Czytaj książkę: «Рыбка. Второй поцелуй»

Czcionka:

1

Я вляпалась в дерьмо. В прямом и переносном смысле. Мой сапог с чавкающим звуком увяз в коровьей лепешке, но я не застонала от разочарования, а продолжила улыбаться, глядя в камеру.

За два года в роли телеведущей популярного реалити-шоу «Любовь-морковь» об одиноких английских фермерах, которые ищут свою вторую половинку, я научилась сохранять восторженное выражение лица даже в такие моменты, когда кто-то по локоть засовывает руку в корову, помогая ей разродиться. На деле же и это зрелище, и свою работу фермерской свахой я мечтала забыть как страшный сон.

– Снято! – объявил Джейми.

Шотландец с огненно-рыжими волосами выглянул из-за камеры и отсалютовал моей термокружкой.

– Слава тебе господи! – выдохнула я.

Забрала у Джейми термокружку и принялась вытирать сапог о пожухлую траву. Без дозы кофеина и сахара я бы не пережила и дня съемок. Если фермеры запросто просыпались ни свет ни заря, то меня, настоящую сову, регулярные подъемы в четыре утра медленно, но верно убивали.

Весь ноябрь мы делали короткие репортажи о каждом из десяти героев нового сезона. Из отснятого материала мой любимый монтажник Хью соберет первую серию, трансляция которой запланирована на третье декабря. В течение месяца после этого заинтересовавшиеся телезрительницы смогут отправить нам видеоанкету, а мы отберем по две кандидатки и пригласим их посетить приглянувшегося фермера. У него в гостях под зорким оком телекамер им нужно будет доказать не только любовь, но и умение доить коров, управляться с трактором и стричь овец. Через семь дней они разъедутся и снова встретятся лишь в финале. Из года в год мы снимали его в июле в большом, специально под это оборудованном амбаре, где каждый фермер выбирал свою нареченную.

– У сеновала валяется шланг, – крякнул Билл, открепляя микрофон от лацкана моего серого пальто из плотной шерсти. – Я не пущу тебя в машину с дерьмом на сапоге.

Пятидесятилетний Билл в фетровой кепке, прикрывавшей лысину на затылке, был не только нашим звукооператором, но и водителем. И если мы хотели, чтобы он разблокировал двери и пустил нас внутрь, приходилось выполнять ряд правил. Мне было запрещено приносить с собой коровьи лепешки, Джейми – курить в салоне, а Питеру, нашему осветителю, – слушать хеви-метал. Как по мне, вполне разумные правила.

– Скоро приду, – бросила я и направилась к сеновалу. По дороге остановилась и вылила в рот остатки кофе.

Самый лучший ванильный латте с нотками лесных орехов и миндальных пряников варили в кофейне напротив моего дома в Камдене. По утрам я была одной из первых посетительниц. Бариста в черном тюрбане и с сильным индийским акцентом уже имел наготове пол-литра моего любимого кофе. За эту предусмотрительность я называла его раджа Арун и оставляла десять фунтов чаевых – в два раза больше, чем стоил мой латте. Всю дорогу до места съемок в машине Билла я делала маленькие глоточки, а в конце съемочной смены, спустя десять—двенадцать часов пила уже остывший кофе, не желая выливать даже каплю чудодейственного зелья.

Я перешагнула через толстый кабель, тянущийся от камеры Джейми к микроавтобусу, и пошла в сторону сеновала, оставив парней собирать оборудование. Для съемки пилотного эпизода мне не нужна была съемочная группа в тридцать человек. С десятиминутными роликами мы отлично справлялись вчетвером.

Были свои преимущества в работе телеведущей – мне больше не нужно было таскать тяжести. В самом начале, когда я еще студенткой второго курса устроилась на телеканал Би-би-си, мне поручали любую работу: и сматывать провода, и надраивать линзы, и подзаряжать аккумуляторы, и даже камеры тягать. И со всем, кроме последнего пункта, я справлялась на ура, а вот волочить пятнадцатикилограммовую камеру при моем весе в пятьдесят килограммов и росте в сто шестьдесят сантиметров просто не представлялось возможным.

Обещанный шланг не нашелся ни у сеновала, ни у конюшни, зато из коровника донесся голос Уильяма, хозяина фермы и одного из пятерых героев этого сезона. Сорокалетний холостяк, страшно заикающийся в присутствии женщин, все свое время проводил в тракторе, окучивая поля, и не мог сам колесить по Англии в поисках невесты. Для этого у него была я.

Сваха номер один, лучшая в своем роде, единственная и неповторимая Роуз де Леви.

Да, я часто – то есть всегда – ныла, что не хочу вставать по утрам, что не для этого я три года училась на журналиста, но как же приятно видеть счастье в глазах моих подопечных, когда они прижимают к своей груди новообретенную вторую половинку. И раз за разом думаешь, а может быть ну их, эти вечерние новости, о которых я грезила с шестнадцати лет? Только расстраивать людей. А так я делаю их счастливыми. Ведь кто-то же должен быть счастлив, если уж я не могу?

В коровнике настойчиво пахло сеном. У пятого стойла справа Уильям разговаривал с коровой, заботливо поглаживая ее между глаз. Она блаженно жмурилась и тыкалась носом в его ладонь. Все животные на ферме были спокойными, ухоженными и довольными. Когда мы впервые приехали к Уильяму в конце сентября, чтобы лично познакомиться, в моем мозгу тут же сложился образ, который мы представим стране: заботливый мужчина с чутким сердцем.

– Эй, Уильям! – Я помахала рукой, привлекая его внимание.

Он взвизгнул, как девчонка, и в ужасе зажал ладонью рот. Его лицо стало смертельно бледным. Все коровы резко повернули головы, с осуждением замычав на меня, а та, что стояла позади, ткнула носом в спину. От неожиданности я отпрыгнула и, пытаясь поймать равновесие, засеменила ногами, но избежать падения не удалось. Сделав еще два шага, поскользнулась и улетела прямо в корыто с сеном.

Твою ж мать.

Под задницей оказалось достаточно мягкого сена, чтобы не ушибиться, но досталось моему самолюбию, которое и без того каждый день страдало, начиная со звонка будильника в четыре утра. На глазах выступили слезы. Неужели ради того, чтобы реветь в коровнике и решать чужие любовные проблемы, я отказалась от Сэма?

– В‐вы ушиблись? – Подскочил ко мне Уильям.

Я замотала головой и позволила ему поставить меня на ноги.

– Я шланг искала.

Через минут двадцать я сидела на заднем сиденье нашего микроавтобуса с промокшими ногами и смотрела из окна на пологий ландшафт Оксфордшира, зеленый даже в начале декабря. Разговоры коллег и музыка, звучавшая по радио, отошли на второй план. Мои мысли вернулись к Сэму. Семь лет назад я предпочла ему карьеру на телевидении.

– Срочное включение с нормандского острова Олдерни в проливе Ла-Манш, – донесся взволнованный голос радиоведущего из динамиков. – Сегодня утром вследствие урагана «Рина» оказалась разрушена береговая линия со стороны порта, затоплены десятки домов, повреждена большая часть катеров.

Я резко подалась вперед, ремень безопасности впился в грудь.

– Сделай погромче, – попросила я Билла.

Новости я просматривала регулярно, а сайт агентства «Рейтер» был моей библией. Единственное исключение составляли дни съемок, когда приходилось концентрироваться на пугливых фермерах.

– Метеорологи недооценили масштаб надвигающейся катастрофы, – пояснил радиоведущий. – Вместо предсказанного крепкого шторма на крохотный остров с населением в две тысячи человек обрушился ураганный ветер со скоростью сто девятнадцать километров в час. К счастью, жители единственного города Сент-Энн не пострадали.

Я выхватила телефон из кармана пальто, написала сообщение маме и принялась листать новостную ленту. На одном видео десятиметровые волны налетели на пляж Брей, и вот фотография – дюны смыты, а дома вдоль Платт Салайн стоят частично без крыш и с выбитыми стеклами. Я искала в каждом новом сообщении название отеля «Последний герой», но его нигде не упоминали. Значит, можно надеяться, что он уцелел.

– Роуз, ты чего такая бледная? – осторожно спросил Джейми, сидевший рядом.

– Я выросла на Олдерни, – отозвалась я, вглядываясь в очередной видеоролик.

Картинка дергалась, но очевидными становились две вещи: на восстановление потребуются миллионы, а о рождественском туристическом сезоне, который приносит Олдерни основную часть годовых доходов зимой, не могло теперь идти и речи. Мой родной остров, где никогда ничего не меняется и десятилетиями главным событием года остается цвет платья очередной победительницы «Мисс Олдерни», оказался в бедственном положении.

Джейми придвинулся и взглянул на экран моего смартфона.

– Кошмар.

Так точно.

Три часа до Лондона я молчала, читала новости, безрезультатно звонила маме и гадала, насколько все на самом деле плохо. К сожалению, мне больше некому было звонить. Покидая Олдерни много лет назад, я оставила за спиной не только остров, но и всех олдернийцев.

Первая волна паники схлынула, и я вспомнила негласное правило, известное каждому телевизионщику: чем сильнее раздута трагедия, тем выше рейтинги. Реальное положение дел можно узнать только на месте.

– Роуз, сообщают, что пострадавших нет, – напомнил Джейми, когда мы выбрались из машины у телестудии, и мягко похлопал меня по плечу.

В этот момент на экране моего телефона, который я не выпускала из рук, наконец отразилась фотография мамы.

– Мам, как ты? – Мой голос был неестественно высоким и сорвался на последнем слове.

– Все хорошо, милая, все в порядке, – зашептала мама. – Нам не так сильно досталось, крыша только подтекает в паре мест. Но все хорошо, не волнуйся.

Мама всегда старалась казаться сильной, поэтому я переживала, что крыша «Последнего героя» не подтекала, а попросту отсутствовала.

– Черт с ним, с отелем. Ты как?

– Нас, островитян, ветром и волнами не напугаешь, – тихо хихикнула она.

На другом конце провода послышались шаги и недовольное ворчание. После небольшой паузы я решилась спросить:

– Как папа?

– Злится, что не сможет принять туристов. Сейчас уже посыпались отказы на зимние каникулы. – Мама еще сильнее понизила голос. Я едва могла различить ее бормотание. – Будем надеяться, что починим все к лету, правда, где брать для этого деньги без туристов, непонятно… Ладно, не забивай себе голову. Как твои успехи?

В груди защемило. Родители не были бедняками, но жили скромно и каждый пенни откладывали на нужды отеля. И хотя папа вот уже семь лет не желал меня видеть, у меня все равно появилось желание помочь им.

Я не раз видела, как организовывались телемарафоны для сбора пожертвований. Так почему бы не использовать известный формат? Если мои репортажи могли привлечь городских красавиц на фермы, то неужели у меня не получится влюбить зрителей в Олдерни и собрать деньги для его восстановления?

2

План по спасению Олдерни сформировался в лифте, когда мы подъезжали ко второму этажу здания Би-би-си. А уже на третьем этаже меня начали грызть сомнения. Уговорить Гарри, нашего шеф-реда, будет непросто, но гораздо больше меня пугала сама поездка. Оказаться на Олдерни означало столкнуться с прошлым. С отцом, который не желает меня знать, а еще с Сэмом… Господи, какой ужас. К четвертому этажу я уже прокляла свой план и искала пути отступления, вплоть до героического прыжка в шахту лифта. Все лучше, чем оказаться лицом к лицу с первым мужчиной, при мысли о котором даже семь лет спустя учащается сердцебиение.

Хотя кто сказал, что моим воспоминаниям о самом красивом парне на свете можно доверять? Скорее всего, он давно растолстел, облысел и женился на какой-нибудь клуше, а единственное, что сегодня напоминает о его былой красоте, – это их дети. Такие голубоглазые ангелочки с темно-русыми кудряшками и ямочкой на подбородке, как у него самого. Сэм наверняка носил детей на плечах и потакал всем прихотям. Пару раз – ну ладно, признаюсь, миллион раз – я порывалась узнать, как сложилась его жизнь, но так и не решилась. Вдруг он оказался удачливее и, главное, счастливее меня?

Сердце болезненно заныло. Но нет смысла жалеть или злиться, ведь я сама выбрала свой путь, а Сэм – свой. А наши поцелуи в библиотеке его особняка, казалось, были в какой-то прошлой жизни.

Сейчас речь шла не о нас, а о моих родителях и еще двух тысячах жителей Олдерни. Мне предстояло убедить Гарри в целесообразности телемарафона, а он, к моему великому сожалению, не славился сговорчивостью. Впереди ждали сложные переговоры, и удача была не на моей стороне. За длинным овальным столом на другом конце телестудии он сидел в окружении моих коллег. Оставив Джейми, Билла и Питера за спиной, я подлетела к Гарри и присела на корточки, игнорируя косые взгляды.

– Уделишь мне пару минут?

Шеф нахмурил свои густые темные брови с проседью и отложил в сторону айпад.

– Роуз, у нас планерка.

Я энергично закивала головой.

– Знаю, Гарри, знаю. Ты видел, что случилось на Олдерни? – Я сунула ему под нос телефон с фотографиями острова. – Там все разрушено, Гарри. Надо поехать на остров, сделать серию репортажей. Отправь меня?

Взгляды коллег, прожигающие мою спину, заставили ладони вспотеть. Успокаивало только присутствие Кейт – редактора «Доброе утро, Великобритания» и по совместительству моей лучшей подруги. Мы познакомились на первой лекции в университете, а теперь работали в одном отделе Би-би-си. Я бросила короткий взгляд через плечо. Кейт дергала себя за светлые волосы и закатывала глаза, как в эпилептическом припадке. Господи, неужели Льюис опять не дал ей выспаться, вспомнив в последний момент про какую-то поделку из камней и каштанов?

– Тебе-то зачем ехать на остров? – удивился Гарри. Он откинулся на спинку кресла и сложил ладони на объемном животе, из-за чего руки стали казаться короткими, как у тираннозавра. – Наш корреспондент выехал на Олдерни сразу, как только позволили погодные условия. Он отправит нам свежий материал к вечерним новостям.

– Это прекрасно!

Я подняла большие пальцы и чуть не потеряла равновесие, отпустив стол. Из горла вырвался панический вдох. Еще не хватало второй раз за день шлепнуться на задницу.

– Правда, я совсем о другом, Гарри. Остров зависит от туризма. На рождественские каникулы они пролетают, значит, им и к летнему сезону будет не на что подготовиться. А если мы сейчас раструбим о том, какая там разруха, туристы и летом не приедут. Гарри, в наших руках спасти Олдерни от беды.

– Роуз, – прогнусавил Руфус из вечерних новостей, сидевший по правую руку от меня, – серьезная журналистика в том и заключается, чтобы показывать правду.

Я еле сдержалась, чтобы не зарычать. Руфус был из тех мужчин, кто считает, что женщины могут делать репортажи только про средства по уходу за кожей. Я поднялась и скрестила руки на груди.

– Тебе выгодна только та правда, от которой растет рейтинг. А мы оба знаем, что чем чернушнее новости, тем лучше.

– Что ты предлагаешь, Роуз? – спросила Кейт, и я была готова расцеловать подругу за поддержку.

– Вместо того, чтобы снимать разрушения, дайте мне показать остров с лучшей стороны. Белоснежные пляжи, зеленые склоны и исторические достопримечательности! Люди влюбятся в Олдерни и завтра же кинутся бронировать отели и скупать билеты. Острову необходимы эти деньги.

– Роуз, ты бы сено из волос вытащила, а то приходишь нам планерку срываешь. Возвращайся-ка к своим коровам, – вновь подал голос Руфус.

Я быстро провела руками по голове, выдернула пучок сена, на который, видимо, и намекала Кейт, дергая себя за волосы, и резко обернулась к этому заносчивому индюку. Ведь я знала про себя, что могу делать новости не хуже него. И делала бы, если бы Гарри мне позволил. Разве я собиралась всю свою телевизионную карьеру провести в роли свахи? Когда мне предложили вести «Любовь-морковь» два года назад, я была девчонкой на побегушках и мечтала стать серьезным журналистом. Но ведущая ушла в декрет на три месяца раньше, и Гарри, напоминавший в своей клетчатой рубашке и вельветовых брюках милого дядюшку, просил выручить и обещал, что это временно. Шоу заполняло послеобеденную – мертвую – паузу между новостями и имело такие низкие рейтинги, что в конце сезона его собирались закрыть. Не работа мечты, но определенно шаг вперед.

Моя ошибка заключалась в том, что мне ужасно понравился один из героев того десятого и, как я думала, последнего сезона. Кроткий с женщинами, в управлении своей фермой Кай был настоящим профи. Его свинарня даже получила награду «Лучшая биоферма Англии». Серьезно, этот мужчина заслужил прекрасную женщину, которая бы объезжала с ним на тракторе бескрайние владения и вязала ему носки из собачьей шерсти. Я вложила свое сердце и на четвертом выпуске вернула внимание телезрителя. К концу второго месяца трансляции передачу поставили в прайм-тайм, а к финалу сезона, увенчавшегося свадьбой Кая и Кэрол, меня, одинокую и без намека на личную жизнь, окрестили главной английской свахой.

Гарри в итоге отказался искать мне замену, шоу продлили, а я застряла в ненавистном амплуа. Нет, Гарри, конечно, преподнес это иначе: «Роуз, я ищу, ищу, у нас кастинги каждую неделю, но никто тебе в подметки не годится. Ты – залог успеха нашего деревенского хита. Неужели ты хочешь, чтобы мы его лишились? Потерпи еще чуть-чуть, моя золотая».

Под овечьей шкурой скрывался хитрый волк-манипулятор.

– Роуз, «Вокруг света» готовит другой отдел, – осторожно напомнил Тони. – Мы тут при чем?

Тони готовил самые чернушные репортажи с расчлененкой, изнасилованиями и кишками. Как это уживалось в нем наряду с вкрадчивым голосом, хомячьими щечками и пятью сыновьями, оставалось для меня загадкой. Хотя Кейт, у которой был шестилетний Льюис и поделки из ореховых скорлупок и блесток, утверждала, что нервы многодетных родителей крепче нержавеющей стали.

К нам подошел Джейми, видимо, уже передавший отснятый материал монтажникам, и присел на краешек стола рядом с Кейт.

– Как уже говорила ранее, я хочу сделать серию репортажей об острове и завершить их под Рождество благотворительным сбором в прямом эфире. Сначала подогреем интерес зрителей к острову и намекнем, что его спасение в их руках. А потом еще зазовем их приехать летом, посмотреть, как там все здорово благодаря их помощи. Пусть почувствуют себя щедрыми Санта-Клаусами, а мы на их пожертвования восстановим Олдерни.

Я ждала аплодисментов, но коллеги молчаливо переглядывались. Только Кейт и Джейми понимающе кивали головами.

– Мы? – протянул Гарри. – Мы – телеканал Би-би-си, а не благотворительный фонд. Но идея со сбором мне нравится, ты умеешь выдавить слезу. Скорее всего, рейтинги будут довольно высокими. Но, Роуз, чего тебе сдался этот Олдерни?

Я провела руками по волосам, чтобы успокоиться, что удавалось с трудом, учитывая подозрительные взгляды присутствующих, и вытащила еще один пучок сена. Да, я хотела хоть ненадолго вырваться из роли свахи, но сейчас речь шла не обо мне.

– Моим родителям принадлежит отель на Олдерни.

Гарри прикусил нижнюю губу, наверняка высчитывая в уме, какой может быть выгода от моей задумки. Он явно не собирался соглашаться слишком быстро.

– Роуз, подобные командировки нужно заранее оговаривать с начальством. Это большие расходы.

– Я возьму только Джейми. – Я посмотрела на него щенячьими глазами, и он, вздохнув, кивнул. – И сама оплачу нам проживание.

У меня был второй счет, на котором я копила деньги на отпуск. И, ей-богу, я была готова провести свои заслуженные три недели в крохотной квартирке в Камдене, нежели на Бали или Майорке, если это поможет убедить Гарри.

– А как же влюбленные фермеры? Мне не нужны дырки в расписании.

Я замотала головой.

– И не будет, Гарри. Мы сегодня закончили снимать материал для пилотного эпизода. Теперь целый месяц нужно ждать видеоанкеты желающих поучаствовать в новом сезоне. Я смогу их отсматривать на Олдерни и буду все время на связи. Старт съемок реалити-шоу запланирован на середину января, так что у нас уйма времени. Не волнуйся.

– Ну я не знаю, Роуз… Ты требуешь слишком многого… Дай мне подумать.

– Хорошо. – Я подкатила стул, стоявший у стены к столу, села рядом с Гарри, сложила руки под подбородком и уставилась в его серые глаза.

Он неуютно заерзал на стуле.

– Мне нужно пару дней.

– Нет у меня пары дней! – Я хлопнула ладонью по столу.

Коллеги вздрогнули. Черт. Я перегнула палку. Гарри недовольно вскинул брови. Руфус пробубнил очередную гадость. Что ж, терять уже было нечего, и я вытащила свой главный козырь из рукава. Проигрывать эти переговоры в мои планы не входило.

– Гарри, я обещаю навсегда остаться твоей свахой, если ты меня отпустишь на Олдерни, – сказала я, чувствуя себя Майклом Корлеоне из «Крестного отца», ведь делала предложение, от которого невозможно отказаться.

Темные глаза Гарри загорелись, а на лице появилось алчное выражение. Он довольно улыбнулся и потер руки. Ну что ж, значит, так тому и быть.

– Две недели, – быстро и по-деловому заговорил Гарри, схватив свой айпад. – Три репортажа по часу. Поставлю на шестнадцать тридцать вместо «Готовим с Молли».

– А попозже никак?

– Нет. Благотворительный телемарафон – пятнадцатого декабря. Ни днем позже. Я подготовлю новый контракт. Бессрочный. Ты согласна?

Я коротко кивнула, не зная, вышла ли победительницей. Что вообще чувствуют люди, когда продают душу дьяволу?