Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте

– Ну, вообще-то, и без него не особо отваживались бы, – криво рассмеялась она, покосившись на плащ, мирно лежавший рядом. На нем даже шва не осталось.

Значит, для устрашения у Дьявола был не только Ад…

– Так ты, Маня, желание еще не загадала, помнишь ли? – напомнил ей Дьявол.

Борзеевич, убедившись, что материя плаща способна не только искалечить, но и вернуть в первоначальный вид, успокоился совсем, радуясь, что и у него есть такие проткнувшие Царствие Божье и Царствие Небесное параллельные кусочки материи.

– Манька, – подсказал Борзеевич, – проси себе такой же! Смотри, какие портянки! Гадом буду, если мне насолить! Бог сказал – Бог сделал! Лови на слове!

– А можно? – представила она, как плащ закусывает вампирами.

– Ну, это ты загадала! – с озабоченностью задумался Дьявол. – Нет, Маня, пока вампир судиться с тобой, нельзя. Съест он тебя, если вампир переизбран будет. Но желание твое принял. Будет, когда сможешь носить его.

– Значит, никогда, – расстроилась она, понимая, что желание пропало. Лезть снова в горы ради одного желания ой как не хотелось. Пропасть на пропасти, крутизна. С той стороны хотя бы готовые ступеньки были, а с этой… – Ну, Борзеич, дернул тебя черт за язык, – обиженно укорила она друга.

– Не торопи, да не торопыгой будешь, – рассмеялся Дьявол, сочувственно взглянув на виноватого старика. – Говорят, поспешить – людей насмешить.

Борзеевич опустил сочувствующий взгляд, вздохнул, развел руками. Молча, пока Дьявол смотрел в другую сторону.

– А можно, я себе лоскуток возьму? – попросила Манька, заметив оставленный Дьяволом обрезок плаща.

Дьявол, похоже, про него забыл. Или думал, что лоскут куда-нибудь исчезнет сам собой. Но тот лежал и ждал, когда хозяин плаща вспомнит о нем.

– Ах… Занимаюсь вами… – осерчал Дьявол, – Ладно, – милостиво разрешил он. – В лицо бить ногами не будет, но и врага не тронет, но предупредит об опасности: черное станет красным, а красное – черным. Он всему моему Закону обучен, хоть и лоскуток. Береги его, а если предупреждает, беги изо всех сил, как только сможешь, даже если Борзеевич станет убиваться и расписывать истинную благодать, и сама будешь видеть ее – никому не доверяй, даже себе! – он повязал лоскуток на ее запястье, как браслет.

– Борзеевич хороший, я ему верю, – ответила Манька, обидевшись за старика.

Дьявол громко рассмеялся, взглянув снисходительно на покрасневшего старика. Борзеевич кряхтел, пыжился, но не оправдывался.

– Ага, вместо мозговых извилин у него в голове идейное просвещение. Сам же вампиров сделал… Борзеевич, своего рода, тоже черт – образный перевертыш, – предупредил он. – Так что, портянки его не покраснеют и черными не станут, оставаясь в горошек. И не все его горошины правильно понимают. Есть те, кто горошину читает наоборот. И сам того не желая, он может помочь вампиру или оборотню проникнуть в твой удел – так он устроен.

Манька помолчала, раздумывая над словами Дьявола. Какой спрос с Борзеевича, если сама была не лучше. Наверно, не стоило старику лишний раз напоминать, что он не совершенен. Никто таким не был, даже Дьявол.

– А почему мы остановились тут? Надолго? – спросила Манька, вспомнив об избах и дыме над землей. Она переживала. Может и нет у нее никакой земли, и изб уже нет.

– Стар и млад ищут вам беду. Вспомни, как ловко люди из проклятых городов рубили головы дракона и вампиров. А если бы на тебя враг охотился – смогла бы так? Или дракон? За перевал перевалимся, как раз в самое пекло угодим. Там только бегом придется бежать. А к такому марафону нужно подготовиться.

Манька закусила губу. Одно дело, стрелять из укрытия, другое – врукопашную…

– Пришло время ускоренным курсом пройти курс молодого бойца, – посвятил их Дьявол в свои планы. – Против вас с Борзеевичем государство выступило единым фронтом, война началась самая настоящая, а на твоей стороне – ты да Борзеевич, которому в военное время доверять нельзя…

– Съел чего-нибудь? – наконец, не выдержал и обиделся Борзеевич, которому надоело, что Дьявол опять назвал его врагом. – Ты поганку-то выплюни! Я же бил оборотня? И как бил! Положил в рядок, а вы раскидали врагов по всему полю.

– Это пока ты моей головой думаешь, а ну как в плен угодишь? – Дьявол не засмеялся, не стал как всегда насмешливым, давая понять, что такой вариант не исключался. – Станут тебя пытать, да вызнавать секреты, сможешь выдержать? А в бою преимущество на стороне секретной стратегии и тактики.

Борзеевич оглянулся, убеждаясь, что еще не в плену.

Манька заинтересовалась последними словами Дьявола, а после ее бросила в жар. Как это, все государство? Мысленно помолилась за избы, за дерево, за землю, за водяных, лесных и зверей, за всех, кто остался на благодатной земле. Даже в самых страшных мечтах отомстить за себя, воевать против государства она не планировала. Посмотреть разве что, склонить к сотрудничеству… найти компромисс или компромат… обложить дворец неугасимым деревом, плеснуть живой водой в лицо…

– Ну, не съем же я свой горох, – буркнул Борзеевич.

– А ну, как устоит кто против твоей горошины? Я ведь не сказал, что предашь, я только сказал, что твоей голове награда втрое против Манькиной обещана! – сообщил он старику.

Борзеевич побледнел.

– Да-да, и тебе предстоит стать молодым бойцом. Железо вам недолго осталось носить, и Маня железом пропиталась – всем железякам железяка. Меча ей только недостает, которым и голову дракона можно срубить.

– Меч?! – Борзеевича нахмурил лоб, как будто пытался вспомнить что-то важное.

– Где? – обреченно развела руками Манька. – На дороге, поди, такие мечи не валяются.

Наверно, иметь при этом меч, было престижно. В Утопии у всех мечи были, и у спутников ее, которые лежали в каменных саркофагах. И она подозревала, что те мечи были не простыми, простой меч вряд ли можно было забрать с собой в Царствие Небесное.

– Достанем! – обнадежил Дьявол. – Зря железо ела да плавила у живого огня? Зря живой водой закаливала? Зря протыкала себя стрелами, пробивая колодец бездонный? Может ли земля не дать тебе меч, зная, что вампиры придут за нею? Материализация – не хитрая наука. Для меня, во всяком случае. Ты такая железяка стала, что меч, конечно, можно бы уже достать. Но сомнения меня берут: ковал его дядька Благодетельницы нашей – Упырь. Гнилое он подложил тебе железо, нарастает на ржавом месте втрое против прежнего. Я сам замерял, пока вы спали. И вот что думаю, пока СенСей учить вас будет, железо должно съесть и износить по правилам, чтобы ни грамма не осталось. И есть у нас железо, которое Упырем не задевалось. Санки, например. Своими людьми ковано, проверенными, из горной руды плавленое. Лишнее железо не повредит, разве что гемоглобин повысит, а меч должен быть не длинным, не коротким, как раз по руке, и чтоб железа в тебе осталось в огне не сгореть, а лишнее потом само выйдет.

– Ох, – выдохнула Манька с облегчением. Похоже, ни резать, ни совать в огонь, ни посылать, куда Макар телят не гонял, Дьявол ее не собирался. И рассудительно заметила: – А вот кабы не нашли мы Бабу Ягу, да живую воду и поленья неугасимые, не бывать бы мне железкой?

– Так все герои сначала к Бабе-яге идут, – то ли пошутил, то ли объяснил Дьявол. – Кто о герое узнал бы, если бы он сам о себе не рассказал? И все они стали героями после встречи с Бабой Ягой. А что с остальными случилось, которые не в ту сторону подались, история умалчивает.

– Ну, – мудро заметила Манька, вспомнив о покойниках в подвале. – А как же те, которые до меня приходили и живыми не остались? Значит, не в Бабе Яге дело.

– Не просить надо было, а требовать! А требование подкрепить делом, – не сомневаясь, обвинил покойников Дьявол. – Старушечка была – божий одуванчик, приходили к ней здоровые детины – заломи руки да согни в бараний рог. А она сама себе руки заломила – тот и ум потерял, не спросив ни себя, ни ее, а на что она их ломит-то перед ним…

– А стрелы куда подевались, когда я их в сердце втыкала?

– Куда они могли деваться, если в сердце твое вошли? Ясен день – прошли навылет, – рассмеялся Дьявол. – Мои стрелы не вдоль бьют, а поперек. Так вампира не убьешь, стрела убивает древнего вампира, который передачки туда-сюда таскает, но думаю, приятным сюрпризам на той стороне порадовались. Мой яд в яичной мути ложка дегтя в бочке меда горчит, открывая прыщи.

– А пусть не лезут на рожу нашу! – хихикнул Борзеевич.

– Торопиться нам некуда, вампиры никуда от нас не убегут. Теперь их очередь бегать за вами. Окопаемся тут, пока воевать не научитесь, нет в государстве более надежного укрытия, чем мои заповедники.

Манька вынула утку из рассола, нанизала куски на приготовленные прутья, сложила над костром, поворачивая из стороны в сторону.

– Как-то тихо железо снашивается, – расстроилась она. – Дома, бывало, купил лопату, не успел грядку перекопать, а она уже сгнила. И вил не напасешься. А это не железо, а черт знает что. И как дядьке Упырю после такого богатым не быть.

– Ты бы давно его сносила, если бы не прорастало прямо на тебе. Но убывает помаленьку. Последний комплект донашиваешь, – рассердился Дьявол. – Еще и Борзеевича подключили.

– Может, достанем меч, а железо после сносим? – расстроенно полюбопытствовал старик.

– Быстрее Баба Яга получается, – ответил Дьявол. – А неподготовленной в гости к вампиру идти не след. Нынче злые они, а Горынычи еще злее, Маня их источника силы лишила. Ну, если есть желание… Любой выбор уважаю, даже такой. Но, когда посадят на кол и придут побивать палкой, на мою помощь не рассчитывайте.

– Это не выбор, – осудила Манька, – это смерть. Зачем же еще палкой бить?

– Видишь ли, если человек не ступал по земле, пока был жив, в Аду он тем более не найдет куда ступить. Так до Суда и врачует вампира, подливая масла в огонь. Так разве он не на колу сидит или палкой его не бьют, если проклятие над ним продолжает висеть и вампир белее снега? До суда будет на колу вертеться и побои сносить. Судьи они, Манька… Строгие и справедливые. Спаситель сказал: «врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною.»

Манька ужаснулась, представив себя на колу. Представила так ясно, как протыкает кол все ее внутренности, вырывая кишки вдоль позвоночника, будто видела и на себе испытала. И не удивилась – видела, а иначе откуда пришла эта ясная мысль? Опять вампиры пытали живую плоть, пока ее прицеп валялся в отключке. После того, как она побывала в Аду, земля ее ближнего часто показывала ей то, что творили вампиры на той стороне. Иногда во сне, иногда в чувствах и ощущениях. И она уже не пугалась и не удивлялась, досматривая до конца свои видения и объясняя земле, кто и для чего издевался над нею.

– Если поймают, мне хана! – вздохнула она. – Зачем я туда прусь? – осудила она себя.

– Не плакаться, а с гостинцами! – наставительно одобрил Дьявол. – А все едино смерть, если бы не заметила, что рядом иду. Помочь не могу, я Бог по сути, а не по признанию, караю и милую, но – Законом! Но могу научить.

– Был бы правильный Бог, – в сердцах бросила Манька. – А то все муки на меня собрал!

– Манька, я Бог Нечисти! Сердце мое безраздельно принадлежит вампиру. Любуюсь им и думаю: вот он, а вот я, но как мы похожи! Я перед Бездной боец, он передо мной боец. У меня есть Сад-Утопия, и его окружает Сад-Утопия, у меня есть Ад, и он не отстал. Я творю всякую тварь в своей земле, и он творит в земле своей тварюшек, я Судья, и он судья, я молюсь Небытию, и он молится Небытию, я поставил себя над костью, и он… Стоит ли сердиться на муравья, если оставил тебя без внимания? Впрочем, – Дьявол с грустью задумался, – с человеком такое может статься! И муравей ответ держит, если прополз по человеку. Ну, муравей, ладно, а стадное поголовье бизонов, чем человеку помешало? Не лает, не кусает, телится, доится, травку щиплет.

– Как чем, а пастбища? – усмехнулась Манька.

– Волшебное слово «надо!» – и человек умер, не успев родиться, – Дьявол вошел в свое обычное состояние, оставив депрессивный тон. – Сорока миллионам бизонов поживиться было чем, еще пара миллионов свиней, коров и лошадок упали бы с голоду? Теперь слоны и киты. И пустыня не радует – скорпионы под ноги бросаются. Человек не создавал, чего ему церемониться? И безжалостно вырывает мои глаза и уши. Пусть распнет меня человек и ограбит, думаю я, когда вижу, с каким цинизмом преподносит вампир «Здравствуй Папа!». От меня не убудет. Я помогу поднять его ношу и донести до границы моих владений и остановлю себе всякую мысль, которая бросилась бы ему вслед и прокричала: «Ты убил меня!» Разве есть человек, который понес бы на своих плечах мертвого слона или тех же бизонов? Человек человека убивает и не совестится. За благополучие в целом всегда приходится чем-то жертвовать – если план сработает, а он сработает. – глаза Дьявола заблестели, в глубине их снова загорелся голубой огонь, – не такие стада народятся!

– Ты сначала занимаешь позицию «моя хата с краю», а потом плачешь о китах и бизонах, – укорила Манька. – Есть те, кто жизнью рискует, чтобы кита спасти, а ты их на землю вымениваешь, объявляя осликами.

– Это загадка, на которую я не могу поднять руку, – строго произнес Дьявол. – Сама подумай, сколько бы вампир не издевался над человеком, человек все равно к нему идет на поклон. Есть в нем нечто, что приятно пахнет. Представь, пал вампир в поле. И пришел бы я и сказал: вот, Маня, освободил тебя от того, кто ездил на твоей спине долгие годы – подала бы мне руку-то? Не исторгла бы на меня проклятие, если бы я ударил вампира на твоих глазах? Вроде великое сделал дело – но кто как не ты, бежала бы с поля без оглядки? Зато вампир с радостью положит за тебя плату и порадуется, что поле ему досталось дешевле, чем если бы стал его выкупать. В том и разница. Человек не дорог мне, как вампир —благодарить не умеет. А нечисть правила знает, мудрость имеет – свою, богоумную мудрость. Я помогаю тебе не ради тебя, а ради земли, которой поклялся, что, если обретет сознание, станет больше, чем просто земля. Историю вспомни, как буквоед пресыщался и падал на ровном месте – и бил, и гнал, и поражал. Только Законом может спастись человек от моего гнева.

– Я Закон знаю только с твоих слов, – напомнила Манька.

– Закон на все времена высечен на двух скрижалях, – Дьявол постучал пальцем по ее лбу. – Здесь. Открой и прочти. Если не напали, ну и не лезь, а напали – бей! Вампир в зуб, и ты ему в клык, чтобы каждый видел красоту прикуса. Он в глаз, и ты в глаз, что бы каждый знал, каким глазиком обесточить пытался. Руку отсек, а ты обрубок перед собой выстави: смотрите, какой рукой калечил! Закон – это не бой с тенью, это добрая старая заповедь: и следи за ближним своим, как за самим собой. И тогда я не смогу помогать вампиру против тебя, ты увидишь заговор раньше. Посмотри на треугольник-то! Ты можешь позвать на помощь людей, все в твоей власти. Открой вампира – пусть станет как те, древние. И убей раньше тех, кто придет убивать тебя. Это труднее, но железное твое начало отразит удар.

– Значит, буду есть железо, страшно переедая, не я первая начала… Только почему-то нет у меня ничего этого внутри, почему я осталась такой, какой была? – призналась Манька. – Иногда чувствую себя такой же беспросветной дурой. Скажи мне, я хоть немного поумнела с тех пор?

– Ну ты, Маня, вопросы задаешь! Как бы ты побила оборотней, если б не изменилась? А как бы через Неизведанные Горы прошла, которые только единицам в веках одолеть под силу? Давай-ка, положим железо в огонь, и посмотришь завтра, как очистится от ржавчины!

Дьявол забрал у нее и посох, и башмаки, и каравай, и у Борзеевича забрал.

– Ну, ладно, Манька, Бог терпел и ей велел, а мне оно на что?! – тяжело вздохнул Борзеевич, передавая изрядно сношенные обутки Дьяволу. – Вот уж не думал, что меня ждет не уважаемая старость, а язвы и бег наперегонки со смертью.

– А вдруг дракон на тебя огнем подует? – добродушно пожурил Дьявол. – Железный устоишь, а пока он удивляется, что за чудо на него свалилась, успеешь пятки показать… Или, выпустит Манька меч из рук, а ты и подать не сможешь… Меч-кладенец только тот может взять, кто железо распробовал.

Манька вдруг заметила, что пока готовили утку к ужину и вели неторопливый разговор, лес подвинулся ближе. И опешила: лесные! Их было много.

Дьявол махнул рукой – и стройные деревца обернулись девицами красавицами… сучковатыми немного, а корявые деревья мужской частью лесного населения. А вслед за ними на берег вышли водяные и русалки со смазливыми личиками…

Борзеевич протер глаза, а после сразу расцвел, будто его подменили. С духами у старика были особые отношения: он их редко помнил, зато они его знали. Выбросив из головы железо и забыв про утку, он сбежал вниз по склону, и духи обступили его, щупая и показывая всем видом, что они рады его видеть.

Манька проводила его с добродушной усмешкой: без общества он в горах одичал.

Получалось, что у них гости… Или они в гостях…

Обычно лесные и водяные не жили большим сообществом, так, чтобы присматривать за участком леса или реки, а здесь был именно народ. И этот народ пришел поприветствовать Дьявола, который был духам и хозяин, и отец, и заступник. Поклонившись ему, народец начал расходиться, остались только лесные красавицы и русалки, которые бесстыдно щупали старика, сплетя ему венок из водяных лилий и полевых цветов, которые цвели тут буйно и пестро, но, когда он пытался их поймать, с хохотом разбегались.

На нее внимания обращали мало: окинули взглядом, покачали головой и забыли.

Ну, она к этому привыкла…

Дьявол отодвинул шампура с готовым шашлыком, бросил железо в костер, огонь вспыхнул и достиг высоты самого высокого дерева, опалив ее, и деревянные шампура с превратившимся в уголь шашлыком разлетелись в разные стороны, и то ли послышалось, то ли вправду было, Манька услышала громкий человеческий стон, который внезапно поднявшийся ветер тут же унес в сторону озера. Раскаленное докрасна железо осталось лежать, а огонь снова стал таким, каким был, тихо потрескивая сучьями.

Ужин был безнадежно испорчен.

На вопль прибежал Борзеевич.

Заметив, что Манька собирает остатки ужина, отколупывая черную сажу от мяса, он сделал вид, что расстроился, но глаза у него светились от счастья, а на Дьявола он смотрел с любовью.

– Маня, брось, нам не в первой без ужина.… – махнул он рукой. – Что это было-то?

– Это Упырь помирает, – задумчиво проговорил Дьявол, глядя в огонь. – Столько прожил, а вот, нашел, наконец, смертушку. Отмучилась и душа его. Голая была, ведическое знание имела, а проходила мимо дома Бабы Яги, да и заглянула, а обратно не вышла. А ведь могла бы силой стать против силушки вампирской. Не было любви к вампиру, но горсть земли отдала добровольно, и до конца дней пылала головней, мечтая лишь о конце. Вот как срам ее прикрыть?

– Да ну! – обрадовалась Манька, проводив улетевший в небо вопль кузнеца господина Упыреева опасливым взглядом. Получалось, долг перед ним закрылся как бы сам собой. – Не вернулся бы, – озаботилась она, и осторожно поинтересовалась, кивнув на железо: – А ну как булатным станет? Я его тогда от него век не избавлюсь.

Дьявол тяжело вздохнул и сделался усталым.

– Знамо дело, станет, это тебе не семечки щелкать. А ну, как вампир найдет булатом прошитый? Зубы у тебя от железа уже не крошатся, пора на твердую пищу переходить.

– Так ведь не сами по себе, от живой воды, – еще больше усомнилась Манька.

– А ты попробуй, – Дьявол протянул ей конец посоха. – Каравай одно, у него свои правила, а вот железо, которое само по себе… Надкуси-ка!

Манька погрызла железный посох и изумилась, мягким ей показался посох – а ведь гранит им ломали. Пожалуй, прав Дьявол, зубы наросли свои.

– И надолго мы тут застрянем? – деловито поинтересовалась она.

– Как СенСей решит, – неопределенно ответил Дьявол.

Борзеевич с заинтересованным видом сел напротив на Дьявола.

– Что за СенСей? Меч не игрушка, а страшная сила, – назидательно поднял он палец. – Колись, кого прячешь.

– Пригласил я одного моего доброго знакомого из страны далекой, из старины глубокой, из-за моря океана, с острова Буяна, учителя вам строгого, но справедливого. Врагов у него нет, и дела на острове не запущены, но скука смертная, три метлы повесились бы со скуки, если бы ума хватило.

– Этого СенСея не Дьяволом ли кличут? – усмехнулась Манька.

– А тебе о том откуда ведомо, дивная девица? – подковырнул Дьявол.

– Кто еще смог бы лучше него махать мечом, который в Аду плавлен, в Раю закален, землею обточен?

– Он самый! Но с утра! – Дьявол с нерадостным лицом осмотрел испорченный ужин. – Остались без ужина, – констатировал он. – Придется вам заморить червячков подножными кормами. М-да, а завтра у вас день тяжелый, подниму ни свет, ни заря.

Если Дьявол поднимет рано, остались не только без ужина, но и без завтрака. Травы здесь были сплошь незнакомые, а за грибами, наверное, надо было в лес идти. И Борзеевич расстроился: русалки здесь оказались не такие, как дома, диковатые – и посмотреть бы, какие у них тут правила и распорядки, но спросить было уже не у кого, духи разошлись по своим делам, старик вернулся без рыбки – встречать хлебом-солью их тут не собирались.

– Подружимся, – успокоила она старика, осматривая местность.

– Когда успеем-то? – возмущенно проскрипел Борзеевич. – Ведь жизни не будет!

– А когда она у нас была?

– Заездют они нас – это же духи! Пожалели… Рыбу пожалели! – хмуро проговорил Борзеевич, отправляясь в пещерку.

Манька пожала плечами. Русалки ее мало беспокоили, спать она решила лечь пораньше. Хотелось с утра посмотреть, что это за земля. Она утонула в душистой копне сена, закрыла глаза и подумала о Дьяволе: и как он успевал быть во всех местах сразу? Она уже никаким его способностям не удивлялась, знала, что много его – но всегда мало, когда ешь с ним из одной плошки одной ложкой.

Другое дело Борзеевич…