Только у одного парня небо навсегда оставалось черным, холод и ужас в душе навсегда поселился в его памяти. Крики, плач, проклятия и угрозы застряли в сознании Миши. Этот туннель мучений не имел света в конце. Был длинным и мучительным, без конца и края. Родители боялись выпускать сына на улицу, тот уже долгие месяцы жил дома. А самое ужасное чувства вины запечатало его эмоции. Парень не мог больше плакать, переживать, бояться. Только стыд и щемящее чувства жалости к несчастному дракону отпечаталась на его молодом лице мукой и бесконечной печалью. Вскоре Миша понял, что не хочет жить. Перестал приводить себя в порядок, не хотел, есть и пить. Хотел только спать, что он и делал целыми днями напролет.

Однажды он проснулся ночью. Тишина и мрак вернули его в тот злосчастный день и зародили в его сердце страх, перерождающийся в панику. Парень спрятался под одеялом и долго плакал. Тогда он точно осознал, что больше не может так жить. Под покровом ночи, он оделся достаточно тепло для уже начинавшейся зимы и вышел. Его ноги быстро несли к большому и длинному навесу. Он чувствовал облегчения, ведь там где он жил несколько месяцев не осталось надежды, ничего не приносило облегчения. Миша сейчас готовился встретиться с жертвой своего бестолковости, разгильдяйства и недальновидности.

Парень был готов посмотреть дракону в глаза и предоставить свою судьбу обиженному зверю, потому что больше не мог. Он шел на свет. Под навесом у дракона тускло горели лампочки. Рядом никого не было, это добавило ему уверенности. Он вдыхал свежесть ночи, это снова возвращала его в тот роковой день. Начинало мутить, возвращался страх, и захватывало жгучее желания вернуться обратно в дом и спрятаться. Только от себя не убежишь.

Миша приблизился слишком близко, чтоб отступать назад. Желтые глаза дракона были закрыты. Тот вероятно спал и парень остановился, засомневался, что поступает правильно. Ведь пришел сюда один, ночью, сдаваться. Подросток помялся на месте, стало стыдно, Миша почувствовал себя еще хуже от осознания, что он не только засранец, но еще и трус. Тут глаза животного открылись и посмотрели вперед. Миша стоял чуть поодаль, дракон должен был увидеть его боковым зрением. Однако животное пошарила глазами вокруг, и не остановилось на нем даже на долю секунды. Он сделал еще пару шагов, желтые глаза снова стали обследовать округу, но не заметили его.

Непонятное, плохое предчувствие окатила его с удвоенной силой, тогда Миша уверенно двинулся к огромному глазу животного. Дракон занервничал, на что указывали его метающийся зрачки. Самое страшное, что понял парень, возродила в нем еще сильнее чувства жалости и вины. Он готов был, провалится сквозь землю от внезапной догадки.

В тот раковой день их черный дракон ослеп. Животное реагирует только на звук, но не видит в упор. Парню захотелось упасть на колени и молить небеса, чтоб он ошибался. Слезы невольно текли по щекам, прохладный ветер заставлял их болезненно высыхать. Зубы Миши стали стучать, вскоре танцевать челюсти друг на друге. Горькие, полные раскаянья и боли слезы водопадом полились из глаз.

– Прости меня! – попросил дрожащими губами парень, упал на колени и обнял морду животного. – Я не знаю, как жить дальше. Прости меня, прости меня, прости меня, – уже неосознанно шептал он, трясясь всем телом.

– Сколько слез пролилось около меня, как будто я уже умер, – заговорил хриплый голос рядом.

Миша в замешательстве взглянул в огромный глаз, слезы моментально прекратились.

– Это ты говорил? – с недоверием поинтересовался парень. – Ты говорящий?

– Это наша маленькая тайна, – ответил ему добрый, скрипучий голос дракона.

– Ты ослеп? Я правильно понял? – поинтересовался с замираем сердца Миша.

Послышался тяжелый вздох огромного животного, слезы снова полились по застывшему лицу парня.

– Ты очень молод и я надеюсь, что теперь ты повзрослел, – заговорил снова Тор. – Через слезы взрослеет душа.

– Это я, – зашептал Миша, всматриваясь в темноту затуманенным взглядом. – Это я! Теперь ты хочешь меня съесть?

– Никогда не пробовал человечину, – задумчиво пробубнил себе под нос Тор. – И не собираюсь. Вот пару десятков летучих мышей бы съел.

Миша непонимающе уставился на дракона. Его больно обожгла мысль, что теперь этому дракону не поймать себе мышек никогда и тот снова заплакал. Но старый дракон всего лишь аккуратно сгреб мальчишку к себе под крыло, оберегая от ледяных порывов ветра и пытаясь дарить свое тепло и естественно обрести успокоения.

– Поплачь, – снова послышался тихий голос Тора. – Столько боли в тебе и чувства вины. Я тебя прощаю. Теперь ты должен сказать спасибо жителям деревни. Это люди милосердные, с большим сердцем.

И парень плакал, прижимаясь к горячему телу дракона и размазывая слезы по раскрасневшемуся лицу. Но Мише казалось, что всю боль, стыд и вину невозможно выплакать. Это зияющая дыра, которая не позволяет теперь чувствовать себя настоящим человеком, если ее не залатать. Парень ощущал себя ничтожеством, сломавшим жизнь живого существа. Совсем не верилось, что за такое можно когда – нибудь простить. Он не мог себе, например, позволить себе такой роскоши.

Так прошла ночь, Миша заснул в объятиях объекта своей роковой шалости. Ему было теперь на какую ту часть легче, но снова жить полноценно парень не надеялся больше никогда.

– О господи! – опасливо вскрикнул Митя и отшатнулся. – Аааа, просить прощения пришел?

Миша открыл глаза и сонно заморгал, узнав соседа. В руках у него было ведро яблок, которое тот с заботой предложил дракону. Тот понюхал воздух и принялся поедать ароматные фрукты.

– Здравствуйте, – поздоровался виновато парень. – Дракон простил, но как простить самого себя? – слезы навернулись на глаза подростка, тот захлюпал носом. – Он ослеп, дядь Мить. Это я виноват, как теперь жить?

Глаза парня горели от постоянных слез, но ему казалось, что он заслужил эту боль. Хозяин участка, молча, поглядел на парня и с сочувствием вздохнул

– Только одно средство тебе поможет, – размеренно проговорил Митя, печально осматривая подростка. Миша вытер нос и выжидающе уставился на соседа. – Ты должен вырасти хорошим человеком, – посоветовал искренне мужчина. – Помогать людям. Только добрые дела залатают дыру в душе. Постоянные добрые дела. Учись малый хорошо, живи честно, никогда не отказывай в помощи, если можешь помочь.

– Митя дела говорит, – подтвердил, энергично хрустя яблоками, Тор.

Миша прекратил ныть, вытер слезы платком, который протянул ему сосед и шмыгнул носом.

– Спасибо дядь Мить, – поблагодарил от души парень. – И спасибо за дракона. Вы выходили его, пока я прятался.

Мужчина улыбнулся пареньку и протянул тому пустое ведро.

– Иди тогда неси воды, – велел по – доброму тот. – Только Тор любит тепленькую.

Подросток схватил ведро и резво побежал за водой. Когда он увидел, как жадно пьет воду дракон, как блестели его слепые глаза удовольствием, ему стало немного легче. Миша понял, что теперь полноценный вдох сможет делать после очередного доброго дела. А дел должно быть много, чтоб не умереть от удушья.

Его звали Тор. Ему тридцать лет. По драконьим меркам, ему уже выше среднего. Вот что успел узнать Миша о нем, когда поблизости никого не было. Дела в том, что Тор не хотел, чтоб все догадались о его способности разговаривать. Ему нравилось спокойствие и уединения, а гостей за целый день было много, даже спустя месяцы. Его не забывали, может уже полюбили, поэтому многие приходили просто поздороваться и погладить животинку.

Миша даже однажды, когда покинул Тора ненадолго, заметил, как одна девочка, ее звали Вероника, из его класса кормила Тора котлетами. Тот с удовольствием потреблял угощения, чуть не мурча от удовольствия. Да, оказываются, драконы могут мурчать. Это выходило не совсем по – кошачьи, но отдаленно напоминали, так и прозвали его в народе Мурка. Тором называли его только я и Митя, потому что именно он и сказал им свое имя.

Многие приходящие укоризненно взирали на молчаливого Мишу, в такие моменты ему хотелось провалиться сквозь землю. Но большинство отнеслись с пониманием и даже радостью. Их устраивало, что парнишка раскаивался, они сваливали все на возраст. Однако теперь Митя мог больше уделять время работе и своим повседневным делам, потому что Миша отныне возложил на себя большую часть ухода за Тором. Ту часть, которая была по его подростковым силам.

Только на ночь Миша уходил домой, порой совсем без сил. Но это состояния было не сравнить с прошлой депрессией. Ему хотелось жить, ради Тора. Больно было каждый день осознавать, что возможно Тору никогда не вернется зрения. Порой Миша лежал в кровати и слезы катились по его щекам. А душевная боль обещала растоптать психику подростка. Это происходило не каждый день, однако в такие дни Миша долго не мог заснуть.

Еще он боялся ночи, такой, какая была в тот раковой день. Вообще каждая ночь чем – то напоминала ту, но были ночи, когда Миша, словно впадал в воспоминания головой вниз. Тогда он трясся в своей постели, грыз ногти и плакал. В последние ночи приходила мама и пела ему колыбельные, чтоб сын мог заснуть. Забыться, раствориться не в ночи, а в голосе мамы, смысле колыбели, только лишь бы вылезти из того дня. Маме надо было с утра на работу, но она долго могла петь, пока сын не прекращал плакать и не засыпал окончательно. Его родители много работали, отец уезжал в бесконечные командировки. У них был единственный сын, это Михаил, поэтому его мама страдала вместе со своей единственной кровиночкой одинаково.

Бесконечный тоннель Миши немного посветлел, в нем теперь можно было дышать, но все ровно он не заканчивался. Михаил не выходил на свет.