7 футов под Килем

Краем глаза я заметил, как чокнутая заметно вздрогнула.

– Он влюблен в Луизу, – неожиданно подала она голос.

– Он сошел с ума от ревности, а потом отравил и ее, и себя. Хороша влюбленность, – съязвил я, все больше распаляясь. – Да это же чушь собачья!

Рыженькая девчонка с первой парты в ужасе обернулась. Ее соседка уставилась на меня так, будто я осквернил какую-то святыню. Неженки! Моя хорошенькая соседка покачала головой, но не обернулась, зато несколько парней одобрительно присвистнули с задних рядов. Меня так и подмывало еще что-нибудь ляпнуть.

Нет! Стоп! Что я творю? Зачем все время лезу на рожон? Но на фрау Вайс мой резкий тон не произвел ни малейшего впечатления. Постучав указательным пальцем по губам, она уточнила:

– То есть вы считаете, что Фердинанд должен был отказаться от Луизы в пользу леди Миллер исключительно из корыстных побуждений?

– Ну почему сразу корыстных? – возмутился я.

– Я всего лишь называю вещи своими именами, Никлас. – Учительница окинула взглядом класс. – А что думают остальные? Стоило ли Фердинанду жениться на леди Миллер ради продвижения по карьерной лестнице и одобрения отца?

К моему огромному удивлению, со всех сторон послышалось «нет» романтичных глупцов и только одно «да». Я оглянулся и увидел самодовольную улыбку на загорелом лице смутно знакомого парня. Кажется, мы могли бы с ним подружиться.

– Очень любопытно, – довольно хлопнула в ладони фрау Вайс. – Знаете, это исключительно интересная тема. Любовь, и что мы под ней подразумеваем, на что можно ради нее пойти и когда лучше от нее отказаться. Поэтому в качестве домашнего задания вам нужно закончить предложение «Любовь – это…»

Я закатил глаза. Чтобы написать ответ на этот вопрос, мне потребуется четыре слова.

Глава 4
Лу

Ослепительный свет фар, визг тормозов, пронзительный крик Эммы.

«Если бы не ты, ничего бы не случилось».

«Если бы ты ушла, как договаривались, Эмма была бы жива».

«Если бы не ты, Катрин и Генри не потеряли бы дочь».

Первая неделя в школе прошла ужасно. Мне абсолютно все напоминало об Эмме. Я просыпалась посреди ночи, хватая ртом воздух, но не могла вздохнуть. Казалось, что грудная клетка вот-вот треснет под тяжестью моей вины.

Стерев дрожащей рукой холодный пот со лба, я выбиралась из кровати и ползла на кухню. Разогревала молоко с медом и включала телевизор в гостиной. Смотрела на заставку фильма «Свадебный переполох» и, поколебавшись пять-десять минут, начинала бездумно прыгать по каналам, пока снова не забывалась под синее мерцание и монотонную речь продавца магазина на диване. Мама будила меня в шесть утра, и с каждым днем ее лицо становилось все тревожнее и бледнее. Она спрашивала меня: «Когда это закончится, Луиза?» – а я пожимала плечами и уходила принимать душ. У моей вины не было срока годности.

После завтрака, который я проглатывала даже не ощущая вкуса, мама подвозила нас с моим младшим братом Колином до школы. Сразу после той рождественской вечеринки папа поставил мой велосипед в гараж. Я больше не ездила на нем, постоянно думая про груду металлолома, в которую превратился велосипед Эммы.

В школе я спала на уроках с открытыми глазами, не слушала учителей и избегала попыток одноклассников заговорить со мной. Я больше не была Луизой – душой компании и соорганизатором отвязных вечеринок. Без Эммы я была никем.

В среду со своих спортивных соревнований вернулся Патрик. С выгоревшими под австралийским солнцем волосами, с медового цвета кожей, на фоне серого промозглого Любека он казался лишним. Я сразу заметила его на школьной парковке, когда вылезала из маминой машины. В окружении друзей и обожателей он стоял на кузове своего гигантского пикапа и демонстрировал всем доску для серфинга. Как всегда – самый яркий, самый красивый, самый популярный парень школы. Когда-то я лопалась от гордости, рассматривая его идеальную фигуру и нежась в лучах его славы. Мы были негласными королем и королевой школы. В какой-то другой жизни.

Я натянула капюшон и постаралась затеряться среди людей на школьном дворе.

– Луиза! – услышала я за своей спиной его голос и ускорила шаг. – Постой!

В следующую секунду Патрик взял меня под локоть и заставил обернуться. Мы были близки больше двух лет, но сейчас от его прикосновения во мне все похолодело. Я повела локтем, скидывая его руку.

– Привет. – Патрик улыбнулся по-настоящему голливудской улыбкой. – Ты меня не заметила. А я вот, вернулся.

Он развел руки в стороны, будто сделал мне удивительно приятный подарок. Я буквально слышала, как он мысленно добавляет при этом что-то в стиле «та-да!». Судя по выражению его лица, сейчас мне стоило упасть ему в объятия, обливаясь слезами счастья.

– Поздравляю, – выдавила я, когда пауза неприлично затянулась.

Я развернулась и пошла к школе, засунув руки в карманы куртки.

– Эй! – удивленно окрикнул меня Патрик и в два счета догнал. – Расскажи, как тут все без меня? Я вчера за полночь вернулся. Боже, ты бы знала, какой у меня джетлаг. Восемь часов разница во времени – это не шутки.

Он мотнул головой, откидывая выгоревшие на солнце волосы со лба. Я понимала, что не должна была на него злиться, потому что он не виноват в смерти Эммы, ведь это я позволила утащить себя в спальню и позабыла о времени, но его беспечный тон заставил меня содрогнуться от отвращения.

– Ты как? Нормально? – продолжил он как ни в чем не бывало. – Выглядишь бледной.

Патрик пропустил меня в школьное фойе первой, предусмотрительно открыв дверь. Когда он потянулся, чтобы приобнять меня, я начала снимать куртку, мешая ему приблизиться. Краем глаза я заметила, как тень непонимания скользнула по его красивому лицу.

– Я на соревнованиях занял первое место. Приз – десять тысяч долларов! Давай сегодня отметим?

Сейчас я была ближе к тому, чтобы броситься под поезд, чем идти с Патриком что-либо отмечать. Господи, да куда он поставит еще одну награду? В его спальне две стены занимали полки со всевозможными медалями и кубками, которые их домработница полировала с большей тщательностью и любовью, чем семейное серебро.

При мысли о спальне Патрика меня резко замутило, перед глазами запрыгали черные точки. Может быть, он и помнил о моей лучшей подруге, но делал то, о чем меня просила мама, – жил дальше. Вот так просто. Но моя жизнь остановилась в тот момент, когда машина с подвыпившим водителем за рулем осветила велосипед Эммы светом желтых фар…

Я прокашлялась, чтобы избавиться от комка в горле.

– Патрик, на похоронах я говорила серьезно. Между нами все кончено.

Он несколько раз моргнул. Улыбка наконец сошла с его пухлых губ.

– Думал, что ты это на эмоциях…

Я молча смотрела на него, не давала ему зацепок переубедить. Сама еле стояла на ногах.

– Хорошо. Я понял… Но, если что, ты знаешь где меня найти.

Я развернулась и поспешила по коридору как можно дальше от Патрика. После всего случившегося его близость стала для меня невыносимой.

В пятницу на большой перемене после урока физики я вытащила из рюкзака пластиковый контейнер с ланчем. Помимо бутербродов с мягким сыром и ветчиной внутри лежали огурцы в форме звездочек и круглые оладья. У моей мамы имелся целый ящик со всевозможными формочками: от комет до оленей, от паровозиков до ангелочков. Мне восемнадцать лет, но она и ее чертов перфекционизм каждый раз превращают мой обед в произведение искусства, как будто украденное из художественной галереи, которой она руководила.

– Только через мой труп вы устроите пенную вечеринку вместо выпускного!

Я обернулась. За соседним столиком ребята из параллельного класса громко спорили о выпускном, смеялись и активно жестикулировали.

Черт.

Огурец застрял в горле, и я с трудом проглотила его. Если бы не авария, сейчас бы я точно так же сидела и спорила с Эммой, потому что мы возглавляли оргкомитет нашего класса. Собственно, с негласного одобрения одноклассников мы были его единственными членами.

Обычно наши разговоры о выпускном происходили по одному и тому же сценарию: я записывала новые шикарные идеи в маленький красный блокнот, который сейчас лежал в моей каюте на яхте отца, приходила к Эмме, зачитывала идеи вслух, а она камня на камне от них не оставляла.

«Слишком дорого! Никто не даст купить тебе тысячу бумажных фонариков!»

«Луиза, какие живые бабочки? Где мы их возьмем?»

«Настоящие цирковые акробаты? Ты издеваешься, правда?»

После этого с присущей ей прагматичностью мы начинали искать реальные варианты.

Эмма, как же я по тебе скучаю!

– Надо все-таки решить, что делать, – снова донеслось с соседнего стола. – Время поджимает.

Они были правы. Это только казалось, что до выпускного в конце июня уйма времени. По факту надо было поторапливаться, иначе все хорошие рестораны забронируют, а диджеев и фотографов разберут.

Я захлопнула свой контейнер, так ничего толком не съев, кинула его в рюкзак и поднялась из-за стола. Мне нужно найти классную руководительницу и попросить взять кого-нибудь другого вместо меня в оргкомитет. Без Эммы я просто не могла заниматься организацией выпускного, а испортить его всем одноклассникам не хотела.

Фрау Вайс я поймала в коридоре, когда она выходила из учительской.

– Можно с вами поговорить? – сказала я.

– Здравствуй, Луиза. Конечно.

Она шире открыла дверь и пропустила меня в пустое помещение. Видимо, другие учителя уже разбрелись по классам.

Фрау Вайс закрыла за нами дверь и подошла ко мне. Седые волосы обрамляли доброе лицо, испещренное глубокими морщинами. Светло-голубые глаза смотрели с тревогой поверх очков-половинок, сидящих на кончике длинного носа.

– Как ты? – спросила фрау Вайс.

На похоронах Эммы мы не говорили, а всю первую неделю после каникул я тщательно избегала ее, даже на уроках старалась помалкивать, боясь, что она начнет задавать вопросы.

– Нормально, – ответила я.

Это было правдой, если нормально означало «плачу большую часть суток, борюсь с паническими атаками и ненавижу себя».

– У меня к вам просьба.

Во рту пересохло. Я собиралась отказаться от проекта, который был бесконечно важен для нас с Эммой. Да что там важен? Мы им жили!

– Конечно, конечно. Все что угодно. – Она улыбнулась и погладила меня по плечу. – Я очень рада, что ты наконец сама подошла ко мне. Я очень волнуюсь за тебя.

– Ага… – протянула я. Не об этом я хотела говорить.

– Луиза, если ты переживаешь из-за оценок, не стоит. Все учителя в курсе. Никто от тебя ничего не ждет. Я хочу, чтобы ты знала: совершенно нормально горевать и скучать по дорогим людям. Я правда понимаю, каково тебе. И если тебе понадобится помощь, только скажи. Хочешь, я организую встречу со школьным психологом?

Какой к черту психолог? Я затрясла головой.

– Нет. Я хочу, чтобы вы нашли кого-нибудь другого, кто будет организовывать выпускной.

Фрау Вайс удивленно вскинула седые брови.

– Ты уверена?

– Более чем, – кивнула я.

Она поправила очки, съехавшие на самый кончик носа. Повисла пауза, которая заставила меня на нервах закусить изнутри щеки.

– Луиза, как бы нам ни хотелось, мы не можем изменить прошлое. Все, что в наших силах, – это продолжать жить.

Ну вот и она туда же! Как мама и Патрик! Продолжать жить! Легко сказать! Если бы я не пошла с Патриком к нему в комнату, а была бы хорошей подругой и вовремя поехала с Эммой домой, то сейчас мы бы вместе лопали дурацкие огурцы в форме звездочек и разносили в пух и прах мою очередную идею!

– Поверь мне, ты ни в чем не виновата, – добавила фрау Вайс.

Я непроизвольно дернулась. О-о-о… С этим утверждением я могла бы поспорить. Кто, если не я, виноват в смерти Эммы? Чувство вины всколыхнулось на дне живота, поднялось вверх ядовитой желчью, разлилось горечью во рту.

– Давай не будем торопиться. Ты подумаешь, придешь в себя. Лучше вас с Эммой никто не смог бы организовать выпускной.

Я открыла рот, чтобы закричать: «Вот именно! Нас с Эммой! А нас больше не было! Я была одна». Фрау Вайс улыбнулась мне с такой нежностью, что вместо этого я прошептала:

– Я подумаю.

* * *

Я еле дождалась воскресенья. Сколько я себя знала, всей семьей мы проводили этот день на яхте, спущенной на воду даже зимой в яхт-клубе. На рассвете отправлялись туда с кульком свежих булочек и круассанов из ближайшей булочной. Колин сонно ворчал. Мама варила крепкий чай с леденцовый сахаром и сливками. Папа выходил по реке Траве в Балтийское море. Я сидела на палубе и смотрела на воду, которая меняла цвета в зависимости от погоды. Семейные вылазки по воскресеньям были нашей традицией. И сейчас, когда весь мир летел коту под хвост, только мысль о прогулке на яхте держала меня на плаву.

В воскресенье мама опять разбудила меня на диване в гостиной, но в отличие от других дней, я даже почувствовала себя человеком, а не зомби, которому нужно держать пальцами веки, чтобы глаза оставались открытыми. За завтраком я нетерпеливо дергала ногой, желая поскорее оказаться на яхте, пока Колин спал носом в тарелке. Думаю, он бы с удовольствием променял Балтику на футбольное поле.

– Боюсь, что сегодня ничего не выйдет, – вдруг сказал папа, не отрывая взгляда от телефона. – Мой клиент должен явиться в суд завтра утром. Мне стоит поехать в Мюнхен, чтобы лично обсудить все финансовые отчеты.

Я уронила ложку в чашку. Капли чая заляпали стол.

– Луиза! – воскликнула мама и бросилась за полотенцем.

Колин даже не вздрогнул.

– Но пап, – протянула я, не обращая внимания на маму, которая уже крутилась вокруг меня.

– Извини. – Папа пожал плечами. – Долг зовет. Мой клиент может остаться без порток. Я не могу его бросить.

– А как же я? – взвыла я. – Почему ты можешь бросить меня?

Папа нахмурился.

– Я работаю и обеспечиваю вас всем, о чем вы только можете мечтать.

Кровь бросилась мне в лицо. Уши и щеки охватило огнем.

– Я мечтаю провести время с семьей на яхте! – воскликнула я. – Твои клиенты, партнеры фирмы и портье в отеле видят тебя чаще нас!

Глаза папы расширились, и он с грохотом опустил ладонь на стол. Чашки на блюдцах зазвенели.

– Без моей работы не было бы ни этого дома. Ни твоих дорогих шмоток. Ни твоей любимой яхты! Марш в комнату!

Я открыла рот, задохнувшись от возмущения, а потом сорвалась с места. В спальне упала на кровать и разревелась. Я чувствовала, что поездка на яхте – мой спасательный круг, за который я держалась из последних сил, стал терять воздух, будто в нем пробили огромную брешь. И теперь мне грозило навсегда уйти под воду.

В понедельник в школе все стало еще хуже – в шкафчике Эммы копался какой-то темноволосый верзила. Он оказался моим новым одноклассником, которому хватило наглости занять шкафчик Эммы, ее место за нашей партой и дерзить фрау Вайс. Чертов Никлас Не-верю-в-вашу-дурацкую-любовь Райнхард!

Глава 5
Лу

После моей стычки с отцом с ним поругалась мама. Я не знаю, что именно она сказала ему в спальне во время ссоры, пока он паковал вещи, чтобы уехать к клиенту на заседание суда, но на открытии новой выставки в галерее в среду он не появился. Вернувшись далеко за полночь домой, мама крикнула: «Он мне даже цветы не прислал» и в ярости запульнула туфлю на высоченной шпильке через весь коридор в гостиную, где я сидела на диване и смотрела «Ешь, молись, люби», уже успев проснуться после очередного кошмара. К счастью, я смогла быстро выключить телевизор и спрятаться под одеялом, чтобы она меня не заметила.

Жаль, что я не могла спрятаться от себя. Дурацкий фильм разбередил раны. Пока Эмма была жива, я только и делала, что ныла по поводу поездки в Индию после окончания школы. Она грезила этой страной, я же боялась разлучаться на целый год и собиралась поехать вместе с ней. Но меня ужасно пугала перспектива мучиться от постоянного несварения желудка и вместо тихого Любека оказаться среди миллионов людей. Теперь я бы отдала все на свете, лишь бы сидеть рядом с Эммой хоть в ашраме, хоть в Мумбаи.

На утро раскалывалась голова, а глаза опухли от слез. Совсем не хотелось идти в школу, но объясняться с мамой – еще меньше.

Перед началом первого урока я опять заметила новенького у открытого шкафчика Эммы. Он запихивал в него свою огромную черную куртку. Никлас был просто гигантского роста, а его куртка могла бы послужить брезентом для двенадцатиметровой яхты. И в шкафчике Эммы ей не место! Во мне все взбунтовалось. Но этот парень был не виноват, это чертов герр Шредер стер память об Эмме, а ведь было время, когда мы организовывали все школьные праздники, а директор к нам прислушивался. Как же он мог так быстро о ней позабыть, обо всем, что она сделала? Я закипела от злости, закусила изнутри щеки, развернулась и пошла в учительскую. Кого первым встречу, тому все и выскажу!

Фрау Вайс была в кабинете не одна. Напротив нее сидели Марта, Джули и Нелли. Они о чем-то говорили, но, как только заметили меня, сразу замолчали.

– Я не собираюсь организовывать выпускной! – выпалила я с порога, а про себя мысленно добавила: «Пусть эта школа катится к чертям!»

На широком лице Марты, усыпанном миллиардом веснушек, губы растянулись в улыбке, но зубы при этом оставались плотно сжаты.

– Что и требовалось доказать, – протянула она.

Мы с Мартой хоть и учились в одном классе, но подругами никогда не были. Она была зазнайкой. И если зануда Джули неплохо ее дополняла, то что рядом с ними делала Нелли, для меня всегда оставалось загадкой. Нелли, с большими голубыми глазами, прямыми волосами непонятного цвета и покорным характером, была похожа на олененка Бэмби, который только учится ходить.

– Это, конечно, меня печалит, – сказала фрау Вайс, – но я предполагала, что так будет. Не волнуйся, Луиза, отдыхай, набирайся сил. Девочки уже согласились возглавить оргкомитет.

Я растерянно перевела взгляд с учительницы на эту троицу. Я ослышалась. Иначе и быть не могло. Эти три мымры в нашем с Эммой оргкомитете? Да они же ни на что не способны! Марта не была ни на одной нормальной вечеринке, называя их пустой тратой времени, Джули не имеет фантазии, а Нелли никогда не открывает рот. Эта катастрофа вселенского масштаба!

Эмма, это не кончится ничем хорошим. Вместо бального зала, роскошных букетов, живой музыки, я уже сейчас вижу, как мы отмечаем окончание школы в ресторанном дворе торгового центра.

– Ты в порядке? А то выглядишь так, будто увидела привидение, – с сомнением в голосе сказала Джули.

Я не знала что ответить. Я оглянулась по сторонам. Эммы не было рядом, а без нее выпускной для меня терял всякий смысл. Мимолетная идея вручить одноклассницам мой красный блокнот с телефонными номерами ресторанов, отелей и музыкальных групп испарилась. Пусть Марта, Джули и Нелли делают что хотят.

– Удачи вам, – буркнула я и выбежала в коридор.

Глава 6
Ник

Сразу после школы я откатал два часа на гребном тренажере, пока мышцы не начали гореть, и заехал в супермаркет. Я делал это на автомате, стараясь не думать о том, что меня сегодня ждет дома. На часах было около девяти вечера, когда я наконец поднялся по лестнице на третий этаж, поставил пакеты с продуктами на потрескавшийся кафельный пол в подъезде и открыл дверь в квартиру. Еще на пороге мне в нос ударил кислый запах пива и густой дым от сигарет. Горло сжалось, а в глазах появилась резь. Подхватив пакеты и захлопнув ногой дверь, я включил свет локтем и прошел через коридор, отшвыривая в сторону жестяные пивные банки, не обращая внимания на то, что из некоторых может что-то вылиться. Этот пол и не такое на своем веку видал. Уберу потом, хуже тут уже стать не может. На кухне я засунул продукты в холодильник и, не мешкая, настежь открыл окно. Свежий воздух ворвался внутрь, и я наконец смог вздохнуть полными легкими. Как было бы хорошо иногда приходить в чистый дом.

– Никлас? – раздался голос мамы из ванной. – Это ты? По-моги мне.

Она говорила неестественно медленно. Опять надралась.

Я вернулся в коридор и осторожно приоткрыл дверь в ванную комнату, желая сначала убедиться, что мама одета. Она сидела на краю ванной в потертых джинсах и свитере и смотрела на меня осоловелыми глазами.

Мам, мне нужна маленькая передышка, хотя бы один нормальный вечер!

– Что такое? – устало спросил я, перешагнув порог.

Она подняла руки, пальцы и ладони были перемазаны чем-то черным. Ее движения были как в замедленной съемке. Глупая улыбка расползлась на губах, но скорее напоминала гримасу.

– Я хотела сделать маникюр. Й-и-к! Но у меня не вышло.

Она начала громко икать.

Я подошел ближе. Вся раковина была перемазана лаком, рядом лежал перевернувшийся флакончик и кисточка, несколько жирных капель попали на пол. Это была такая мелочь, но я закипел. Как я, черт побери, устал! Устал быть единственным адекватным человеком в этой семье, устал держаться на плаву, устал быть родителем своей матери!

Хотелось развернуться и бежать куда глаза глядят, главное, как можно дальше от этого пьянства и безысходности. Мне уже исполнилось восемнадцать, я получал свои пятьсот евро в кофейне и мог снять комнату в общежитии. Шиковать не получится, но мне одному много и не нужно. Жизнь бы заиграла новыми красками. Без мамы, которая сейчас отдирала черный лак от джинсов, все было бы куда проще. Но… Если я уйду, у нее не останется никого. Кто о ней тогда позаботится? Нет-нет, сначала поступление в академию, потом лечение матери в Гамбурге. Оно должно ей помочь. Просто обязано. А уже потом я смогу подумать об отдельной квартире.

Я закрыл глаза, которые предательски щипали, и сделал три глубоких вдоха, загоняя злость поглубже. Мать нуждалась во мне. Открыл глаза, перехватил ее руки. Достал из зеркального шкафчика средство для снятия лака и ватный диск. Мы закончили полчаса спустя. Я отвел ее в спальню, подождал, пока она уснет, и снова выбежал на улицу. Мышцы все еще ныли после тренировки, но мне нужно было куда-то выплеснуть злость. Я знал, если не сделаю этого сейчас, то завтра точно ввяжусь в очередную драку, а впереди был первый этап отбора в академию. Вряд ли Майк погладит меня по голове, если я приду туда с синяками.

Я засек время и побежал привычным маршрутом, который давно проложил на карте, чтобы подготовиться к забегу. Нужную дистанцию в пять километров пробежал за двадцать пять минут, чувствуя удовлетворение и спокойствие внутри.

На ужин я сварил спагетти. В супермаркете я взял те, которые продавались со скидкой за пятьдесят центов, – макароны в упаковке оказались поломаны, но вкус их от этого не менялся. К спагетти стоило сделать мясной соус, но я так проголодался и устал, что просто выдавил на тарелку знатную порцию кетчупа. Когда я заглянул к маме, чтобы пригласить к столу, она уже крепко спала, поэтому я уселся с ногами поперек подоконника, прислонившись спиной к внутреннему откосу. Откинув голову назад и закрыв глаза, я жевал макароны и дышал вечерним воздухом. Как можно добровольно курить или дышать дымом, от которого во рту появляется горький привкус смерти? Или как можно столько пить, чтобы терять способность соображать и нормально двигаться? Я не мог этого понять.

Я любил чувствовать контроль над своим телом. И надеялся, что когда-нибудь смогу контролировать и свою жизнь.