Виткас впервые улыбнулся.
– Думаю, нам не стоит задерживаться, – сказал он так, что Валимир поднял голову и взглянул на друга с удивлением. Голос Виткаса прозвучал спокойно, как будто это не Валимир его, а он приводил в чувство их обоих. – Мы придумаем что-нибудь в пещере.
– Значит, ты мне веришь? – с замиранием сердца спросил Валимир.
– Не знаю, – сказал Виткас, заметив взгляд Валимира. На губах его заиграла зловещая ухмылка, он снова посмотрел вдаль, на вершину третьей горы, самую меньшую в череде гор, которые возвышались слева и справа. – Но, если ты прав, я сам все увижу, – он с какой-то холодной решимостью сжал кулаки. – Не было никакой лавины, я бы знал. Мы все проверили. Я все время туда смотрел… – он поник и насупился, сдерживая отчаяние, которое омрачило его лицо. – От лавины следы остаются. Не было… не было никакой лавины!
– Ты бы увидел? – обалдел Валимир, с сомнением посмотрев в сторону третьей горной гряды, которая была так далеко, что отсюда видны были только пики, укрытые снежными шапками. – Ни хрена себе!
– Орел с высоты десять километров видит мышь. У меня зрение особенное, признался он. – Только я не стал говорить об этом. Мы с братом самые меткие стрелки… Были, – Виткас тяжело вздохнул. – Раньше думал, все так умеют. У него девушка была, свадьбу хотели весной сыграть… Думал, денег заработаем. Наверное, я верю.
– Ни хрена себе! – произнес Валимир, все еще глазея в сторону третей горной гряды, скрытой ледниками. – Ладно, пошли, – сказал он, и вдруг остановился, спохватившись: – Стой! Нам больными надо стать!
Он прошел по поляне, выкопал луковички и натер глаза, сунул остатки в нос.
– Так мы за больных сойдем, – пояснил он, подавая одну луковичку Виткасу. – Не бойся, это безопасно, лишь на время вызывает отек слизистой оболочки.
В пещеру с хворостом они попали легко. Врач передал градусники – натереть их, подержав над веткой неугасимого дерева, оказалось делом пустяковым. Больных у врача пока не было, разве что вывихи и головокружения, когда поднимались на драконах. Он обрадовался, когда захворали сразу двое, почувствовав свою необходимость. Сам принес в пещеру еду, питье и лекарства. И оставил их. Разожгли костер, положив в него ветвь неугасимого дерева. Огонь запылал ровно, и стало тепло. Дрова, к их удивлению перестали прогорать. Когда ветку достали, оказалось, что она ничуть не обгорела.
– Понятно, – произнес Валимир, задумчиво рассматривая ветку.
– Что тебе понятно? – поинтересовался Виткас, примериваясь ножом, обрабатывая конец стрелы. Нож дерево резал с трудом и быстро тупился.
– Как они путешествуют налегке. Дай-ка, – Валимир взял готовую стрелу из рук Виткаса, подошел к стене и воткнул ее в камень. Стрела вошла почти полностью. – Смотри-ка, а я удивлялся, что за сучки из скалы торчат! – радостно всполошился он. – Этой стрелой Бога можно убить… Хотя… – задумчиво покачал головой. – На оборотня серебро нужно, а его-то у нас как раз-таки нет. Они еще про воду говорили, но это вряд ли. Сам видел, как пьют.
– Есть, – радостно воскликнул Виткас, снимая с себя внушительный серебряный крестик. – Цепочка тоже из серебра. Если расплавить его и обмакивать концы…
– Не самое лучшее серебро, если в богадельне побывало, – рассматривая крестик и цепочку, произнес Валимир. – Волшебное свойство серебра – у оборотней и вампиров оно белеет, у проклятых чернее черного становится. Как будто черные мысли души на себя собирает. По нему можно определить, какая у кого душа. Наверное, это какое-то особенное должно быть серебро. Никогда не понимал, как оно работает, и почему они не боятся брать его в руки. Наверное, оно с кровью что-то делает.
– Золото еще, – сказал Виткас, подув на стрелу и проверив ее на глаз. – Иногда черные пятна оставляет на коже, я сам видел. Хрен смоешь! А проклятый – это кто? Тоже гаденыш?
– Проклятый – это я. И Манька. И Борзеевич, наверное, – объяснил Валимир. – Но я не совсем проклятый, а только наполовину. Я видел их, видел, как моя барракуда себя прославляла, а брата мое в дерьмо макали, каждого в лицо помню, поэтому оно на мне не так заметно и работает криво. И на человека не летит, если отверзаю человека от себя. Кроме того, я знаю, как проклятие работает, поэтому вижу иногда ужас в себе. Все люди в той или иной мере проклятые, но не до такой степени, как проклятые, которых проклинают со знанием дела.
– В смысле? – приподнял Виткас бровь.
– Проклинают человека не здесь, а там, а зовут отсюда. Человек о встрече с вампирами никогда не помнит. Просто вдруг все становится черным. И мысли, и сама жизнь. Обычно вампиры в покое не оставляют, пока всех, кто проклятого мог бы поддержать, не изведут. Я на них в церкви насмотрелся, они больше других спасения ищут, и у них все вкривь и вкось, и их тоже видно, на них тоже маска есть, но она отталкивает. Было бы странно, если бы на брата наложили, а меня оставили. Но то проклятие, что на меня положили, не совсем умное, в этом я уверен. Они на меня накладывали его, как на третье лицо, перекрестив на самоуничтожение с обеих сторон – и получилось, что барракуда сама себя ославила. Жаль, что они не на себя, а от себя проклинают. Я же говорю, нас с братом перепутали, но мы с ним похожи, поэтому само проклятие работает, как будто он это я. Я даже в семинарии смог всех обмануть. Спрятаться от барракуды и ее благоверного хотел, но она тварь все время знает, где я. Ей драконы найти меня помогают.
– Все равно ничего не понимаю, – признался Виткас. – Как можно что-то на кого-то наложить, чтобы вылезло в другом месте?!
– Вот смотри, – развел руками Валимир, – помещиков было один на три – пять тысяч крепостных. У нас слово раб не в ходу, но от перестановки мест слагаемый сумма не меняется. И все рабски зависимые молились на Благодетеля, а почему? А потому что поднять над собой вампира не то же самое, что заставить проклятого сунуться головой в петлю. Проклятие и Зов – жесткое зомбирование, когда два человека, связанные между собой, обрабатываются с двух сторон. У каждого вампира есть свой проклятый, которого они пытаются отправить на тот свет, но так, чтобы он сам ушел.
– А при чем здесь крепостные?
– Если все будут вампирами, кто кормить их станет? Мужик – чтобы молился на Благодетеля, а женщина сидела дома и не дергалась, занимаясь воспроизводством рабской силы. А в массе те и другие на коленях стоят. Они замучались бы искать душу раба, а им это и не надо. И тут уже механизм взывания к человеку по упрощенному варианту, когда женщина становится объектом наложения как бы Зова, но того, кто с нею связан, а мужчина Проклятия – и тоже без той, которая связана с ним. В упрощенном варианте именно крепостной раб и получается, потому что без самого человека и не прославишь его, и не унизишь ниже того положения, в котором он живет. Бабы помещика меньше чтили, но стоило ей голос повысить, мужик пару ребер сломал – и замолчала. А мужика плеточкой помещик охаживает, а он ему только в ноги кланяется и спасибо говорит.
Обычно таким зомбированием церковь занималась. Поэтому, когда человек в церковь приходит, он как бы замирает в благоговейном ужасе, чувствуя присутствие невидимого человека и страх, и его тянет пообщаться с Благодетелем. А когда выходит, испытывает невероятное облегчение.
– А что тогда настоящие Зов и Проклятие?
– Настоящие накладывают, когда хотят человека сделать вампиром. Или когда он сам этого хочет. Хитро-мудрая наука. Я там, в семинарии, понял, что мог бы разобраться, все в Библии расписано, только ключи нужны. Просто подумай, как много странных высказываний, которым нет ни подтверждения, ни опровержения, а они душу греют. А если копнуть глубже и приложить не к человеку, а к двум, которые между собой ребром связаны и как одна плоть, то сама Библия вдруг предстает в ином ракурсе. И то, что на первый взгляд не имело смысла, становится кучей дерьма, которая всю наши жизнь на ладони держит. Возьми, к примеру, торговцев белой смертью. Или бандиты, которым надо удержать человека, чтобы быстро получить свое и свалить. Ведь это все было и начиналось там, в то время, когда вампиры обрушили на человека свое слово. С чего, с какой радости человек вдруг оставляет семью, близких и любимых – и все отдает кому-то, кто не воспитывал его, не копил имущество, не радовался его успехам?
– Ну, может, на самого человека накладывают что-то. Есть же у нас гипнотизеры.
– Нет, это как любовь с первого взгляда. Человек помер раньше, чем к нему пришли. Они никого силой не тащат за собой, а воли у человека нет, чтобы остановится и подумать. И каждое слово, как бальзам на душу. Это кодирование, но не человека, а души. Такое крепче держит, с двух сторон. Кто устоит, если мед из души выходит?
– Ну, торговцам белой смертью только первое время и надо, а там зависимость держит, – поддакнул Виткас. – Человек крепко сидит на игле.
– Если прозомбирован, то крепче. Зависимость появляется с первой дозы, такому не вырваться. А если посыла от души нет, через какое-то время начинают понимать, что их дурачат – в больницу бегут, сами бросают, борются как-то за себя. Тут только Дьявол разберет, что к чему. Поэтому все Благодетели его как огня бояться, Дьявол – самый страшный враг. Вот пришел он, и все вампиры за проклятой бегут! – Валимир рассмеялся. – Обычно, когда имущества уже нет, или почки вырезаны, или сидишь в долговой яме, спросить бывает не с кого – и никто не ищет. А пикнул – и убили. Убить человека легко. А вылечить только раньше умели, когда Бог человека учил сам.
– А у меня такой знак на лице есть? – Виткас подставил Валимиру лицо.
– Нет пока, – улыбнулся Валимир. – Но не расстраивайся, будет, со временем. Вампиры каждый день сучат кого-нибудь.
Перед ними уже лежала добрая кучка стрел и кольев, когда вдруг они услышали визг и вопли, и вой – и сразу наступила гробовая тишина, будто остались одни. Оба вскочили и замерли в ожидании, прислушиваясь к каждому шороху. После недолгого затишья раздался топот бегущих ног, и снова вой, но уже смертельно раненного, и испуганные голоса, и вскрики. По голосу оба признали, что воет Ее Величество.
Виткас сгреб в охапку и стрелы и колья, рассовывая их в два рюкзака. Валимир быстро убрал хворост и щепки под спальные мешки, в заранее приготовленную яму, присыпав сверху землей и камнями.
– Думаешь, это собачки моей барракуды посадили Ее Величество на кол? – переглянувшись с Виткасом, полушутя, полусерьезно бросил Валимир, слегка побледнев.
– Думаю, твои еще далеко, – предположил Виткас, вслушиваясь в доносившийся шум и приближающийся грохот. – Наверное, их тоже ждать надо к полнолунию.
Оба рванули к выходу, столкнувшись в проходе, и, не раздумывая, выскочили наружу, одеваясь на ходу.
Вернулись через полчаса, но оба довольные и счастливые.
– Господи, я видел чудо! – помолился Виткас, встав на колени и сложив перед собой руки. – Я больше никогда не буду в тебе сомневаться! Стыдно называть тебя Дьяволом… Чувствую, кощунствую… Можно, я буду называть тебя Господом? Но если он, – Виткас ткнул в сторону беззаботно развалившегося на спальном мешке Валимира, – позвал и ты услышал, может быть, ты и меня услышишь? Пожалуйста, позаботься о моем брате, о моей жене и ребенке… Пошли нам, Господи, хлеб насущный и благополучный исход дела!
Виткас склонил голову и благоговейно и смиренно замолчал, полуприкрыв глаза.
– Не-а, он этого не любит! – сказал Валимир, наблюдая за другом. Улыбка во весь рот не сходила с его лица с тех пор, как они вернулись. – От него все милости ждут, а не жертвы. А он молитвами ни сыт, ни пьян. Ему, как вампиру, тоже кровь нужна!
– Не богохульствуй! – с серьезностью осудил друга Виткас.
– Не зря вампиры его вампиром называют… – криво усмехнулся Валимир в ответ. – Вот мы, решили боднуть болезни и немощи наши – и, пожалуйста, драконы пали к ногам! – он растянулся на спальнике, блаженно улыбаясь. – Господи, я исправлюсь! – пообещал он кому-то в потолке, виновато разведя руками: – Ну не могу я, вот так, сразу… – он снова воззрился на Виткаса, который смотрел на развязного друга с осуждением. – Что?! Это самый бессовестный и хитрый Дух, Вечный Изгнанник и Скиталец, в общем, законченный Поганец. Ну сам посуди, разве надо было так долго ждать?
Валимир помрачнел, вспомнив Зулю и Игоря. Но обвинить Дьявола в их смерти не получилось – на этот раз он знал убийц в лицо. Он лишь надеялся, что, как Бог, Дьявол не будет с ними слишком суров и несправедлив.
– Корчит из себя параноидальную шизофрению… – произнес он с досадой. Сел, одевая теплые унты. – Молись, не молись, а береженого бережет. Меня скоро хватятся люди барракуды и Благодетеля, и, если они меня вычислят, от себя уже никуда не отпустят. Кроме того, эта внезапная болезнь драконов… Им завтра наверх тоже ножками топать, устанут, бедненькие, оголодают. Нам по лесенкам, а им на веревках, – Валимир снова с ехидцей захихикал. – Им и за две недели в гору ни за что не залезть, так что мы им теперь за место Бога… У них теперь вся надежда на оборотней, которые обернуться в собак и потащат на себе. Нам пора выздоравливать и сваливать.
– Согласен. Мы можем прямо сейчас отправиться. Магазин у нас боеприпасами заполнен. Я еще один нож под шумок на кухне стянул, – Виткас вытащил из-за пазухи здоровенный секач, помахал им в воздухе.
– Нож нам не поможет. Даже стрела из дерева. Я слышал, они умирают от стрел, как от пули, если только ранить смертельно. Нам еще луки нужны, – напомнил Валимир, разглядывая нож. – Ты можешь максимально приблизить их к тому состоянию, когда их можно будет называть луком? – он кивнул на две дубины, оставленные в углу грота.
– Заметят, если приблизить, – ответил Виткас уныло. – Для того, чтобы сделать лук точным, с максимальной дальностью полета, нам еще трубка нужна, хорошая тетива, а где мы это все возьмем?
– У рыбаков, – произнес Валимир и слегка растерялся, не сразу сообразив, откуда у него взялась эта мысль – У них и лески есть, и трубки. Я видел, когда они на озеро собирались. Металлолома здесь хватает. И от драконов остались каркасы, легкие и прочные, один им уже точно не понадобится. На худой конец, можем оборотня завалить и забрать у него автомат.
Виткас нахмурился.
– Про автомат забудь, тогда нам точно крышка. Везде предупреждают, во всех сказках и легендах: не лезьте на рожон, если у вас креста нет, святой воды, серебряных пуль и осиновых кольев, – он тяжело вдохнул. – Не известно, умирают ли они от обычных пуль. Судя по необычному дереву, наверное, и крест какой-то особенный должен быть, и вода. М-да… – он озабоченно смерил ношу. – А как мы все это понесем? Тот же лук в рюкзак не спрячешь… Надо, чтобы он быстро собирался и разбирался.
– Могу я в горах ногу подвернуть? – возмущенно воскликнул Валимир. – Вместо подпорки используем. А там стянем, когда придет время. Но зарубки и насечки лучше сделать сейчас. Правда, я понятия не имею, как это делают, – он повертел приготовленные излучины в руках. – Наверное, уповать на лук глупо. Лучше бы пистолет с серебряными пулями, но где столько серебряных пуль взять? Тут и тонны серебра на всех не хватит!
– Ты из лука хоть раз стрелял? – поинтересовался Виткас с улыбкой знатока.
– Нет, не приходилось, – признался Валимир, слегка покраснев.
– А мы с братом в соревнованиях участвовали иногда, чтобы деньги достать, – Виткас убрал спальный мешок, сгребая землю. – Пусть и моя нога повредится тоже… Заберем, что осталось. Я дяде Ване скажу, что так надо, он не станет спрашивать зачем, прикроют… О!… О!…
Виткас замолчал, тупо уставившись на яму, в которой они оставили остатки срезанных ветвей и щепу.
– Что? – Валимир слегка перепугался и нехотя поднялся, приблизившись к Виткасу. Взгляд у него стал не менее озадаченным, брови удивленно поползли вверх. Весь хворост, который они ставили, оброс корнями, которые уходили в землю, пробивая камень толстыми плетьми.
– Мы сколько ходили? Полчаса?
– Меньше…
– И это все наросло за полчаса? Ай да молодцы! – Валимир хлопнул себя ладонью по лбу. – Кому бы в голову пришло заглянуть под землю! И на кой хрен тащить, если посадил и выросло?
– Что ты на это скажешь? – спросил Виткас, выворачивая то, что еще можно было употребить на стрелы и на тонкие крепкие колья.
– Наверное, мы в любое время сможем пополнить боеприпасы… Только как долго ждать? Могли бы и приписку сделать, – обиженно надулся Валимир, – что, мол, так и так, произрастает в этих краях дерево, которое приятно иметь под рукой, когда вами заинтересовались большие люди…
– Теперь подрывники должны будут подниматься первыми, чтобы обезопасить новый лагерь от возможного схода лавин, – рассудил Виткас, повеселев. – Правильно будем подниматься, как люди. Я попробую договориться насчет нас, чтобы нас взяли наверх. И разживусь едой на вечер и на утро. Только как мы с этим… нам же еще динамит тащить! А вдруг…
Оба одновременно уставились на два рюкзака, из которых торчали стрелы и колья.
– Переборщили мы, – согласился Валимир. – Я теплые вещи оставлю, снаряжение придется оставить, но без веревки нам не обойтись. И кто-то понесет динамит, а кто-то стрелы.
Из рюкзаков выбросили все лишнее. Рюкзаки им выдали хорошие, вместительные, чтобы человека можно было нагрузить по полной. Избавившись от теплой одежды и кучи ненужного хлама, сразу стало веселее. Стрелы в рюкзаке умещались и не торчали. Колья рассовали по спальным мешкам. И даже осталось место вернуть в рюкзаки часть вещей, часть закопали.
– А вдруг все же динамит заставят тащить? – расстроено произнес Виткас.
– Забудь про динамит, – уверенно произнес Валимир. – Не будем могилу себе копать – попросим ребят.
– Нас не за тем отпустят, чтобы мы свои шкуры спасали! И потом, подставлять ребят… У нас это не принято, – напомнил Виткас, осуждающе покачав головой. – А вдруг взрывать, а у нас взрывчатки нет? Нас еще всегда человек двадцать охраняют, и на драконах нас сопровождали. Догадаются – нам не жить. Суровые ребята.
– Вот и пускай несут сами. Теперь-то мы не на драконах! – возмутился Валимир. – И потом, с чего мы взяли, что обязательно взорвемся? Видал, какое дерево умное? А про ребят… Я к слову сказал, мы можем динамит, а они пусть наши рюкзаки.
– Ладно, по ходу разберемся, – решил Виткас, одеваясь. – Есть у нас пара человек, с которыми можно договориться. Мы тут все свои. Пойду, разведаю, что к чему. Поплачу еще, а то горец, а о мести ни разу не упомянул… Подозрительно. Клятву мести свидетели должны скрепить, которые месть у нас признают справедливой, обычно отец или старейшины. Но раз их нет, наверное, Царь с Царицей подойдут? – он усмехнулся. – Чувствую себя скотиной, как я могу взять в свидетели клятвы тех, кому собираюсь мстить?
– Ага, если подпустят. Я думаю, справедливо объявить тем, кому ты идешь мстить, о своей мести… Вежливо, тактично, интеллигентно, – ухмыльнувшись, одобрил Валимир. – Так мол и так, считаю смерть брата запланированной, иду мстить, признайте месть справедливой, а цель мщения благородной – и вижу врага своего, достану из-под земли, настучу по барабану. Обалдеют от твоей наглости и ни за что на себя не подумают. Кто, кроме врага, смог бы месть лучше всего охарактеризовать? Если назовут ее благородной и справедливой, считай благословение свыше получил. Да с дубиной-то не ходи! – проворчал Валимир, тоже одеваясь. – Они его за версту чуют…
Глава 8. Дьявол с сюрпризами…
– Манька, обиделась что ли? – расстроенный Борзеевич поковырял в носу пальцем. – Я же помню, город стоял здесь, а где площадь была, найди теперь под снегом-то!
– А говорил, память фотографическая… Тут дома были или нет? – с обидой в голосе возмутилась она, ткнув наугад посохом в снег и расплавив его до лужи.
– Это первый город… Вырос так неожиданно… Я в совершеннейшем потрясении был! Кто в таком состоянии по сторонам смотрит? – сокрушенно оправдался он.
Борзеевич потерянно стоял на высоком месте, тупо уставившись на обширную территорию, которая открывалась ему с высокого скального выступа. Улицы города, по которым они прошли, петляла, и шли они не просто по улице, а забегали то в один дом, то в другой, глазели по сторонам и выходили из домов порой через другой вход. Теперь всю вершину завалило снегом. Его сдувало, но все равно, местами снег был довольно глубоким.
– Теплее, теплее… Тут вы зашли в город, а тут что было? – похохатывал Дьявол, сидя на камушке и наблюдая за обоими.
– Тут? – Манька с минуту смотрела в указанное Дьяволом место, морщила лоб и потирала виски. – Ворота… Наверно… Открытые, а у стены что-то темное было… Или это было во втором городе? – она остановилась, уставившись в пространство перед собой мукой отчаяния, пытаясь вспомнить. – Ну, бли-и-ин!
Она уже битый час колесила по тому месту, где видели город. Город исчез, теперь тут была обширная, сравнительно ровная, будто кем-то наискось срезанная вершина, которая ничем не отличалась от прочих горных ландшафтов. Камни, скалы, снег. Ни лампы, ни саркофага, ни намека на сам город – все замело. Ну, лампа, понятно, она небольшая, а саркофаг? Но разве разглядишь, если каждый камень откололся от чего-либо художественно? Чтобы обследовать каждый камень на предмет отпечатка от руки, носа или ноги – тут и месяца будет мало. Нужное – оно всегда в самом конце… И даже затылочное зрение показывало какие-то ужасы, которые к городу вряд ли имели отношение. Вампиры, в общем, репертуар не меняли, оплевывали, уродовали, поганили ее саму, поминали Борзеевича и какого-то вампира, который был вызван к жизни и упорно продолжал оставаться ее сообщником, хотя ему предлагалась помощь в борьбе за выживание в этом изменившемся, несомненно, в лучшую сторону, мире.
Рассмотреть подробнее и понять, что за вампир, у нее времени не было. Дьявол торопил и посоветовал на время на вампиров забить. Вряд ли взывали к Его Величеству.
– Уже обед скоро, быть не может, чтобы ты забыла! – наконец, сказал Дьявол сердито.
Манька, к неудовольствию Дьявола, попросила его встать, порылась в снегу и в этом месте, извинилась и отошла, раздумывая.
– Ну! Что ты тут искала? – спросил Дьявол, выразительно удивляясь усмешкой.
Манька покосила в его сторону: с него станется, мог сидеть с намеком. Она медленно побрела в сторону Борзеевича, пиная носком ноги камни и снег.
– Площадь, Маня, чуть дальше центра была, а я сижу у ворот, – крикнул ей вслед Дьявол. – И прошу тебя, не наступи на железо, а то донашивать заставлю.
– Ой, а они тоже носили железо? – она резко остановилась, радостно выдохнув, припоминая встречу с человеком из первого города. – А шли босиком!
– Милая, ты меня удивляешь, – наставительно пожурил ее Дьявол. – Кто в такие горы полезет иначе? Тут сплошной магнетизм, не прилипнешь – снесет!
Манька полюбовалась на подошвы своих ног, обутых в теплые сапожки.
– Не прилипаю же, нет у меня нынче столько железа! – возразила она.
– А разве сама ты не железяка? – напомнил Дьявол. – И они железо ели… Правда, доброе. Слава Богу, Упырь тогда еще не родился. А само по себе оно иногда разрушается, если человек на него день и ночь смотрит тысячу лет. Какое железо не сгнило бы за такое время? А сгнило оно на человеке, въедаясь в плоть. Пролежи-ка в железе-то вечность, не захочешь, а пропитаешься. Но на кой оно тебе, ржавое? – пожал плечами Дьявол.
– Оно рукотворное! – весело воскликнула Манька, поднимая посох. Выглядела она довольной. Борзеевич, который залез на каменную скалу от греха подальше, тут же слез и неспеша направился в их сторону, согревая руки дыханием.
– Камень, покажи, где человек железо свое оставил? – попросила Манька, слегка ослабив хватку, чтобы не она управляла посохом, а он ею.
И сразу почувствовала, как потянула ее сила камней, засветившихся голубоватым светом, по пику вершины в обход скал, на которых только что сидел Борзеевич, поднялась по щебеночной насыпи, пересекла снежный занос и остановилась.
Посох постучал о землю три раза.
– Вот, нашла, – довольно сказала она, расплавив снег, направляя воду в сторону, и выковыривая два примерзших к земле изношенных до дыр ботинка.
От них почти ничего не осталось, и, пожалуй, можно было оставить – железо рассыпалось в руке, когда она нагнулась и подняла один. Человек не то снял железо, не то просто вышел из него. А возможно, железо перестало для него существовать, как бытие, в котором он был лишь гостем. С другой стороны, как-то ковали санки и ничего. Сдавалось ей, что и железо, как все, что от Дьявола, времени не боялось, но за такое время пропитаешься не только железом, но и пониманием: если открыл человек ворота вампиру – оставь его, и пусть вампир с ним сам разбирается.
Ну или Дьявол…
Лампа и статуя лежали тут же, неподалеку, но ключ нашли не сразу. Видимо, человек сумел сойти с того места, где вампиры закопали печать. Все же, в первом городе многие люди исполнили свою часть договора. Землю перекапывали, разбивая и выковыривая камень. Манька мечом и посохом, Борзеевич помогал откидывать обломки, орудуя кинжалом, стрелой и колышком. Ключ к поверхности был намного ближе, чем кувшин со свитком на площади города. Наверное, часть земли со временем унесло вместе с ледником, который потихоньку съезжал вниз, утаскивая грунт и камни за собой.
– Вот он! – весело заорала Манька, вытаскивая на божий свет черный круг, с полметра в диаметре, с выгравированными надписями, как на Дьявольском кинжале. В центре распластался сплющенный с обеих сторон трехглавый дракон, каждая его голова упиралась в одну часть ключа.
– Ну, так я его разбиваю? – спросила она у Дьявола, который прохаживался неподалеку, к чему-то прислушиваясь, всматриваясь в вершину четвертой горы.
– А он тебе нужен? – спросил он, мельком бросив взгляд в ее сторону.
– Нет, – ответила Манька, пожимая плечами.
Она с силой махнула мечом. Выскочил сноп искр, ключ отскочил, прокатившись по земле, не получив ни царапины – не погнулся даже.
– Сначала колпак сними, – с озабоченной подозрительностью рассматривая ключ, посоветовал Борзеевич.
– Какой колпак? – слегка растерявшись, она подняла ключ, рассматривая его.
– Мой, – подсказал Дьявол. – Шутовской колпак. Я, когда ключ положил, мысленно произнес, сколько чудес претерпит город. А ты произнеси мои мысли вслух. Удиви ключ смекалкой.
– Помнишь, Маня, когда мы были в четвертом городе, те люди достали из-под тебя такую же штуковину? А как сломали, дракон испустил дух, – напомнил Борзеевич. – Они не мечами махали, а крутили ее так и эдак и хихикали…
– А-а! – сообразила Манька, примериваясь к ключу, огорчившись, что пропустила такой ответственный момент, увлекшись битвой. Один из призрачных людей в это время рубил головы дракона. Жаль, что не порасспросила.
Но ни одна умная мысль не пришла в голову. Манька вертела ключ и так, и эдак. Город как город, ну прокляли его, а чудеса при чем? Борзеевич тоже подошел, рассматривая ключ.
– На подсказки смотри, – снова посоветовал он. – Это головоломка! Видишь, город нарисован, и крест на нем. Город не город, а условно башню с тремя домиками, наверное, можно числить городом. А тут башенки перевернулись, будто в воде отразились, и креста на них нет…
– Что? Город будет стоять в одном месте, а видеть будут в другом? – Манька повернула ключ в руках, рассматривая знаки.
И вдруг надпись на ключе загорелась, по ней пробежал огонь, и одна треть ключа выпала и преломилась.
С минуту любовались останками полуразрушенного ключа, забыв закрыть рты.
– Э-э… Круто! – Борзеич даже вспотел, внезапно переживая за благополучный исход разгадывания кроссворда, от которого зависело будет жить дракон или нет.
– И не будет в городе жителей, но все они будут живы, – уверенно сказала Манька, заметив пустой город и перевернутых людей, которые тянули руки вверх.
И еще одна часть ключа треснула и вывалилась, рассыпаясь обломки.
– И будет город охранять дракон, который не увидит его, пока охраняет? – заинтересованно прочитала она третий рисунок, на котором был нарисован город и дракон с завязанными глазами.
Подсказки Дьявола, что разгадка кроется в чудесах, который претерпит город, оказались кстати. Последняя часть ключа треснула и раскололась.
Дьявол посмотрел на ключ с тоской, тяжело вздохнул, исторг их глаз голубой огонь, оплавляя осколки.
– А теперь вам придется бежать бегом, – ядовито сообщил он, ухмыльнувшись.
– С чего бы? – разом вскинулись его спутники.
– Потому что сюда ползут два других дракона, – порадовался он, довольный произведенным впечатлением. – Налегке, они будут здесь через сутки. В лучшем случае. Сейчас они у подножия четвертой горы. День на подъем, ночь добраться до этой, день в эту гору залезть, и еще ночь настигнуть вас у подножия шестой горы. Итого, – Дьявол посмотрел на свои пальцы. – Двое суток. Эти горы чуть выше, но для них это не так существенно. Ползают и летают они быстро.
– В худшем? – хором, сдавленным шепотом, испугано, вскинулись оба слушателя.
– Чуть меньше. Летают они быстрее, чем ползают. Если им хватит воздуха и сил поднять себя, с вершины четвертой и этой горы пролетят на крыльях часа за три, – Дьявол махнул рукой на шестую гору. – Быстрее им не поспеть. В общем, у вас около пятнадцати часов, – подытожил он.
– Там люди? Или только драконы? – ужаснулся Борзеевич.
– А как они оказались у подножия четвертой вершины? – поперхнувшись, совершенно потрясенная, прохрипела Манька.
– Вы опять меня удивляете! – изумленный Дьявол развел руками. – Цивилизации не стоят на месте! У них столько приспособлений, что вам и не снились. Взять, к примеру, ковры-самолеты…
Он замолчал, с любопытством наблюдая за онемевшими спутниками, которые потерянно и со страхом уставились на четвертую горную гряду и самую меньшую из ее гор. Наверное, там тоже когда-то стоял призрачный город, и Дьявол, чтобы тот уместился на вершине, подрезал ее.
– Но это еще не все приятные неожиданности на сегодняшний день… – весело промурлыкал Дьявол, наслаждаясь их страхом и растерянностью.
Манька и Борзеевич промолчали, превратившись в само внимание. Оба стояли с побледневшими и вытянутыми лицами, с округлившимися и потемневшими глазами.
– Нас догоняют тридцать оборотней, они уже начинают подъем, – так же радостно сообщил он, причмокивая от удовольствия, будто оборотни торопились дорогими гостями, нагруженные подарками. Дождавшись, когда кто-то один пошевелится, он продолжил в том же благодушном тоне:
– Они злые и голодные. Они бегут за вами без сна и отдыха вторые сутки. Бегают они, сравнительно с ползущим драконом, медленнее, но они опередили Горынычей, и если те сумеют полететь, догонят вас одновременно. И тогда – вам крышка! Я буду расстроен, если они не справятся с вами, но не сильно. А справятся, порадуюсь за Помазанников. Кстати, – он оценивающе смерил обоих взглядом, – я ошибся, времени у вас меньше. Оборотни и драконы могут сутками не спать, оставаясь в бодром состоянии духа.