– У тебя нет брата или сестры, получается?
– Старший брат, но между нами девять лет.
Я вдруг подумала, что сейчас самый подходящий момент для еще одного вопроса:
– Отправить тебе то мое стихотворение? Когда допишу…
– Отправь, – Ник пожал плечами. Не выразил протест, но и особого вдохновения я тоже не заметила. Ну что ж, ладно…
Солнце совсем скрылось за облаками, сероватыми и пышными, как сложенный в дальний угол свитер. Такие облака не предвещают дождь, но дарят прохладу, весьма приятную. И окрашивают все вокруг в какие-то совершенно новые цвета.
Под солнечными лучами все яркое, слепящее; сейчас же сгладилось, будто даже углы ушли. Ничто не пытается выделиться, вырваться вперед, затмевая остальное. Все сочетается со всем, мир погрузился в гармонию. Хочется быть к нему открытой. Говорить обо всем на свете, ничего не тая.
И все же – некоторое время мы шли молча. Почти приблизились к противоположному концу парка, и да, где-то там, за несколькими пыльными полосами дороги, магазины все же стояли.
– Ребята, – Илья обернулся назад и только сейчас понял, что мы прилично от него отстаем. Взмахнул руками, как мамаша-курица, потерявшая своих цыплят, и остановился.
– Да-да, Илья Георгиевич, что такое? – полюбопытствовала я. Ник прыснул.
Илья в два шага уничтожил расстояние между нами, остановился, грозно посмотрел:
– Меня тут обсуждаете наверняка.
– Конечно, – ответил Ник, выражение его лица было серьезным донельзя. – Ты – смысл нашей жизни, наше солнышко, Илюша. Только тебя мы и можем обсуждать.
Илья остался невозмутимым:
– Я это прекрасно знаю. Но все же предпочел бы обсуждать себя вместе с собой. Вы почему не сказали, что отстаете?
– Надеялись, что ты сам догадаешься, – пробормотала я.
– И за ручки возьмешь, – добавил Ник.
– Детский сад, и правда, – он приложил ладонь ко лбу. А в следующее мгновение на телефон Ильи пришло уведомление, и он тут же погрузился в виртуальный мир, начисто забыв про нас. Разблокировал экран, сосредоточенно посмотрел, что же такое ему написали. А потом заметил: – В общем, мне надо отойти на пару минут.
– Куда это тебе надо отойти? – возмутилась я.
– Штуку забрать одну…
– А мороженое?
Илья вынул из кармана джинсов банковскую карту, молча протянул ее мне:
– Там около пары тысяч. Думаю, хватит.
– Скромные нынче стипендии у лучших студентов лучшего универа.
У Ильи и правда очень тяжелый взгляд, когда нужно.
– Мне тоже возьми. Ну, как и договаривались. Спустя двадцать минут встречаемся на этом же месте. Ник, – он кивнул, – приятно было увидеться.
– То пара минут, то двадцать.
Илье вдруг оказалось совсем всё равно на мои комментарии.
Он махнул рукой и ушел куда-то направо, ничего больше не сказав. Видимо, решил не дожидаться, пока я по-настоящему возмущаться, а не язвить.
– Мне тоже через дорогу, – заметил Ник. – Идем?
Я пожала плечами. Ну а что еще остается?
Нам то ли не повезло, то ли наоборот. До того, как красный свет для пешеходов сменится зеленым, оставалось семьдесят четыре секунды. И я подумала, что будет как-то совсем некрасиво молчать, стоя вот так, совсем рядом. Пешеходов, желающих оказаться на другой стороне, вокруг слишком много. Велик шанс, что спустя семьдесят четыре секунды мы потеряем друг друга в этой толпе.
– И часто ты здесь ходишь?
Ник покосился на меня:
– Иногда приходится. А ты?
– Практически никогда. Предпочитаю сидеть дома.
– Оно и логично.
– Почему? – удивилась я.
– Ты мало похожа на ту, кто будет с утра до ночи проводить время вне своей зоны комфорта.
– А вот ты похож.
Несильно, но все же его слова меня задели, это следует признать.
– Тоже сомнительно, – Ник чуть улыбнулся.
– Почему вы с Ильей вообще подружились? – вдруг вклинился в мою голову вопрос. – Вы же совсем разные.
– Все люди разные. По твоей логике так вообще дружить нельзя.
Я пожала плечами, не зная, что на это сказать.
– Какие планы на лето, Вероника? – поинтересовался Ник. Видимо, решил поддержать мою разговорную инициативу – сам же на нашей первой встрече умолял меня не молчать.
– Пока не знаю. Буду отдыхать, хотя, может, чем-нибудь полезным займусь. Надеюсь, что куда-нибудь съезжу. А у тебя?
Ник не стал отвечать. Посмотрел вперед и заметил:
– Три секунды. Идем.
Наша толпа (покидающих парк) двинулась навстречу толпе, что, напротив, хочет в него попасть. Хотели весьма себе агрессивно, и Нику пришлось потянуть меня за плечо, чтобы я не заблудилась (какие же всё-таки горячие у него пальцы!).
А в следующее мгновение в этой опасной толпе я вдруг заметила знакомое лицо.
Это был Пашка.
Мой одногруппник. Тот самый, с которым мы всегда сидим вместе. И который до последнего стоял рядом со мной перед аудиторией, когда мы сдавали английский…
Я заметила его на секунду раньше, чем Пашка меня. Узнала по вечно растрепанной прическе.
Он сначала обратил внимание на моего спутника, что не успел пока освободить мое плечо или не захотел, решив не рисковать моей жизнью до тех пор, пока мы не закончим переходить дорогу. А затем Пашка перевел взгляд на меня; в первое мгновение на его лице установилось неподдельное удивление, затем он попытался улыбнуться…
И тут же остался позади – мы все же были в разных волнах людского потока.
Не знаю, заметил ли его Ник. Если и заметил, то не узнал. Хотя в прошлый раз упоминал его… В весьма любопытном контексте. А в этот раз никак не прокомментировал.
В общем, мы с Ником разошлись наконец.
Я купила мороженое, как того требовал сестринский долг и дочерний. Три одинаковых пломбира. И один фисташковый рожок, сверху посыпанный орешками – ничего не поделаешь, несмотря на всю мою взрослость, внутренний ребенок напоминает о себе до сих пор.
И потом я еще не меньше десять минут (а то и часов) ждала Илью, так что три пломбира успели практически полностью изменить свое агрегатное состояние. Хотя бы мой рожок исчез прежде, чем растаял. Деловой этот Илья, однако. Даже из простой прогулки с семьей смог из себя выгоду извлечь. Забрать ему нужно одну штуку, понимаете ли.
Интересно, а Пашка куда шел?
И почему не поздоровался? У него, может, принцип такой, вне университета одногруппниц игнорировать?
Я, конечно, тоже промолчала, но это я, мне всегда нужно много времени на подумать. Пашка мог среагировать и быстрее. Он на семинарах знает ответ прежде, чем преподаватель заканчивает вопрос.
Ник его смутил, что ли… Что же, в таком случае, приятно понимать, что Ник действует таким сомнительным образом не только на меня.
Возвратившийся Илья посмотрел на свое мороженое с сомнением, и я весьма справедливо заметила, что он сам во всем виноват. Взгляд у любимого брата в этот момент был примерно такой – «что ж, эта клуша не может даже мороженое купить нормально».
А уж когда мы до родителей дошли, то там вообще стало не до мороженого.
Оказалось, что, уйдя за своей штукой-деталькой, Илья забыл про существование телефона, так что на мамины звонки он не ответил. А мой телефон, вообще говоря, лежал у Ильи в левом кармане, потому что платья наподобие моего не предполагают наличие карманов.
У моей мамы очень богатая фантазия.
Чуть что, она готова нас с собаками разыскивать. Илья вечно злится из-за этого, доказывая, что уже весьма взрослый и не обязан каждый час отчитываться о том, чем именно он занят. Они прямо-таки спорят из-за этого. Мама говорит – гуляй, где хочешь, но всегда будь на связи, чтобы я могла до тебя дозвониться. А у Ильи, как можно понять, со связью проблемы. И не только с ней…
Я-то что.
Последние полгода я если не учусь, то сижу дома или – очень редко – встречаюсь с подружками. До этого еще с прошлым своим человеком виделась хотя бы пару раз за неделю… Теперь круг развлечений сильно сузился.
В общем, да. Мама успела себя накрутить. Папа, конечно, ее подбадривал всеми возможными методами и шуточками, но нашу маму таким не возьмешь…
Мороженое решили убрать в морозилку, как вернемся. Чтобы застыло там в форме упаковки.
Мы еще прогулялись, но недолго, минут двадцать. Ибо у всех были дела. Впрочем, все мы с самого начала прекрасно понимали, что из этой затеи получится мало чего веселого. Взрослея, мы разучиваемся проводить время со своими родными.
Родители с Ильей решили идти в сторону дома, а в меня последний момент вдруг будто что-то остановило. Я придумала себе, что мне прямо-таки необходимо еще раз пройтись по парку, туда и обратно. И заявила об этом во всеуслышание.
– Я буду на связи, мам, – пообещала я. И вытащила из кармана Ильи телефон, чтобы затем сжимать его в ладонях неловко.
– Куда это ты? – спросил папа.
– Да так, – я пожала плечами. – Забрать одну штучку.
Мы с Ильей никогда не учимся друг у друга чему-то хорошему. Только дурному.
В общем, я сбежала быстрее, чем успели появиться новые вопросы. Пошла в обратную сторону. Туда, где мы сегодня Ника повстречали.
Я правда не знала, в чем смысл этих похождений.
Догадывалась. Но признаваться не спешила даже самой себе.
Большая часть моей самостоятельной прогулки прошла бесполезно. Я посидела в телефоне – мне никто не писал. Прочитала пару нотаций голубям, которые расселись на велосипедной дорожке, совсем не боясь, что их могут снести слишком активные дети. Зашла в магазин, чтобы купить себе еще одно мороженое, но в процессе вспомнила, что не взяла с собой карту, и вышла ни с чем.
Решила возвращаться.
Только крюк сделать небольшой, последний раз… Все равно теперь нескоро вновь выйду из дома. Пусть посмотрят на меня, пока я в таком красивом платье, пусть и с настолько печальным лицом…
Почти покинув парк, затормозила резко.
Мне показалось, что я заметила Ника вновь – его светлые волосы, собранные в низкий хвост, и белую, слегка мятую, футболку. Но, скорее всего, я ошиблась. Потому что рядом с предполагаемой макушкой Ника была еще одна, принадлежащая девушке. У нее было идеально прямое каре необычной окраски – начиная от корней, волосы были цвета горького шоколада, а с середины переходили в насыщенный малахит. Почти касались черных бретелек на худенькой спине.
Они шли параллельно нам, но по другой дорожке, отделенной аккуратно подстриженными кустами, так что полностью их разглядеть я все равно не смогла бы.
Почувствовав мой взгляд, девушка обернулась на мгновение – я успела заметить лишь темные брови и острые черные стрелки на глазах, взгляд у нее был строгий, с легкой ноткой превосходства… Ничего интересного не заметив, она тут же отвернулась.
И я остановилась, чтобы не привлечь ее внимание к себе еще раз. Хотя, честно говоря, внимания девушки-то я не боялась. Гораздо больше меня пугала перспектива вдруг осознать, что рядом с ней действительно идет Ник, которого я – буду честной и все же заявлю на весь мир – зачем-то пошла искать… Глупая, нет?
А тут вот одномоментно решила, что прогулок с меня на сегодня наверняка хватит. Хоть прыгай в такси с затонированными стёклами. Слишком много встреч и впечатлений.
Не буду у Ильи спрашивать, что же за делишки такие обычно Ника занимают.
Не хочу знать.
***
История еще одного моего столкновения, кстати, тоже не завершилась просто так.
«Прости, я растерялся, – написал мне Пашка часов в девять вечера. – Это был твой брат – рядом с тобой? Вы совсем не похожи».
Никакой это был не Илья, конечно.
Я так и ответила:
«нет, это был его друг… Илья нас бросил и убежал, он вернулся, как только ты немного отошел, чуть-чуть не успели познакомиться. но мы с моим братом тоже не похожи, кстати».
«Понятно. Гуляли втроем?=)»
И вот попробуй пойми, что он прячет за этой улыбочкой.
«нет, мы его случайно встретили….»
Как будто оправдываюсь.
«Хорошо. Я так и подумал. Мы завтра на дачу уезжаем, но во вторник вернемся. Не хочешь прогуляться, например, в среду, пока тепло?»
В памяти всплыли слова Ника, будь он неладен. Что-то там про томительные взгляды и сроки длиною в полгода. А потом этот Ник еще на фантазию жалуется. Хотя, скажем по правде, у него ну чересчур богатая фантазия.
Я молчала минут пять, потом все же выдала:
«можно, если будет время».
«Здорово! =) в таком случае, я напишу во вторник, если ты не против».
«хорошо, я не против».
Это же мой Пашка. Мало ли что про него придумали. Нику бы я вообще доверять не стала. Трепло он. Ничего мне не обещал, вообще ничего, но все равно знаю, что трепло. Я таких ненадежных вижу за километр, спасибо жизненному опыту.
Но как же все-таки к ним тянет!..
Точно мотылёчка к пылающему огоньку. Нет, даже не к лампочке, прицепленной примерно к центру гаражного потолка. При столкновении с лампочкой мотылек все еще имеет весьма неплохие шансы на выживание. При встрече с открытым огнем – нет у глупого никаких шансов.
***
Будь моя воля, я бы писала стихи постоянно. Нашла бы время, позаимствовав его от залипания в социальных сетях, просмотра роликов, разглядывания стены перед сном. За последнее, конечно, особенно обидно, но ничего не поделаешь.
Но чем старше я становлюсь, тем яснее осознаю одну вещь:
написание стихов – это тоже работа, и она требует затраты определенных ресурсов.
Я не знаток компьютерных игр.
Сейчас к ним вообще никакого отношения не имею.
А класса до седьмого (пока братец не стал слишком взрослым) мне иногда удавалось постоять у Ильи за плечом, наблюдая за творящейся на экране чертовщиной. Изредка он даже передавал мне клавиатуру. Включал, значит, режим дуэли, где нужно было сразиться со злодеем, которым управляет компьютер. И смеялся, наблюдая за тем, как я сначала выписываю комбинации для ударов на отдельный листок, а затем хаотично жму на все кнопки подряд.
Но эту вот полосочку в левом нижнем углу помню отлично.
Герою нужно было некоторое время… ну пусть активно существовать, прежде чем эта полоска наберется полностью, и можно будет совершить суператаку. Один яркий всплеск, и пожалуйста, нужно ждать вновь, часто очень долго.
Так вот, суператака – это в какой-то степени появление стихотворения.
А все предшествующее и последующее – то время, когда ничего написать не получается. Ещё не настолько велик груз накопленных мыслей и прожитых чувств, чтобы его на целое стихотворение хватило.
Время от времени в перерывах между стихами могут возникать строчки.
Но почти никогда не бывает так, чтобы я дописала их до чего-то цельного. Только если спустя время. И то лишь с таким условием, что затрагиваемая ими проблема будет все еще актуальна.
Иногда на то, чтобы накопить энергию, уходит очень много времени, вплоть до полугода. Устанавливается период молчания и осмысливания.
И что-то мне подсказывает – как только закончится лето, начнется один из таких периодов. Слишком много мне нужно будет переварить и осознать, прежде чем я смогу подобрать к этому слова.
***
Нет, пожалуй, от рассматривания стен я никогда не смогу отказаться полностью.
Близится четыре часа утра. По-хорошему, половина ночи осталась позади, а я все никак не могу уснуть, продолжаю думать над нашим последним прощанием, что случилось уже несколько часов назад, но до сих пор не может меня отпустить. И нескоро еще отпустит.
«Ну, до скорого», – бросил Ник прежде, чем я направилась к магазину, а он по своим делам, тем ли, что я заметила после (надеюсь, с той девушкой был все же не он), или еще по каким-то другим.
Махнул рукой, будто отпускал на все четыре стороны. И ушел в своем направлении. Видимо, в пятом. Открыл новое измерение.
Зато я почему-то еще несколько минут простояла на том же самом месте, глядя ему вслед, как завороженная. И в голове уже начинало зарождаться осознание: влипла я по-крупному. Осталось теперь понять, что с этим делать.
А это “до скорого”, так невзначай брошенное, грозило растянуться на длинный, слишком мучительный период ожидания.
Но об этом, конечно, я могла пока только догадываться.
***
Н. (от Н.):
спасибо, что ты появился в моей жизни,
пусть и на такой краткий миг.
Я врастаю корнями в землю, от слёз сырую.
На ветвях беспощадное солнце прожгло веснушки.
Мне птенцы напевают искренне: “Аллилуйя”, -
там, в гнезде, на моей исклёванной черепушке.
Мне б взлететь вместе с ними, но я родилась без крыльев.
Нет хвоста, чтобы плыть, и колец – зарываться в почву.
Растрепать бы мне листья – все те, что ещё не сгнили.
Расцвести, – словно виски, дурманить умы прохожих.
Так наполни меня! Пыль смахни, что несу веками,
подари ощущение полного веры детства.
Закоревшие лёгкие станут нам парусами,
пустота затрепещет на месте больного сердца.
Этим бледным от света, коварным июньским утром
разреши мне свободу почувствовать мимолётно.
Встречный ветер, мне
(пусть на мгновение)
стань
попутным.
И – умчись без оглядки из сладостных преисподней.
Часть 2. Слова на ветер
Так происходит практически постоянно.
(За такой лид наша преподавательница по литературному мастерству меня бы возненавидела – и попросила бы добавить конкретики, как можно больше деталей, чтобы зацепить читательский взгляд. И всё-таки я его оставлю).
Так происходит практически постоянно. Задумывая что-то одно, на выходе я получаю абсолютно другое.
Так получается и со стихами. Как иначе объяснить, что легкий городской стишок – я всерьез планировала писать про лавочки и тротуары, про витрины магазинов и стены домов, подрумяненные рассветом, —
превратился в одну сплошную метафору?.. Сменил цвет с серебристо-сиреневого на контрастный, черный и голубой с всплесками рыжего и зеленого.
С другой стороны, значит, так было нужно. Лавочкам и тротуарам свое время, я думаю. Всему своё время, но одно дело – это осознавать, а другое – ждать терпеливо, пока оно наступит, и не паниковать чуть что. И даже так – радоваться каждому мгновению настоящего, не зацикливаясь на чем-то, в данный момент не достижимом.
А самое смешное, что июнь в стихотворении все же остался, как я и хотела изначально. Но ведь катались-то мы в июле… Первого числа.
Сейчас шестое июля, первая его половина. Я успела проснуться, в гордом одиночестве выпить кофе, а потом села за стол – и дописала это стихотворение наконец. Править почти не пришлось, слова появлялись сами, как будто мне следовало лишь провернуть ключик в шкатулке и отбросить крышку, или приподнять скрипящую половицу и взглянуть под нее – и, пожалуйста, я уже могу наблюдать новый мир. Ничего не придумываешь, только смотришь. Одно из волшебных вмешательств в творческий процесс.
А что касается всякого бытового, Пашка написал мне вчера —
сдержал собственное слово.
Рассказал про то, как прошла его поездка на дачу. Пообещал угостить земляникой. Спросил, не появились ли у меня какие-либо планы на среду, и я ответила, что не появились. Так что он забронировал меня на пять вечера, раз сто еще уточнив, точно ли это наглое вторжение его скромной персоны в мою личную жизнь не слишком меня смущает.
Смешной такой.
Договорились мы встретиться в том же парке, где пересеклись недавно. Сложно найти иное место для прогулки в этих каменных джунглях.
Мама с понедельника уходит в отпуск на две недели. А папа пойдет только в августе. Можно бы было съездить куда-нибудь, хотя бы на озеро, если бы мы смогли найти денечек на то, чтобы провести его вместе.
Мне кажется неплохой идея посидеть на берегу, глядя на переливающуюся белыми кристаллами водную гладь. И даже пройтись по каменистому дну, эдакая Русалочка наоборот. Разводишь ладони в стороны – вода покорно следует за твоими движениями. Отрываешь ноги от камней – и вот ты уже одновременно и под водой, и внутри, и вне; и сама ты будто вода, такая же переменчивая и ненадежная, в одно мгновение спокойна, в следующее – захлестнешь волной, и бывайте.
Интересно, Илья сильно обидится, если мы у него еще одно воскресенье позаимствуем?.. Впрочем, сначала надо с родителями договориться, уже потом с Ильей обсуждать такие деликатные вопросы.
А у моих девочек все было хорошо.
Полинка продолжала вовсю отдыхать и набираться сил, утром делала разминку на травке, а по вечерам читала книги, лежа в обнимку с их Барсиком, серым желтоглазым котом. Полина скинула мне его фотографии. Так вот, я никогда не видела настолько огромных котов.
А Оля осуществила свою давнюю мечту наконец – посетила все залы Эрмитажа, в которые хотела попасть – и потратила на это два с половиной дня, зато счастливая была, как никогда. Совсем скоро, в пятницу, она должна вернуться. И почти сразу уедет вновь – на этот раз навестить семью. Да и Полинка все еще продолжает звать меня к себе, в гости, обещая едва ли не санаторий…
И все-таки где-то глубоко внутри меня существуют причины, по которым я пока не хочу уезжать.
***
Впрочем, не соответствуют задумкам часто не только стихи.
Удивительное дело, но пророческими оказались и слова Ника (в разное время сказанные), и мои опасения. Но обо всем по порядку, конечно, – никто никуда не опаздывает.
Я все-таки собралась на встречу с Пашкой. К пяти, как мы и договаривались. Совсем не планировала показывать свою творческую натуру в виде образа, но получилось так, что вырядилась я как никогда ярко и нестандартно.
Короткий желтый топ с квадратным вырезом, толстая серебряная цепочка, которую я уже не надевала года два, клетчатая юбка примерно с тех же времен… Еще с более ранних лет я откопала палетку цветных теней и нарисовала ярко-красные стрелки. Хотя я в принципе не особый фанат стрелок.
В такую красивую себя я бы сама влюбилась, чего уж там. Берегись, Пашка, раз сам навязался. Побеспокоил, так сказать, личный покой ее светлости…
В этот раз у меня было много времени собраться. Даже слишком.
И это тоже вдруг показалось каким-то странным и неправильным. Я успела сделать кругов двадцать семь по дому. Илья, как назло, сидел в комнате. Я заглядывала к нему примерно один раз из трех моих обходов, и где-то на четвертое мое заглядывание (то есть, во время двенадцатого круга) Илья спросил, куда я намылилась и когда оставлю его в покое наконец.
Я ничего не ответила. Слишком он любопытный. Кто много знает, тот мало спит. Судя по Илье, он очень мало спит. Умный, что ли?..
Но вот время наконец подошло.
До парка идти минут двадцать, но уже в половину пятого я закончила обувать босоножки. Накинула на плечо небольшой рюкзак – в который успела запихнуть, кажется, половину своей комнаты, – и крикнула Илье, что ухожу.
– Хорошего свидания, – пожелал он из-за приоткрытой (после моего последнего заглядывания) двери.
– Я не на свидание.
Я ужасно оскорбилась.
Все еще испытывая это оскорбление, резко распахнула дверь… и едва не ударила ей по человеку, стоящему в подъезде возле нашей квартиры.
Он успел в последний момент отойти…
Ник.
А он-то что здесь забыл?
– Впечатлен, что меня здесь встречают, но впредь попрошу делать это не так агрессивно, – заметил Ник вместо приветствия. – Вау, Ника, непривычно видеть тебя в таком образе. Но тебе идет, правда.
Мне было приятно слышать этот комплимент. Хотя не могу сказать, что после него почувствовала себя более уверенной – скорее, наоборот…
А ведь встреча оказалась скорой. Он был прав.
– Тебе Илью? – это я сказала вместо «извини» и «спасибо».
– Ага, – Ник кивнул. – Он обещал мне, что будет сидеть в комнате и верно ждать меня. Ещё секунда – я бы постучался. Разрешишь?
– Входи, – и я шагнула назад.
– Уходишь куда-то?
Кивнула.
– Не в сторону твоего института, случаем?
– Туда…
В первое мгновение я удивилась – Ник следит за мной, что ли, недоделанный программист, взломавший мои соцсети? Но потом вспомнила, что он живет рядом.
– Если не сильно опаздываешь, подожди пару минут, вместе пойдем, я к себе. О чем я… – Ник коснулся лба, признавая свою оплошность. – Ты опаздывать не можешь. Подожди тогда, если хочешь.
Мне почему-то хотелось.
Ник и сам выглядел ничуть не хуже моего. Нежно-сиреневая футболка, бордовые шорты, серебряный браслет на запястье, кулон на шее… волк с зелеными глазами-камешками. Ник наклонился, стягивая кеды, и камешки сверкнули.
– Тебе этот кулон кто-то подарил?
Ник посмотрел на меня – и, клянусь, глаза его сверкнули точь-в-точь так же.
– Если подождешь, расскажу.
В общем, я осталась стоять в прихожей, убеждая саму себя, что мне просто очень хочется узнать историю кулона.
Ждать в самом деле пришлось недолго – эта пара минут пролетела за мгновение. Все познается в сравнении, я столько времени уже потратила сегодня на ожиданик, что эти две минуты оказались каплей в море, неощутимыми.
Друга Илья вышел проводить (чего не произошло в случае с любимой сестрой). Завидев меня, братец весьма сильно удивился.
– Ты ведь уходила?
– Ну да, – я пожала плечами. – Но вот решила еще на мгновение задержаться. Помолиться на дорожку.
Илья посмотрел на Ника, потом вернулся взглядом ко мне.
– Его ждешь, что ли?
Они весьма любопытно смотрелись рядом – мой Илья куда сдержаннее в проявлении себя: на нем широкая черная футболка и домашние шорты, волосы растрепаны, легкая щетина, вечно занятой все-таки. И Ник – как с иголочки.
Степень разности тоже может отличаться; если у нас с подружками она измеряется килограммами, для Ильи и Ника потребуется как минимум пара центнеров, а то и вся тонна.
– Нам в одну сторону, – и Ник почти в точности повторил мой жест. В далекие времена, классе в девятом, я увлекалась книжками по психологии, пусть и недолго. Совет – повторять жесты, чтобы втереться в доверие – встречался абсолютно везде. Правда, сомневаюсь, что у Ника есть цель куда-либо втираться – похоже, у таких обаятельных людей, как он, это срабатывает автоматически.
Илья посмотрел на Ника взглядом старшего брата – строгим и предостерегающим. И мне даже захотелось улыбнуться. Несмотря на все наши бесконечные споры, мне все же повезло с ним.
– Но к разным конечным целям, – кивнула я.
– Еще бы, – Илья провел ладонью по стене, пытаясь смахнуть пятнышко с обоев, и нахмурился, потому что пятнышко не смахнулось. Сам, наверное, и оставил его когда-то. – Я бы очень удивился, узнав, что ты собралась на свиданку… с ним.
– Спасибо, друг, за твое высокое мнение обо мне, – Ник белозубо улыбнулся. – А ты на свидание? Тогда понятно.
Я помотала головой из стороны в сторону – как они меня уже замучили со своим свиданием… И вышла первой, чтобы прекратить эту клоунаду. Ник пошел следом, перепрыгивая через ступень. И очень быстро меня обогнал.
Спустились мы молча.
В принципе не люблю разговаривать в подъездах. Мне кажется, в них звук мгновенно разносится что вниз, что вверх. Чем дальше от источника звука, тем сложнее различить слова; но гул-то все равно остается. И случайно в твой диалог вмешиваются все, кому не повезло оказаться в подъезде.
На улице было тепло, даже душно. Но солнце не светило бедным гуляющим в макушки, оно будто окутывало наш город целиком, проникая через нежные облака.
Я резко затормозила:
– Ты не на мотоцикле? Я совсем забыла.
– Нет, пешком. Я не так часто им пользуюсь в обычной жизни. Чаще всего езжу на учёбу. Вновь возникло желание прокатиться? – Ник улыбнулся.
– Напротив, – я помотала головой.
Ник покосился на мою юбку и хмыкнул. В этот раз он был на удивление молчаливым.
Стоило пройти мимо любимого угла, и меня опять потянуло на вопросы:
– Почему Илья удивился бы?
– Это надо у Ильи спрашивать.
– Но его здесь сейчас нет.
– Спросишь, как вернешься.
Я внимательно посмотрела на Ника – и правда, глаза у него зелено-волчьи. Наблюдательные такие. И опасные.
Он, видимо, в моих глазах тоже что-то разглядел – уж не молнии ли, о которых так беспокоился во время нашей первой встречи? И все же соизволил ответить:
– Предполагаю, он считает, что ты – не мой типаж.
– А какой у тебя типаж?
– У меня есть скорее типаж отношений.
Молчаливый, зато душнее погоды в сто раз.
– Ну и какой у тебя типаж отношений?
– Сложно объяснить, – Ник пожал плечами. – Ты взрослая девочка, должна сама понимать, что главное во взаимоотношениях.
– И что же?
Задавать этот вопрос оказалось немного страшно – мало ли, что Ник может сказать. Ляпнет сейчас что-нибудь неприличное… Но нет, он меня приятно удивил.
– Словить общую волну. И сходить с ума вместе. Когда окружающие могут вас не понимать и не принимать – но вам друг с другом будет хорошо. Как-то так.
– И Илья считает… что мы с тобой по разным волнам ходим? – Я почему-то покраснела.
– Что мы с тобой разные океяны. Ты – Тихий, а я – Северный Ледовитый, – Ник улыбнулся и коснулся кончика моего носа как бы в шутку.
Ядовитый, скорее.
– Тебе этот кулон подарила твоя бывшая, да? Подходящая по типажу. Ты обещал рассказать.
Ник отвел взгляд в сторону, хмыкнул как-то совсем невесело. И показался мне куда более взрослым и опытным, чем я сама.
– Да, это мне девушка подарила. Но мы с ней не встречались.
– Почему?
– Это я уже не обещал рассказывать.
И отвернулся едва ли не целиком.
Наверное, я заставила его вспомнить нечто, что не слишком-то хотелось вспоминать. Не осуждаю его замкнутость. Спроси у меня сейчас о ком-нибудь из прошлых моих людей, я тоже расстроюсь. О них всегда неприятно вспоминать.
Мы шли сейчас вдоль многоэтажек – справа дома, слева детские площадки. Я заозиралась по сторонам, пытаясь придумать, чем бы таким отвлечь Ника. Идеальные кандидатуры обнаружились почти сразу.
– Смотри, какие собаки мохнатые.
Их было две штуки, очень похожих друг на друга. Низенькие и ужасно пушистые, настолько, что из-под шерсти виднеются лишь кончики лапок. Шерсть свалявшаяся, неухоженная, то ли рыжая, то ли коричневая, с белыми, точно искры, и черными, точно угольки, пятнами. Брови с длинными волосками, так что глаза кажутся завешенными челкой-шторкой.
Вела их за полосатые шнурки бабушка лет семидесяти в розовом кружевном чепчике и цветастом платье. Держалась она бодро, умудрялась своим питомцам даже выговаривать что-то.
– Чудовищные.
– Почему сразу чудовищные? – я посмотрела на Ника не самым своим добрым взглядом. – Вполне хорошие собаки. Люблю собак.
– Не удивлюсь, если больше, чем людей.
– Нет, людей больше. Можешь удивляться.
– Мы взглядами на мир не сошлись, – признался Ник. Я не сразу поняла, о чем он, и в первое мгновение даже опешила. Не нашла ничего лучше, чем спросить:
– С собаками?
– Да нет, – и Ник горестно-горестно вздохнул. – С той девушкой. Мне вечно казалось, будто она чего-то ждет. Но, сделай я хотя бы шаг в ее сторону, она тут же замыкалась. Отворачивалась, отшучивалась. Сложно подолгу находиться в таком состоянии.
И чего это Ника на такие откровения потянуло?
Одна из собачек грозно тявкнула, другая толкнула ее в бок, будто желала утихомирить. У бедняжки, выразившей свое недовольство, даже челка съехала набок.
Хочу завести себе собаку, когда начну жить самостоятельно. Однажды папа сказал – для нас даже кот слишком большая ответственность. Так что у нас никогда не было и кота.
– Вы давно с ней общались? – Ну а что я должна была еще спросить?
– Порядочно мы никогда не общались. Неделя-две активного общения – затишье на пару месяцев. Последний раз списывались… наверное, в апреле? Она бы, думаю, была рада, если бы я однажды исчез навсегда. Но я все равно время от времени даю о себе знать.