Впечатление от вечера соловьиных трелей было испорчено, и отношения Вероники с электромонтером сошли на нет. Он появлялся все реже и поздравлял только с Восьмым марта. Вероника переживала и несколько раз позвонила сама, но он мило отшучивался и свидания не назначал.
И вот они встретились. Вероника, после родов сменившая сорок шестой размер на пятьдесят второй, в рваном тулупе с помойным ведром. А он, как на грех, вообще мало изменился. Даже выглядел слишком молодо для своих сорока лет.
Помахав Веронике рукой, он хотел пройти мимо, но неведомая сила заставила его остановиться и сказать бывшей подруге: «Привет! Как дела?».
– Родила, – усмехнулась Вероника, чувствуя себя невыносимо гадко под его взглядом: неопрятная толстуха на помойке. Картина в духе передвижников.
– Молодец! – похвалил электромонтер.
– Может, зайдешь, чаем тебя угощу, – пригласила Вероника. Трепет прежнего чувства заставлял ее голос дрожать.
– Не откажусь, – кивнул он.
Вероника, как кормящая и располневшая мать, придерживалась диеты, поэтому к чаю в доме нашлись только окаменевшие сушки.
Электромонтер сгорбился над кружкой, держа ее обеими руками и дуя на кипяток. Все эти жесты до мелочей были знакомы и любимы Вероникой, стройной и девической, из прежней легкомысленной и приготовительной жизни. На глаза ее навернулись слезы.
– Ты замужем? – спросил электромонтер.
– Нет, – протяжно ответила Вероника, глядя на него страстно через пелену слез.
– А как же ребенок?
– А вот так.
Электромонтер сочувственно кивнул, погрыз сушки и засобирался уходить. (Полцарства за засос!). На Веронике была безразмерная футболка, заляпанная остатками молочной смеси.