть поле для столкновения мнений – чтобы люди читали и выбирали, что им приемлемо.

– Но редактор всегда может повлиять на то, как подать материал – один приподнять, другой опустить или прокомментировать как надо. На то он и редактор, черт возьми!

И поскольку я медлил с ответом, Кожевников продолжил, пожав плечами:

– Постарайся осмыслить и понять то, что я тебе сейчас сказал. Чем раньше поймешь, тем дальше продвинешься. Ну, а я буду иметь в виду – мол, есть такая газета, и редактор ее мой друг.

Заметив растерянность на лице моем, Пал Иваныч потрепал по плечу.

– Не беспокойся – с опытом все придет… и понимание в том числе. Еще не было случая, чтобы вместе с лицензией на СМИ выдавали и здравый смысл.

Бывший мой шеф был политиком до мозга костей. Мне оставалось лишь улыбнуться.

– Возможно, это было бы слишком здорово, чтобы на мою газету кроме производителей и торговцев обратили внимание еще и политики.

– Для этого тебе надо вращаться в их кругах – там, где массовые объединения, движения и союзы готовятся к случке, чтобы создать политическую партию.

– Ты предлагаешь переехать в Челябинск? Или, может, в Москву податься?

– Было бы здорово! У тебя же семья здесь…

– Ты забыл, Пал Иваныч – я женат вторым браком в Увелке.

– Да какая там жена! «Да не разлучит человек тех, кого соединил Господь на небесах!».

– Зато у нас дочка!

И не сказал, но почувствовал странную, противоестественную гордость за Тому.

Помолчав, Кожевников сказал:

– Здесь ты бы мне пригодился. Ты не боишься спрашивать и умеешь задавать правильные вопросы.

– Спасибо. Постараюсь полезным быть своей газетой. Но в Челябинск или еще куда ни за что не поеду – в Увелке мне любо!

– Иногда и такое случается, – улыбнулся Павел Иванович.

На этом расстались мы. Я уехал в свою Увелку. А Кожевников вернулся в привычный ему мир – мир кабинетно-публичной работы, политики, жестких правил борьбы… Слишком заурядный мир, чтобы мне понравиться. Ну, а истина, как водится, находилась где-то посередине между двумя этими крайностями.

Сидя в электричке по дороге домой, я думал о словах Кожевникова. Вот в чем он действительно прав – мы совершенно не подходим с Тамарой друг другу, как муж и жена. Мы и сошлись-то совершенно случайно. Хоть я давно убедился, что вожделение имеет мерзкое свойство скрывать недостатки характера человека, но в нашем случае менее всего повинно оно.