Ольга после его отъезда перестала разговаривать, словно взяла обет молчания. Она вдруг стала падать в обморок ни с того ни с сего, дома и в школе. Однажды утром она просто не смогла встать с постели. Мать, которая полагала, что дочь придуривается, поднимала её как мешок и встряхивая, пыталась утвердить на полу, но ноги Ольги подкашивались и она падала беззвучно, а от того особенно жутко.
Всё противоестественное рано сделалось её амплуа, её страстью. Марго стоически не предавала этому значения, пока не пришлось везти Ольгу на неотложке в больницу и класть в реанимацию. Ей кололи лекарства, которые не помогали, и зарегистрировали клиническую смерть на пять минут, в течение которых рыдающая в приёмном покое мать дозванивалась ему и молила, чтобы он приехал и спас её дочь.
К его чести надо сказать, что он приехал, хотя была глубокая ночь, и ему пришлось ловить такси втридорога. Марго, кстати говоря, застала его не в самый лучший период жизни, когда он сидел на кухне с другой дамой сердца на шестом месяце беременности. Пара занималась тем, что на обороте календаря производила расчёты на предмет того, от него или не от него должен родиться ребёнок. И в этот момент раздаётся звонок, и обезумевшая женщина кричит, чтобы он ехал спасать брошенную им несовершеннолетнюю любовницу, которая умирает в больнице. Он, однако, поехал, и это делает ему честь. Приходится признать: это был человек чести прежде всего, который всё бросил и помчался спасать жизнь девчонке, едва не устроившей ему срок в тюрьме.
Ольга помнит до сих пор, как он вошел в палату и присел на краешек койки. Он заученно шептал: «Мы поженимся, мы обязательно поженимся». Ольга слушала и молча улыбалась, ей было безразлично, поженятся они или нет, лишь бы видеть его, спать с ним – и больше ничего. Никто не предполагал, как ничтожны были её требования, и сколь малой ценой можно было спасти её. Заговорщики, мать и он сам, сдуру заломили несусветную цену, покупали и продавали её любовь ценой свободы, будь то тюрьма или официальный брак, а ей было всё равно, лишь бы спать с ним, и она не понимала, почему это ей запрещено.
Ольга не обманула ожиданий и после его визита быстро пошла на поправку. Он ещё раз посетил её в больнице уже перед выпиской. Держа её за руки, он играл утверждённую Марго роль: «Мы поженимся, обязательно поженимся… Не сейчас… Сейчас это невозможно. Но! Ровно через два года. Тебе исполнится шестнадцать. И всё будет хорошо». Мать впервые выступила режиссёром действа, и нельзя сказать, что дебют оказался неудачным. Слушая его, Ольга умилённо кивала.
– Давай договоримся, – вдруг взволновался он, и эта привычка ставить всё на деловые рельсы, которая так нравилась женщинам, на сей раз подвела его. – В тот день, когда тебе исполнится шестнадцать, прямо в день рождения, подъезжай к шести часам к метро…, – он задумался на секунду, – к метро «Маяковская». Я буду тебя ждать. Сразу у красного Маяковского.
Он записал дату и вышел, помахивая записной книжкой. Больше Ольга его не видела.
Что заставило его пойти на эту нелепицу, на эту глупую ложь? Лучшие намерения, вот что я вам скажу. За два года, думал он, всё забудется, сотрётся из памяти, появятся другие ухажёры. Он назвал первую пришедшую на ум станцию, а Ольга честно прождала два года, ни словом о себе не напомнив. Но думать о нём не переставала, хотя и продолжала хорошо учиться, как это ей удавалось, непонятно.