– Я, кажется, никогда не привыкну к такой красоте… – сказала я, ставя поднос на стол и повторяя за Бонни сервировку стола.
– Совсем скоро все станет привычным, – отозвалась женщина, не переставая расставлять посуду. – Ты из Равнины?
– Да. А вы?
– Из Пустоши. И поверь мне, лучше много ночей просидеть в темной комнате в подвале, чем вернуться туда, откуда я родом.
– Я читала про это место.
– Ты что, читать умеешь? – с изумлением и недоверием спросил звонкий женский голос за моей спиной.
Я замерла, не зная что ответить на такой оскорбительный вопрос. В этом доме вообще кто-нибудь может разговаривать нормальным тоном, кроме Бонни?
– Мы все на Юге умеем читать, – сказала я, не оборачиваясь.
Кроме, пожалуй, тех, которым ничего не хотелось изучать в школе, а их родители и не настаивали. Но я об этом умолчу, и эта северянка никогда не узнает об этом!
– Да ну? Сейчас проверим, насколько хорошо ты читаешь!
Я слышала, как застучали каблуки по мрамору, отдаляясь от столовой.
– Леона, Николь очень хорошая девушка. Это племянница Жана, – тихим голосом сказала мне Бонни, разглаживая салфетку. – Ты не обижайся, она не со зла. Я-то тоже не слишком хорошо читаю.
Да я смотрю, тут все не со зла стреляют в грифонов и запирают в подвале! Так, по-доброму, просто захотели и сделали! Стук каблуков опять стал все громче, и я мысленно посчитала до семи, чтобы успокоиться. Дальше я не успела, потому что звонкий голос вновь прервал все мои действия.
– Вот! Я нашла. Я сама не могу быстро это прочитать…
Я посмотрела направо и обнаружила Николь уже рядом с собой. Только не закатывай глаза, Лео! Терпение не твой конек, но теперь слишком многое поставлено на карту. Я взглянула на обложку книги и с трепетом обнаружила, что мой план уже начал осуществляться.
– "Географические открытия", – произнесла я вслух и не смогла не улыбнуться.
– Держи! – Николь передала книгу мне в руки и села на прозрачный стул. – Ну садись рядом и почитай что-нибудь, – произнесла она, хлопая ладонью по спинке стула, стоящего рядом с ней.
Я присела и сдержала свой порыв открыть в книге страницы про Крайний Север. Нельзя показывать свою заинтересованность. Безразличие, бесстрастность, безэмоциональность должны на время стать моими помощниками в прохождении этого этапа пути, этого края обоюдоострого лезвия, где шаг влево или вправо означал провал и гибель. Я открыла страницу про Побережье, где на пол страницы красовалось лазурного цвета море, и начала читать, быстро и четко произнося каждое слово. Николь меня не останавливала, и мне пришлось прочитать целую главу. А потом раздались аплодисменты, но не от девушки, сидящей рядом со мной, а от юноши, стоящего в дверном проеме.
– Ну надо же! Они все-таки умеют читать!
В его голосе злая ирония, а взгляд далек от восхищенного.
– Ник сегодня не в настроении, – сказала Николь, глядя на меня, как на диковинную зверушку.
Только сейчас я обратила внимание на то, что девушка очень красива. Пожалуй, слишком прекрасна для северянок, которые были в моем воображении. Они представлялись мне белобрысыми, бледными, блеклыми и с совсем непривлекательными лицами.
– Это было так прекрасно, – продолжала Николь. – Не обращай внимания на моего брата! Как тебя зовут?
– Леона.
– Леона, теперь ты официально будешь читать вслух книги, когда мне захочется различных познаний.
– Что, Николь, от твоих журналов, ты совсем деградировала и разучилась читать? – насмешливым голосом произнес Ник.
Я посмотрела на него с недоумением, думая, что уж со своей сестрой он обойдется без сарказма.
– Ты бы молчал, вечно угрюмый человек! Последнее время только и делаешь, что ворчишь.
– Хочу и ворчу, – пробормотал Ник и сел напротив Николь. – А ты к свадьбе готовься!
– Какой ты добрый, братишка!
Наверное, все братья и сестры примерно так и препираются, я с Экбертом не исключение, но эти превзошли даже нас. Я встала со стула и медленно отходила назад с книгой в руках, надеясь, что про меня забудут. Бонни уже успела все сделать за меня и скорее всего ушла за горячим блюдом, пока я читала Николь.
– Куда пошла? – грубо поинтересовался Ник, пристально глядя на меня.
– За горячим, – отозвалась я, пытаясь прикинуться простушкой.
– С книгой?
Я сделала вид, что впервые увидела ее в своих руках, и состроила озадаченное выражение лица.
– Я забыла про нее…
– Читать умеешь, а соображать нет?
Кто может посмотреть на Ника со злостью и оправдать себя тем, что такой жлоб достоин лишь этого? Только я! И опять я забыла о своем обещании сдерживаться и не привлекать внимания. Ник усмехнулся, поставил локти на стол и произнес:
– Я что-то не вижу горячего.
– А вот и оно! – За моей спиной показалась Бонни с тяжелым блюдом в руках. Проходя мимо меня, она шепнула. – Иди принеси гарнир и салат.
Демонстративно положив книгу на боковой столик, где стояла ваза с мерцающими розами, я направилась на кухню. В дверях, чуть не столкнувшись с Жаном, входящим в столовую, я быстро прошла в сторону кухни. Только там я смогла выдохнуть, пока брала в руки поднос с едой. Да, это было тяжелее, чем я могла себе представить. И дело даже не в работе, а в том, чтобы не показывать своих эмоций. Как оказывается, тяжело носить маски на лице!
Ужин трех людей, объединенных сложно невыносимым характером, на мое удивление, прошел спокойно. Никаких колкостей от Ника больше не было. Он как будто присмирел в обществе своего дяди, а Николь поддерживала разговор за столом на нейтральные темы. Только когда я подливала воды в сверкающий стакан Ника, моя рука чуть дрогнула, потому что я заметила короткий взгляд, брошенный на меня, и не обещающий ничего хорошего.
– Дядя, почему наша прислуга ходит в зеленом? – скучающим тоном поинтересовался Ник, крутя свой стакан в руке.
Жан посмотрел на меня, как будто только сейчас впервые увидел. Весь ужин он как будто был совсем не здесь и вскользь слушал болтовню Николь.
– Почему на тебе такой яркий цвет? – спросил он меня, и его вилка застыла над тарелкой в ожидании.
– А нельзя? – тихо спросила я.
– Бонни! Ты что, не рассказала этой девушке, что прислуга одевается в этом доме в серое?
Бонни испуганно застыла с графином воды в руках, и я поспешила исправить ситуацию:
– О, нет, она рассказала…
– И? – судя по тону, Жан был явно не в духе.
Все шесть пар глаз уставились на меня, а Бонни смотрела в пол.
– И… – Я разглаживала складки своего платья, пока соображала, как успешно для меня и Бонни выйти из этой ситуации. – Ну у меня нет ничего подходящего для работы. Все яркое…
– Ты собиралась на Отбор, но у тебя вся одежда яркая? – пролаял Жан, глядя на меня с яростью.
– Хм… – Только сейчас до меня дошло, что Рената мне говорила о том, что подбирала гардероб для Севера, и там были преимущественно темные цвета. Такой уж у них порядок, но еще вчера я и подумать не могла, что буду сама жить в этом порядке. – Простите. Я забыла…
Громкий звук выдвигаемого стула не предвещал ничего хорошего. Жан двигался ко мне уверенной походкой, в которой я тоже не видела ничего хорошего.
– Но, дядя, – начала было Николь, и была остановлена одним лишь жестким взглядом.
– Пойдем.
Жан прошел мимо меня, и я поплелась за ним. Позади что-то тихо шептала Бонни, Николь резким тоном отчитывала своего брата, но я ничего не различала и ни на кого не взглянула. Когда мы повернули к знакомой двери в подвал, мое сердце глухо стукнуло и замерло. Пугала ли меня темнота? Да. Темнота пугала меня необъяснимо, просто на каком то сверх метафизическом уровне. Но еще больше меня пугала потеря времени, потому что книга "Географические открытия" все еще лежала на боковом столике. Про нее все забыли, кроме меня.
– Возможно, завтра утром выпущу, а может, и нет, – сказал Жан, и стена темной комнаты начала задвигаться.
Я подняла руку и помахала свету, попрощавшись с ним надолго. Для меня настала длинная ночь, в которой не было места покою и радости.
Глава 7
Заветная дверь открылась лишь ранним утром. Жан спешил на работу и выпустил меня из заточения для того, чтобы я подала ему завтрак в столовой.
– Еще несколько таких ночевок, и станешь как шелковая, – с усмешкой произнес он, поднимаясь по лестнице.
Я посмотрела в спину Жана и представила, как ударяю по ней чем-нибудь тяжелым. Вся моя, по его мнению, шелковая натура возрадуется такому возмездию. А еще лучше посадить его самого в эту маленькую комнату на ночь, неделю, месяц, надолго-надолго! Вот тогда он, может быть, поймет, каково это, ночевать в полной темноте, когда легко мерещится всякое, устрашающее душу, ощущать, как по твоим ногам что-то ползает, а в углу кто-то шуршит.
За несколько минут я успела кое-как привести себя в порядок. На кровати лежало темно-серое платье, непонятно откуда взявшееся, но выглядевшие вполне неплохо, если не обращать внимания на его немного мрачный оттенок. К моему счастью, оно мне подошло по размеру, даже оказалось чуть свободным. Я вспомнила, что почти ничего не ела за прошедшие сутки, но аппетита после бессонной ночи, леденящей душу, да и с ползающими неизвестными тварями, совсем не прибавилось. Напомнив себе, что все страшное осталось внизу, я прикрепила брошку с белочкой на плечо и отправилась на кухню. Бонни уже все приготовила и красиво разложила по тарелкам. Мне оставалось только отнести еду в столовую.
– Как ты? – поинтересовалась женщина, вкладывая в мои руки поднос с тарелками.
– Все хорошо.
– Да как же хорошо! Еле на ногах стоишь… Ничего, сейчас накормим хозяев и сами поедим.
– Конечно! – подтвердила я и, тяжело вздохнув, направилась в столовую.
Все трое уже сидели за столом. Жан читал письмо, даже не посмотрев в мою сторону; брат и сестра негромко что-то обсуждали. Они заметили меня и перестали говорить. Николь виновато улыбнулась, как будто она была причиной моего заточения. Ник разглядывал свои ладони на столе, словно впервые видел.
Я все сделала идеально, как и хотела: еда была подана, чай разлит по чашкам, два кусочка сахара были положены в чашку Жана. А самое главное на мне было платье нужного цвета, и хозяин дома больше не сможет придираться ко мне из-за одежды.
Только сейчас я обратила внимание, насколько отличалась еда на Севере от нашей. Сыр был красиво порезан и украшен оливками, кусочки колбасы и буженины были причудливо изогнуты, огромное количество разнообразных фруктов громоздилось на большой тарелке, образуя полную симметрию, а в заварочном чайнике плавали неизвестные мне цветы, распустившие свои лепестки после добавления горячей воды. Даже хлеб и свежеиспеченные пирожки расположились на блюдах в виде цветов. И это не праздничные блюда, а вполне себе будничный завтрак северян!
Я вспомнила, как Экберт, часто выбиравший между тем, чтобы встать на работу вовремя и поспать чуть подольше, последнее, на ходу запихивал хлеб или омлет за щеку, торопливо жуя, а мама просто ставила тарелку с едой на стол, не думая ни о какой красоте и симметрии. Да, это была наша простая жизнь, без лишней суеты и ненужных нам изысков. Но как же я уже скучала по такой непритязательной жизни!
По завершении завтрака мысленно я себе поаплодировала, настолько все хорошо прошло. Еще больше радости прибавилось, когда я увидела книгу, все так же лежащую на боковом столике. Даже задание на сегодняшний день разобрать подвал не помешало моей сокрытой внутренней радости.
Я быстро справилась с уборкой стола, и на кухне меня тоже ждал завтрак. Все, что оставалось на кухне от завтрака, а готовилось всегда много, с лихвой, доставалось слугам. За нашим столиком уже сидели садовник и уборщик, тоже южанины, перешедшие возраст, когда нужно было уезжать на Край. Все, кто переехал с Юга на Север, освобождались от этого. Садовника звали Ларри. В моей голове сразу возникли строчки из песни про его тезку, поймавшего большую рыбу, хотя сама песня никогда не вызывала у меня восторга. Вид его был степенен и немного угрюм. Уборщика звали Брамс, мне он виделся добродушным и незамысловатым человеком.
– Леона, садись и поешь, – сказала Бонни, отодвигая мне стул. – Сколько времени без еды была, бедная девочка!
– Ешь, Леона. У Бонни всегда все вкусно, – произнес Ларри, а Брамс кивнул с полным ртом, подтверждая.
Глядя, как быстро расправляются мужчины со своим завтраком, я попыталась поесть. Пирожок с вишней, приготовленный Бонни, наверняка, был вкусным, но я ничего не чувствовала. Просто машинально жевала его и запивала горячим чаем. Возможно, так мой организм реагировал на мой внезапный отъезд на Север, а возможно, у меня все-таки было сотрясение мозга. Я читала в одной книге из Храма, что при сотрясении совсем нет аппетита. И да, его не было.
– Леона, тебе не нравится еда? – спросила Бонни, глядя, как я медленно справляюсь с пирожком.
– Очень нравится, – заверила я ее. – Никак не могу прийти в себя после этой комнаты…
– Бедняжка! – всплеснула руками Бонни. – Взяла всю ответственность на себя, хотя я и забыла сказать про серый цвет. Так закрутилась с ужином.
– Вы не виноваты. Я должна была спросить. А это вы мне положили на кровать платье?
– Нет, у меня нет ничего подходящего для тебя. Предыдущая девочка сбежала отсюда, забрав все вещи с собой.
– Это я дала тебе платье, – прозвучал голос Николь.
Она внезапно появилась на кухне, отчего мужчины, уже поевшие и говорившие о различных пустяках, тут же засобиралась по делам. Бонни, собрав тарелку еды нашему охраннику, ушла вслед за ними.
– Спасибо, – произнесла я, вставая из-за стола.
– Продолжай свой завтрак. Ты такая худенькая.
Я опять присела. Николь расположилась рядом со мной.
– Знаешь, Николас не хотел, чтобы все закончилось вот так. Мой брат хороший человек, он сделал это не со зла. – Я хмыкнула про себя, услышав полное имя этого сноба. – Мы все сидели там. И мы понимаем, что это ужасное наказание.
– Ничего особенного. В темноте спокойно и лучше думается, – сказала я, поведя плечом, хотя, конечно, это было не совсем так. Более того, это было совсем не так!
– А ты смелая, – похвалила меня Николь, и не заметила, как я дрогнула из-за воспоминаний об этой ночи.
Я незаметно дотронулась до своей коленки, потому что мне показалось, что по ней кто-то опять ползет.
– Ты мне нравишься, Леона. Давай дружить.
– Давайте.
– Обращайся ко мне на “ты”.
– Хорошо, – медленно проговорила я,
Вообще, мне все это не очень нравилось. Для Николь я была своего рода новой забавой, развлечением. Пообщается со скуки и забудет обо мне. С одной стороны, хорошо иметь кого-то на своей стороне, с другой – большого веса в этом доме Николь не имела. Если Жан захочет снова запереть меня в темной комнате, он это сделает, никого не слушая.
– Наверное, ты хочешь знать, как мы, такие хорошие и добрые, оказались в этом доме? – с невеселой улыбкой спросила Николь, а ее рука тем временем потянулась к кусочку сыра, лежащего на тарелке.
– Если вы… ты захочешь мне рассказать об этом.
– Ты когда-нибудь доешь свой пирожок? Глядя на тебя, я уже второй раз позавтракала. Я всегда, когда нервничаю, много ем. А эту неделю особенно часто. Ты знаешь, я скоро замуж выхожу. – сказала Николь, отправляя в рот оливку. – Мужчина достойнейших кровей… – помедлив, произнесла Николь.
Я поняла, что последней фразой она спародировала Жана и чуть улыбнулась.
– Это же хорошо?
– Ну конечно! – хлопнула в ладони Николь и прикрыла на секунду глаза. – Лучшая кандидатура для меня. Подумаешь, что он возраста моего дяди, зато намного богаче нас. Не слишком красив, но разве в красоте дело!
– Да, дело совсем не в красоте, – подтвердила я.
Глядя на Николь было понятно, что ей особо радоваться нечему. Я видела счастливых невест у нас на Юге, их глаза светились радостью. Девушки как будто парили над землей, готовясь к своей свадьбе. А у Николь был удрученный вид, потухший взгляд, как будто она готовилась к своим похоронам.
– Теперь ты мне будешь помогать в подготовке моей свадьбы, – чуть веселее произнесла Николь. – Возможно, мне даже удастся взять тебя с собой в мой новый дом, и никто не будет запирать тебя в подвале.
– Это отличная идея, – сказала я, но сразу осеклась, подумав, даст ли на это согласие Жан.
Я отправила в рот последний кусок пирожка, чтобы больше не отвечать Николь. Я еще никогда не общалась такими простыми фразами. Похоже, маска на моем лице теперь держится крепко, и совсем другая Леона сидит на этой кухне.
– Пойдем, я покажу тебе сад, – потянула меня за руку Николь, когда заметила, что я закончила с завтраком.
– Я бы с удовольствием, но мне нужно разобрать подвал, – вздохнула я.
– Дядя вернется только вечером. Пойдем подышим воздухом!
– Ну если на чуть-чуть.
Мы пошли в сад, столкнувшись в дверях с Бонни, которая пожелала нам хорошей прогулки. Утренняя прохлада бодрила, воздух был свеж, ветер разносил пряные запахи каких то трав.
– Почему-то я всегда думала, что на Севере круглый год снег и холод…
Я внезапно поняла, что сказала эту фразу вслух, и это было первое, что прозвучало от настоящей Леоны.
– Глупости! Север разный, – запальчиво, с оттенками превосходства произнесла Николь.
– А почему место называется Ледяная Долина? – поинтересовалась я.
– Захотели красивое название и придумали. У нас холодно только зимой, вот тогда все действительно становится похоже на Ледяную Долину. А сейчас лето. Тепло и хорошо. Тепло и хорошо… – она задумчиво повторила последние слова.
"Ну, у нас все равно теплее", – подумала я, обхватывая себя руками, чтобы согреться. Какой-то холодок все же добрался до меня. Мы шли по дорожке, выложенной серым мрамором, а вокруг росли причудливые цветы и деревья синего и все того же скучного серого оттенка. Лишь розы, которые окружали беседку, красиво мерцали розоватым цветом, а тяжелые капли росы, упавшие на лепестки и листья, казались серебряными слезами, отчего розы выглядели немного поникшими. Или мне просто так казалось. Я привыкла к различным оттенкам растений, что мне было очень странно наблюдать скучную монотонность в цвете.
– Как тебе сад? – спросила Николь и остановилась около бледных небольших цветов, похожих на незабудки.
– Очень необычно, – вздохнув, ответила я.
– Да, точное определение. А в нашем саду, в саду нашего с братом детства, были все цвета радуги… И это было так красиво, что я никогда не смотрела на радугу в небе, потому что она была со мной на земле.
– В моем саду тоже было много красок, – воскликнула я, и на глазах появились слезы.
– Скучаешь? – в голосе Николь слышалась грусть.
Такой вопрос люди не задают на Юге. И так понятно, что каждый скучает по прошлому, особенно, когда настоящее преподносит сюрприз за сюрпризом, не всегда, совсем не всегда являющимися радостными и приятными.
– Конечно скучаю!
– Я тоже. Но ты ведь добровольно отправилась сюда, а нас с братом забрали. Наши родители погибли, когда мне было тринадцать, а брату четырнадцать. Ты знаешь, когда мы сюда только приехали, здесь была еще наша бабушка. Только благодаря ей мы не сбежали из этого места, потому что она так любила нас, была так добра к нам. Даже странно, что у нее оказались два сына такими разными. Один, наш папа, был великодушным и отзывчивым. Все южане мечтали работать в нашем доме… А второй – мой дядя. И ты сама, наверное, уже поняла, какой он.
Николь остановилась у синей ели и присела на двухместные качели. Я села рядом с ней, мой взгляд устремился вверх, к небу… А небо здесь было такое же, как и у нас, высокое, голубое, с молочно-белыми облаками, неторопливо плывущими по нему.
– У меня тоже есть старший брат.
Вот опять! Опять я сказала вслух то, что говорить не хотела. Настоящая Леона стала показываться все чаще, а ведь Николь мне совсем чужая. О том, что она из стана недругов, мне почему-то не хотелось думать. Может быть я уже подпала под ее обаяние?
– Надо же, как здорово! Тоже ругаетесь по мелочам?
– Всякое бывало, – неопределенно ответила я.
– Вот и у нас тоже.
– Николь, я пойду, – сказала я, поднимаясь с качелей. – Не хочу бездельничать, когда впереди много работы.
– Ладно. Уговорю дядю сделать тебя моей собственной прислугой. И тогда будем гулять сколько угодно!
– Это было бы здорово, – ответила я и направилась в сторону кухни.
Честно говоря, я злилась… Вот как легко северяне играют судьбами южан, не спрашивая, хотят они этого или нет. Избалованная, маленькая девчонка эта Николь! Конечно, жаль, что она потеряла родителей и росла в этом ужасном доме, но кто дал ей право распоряжаться мной! Злилась и на себя. Ну нельзя быть такой эмоциональной, это может навредить моему делу, моей цели. Скорей бы уехать на Край и никого из этой семейки больше не встречать!
Я зашла в подвал, изо всех сил стараясь, чтобы не хлопнуть дверью. Нет, все-таки я излишне импульсивна, надо сдерживать себя. Как этому так быстро научиться? А ведь, хочешь не хочешь, придется.
Свет включился сам собой, хотя никаких выключателей я не нажимала. Осмотрев все вокруг, я поняла, что проработаю здесь долго. Везде лежали большие коробки, полки завалены непонятными вещами, все это оказалось еще и очень пыльным. Я то и дело чихала, пока протирала поверхности коробок и полок. Даже наш маленький подвал был намного чище, чем этот! А еще говорят, что это у нас все грязно и запущено. Я вытерла ладонью пот со лба и порадовалась, что не успела помыть волосы утром после темной комнаты. Конечно, мне до сих пор мерещилось, что кто-то копошился в моих волосах, но это, видно, виновато мое воображение. На самом деле, ничего там нет. Я подошла к стене, за которой находилась моя ночная темница. Ни двери, ни рычага, чтобы стена отъехала, я не нашла. Странное место. Вот так забудет про тебя тот, кто посадил в эту комнату, и ты навеки заперта там. Я поежилась от такой мысли и сделала шаг назад.
– Эту комнату не открыть. Только Жан может.
Николас подошел так неслышно, что я вскрикнула от испуга и неожиданности.
– Как можно так пугать? – спросила я, разворачиваясь к нему, и обнаружила Николаса совсем близко от себя.
– Разве после этой ночи ты еще хоть чего-нибудь боишься?
Вот нахал! Еще имеет наглость спрашивать такое!
– Я никогда ничего не боюсь, – ответила я, стараясь придать своему голосу твердость и решительность, но, боюсь, это прозвучало слишком пафосно, как обыкновенная бравада.
На его лице промелькнула ухмылка, а затем она сменилась привычным выражением скуки. Неужели на Севере недостаточно развлечений, чтобы эту скуку убрать? Занялся бы учебой в конце концов, или работой… Экберту вот совсем некогда скучать, ему и отдыхать-то с такой работой некогда!
– Извини за то, что тебя закрыли там из-за меня.
Мне наверное послышалось. Не может быть, чтобы этот напыщенный индюк просил прощения у меня!
– Шутка такая?
Николас смерил меня пронзительным взглядом и быстрым движением откинул челку со лба.
– Второй раз я извиняться не собираюсь. Слишком большая честь для южанки!
– Я и первого раза не просила, – произнесла я, скрестив руки на груди.
– Это я для себя, чтобы угрызений совести не было.
– А они у тебя могут появиться? – съязвила я.
Выражение лица Николаса изменилось и стало обиженным.
– Я не помню, чтобы разрешал прислуге обращаться ко мне на "ты", – сухо сказал он.
– Я тоже не разрешала.
– Хочешь опять туда? – Николас кивнул в сторону стены, за которой была темная комната. – Ты, южанка, не смей так со мной разговаривать! Чего ты усмехаешься?
"Если бы ты только знал, что во мне есть и северная кровь!" – думала я про себя. Но что я делаю? Судя по моему поведению, во мне закипает южная кровь, иначе как объяснить очередное отклонение от запланированного? Дать мне волю, так я сожгла бы весь этот дом с его темной комнатой! Но я должна вести себя по-другому! Наверное, сегодняшняя ночь все-таки аукнулась во мне… Или я всегда такая с людьми, которые мне неприятны? Но с Жаном я такого себе не позволяла, а Нику почему-то грубила, хотя он пришел извиниться. Не такой уж он плохой, раз смог это сделать, а я, получается, не слишком хорошая.
– Извините. Я не знаю… – я не договорила, потому что просто не знала, что сказать.
Затем, растерянная, вернулась к вещам, которые нужно было разобрать. Когда же я решилась посмотреть на то место, где стоял Николас, там никого не было.
К обеду с подвалом было закончено. Все тяжелые коробки идеальными рядами стояли вдоль стенки, а то, что полегче и поменьше размером, разместилось на полках. Я была очень довольна собой, и даже обед, на котором присутствовали трое друзей Николаса, с такими же высокомерными манерами северян, не испортил мне настроения. Я не обращала внимания на их обидные шуточки в отношении южан и меня в частности, но со скрытой радостью приняла предложение Бонни самой довести обед до конца. Сев рядом с Ларри и Брамсом за стол на кухне, я даже смогла нормально поесть. Потом отнесла обед охраннику по имени Эдвард, которому строго-настрого было запрещено отходить с рабочего места. И у меня уже оставалось так мало сил, что еле стояла на ногах. В моем распоряжении было немного личного времени. Я добралась до своей комнаты и легла на кровать. До подготовки к ужину еще несколько часов, а мне очень нужно хоть немного отдохнуть… Последнее, о чем я подумала, проваливаясь в сон, была книга, все так же лежащая на боковом столике в столовой. Сегодня она будет моей!
Меня разбудила Николь, которая щекотала травинкой по моим глазам, щекам и носу, пока сон окончательно не пропал от моего чихания.
– Чихаешь как маленький котенок. Будь здорова! – как ни в чем не бывало произнесла Николь и села на край кровати.
– Спасибо.
В ногах лежало платье светло-серого цвета. Николь проследила за моим взглядом и произнесла:
– Я тут покопалась в своей одежде и нашла еще одно подходящее для тебя платье. Нравится?
Я не успела ничего ответить, как Николь соскочила с кровати и потянула меня за собой. Прислонив ко мне платье, она оценивающе оглядела и вынесла вердикт, что оно мне идет больше, чем ей.
– Красивое, – произнесла я, касаясь кружевных оборок. – А оно точно тебе не нужно?
– Да у меня полно другой одежды! И я не знаю, как у вас на Юге, а у нас девушки больше любят носить брюки. Потому что холодно…
Я вспомнила свой дорожный костюм, состоящий из единственных брюк и кофты, и с грустью вздохнула. Сейчас он был в неприглядном состоянии, весь в грязи и пыли, но я не теряла надежды вернуть ему прежний вид.
– Тоже ходим, но редко. Чаще шорты или платья, потому что жарко.
– Шорты? – поморщилась Николь. – Я думала этот вид одежды давно уже в прошлом.
– Так мы на Юге и остались в прошлом. Все современное у вас,– высказалась я, но сразу осеклась.
– А в прошлом тоже много всего хорошего. Но точно не шорты! Пойдем! Через два часа Жан придет, а у нас много дел.
Я вздрогнула от имени хозяина дома, и тут же пошла за Николь. Ее светлые волосы к вечеру были красиво уложены в замысловатый пучок, и я невольно залюбовалась прической, зная, что мои волосы сейчас далеки до идеальных. Я собрала их в хвост, пока мы шли в холл, чтобы они не мешали. Какое-то время мы сидели на диване и просматривали журналы, в которых красовались северянки в ультрамодной одежде. Николь загибала страничку, если ей нравилась блузка или платье, чтобы потом заказать их. Долго заниматься такой чепухой я не смогла и под предлогом помощи в готовке отправилась на кухню к Бонни. Она дала мне самое легкое задание – порезать овощи на салат, что я и принялась делать. Бонни вспоминала Пустошь, и ее страшные рассказы о несправедливой, почти рабской жизни там, придавали мне уверенности, что я на правильном пути, и мои усилия не должны быть напрасными. Мир должен стать лучше. Ничего хорошего северяне нам не дали, наоборот, лишили нас высокой культуры, обобрали, принизили и сделали это нормой. Подумать только, вся прислуга в этом доме – южане! Себя я тоже причисляла к ним, потому что не желала хвалиться северными корнями даже в своем подсознании.
– Бонни, а чем занимаются Николь и Николас? – спросила я, услышав громкий смех в саду. Это друзья Николаса расположились в беседке и веселились от души.
– Они учатся в университете, а сейчас у них летние каникулы, – отозвалась Бонни, не прекращая стучать молоточком по мясу, чтобы оно было мягче и нежнее. – Николь хочет быть модельером, а Ник хирургом. Одна будет украшать людей, другой спасать.
Теперь понятна тяга Николь к одежде и журналам… Но от Николаса я такого не ожидала.
– И он, конечно же, поедет на Юг, чтобы попрактиковаться на больных у нас!
– И поеду! – сказал Николас, вдруг появившись в стеклянных дверях.
От неожиданности у меня выпал нож, которым я резала помидоры, и со стуком упал на стол. Сколько можно так подкрадываться!
– Что-то имеешь против этого? – вкрадчиво спросил Николас, умудряясь выхватить кусочек огурца из миски передо мной.
О да, еще как имею! У нас на Юге только такие и есть, постоянно меняющиеся, врачи-практиканты, живущие в Лесу, в Долине Озер, до которых еще и добраться надо больным южанам. Что уж говорить, что из Пустыни почти никто не добирается до врачей! Хорошо, что южане привыкли лечиться травами, от которых намного больше толку, чем от таблеток, изготавливаемых северянами, которые могут лечить одну болезнь и привести к другой болезни, намного хуже. А врачи в Долине Озер… без необходимого опыта, а некоторые и без нужных знаний. Южан не жалко, это же почти что рабы…
Эмоции, наверняка, были заметны на моем лице, но вместо того, что я подумала, я старалась говорить спокойно и рассудительно:
– Нет. Наоборот, хорошо, что северяне заботятся о нас. Как бы мы лечились без вас, ведь врачей среди нас нет. – И все же не удержавшись, добавила: – Мы же, по вашему тупиковая ветвь человечества, даже читать не умеем!
Так, а вот это я зря. Последняя фраза была лишней. Бонни всплеснула руками и быстро повернулась, чтобы достать из шкафчика специи.
– Я уже понял, что вы умеете читать. Но вот врачами вам никогда не стать, слишком…
– Тупые? – подсказала я нужное слово и вернулась к резке овощей.
– Неразумные, – поправил Николас, стоя передо мной и все еще таская из миски кусочки овощей.
Конечно! Разумный ты наш, даже руки не помыл, а еду берешь из общей миски. Кто только тебя воспитывал? Именно такие мысли и близкие к ним пронеслись у меня в голове. И тут меня пронзила дрожь, потому что я поняла, кто занимался воспитанием Николь и Николаса последние годы. С таким воспитателем и не таким напыщенным индюком станешь!
– Может мы такие, потому что лишены образования, как у вас? – не удержалась и спросила я, придвигая миску поближе к себе и подальше от голодного Николаса.
– Вы же сами не хотите учиться! – рассмеялся в ответ мне Николас.
– Кто тебе такое сказал? – Я услышала предостерегающее покашливание Бонни, но все равно продолжила, лишь исправив "ты" на "вы". – Вы думаете, что я хотела быть прислугой, что Бонни всю жизнь мечтала готовить вам ужины, а Брамс чистить ваши туалеты?