Сказки ленивого бора. Сборник

Сегодня начинается последняя неделя работы. Третьего она уже будет в Столице. Зачем?

Варя задумалась… Она шесть лет собиралась в Столицу и знала, зачем, а теперь не знает.

Как все обесценилось! Обесценилась еда, потому что всем, чем можно было, она уже насытилась. Обесценилась любовь. Примерно на шестом. Уход Саши был катастрофой, которую долго обыгрывали самые страшные сны, как и из-за чего ушел седьмой, она уже не помнит. Ох, уж эта любовь! Сначала она кипит, бурлит, волнует, потом уходит, оставляя в сердце рубец. С последним у них почти ничего не бурлило и не волновало, а при расставании вообще никто ничего не почувствовал, ведь так было надо.

Обесценились книги. Книги уже все прочитаны, в них не осталось ничего нового. Обесценилась карьера. В конце концов, если тебя назначают кем-то важным, у тебя просто меняются обязанности и круг людей, обсуждающий тебя в курилках, конечно, некоторые тебя больше за это уважают, но кто-то больше ненавидит. Кстати, обесценилось уважение. Стоит тебе допустить крошечную оплошность, и от него не остается и следа. Но, самое страшное, обесценились деньги! Оказывается, их всегда хватает только на самое необходимое, и ни на что больше! Ведь если ты заместитель директора, не можешь же ты ездить на дешевой машине и снимать комнату, а не квартиру.

Ни в пище, ни в книгах, ни в любви, ни в победах, ни в славе, ни в золоте нет счастья! И смысла нет!

«Всю жизнь бежала, бежала… А куда бежала, что хотела? По началу было интересно… И книги, и волейбол, и Сашка… Эти поцелуи под дождем… Сейчас даже в поцелуях ничего приятного… Они стали какими-то скользкими… И деньги. Даже очень-очень большие деньги больше не обжигают пальцы. Теперь в магазинах не осталось ни одной кофточки, которую бы хотелось купить. Раньше, когда хвалил начальник, хотелось об этом всем рассказать, а когда ругал, можно было умереть от его взгляда… А теперь хвалит, ругает – одно… Кроме пустоты и усталости больше ничего…» – Варя перекинулась через перила и спрыгнула.

Глухой удар о землю. Страшная боль.

«Я остановилась», – вдруг мелькнуло у нее в голове. Она вспомнила седую Ведьму, первый день, проведенный в уроках по уши. «Я бы через неделю была в Столице. Через год вышла бы за муж. У меня было бы красивое белое платье за 50 000 на один день. У меня бы родилась дочь. Я хотела назвать ее Сашей. Она бы носила белые бантики и учила алфавит, а потом много читала… Я бы возглавила отдел, а он бы однажды принес фирме сверхприбыль… Он принес бы… А Столица такая огромная! Красивая! Такая… Я хотела быть невестой… Я хотела дочь. Она же, сказала, не останавливайся… Ах, как бы я много успела, если бы не остановилась…» На этом ее мысли закончились, а люди продолжали идти. Люди по всему миру так же продолжали идти. Они шли и твердили себе: «Не останавливайся!» Потому что это был новый мир, в котором каждого в детстве поцеловала и прокляла Ведьма…

3030 эолов

Колдунья сказала гномику: «Счастье постучится в дверь твою, когда ты выплачешь все слезы».

Гномик засмеялся. У него не было двери, потому что не было дома, а дома не было, потому что он жил в городе, а там все снимали углы, а маленькие пещерки, в которых находились углы, стоили очень дорого и обычный гномик, не обладающий особыми талантами, не мог себе позволить купить пещерку. Но каждый гномик хотел пещерку и каждый придумывал, как ее заработать. Гномики-девочки, те, что были красивее, мечтали выйти замуж за мальчиков-гномиков, у которых были свои пещерки. Поэтому мальчики-гномики, у которых были пещерки, женились каждые три года, а мальчики-гномики, у которых пещерок не было, не женились вообще.

Гномики-девочки, те, что были внешностью похуже и мальчики-гномики, у которых не было никаких талантов, пытались в свободное от работы время (а его было очень мало) придумать, чем они могут прославиться на всю Чудесную страну и заработать денег хотя бы на крохотную пещерку.

Так вот, наш гномик посмеялся, когда колдунья сказала, что к нему постучится в дверь счастье, когда он выплачет все слезы, потому что счастье – это когда есть, куда стучаться.

Работал он на заводе по изготовлению глиняных игрушек. Эти игрушки продавались эльфам в Прекрасную страну. Прекрасная страна была гораздо больше и богаче, чем Чудесная страна. Там в больших деревьях жили в дуплах эльфы и гномики, которые сбежали в Прекрасную страну. Безусловно, зарплаты там были выше, поэтому мальчики-гномики и мальчики-эльфы ходили в смокингах, а девочки-эльфы и девочки-гномики в розовых шляпках. Но поскольку и гномиков и эльфов там было много, в дуплах строили больше углов, и в каждом жило по три-четыре существа.

Та вот, гномик делал игрушки на маленькой фабрике. Игрушки у него получались точь-в-точь такие же, как у других гномиков. А у других гномиков такие же, как у гномиков с другой фабрики, поэтому продать их можно было только снизив цену до минимума, что делали все гномики-директора на всех фабриках.

Жизнь гномика изменилась только один раз – когда он встретил Ее. Она шла по мощенной бело-розовой плиткой улице и несла в руках отвратительные желтые цветы. Она тоже была некрасивой, но в ее взгляде было что-то такое, что заставило гномика остановиться. Она остановилась тоже.

– Вам нравятся мои цветы? – спросила она.

– Нравятся.

– Тогда купите их у меня.

– Зачем?

– Для своей дамы.

Сказать, что у тебя нет дамы, означало сказать, что у тебя нет пещерки, а этого все гномики жутко стыдились.

– Подрабатываете? – спросил он и слегка покраснел.

– А что делать…

Она поняла, что он одинок, и они пошли вместе. Неловко было молчать.

– Где Вы работаете? – спросил он.

– На фабрике смокингов №38, а вы?

– На фабрике игрушек №16.

– Совсем как Бог.

– Кто такой бог?

– Мне рассказывала бабушка, что был такой большой гномик, которого звали Бог, он работал на фабрике игрушек, он сделал много-много игрушек, но не продал их в Прекрасную страну эльфам, а вдохнул в них жизнь. Так на земле появились гномики.

– И сколько он за это получил?

– Не знаю, но гномики много-много веков поклонялись ему.

Гномик подумал: «Вот чудак был этот Бог, если никому не продал гномиков». Тут они остановились, потому что ему надо было идти налево, а ей направо. Но завтра встретились снова: она шла по той же мощенной плиткой улице с теми же отвратительными желтыми цветами, а он шел с работы. Они снова говорили. Какие у нее были потрясающие, полные огня, глаза. Таких глаз гномик не видел ни у кого. В них было столько теплоты и света, что хватило бы залить все пещерки, если бы однажды солнце раздумало появиться на небе. Но у нее был такой маленький неказистый синий носик и такие смешные кривые пальчики, что ее нельзя было назвать красивой. Гномик даже пожалел ее: если бы у нее был большой красный, правильной круглой формы нос и тонкие ровные пальцы, она, безусловно, была бы красавицей и давно уже вышла бы замуж за гномика с пещеркой. Но гномик был рад, что у нее маленький синий носик, потому что она никому не принадлежала…

– Каким ты видишь свое будущее? – спросил он.

Она отвернулась. Гномик понял, что будущего у нее нет, но оно было бы, если бы он женился на ней, если бы у него была пещерка. И она, она не отказала бы ему… Это было видно по ее, полным огня, глазам.

И тогда гномик решил сделать много-много глиняных игрушек для того, чтобы вдохнуть в них жизнь, выгодно продать и купить маленькую пещерку, в которую смог бы привести ее.

Теперь он все деньги тратил не на еду, а на глину, мастерил игрушки. Игрушки должны были быть красивыми (кому нужны уродливые, хотя и живые, игрушки). Сначала он делал фигурки. Вылеплял им каждый пальчик – халтура тут неуместна, ведь ты создаешь живое и этому живому должно быть хорошо и комфортно. Те фигурки, которые у него не получались, он ломал и делал из них новые. Потом он расписывал эти фигурки краской. С особой тщательностью вырисовывал им ротики и красные, идеальной круглой формы носы. Потом мальчикам-игрушкам он шил штанишки, рубашки и теплые комбинезоны. А девочкам легкие юбки, розовые шляпки и платья с хорошим теплым подкладом. Ведь никогда не знаешь, в каких условиях будут жить игрушки, а им должно быть тепло.

С тех пор он стал реже видеть ее, а когда видел, быстро здоровался и бежал домой мастерить игрушки. Со временем он заметил, что и она стала здороваться быстро и зачем-то бежать домой.

Когда игрушки были готовы, он попытался вдохнуть в них жизнь, но не ожили игрушки. Тогда он купил колдовскую книгу, в которой попытался найти заклинание, дающее жизнь неодушевленному. Не нашел. Тогда попытался придумать заклинание самостоятельно. Он извел 40 тетрадей и 15 альбомов, а также 10 лет своей жизни.

Но дождливым осенним вечером он понял, что невозможно оживить игрушки, потому что тот парень, который смастерил гномиков, был гораздо талантливей его и его директора и даже президента Чудесной страны. Гномик расстелил огромный платок и сложил туда все свои игрушки.

Когда он принес их на фабрику, гномик-замцеха ахнул и побежал за гномиком-директором. Гномик-директор тоже ахнул. Он объявил, что сегодня рабочий день закончится раньше, но чтобы никто не расходился, потому что он должен сообщить радостную новость.

В пять часов все собрались в большом цеху. Гномик-директор открыл платок и достал одну фигурку.

– Обрати внимание, доблестный коллектив фабрики №16, на достойнейшие из произведений нашего фабриканта. Этому члену коллектива будет вручена премия в размере тридцати эолов и отпуск на два месяца, – он вызвал гномика и приобнял его большою рукой с маленькими толстыми пальчиками, – вот истинный профессионализм в исполнении и знании своего дела.

И дружный коллектив фабрики дружно крикнул «Ура!»

– Мало того, должен вам сообщить, что такие бесценные игрушки я смогу продать гораздо дороже, чем те, что мы обычно производим. Поэтому на эти два месяца всем членам коллектива будет повышена зарплата на 30 эолов.

И дружный коллектив гномиков дружно крикнул «Ура!»

– А также завтра будет организован банкет, такой же, как организовывается в честь юбилеев фабрики а также на День всех гномиков.

И дружный коллектив гномиков еще раз дружно крикнул «Ура!»

Все с улыбками на некрасивых трудовых лицах смотрели на гномика-героя. Гномики-девочки подходили к игрушкам, и плакали.

– Они как настоящие!

– Как будто он пытался вдохнуть в них жизнь…

Гномик, окрыленный успехом, вернулся в свой угол и принялся искать парадные штаны для того, чтобы завтра на празднике выглядеть не хуже, чем гномик-директор.

Но тут гномик-старушка, у которой он снимал угол, попросила его вымыть двери. И он подчинился. Если бы пещерка была его, он никогда бы не стал мыть двери, а сейчас должен был это делать каждый вечер.

«Два месяца отпуска и 30 эолов. Вот все, что я получил за 10 лет сумасшедшего труда и сумасшедших желаний!» – гномик мыл дверь и понимал, что уже начинает стареть и никогда ему не купить свою пещерку и никогда не жениться на той, что на фабрике №38 шьет смокинги для эльфов. После того, как он помыл дверь, он сел плакать. Плакал так сильно, что промок платок, и пришлось подставлять ведро. Всю ночь он провел в слезах и весь завтрашний день, а вечером никуда не пошел. К нему стучались гномики-коллеги, но он просил хозяйку не открывать и говорить, что он болен заразной болезнью. И это было так. Если бы гномики, которые приходили к нему, увидели, что он плачет, они бы заплакали тоже, потому что тоже снимали углы у гномиков-старушек или умных гномиков, которые заставляли их мыть двери или стирать шторы.

Плакал непрерывно он 55 дней, пока не понял, что слез больше не осталось. Горе, боль, разочарование еще грызли усталую грудь, но слез уже не осталось.

Был вечер. Холодными черными красками одевал он небо. Такими же холодными и черными, как будущее, которого у гномика не было. Хозяйка пошла к подружке. Она устала от того, что из угла постоянно раздаются всхлипывания. Устала от того, что тот, кто всхлипывает в углу, и слушать не желает о том, что небо синее – ни единого облачка – и солнце на редкость теплое для этого времени года, а все твердит в ответ: «30 эолов. Всего 30 эолов!»

Как ни странно, в дверь постучали. У гномика было еще 5 дней отдыха, а слезы кончились, поэтому он решил открыть тому, кто стучался.

Это была маленькая серая мышка. Она стояла, скромно сложив лапки.

– Пусти погреться, хозяин, – попросила мышка.

Гномик пустил ее. Мышка юркнула к нему на кровать. Он дал ей кусок хлеба и кружку молока. Мышка улыбнулась и спросила:

– Что это у тебя в ведрах, хозяин?

– Я не хозяин, мышка, а в ведрах мои слезы.

– Десять ведер слез? Да ты богач!

Гномик не понял.

– На том конце города богатый сумасшедший гномик решил создать в своей пещерке озеро слез. Сейчас он покупает слезы. Он хочет продавать билеты в свою пещерку и обеспечить себе этим достойную старость. На сегодня цена литра – 30 эолов.

– Постой! В ведре 10 литров, у меня десять ведер. Десять на десять, – у гномика задрожали губы, – 3000 эолов. Это же безумные деньги!

Гномик вскочил, вызвал извозчика и попросил мышку указать ему дорогу.

Он ехал, и сердце его колотилось так быстро, как никогда в жизни, что мышка испугалась – вдруг оно выпрыгнет из груди.

Сумасшедший гномик был совсем не стар. Это был очень миловидный гномик, хотя и с синим носом, на вид лет 30. Он стоял и с улыбкой на лице смотрел, как разгружаются ведра, и не поверил, что это действительно слезы.

– Как же ты смог столько наплакать?

Гномик рассказал ему. Сумасшедший гномик аж подпрыгнул:

– Какая замечательная история! Я напишу ее на деревянной табличке, и все будут удивляться!

– Грустно, что мы дожили до такого времени, когда продаются даже слезы, – сказала мышка.

– Нет не продаются. Здесь слезы меняются на счастье, – ответил сумасшедший гномик.

– По-твоему, счастье в деньгах?

– Да. Вчера ко мне пришла гномик-девочка, она продала литр слез и смогла купить розовую шляпку и поехать в Прекрасную страну. А другой гномик продал 10 литров слез и купил 20 корзин желтых цветов и подарил их гномику-девочке, а она согласилась выйти за него замуж.

Мышка посмотрела на деревянные таблички. Сколько несчастных живет в этом городе…

Гномик положил в карман 3000 эолов и пошел выбирать пещерку. Он искал свою пещерку долго, но все же нашел. Это была не большая, но очень теплая пещерка. Из ее окна можно было видеть кусок леса, а в углу не шуршали тараканы.

– Я беру ее, – сказал гномик.

– Хорошо, 3030 эолов.

– Но у меня только 3000.

– Эта цена меня не устраивает, – сказал гномик, который продавал пещерку, с хитрым прищуром.

– Послушай, у меня только 3000, я скоплю, я отдам тебе остальное.

– Деньги сейчас или никогда.

Гномик вышел расстроенный, но тут его рука наткнулась на несколько полумокрых бумажек – его премию 30 эолов. Гномик подпрыгнул от радости и вбежал в пещерку, которая была уже его.

Они подписали бумаги и расстались, гномик заслал мышку забрать все его вещи, а сам напомадил нос, купил отвратительные желтые цветы и отправился к той, что на 38-й фабрике шила смокинги и завтра должна была стать его женой.

Разные чувства обуревали гномика. То ему казалось, что она уже вышла замуж (с ее-то глазами этого не могло не произойти), тем более, он ее не видел три года. То представлялось, как у них родилась прекрасная девочка с красным носом идеальной формы и глазами как у матери. И этой девочки не надо будет выходить замуж за кого попало, потому что у нее будет своя пещерка.

Он постучал в дверь, расшаркался перед пожилой хозяйкой квартиры и даже подарил ей из букета один желтый цветок.

– Тихо, – сказала хозяйка, – ее пугают громкие звуки.

Он широким жестом раздвинул ширму и встретился с ней глаза в глаза. Ее потрясающий, чудные, огромные глаза были пустыми. Она смотрела на него потухшим, ничего не выражающим взглядом, смотрела, как будто его не было вовсе.

– Выходи за меня замуж, я купил пещерку.

Она опустила взгляд и принялась дальше ходить тонкой иголкой по безупречной черной ткани.

– Она не понимает тебя, она сошла с ума, – тихо сказала хозяйка.

– Сошла с ума?

– Десять лет назад она захотела выйти за тебя замуж, а для этого нужно было купить пещерку, а для этого много, очень много работать. Она работала так много, что перестала есть и спать, а три года назад забыла, что хочет за тебя замуж, потом забыла, что хочет пещерку…

Гномик увидел в углу мешки. Они до отказа были набиты деньгами, которые два месяца назад окончательно вышли из оборота.

– Сколько здесь? – спросил он.

– 3030 эолов, – ответила она.

Только на той фабрике с тех пор стали делать совсем другие игрушки. И мир изменился.

Человек в бутылке

Видали ли вы когда-нибудь человека, который живёт в бутылке?

Мне подарил Федю дедушка, когда мне было десять, а Феде 20 лет. Мой дед – моряк, он любит носить тельняшки и круглую седую бороду. Он был знаком со светилами науки Америки и Франции. Так вот, однажды в Америке провели эксперимент и создали десять крошечных человечков. И один дедушкин знакомый подарил ему Федю. Вернее, там, в Америке его звали Теодором, но я его называла Федей – не дорос до Теодора. По какой-то странной случайности остальные девять человечков вскоре погибли, поэтому Федя был единственным представителем расы маленьких людей. Возможно, это случилось от того, что он единственный жил среди людей, а не в лаборатории и мог свободно ходить по квартире, а иногда я брала его в школу.

Сейчас Феде было 32 года, он был ростом с попугая, носил усы и каждый день просыпался ровно в семь ноль-ноль. Помогал проснуться ему крохотный будильник, который стоял на тумбочке возле кровати Феди в бутылке. По выходным я постоянно ругалась с моим крохотным человечком из-за этого будильника.

– Хотя бы в воскресенье ты можешь его отключать? У меня выходной и я хочу поспать, – кричала я.

– Дабы не нарушать нормальный режим работы организма, необходимо каждый день вставать в одинаковое время, – сухо отвечал он.

В общем, Федя был тем ещё придурком. Скажите, какого чёрта вставать каждый день в семь ноль-ноль, если тебе не надо на работу? Нет, этот мелкий человечишка находил себе занятия. Час он тратил на умывание-бритьё-причёсывание-одевание. Надо сказать, что парень, не больше ладошки в длину, всегда носил деловой костюм с крохотным галстуком. Стрелки на его брюках были идеальными, а воротнички на рубашках всегда чистыми (при том, что у него было всего три деловые рубашки, если не считать клетчатой, которую он изредка носил с джинсами). Вещи для Феди я покупала в магазинах игрушек. В детстве я пыталась шить ему, но то, что я шила, ни в какие ворота не лезло. Например, для кукол я делала кофточки, которые одевались, только если снять голову. С Феди голову, естественно, не снимешь, к тому же куклу можно было просто обмотать лентой и получить готовое платье. Федя этого не позволил бы.

После того, как Федя приводил в порядок свой внешний вид, он спешил по делам. Сейчас главным его занятием было заставить работать ленивого кота хозяйки квартиры, в которой я снимала комнату. Жирный кот Семён был настолько ленив, что когда ему на лапу нечаянно поставили стул, он во сне, не открывая глаз и не пытаясь убрать лапу, недовольно промяукал. Хозяйка заметила это, подлетела к коту, взяла его на руки, стала гладить, приговаривать, что, мол, бедненькому больно, однако далее Семён не произвёл никаких действий.

Так вот, этому товарищу, давно идентифицирующему себя с половой тряпкой, каждое утро Федя пытался внушить мысль, что необходимо вставать и идти что-то делать. Федя подходил к морде Семёна, дёргал его за усы, подходил к уху и кричал:

– Ты чем занимаешься?

Кот, естественно, на Федю никакого внимания не обращал. Федя долго мучился над ним, потом всплескивал руками:

– Нет, он не понимает по-русски! Попробуем по-английски.

Тогда он подходил к другому уху Семёна и кричал:

– What are you doing?¹

После этих слов Семён, как правило, понимал, что от него не собираются отставать, вставал, поворачивался к Феде филейной частью, закрывал морду лапой и продолжал спать. Семён ничего не отвечал Феде не потому, что не понимал по-английски, даже не потому, что не умел говорить. Просто с высокой колокольни плевал кот на Федю и все его попытки перевоспитать его.

Федя же бросал это глупое дело, заходил к себе в бутылку, включал свой крохотный телевизор, который придумали хитрые американцы, и начинал щёлкать по каналам в поиске научно-популярных передач. Вечером Федя наводил порядок у себя в бутылке и готовился к моему приходу.

Федя рассказывал мне о том, как активно боролся за прививание коту трудовых навыков.

– Сегодня мне показалось, что в один момент я взял над ним верх, и он почти что послушал меня, – так каждый раз заканчивал своё повествование Федя.

В этот момент мне было жалко не крохотного человечка, который пытался растормошить большое ленивое животное, а кота Семёна, который спокойно отдыхает и тут на тебе, приходит некто и начинает дёргать его за усы.

Конечно, прикольно, когда у тебя живёт маленький человечек в бутылке, но… Характер у Феди был просто ужасный. Он обожал всех всему поучать. Раньше, когда ему было около 20 лет, он учил дедушку, бабушку и родителей тому, что в России совсем не демократический строй и тому, как надо строить правильную демократию. Мой дедушка был закоренелым коммунистом и отвечал, что благодаря западу наша страна давно не та, что прежде. Родители смеялись над Федей и говорили, что ему сначала надо вылезти из бутылки, а потом рассуждать про криминальные деньги. Со мной он тоже по началу пытался бороться. Он назидательным тоном сообщал мне, что необходимо убрать игрушки и зашить платье и, если я не могу это сделать самостоятельно, ему придётся помочь мне, на что я ставила ультиматум:

– Или мы играем в куклы, или я закрываю тебя в бутылке.

Естественно, он выбирал первое. Таким образом, вскоре я отучила его от чтения мне моралей.

Самые дружеские отношения сложились у Феди с попугаем. Когда я ещё жила с родителями, мы завели волнистого самца Феликса. Он был очень красивый – с голубой грудкой, царственной осанкой и невытравимым желанием пакостить. Феликс два раза садился в тарелку с борщом, ободрал пять бабушкиных цветочков и все обои возле гардины, объел шестёрку пик так, что от неё остался только кругляшек (почему-то из всей колоды это была его любимая карта), а также время от времени закатывал за стол ручки. Дальше – больше. Когда наступила весна, Феликс повадился в рассаду, которую предусмотрительно посадила бабушка. Его любимым занятием было пикировать с гардины в чеплашку с молодыми помидорами. Вот тут-то и пригодился Федя. Он надевал связанный бабушкой свитер, брал в руки гусиное перо, просил дедушку, чтобы тот поставил его на подоконник. Феликс, завидев Федю, тут же пикировал в рассаду, Федя отгонял его пером. Попугай исполнял перед ним странный птичий танец и улетал, но, заметив, что Федя вылез из чеплашки, тут же летел в рассаду. Эта борьба могла продолжаться от часа до трёх часов. Но, как только Федя махал на всё рукой и по шторам отправлялся в свою бутылку, Феликс залетал в клетку. Тут-то его и подлавливал маленький человечек – он мигом забирался на столик к клетке и захлопывал дверцу. Через несколько дней попугай понял, что к чему, и научился открывать дверь. Федя попросил меня достать маленький замочек для клетки. Я сняла замок со своего дневника и вручила Феде.

И вот, свершилось! Федя победил Феликса! Теперь он закрывал попугая в назидание каждый раз, когда тот пакостил. Летом рассада кончилась, и Феликс нашёл себе новое занятие – он стал грызть книги. Федя со своим гусиным пером становился на полке. Как только птица подлетала к нему, он отгонял её с криком:

– Феликс, нельзя.

– Феликс, нельзя, Феликс, нельзя, – соглашался попугай, но продолжал грызть книги.

Когда попугай заходил в клетку, Федя захлопывал её и закрывал на замок. Таким образом, для него в этом мире появилось единственное существо, над которым он имел власть. Однако Феликс думал иначе, потому что по природе своей имел большее самолюбие, чем у Феди, у меня и у дедушки вместе взятых. Попугай по-прежнему считал, что ему позволено всё, теперь издеваться над Федей стал более изящно. Он залетал в клетку и сидел там до тех пор, пока маленький человечек слезал по специальной лесенке со шкафа, проходил полкомнаты до тумбочки, залезал на неё по шторам, подходил к клетке… И тут птичка с самым невинным выражением лица покидала своё жилище.

Несмотря на то, что Федя больше всех натерпелся от Феликса, он дольше всех горевал, когда Феликс вылетел в окно и больше не вернулся. Федя неделю не брился и даже перестал вставать в семь утра. Но я стала брать его с собой на прогулки, и у него улучшилось настроение. Для моих друзей Федя попытался быть учителем. Сначала им казалось забавным, что мальчик-с-пальчик пытается говорить что-то умное, потом это стало раздражать…

Единственный человек, с кем за долгие годы Федя мог говорить по душам – это коменда в общежитии, куда я поселилась, когда переехала в другой город и поступила в университет. Это была склочная тётка, которая что бы с кем бы ни случилось, кричала:

– Выселю!

Она сначала собиралась не пустить Федю.

– Нам нелегалы не нужны, – завопила она.

Нелегалами здесь назывались все, кто не жил в общежитии официально, но оставался на ночь.

– Послушайте, какой же он нелегал? Он не больше мыши, он и всё его жилище поместится у меня на тумбочке, – стала протестовать я.

– Мышь? В общежитии запрещено иметь животных! – закричала коменда.

– Почему?

– Потому что от них только грязь, блохи и болезни.

– Но у Феди нет блох и он очень чистоплотный, – попыталась защитить его я.

Коменда позвонила заведующей всеми общежитиями университета. Заведующая приехала, посмотрела на Федю, рассмеялась и сказала:

– Пусть живёт, если ты мне пообещаешь одно…

– Всё, что угодно.

– Когда будут приезжать иностранные гости, ты позволишь нам демонстрировать твоего Федю.

Я не просто пообещала – поклялась. Только вот наши три клоповника и тараканника никаким иностранным гостям не были нужны, поэтому ни один иностранный гость так и не пришёл посмотреть на Федю. Зато к нам часто стала наведываться коменда. Она отметила, что Федя здраво рассуждает. Но вскоре он даже коменде плешь проел.

Сначала ей нравилось с ним общаться. Зайдёт к нам, бывало, попросит Федю на часок. Там, у коменды в кабинете они собирались втроём: она, Федя и костелянша, и давай о судьбах мира языком трепать. Конечно, кто у нас самый компетентный в глобальных вопросах? Коменда, которая раньше работала техничкой в школе, костелянша, которая всю жизнь была продавщицей и мужичок с попугая ростом, который и работать-то ни разу не пробовал.