***
Вечером я долго думаю про Робена. Неприятно узнать в почти 17 лет, что ты – это не совсем ты, а еще и немного какой-то Пьер. На семейном совете вечером решили оставить ребенка, каким бы он ни был. Мама с тетей Наташей сказали, что когда малышу будет три месяца нужно идти на узи – смотреть, нет ли каких-то особенностей (под особенностью они подразумевают недоразвитую челюсть).
Интересно, изменилось бы что-то, если бы я с самого раннего детства все это знал? Развился бы у меня комплекс? Был бы я тем, кто я есть сейчас или что-то во мне было бы другим?
Еще я думаю про Вариного ребенка. То есть теперь уже про нашего. Смогу ли я, правда, стать для него отцом? Что мы будем делать дальше? Притворяться всю жизнь или только до совершеннолетия? Можно ли быть отцом для ребенка два года, а потом сказать ему: «Извини, но теперь твоей маме восемнадцать, а я вообще-то не твой папа». За два года ребенок уже, наверное, успевает привязаться. Иначе родители сразу бы выдавались лет в пять – все равно же дети ничего не запоминают. Вспоминаю, какими были Тонечка и Анечка, когда родились. Вообще-то очень милыми. Интересно, согласилась бы Варя так легко оставить ребенка, если бы он правда был моим?
***
Утром после завтрака Варя с мамой уезжают. Обнимаю свою подругу и думаю, что теперь это самый родной мой человек.
***
Из дневника мамы
Сегодня взяли материал на анализ. Теперь остается только ждать. Прокалывали живот огромной иглой. Я была в палате, где лежат перед родами. Каждая женщина со своей историей. Например, девушка, которой на 24 неделе пришлось прервать беременность по медицинским показаниям. Ей сказали, что ее ребенок родится больным. Жить будет, но всю жизнь проведет в больницах. Ей что-то вкололи и ребенок умер. Говорит, что малыш бился, и она чувствовала, как он умирает. Потом она рожала его, мертвого. По-моему, негуманно помещать ее в палату, где остальные готовятся к родам. Хотя и у них истории так себе – одна из них после ЭКО. Ей подсадили тройню и все трое прижились: два мальчика и девочка. Но в двадцать с чем-то недель мальчики умерли, а девочка осталась. И она ходила еще несколько недель с мертвыми детьми в себе, чтобы дать девочке подрасти. Сегодня ее увезли на кесарево. Я лежу, жду своей очереди на прокол и думаю, что все это в любой другой ситуации было бы невозможно и дико, например, представляю человека, который носит у себя в животе два трупа. И только на пути к своему ребенку женщины переступают через все законы природы. И они абсолютно правы.
***
Сегодня я в школе. Сажусь к Аленке. Говорю «привет» и утыкаюсь в учебник. Она не спрашивает. Тоже отвечает «привет» и пишет домашку в тетради. Моя первая любовь была очень короткой. Любовная лодка разбилась об офигительные обстоятельства.
***
Слышу, как мама с папой внизу ругаются – обсуждают мое будущее отцовство.
– Да что он вообще думает? Что ему все можно? Что мы детей за него растить будем? Он еще не зарабатывает.
– Костя, перестань. Ему и так тяжело. Как ты не понимаешь? Мы должны были раньше ему сказать. Это наша ошибка.
– То есть, если бы у него не было Робена, то, пожалуйста – заводи детей, спи со всеми девками подряд. Предохраняться ты своего сына не учила?
– Хватит! – мама тоже переходит на крик. – Ты радоваться должен, что у него хоть какие-то дети будут. Просто поставь себя на его место: твой друг погибает, девушка беременна и тут ты узнаешь, что родился с аномалией, которая, возможно, передается по наследству. Не слишком много информации для полутора месяцев? Мы должны его поддержать, не повторять историю с Пашей. Если бы ты по-другому поступил, может, Паша был бы жив. Ты об этом не думал?
– А что я еще мог сделать – он пришел ко мне на работу, попросил отдать долг – я отдал. Существенная сумма, между прочим.
– Ты не должен был рассказывать его матери. Это было неправильно.
***
Из дневника мамы
Пришли результаты анализов. Хромосомных патологий нет. То есть челюсть у малыша недоразвита, и будут проблемы со здоровьем, но он вполне жизнеспособен. Мы долго думали с Костей и решили, что прерывать беременность не будем. Мне очень жаль, что наш ребенок будет не таким, как все. А Костя спросил: «Кто определяет, каким он должен быть?» Все-таки я не ошиблась в выборе мужа. Кстати, у нас будет мальчик. Думаю, назвать его Васькой. Когда-то давно я очень любила фильм «Школьный вальс», в котором у главной героини был сын Васька, и все говорили, что имя у него какое-то кошачье.
***
Итак, мой отец – это и есть тот самый мужик, который отдал Пашкин долг. Признаться удивлен. Во-первых, тому, что Пашка попросил, а во-вторых, тому, что тот все-таки отдал. Обычно у него снега зимой не допросишься. Но вряд ли он поставил его на счетчик или собирался забрать в пожизненное рабство.
***
Последнее время что-то ничего не происходит: никто не умирает и не беременеет. Я даже заскучал. Скоро уже три месяца, как Варька беременна. Подходит к концу первый триместр (я теперь знаю такие слова). Погуглил, как называется страх перед беременностью и беременными – гравидофобия.
***
Сегодня Варька опять у нас. Мы вместе с мамами идем на узи: немного раньше, чем планировалось, чтобы посмотреть, как там челюсти. Варька ложится на кушетку и поднимает кофту. Ее живот мажут гелем, врач водит датчиком и на экране появляются какие-то серые пятна. Врач диктует данные медсестре, а потом говорит, что сейчас посмотрим личико. И на экране появляется лицо. Я серьезно! Я отчетливо вижу нос, подбородок, глаза.
– Смотри, Васька, на тебя похож! – улыбается Варя.
И я с ней полностью согласен.
***
Из дневника мамы
Весь второй триместр ничего не писала, так как все теперь идет хорошо. Чувствую себя отлично. Читаю про нашу патологию. Это называется Синдром Пьера Робена, суть его в том, что у ребенка внутриутробно не развивается нижняя челюсть. Она тянет за собой язык, в результате чего при рождении он очень короткий и слабый. Так как язык не держится, он западает и перекрывает дыхательные пути – малыш не может дышать, и его помещают на искусственную вентиляцию легких. Кроме этого, у таких детей еще расщелина неба, то есть там, грубо говоря, дырка, которая ведет прямо в нос, из-за чего невозможно нормальное питание. Эта аномалия может быть разной степени: у кого-то совсем незаметная, у кого-то сильная, и тогда челюсть оперируют – вставляют специальный аппарат, который постепенно выдвигает ее вперед.
***
Вечером мы с Варей обсуждаем, что будем делать дальше. Наши мамы, по-моему, заняты тем же самым – решают, где мы будем жить. Это очень странно, но я как-то совсем не переживаю, хотя решается моя судьба. Может, потому, что из-за Варькиной лжи я начал жить какую-то не свою жизнь, а чужую жизнь мне жалко меньше, чем собственную.
–Ты больше не писала Полевому? – спрашиваю Варьку.
Она отрицательно качает головой.
– Все-таки не понимаю, как он мог так поступить? Мне казалось, что ты ему очень понравилась. Тем более бросить беременную девушку – этого я от него совсем не ожидал. Он так-то неплохой парень, наш Полевой.
– С чего ты взял, что он знает, что я беременна?
– Ты сама так сказала: написала, что беременна, а потом он перестал отвечать на звонки. Разве не так?
– Нет, я совсем не так сказала. Это было что-то вроде: он не отвечает на звонки и сообщения.
– Так что ты ему написала?
– «Привет! Как дела?» – что я еще могла написать малознакомому парню. – Вообще неважно, что я ему написала. Я не собираюсь привязывать его к себе ребенком. И ты должен мне пообещать, что сам ему ничего не расскажешь.
Эта девчонка сведет меня с ума.
***
Из дневника мамы
Уже скоро роды. Жду не дождусь встречи с нашим малышом. Заказали специальные бутылочки для кормления детей с расщелиной. Подыскиваем клинику, в которой будем делать операцию. И все еще надеемся, что это ошибка.
***
На следующий день после отъезда Вари объявляется Полевой. Вид у него так себе, надо сказать. Рассказывает, что сильно повздорил с родителями из-за школы и денег, которые на что-то потратил.
– Они отобрали мой телефон, ты представляешь? Как у пятиклассника. Мне скоро семнадцать, через год я должен идти в армию, а у меня забирают телефон и отправляют в школу. Я не разговариваю с ними уже два месяца. Просто не могу там больше находиться. У тебя остаться тоже не вариант – здесь меня быстро найдут, нужно куда-то уезжать.
Я слушаю его и думаю, что даже ни разу не заехал к нему за все это время. Даже не позвонил и не написал в соцсетях. То есть телефон у него забрали, и он бы все равно мне не ответил, но я-то об этом не знал. Я просто был слишком занят собой и своим горем. Но зато сейчас я знаю, как ему помочь и куда он может поехать. Там его точно не будут искать.
***
Полевой уезжает к Варе. Я не стал рассказывать ему про беременность. Думаю, что она сама должна решать. Может, в качестве отца я буду более надежным вариантом.
Беру Пашкину тетрадь и читаю его сочинения. Чувствую, что время для этого пришло.
***
Из эссе Паши по книге Джона Грина «Виноваты звезды»
Вы замечали, что однажды увидев незнакомое слово, начинаешь его повсюду встречать, ходя до того как-то прекрасно обходился без него? У меня, к примеру, всегда так. И не только со словами, но и с идеями. Когда я читал «Виноваты звезды», то самым главным моментом, откровением для меня стало описание книги Питера ван Хутена «Царский недуг», вернее окончания книги. Когда жизнь главной героини обрывается на полуслове-полумысли. Неожиданно, подобное завершение не вызвало во мне страха, как всегда случалось до этого, когда речь заходила о смерти, а скорее спокойное любопытство. Смерть – это просто еще одно событие твоей жизни. Еще одно приключение, такое же интересное и необычное, как и все остальные. К тому же такое, которое бывает только один раз. И знаете, что самое интересное? Буквально через пару дней после «Звезд» я перечитывал «Гарри Поттера и философский камень» и в самом конце книги, когда Гарри и Дамблдор (в моем переводе был Думбльдор, но я воспринимаю «Думбльдора» как пародию на Дамблдора) обсуждают дальнейшую судьбу камня и Николя Фламеля, Дамблдор произносит следующее: «для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение»? Клянусь, я перечитывал книгу много раз и ни разу не обращал внимания на эту фразу. Видимо, мое сознание было еще недостаточно дисциплинированным.
Другим моментом книги, заинтересовавшим меня, было составление списков перед смертью. То есть люди, которые знают, что скоро умрут, составляют списки желаний – дел, которые они хотели бы выполнить. Вот это, ребята, для меня глуповато. Все мы знаем, что умрем. Почему же мы не составляем списки? Каждому из нас стоило бы. Что было бы в моем? Думаю, что ничего. Хотя нет, наверное, я бы попробовал влюбиться. Так сильно, как об этом пишут в книгах. Еще я хотел бы попробовать что-то действительно рискованное: прыжок с парашютом, роуп-джампинг или крупную ставку в азартной игре. Настоящий выброс адреналина. Говорят, что любовь и страх – самые яркие ощущения, которые можно испытать.
***
Теперь я точно понимаю, что Пашка это сделал сам. Напрямую в его тетради не написано, но я знаю, что это так. Опять думаю, что он нас не любил. Не любил меня, не любил Аленку. Наверное, это неправильно, но мне очень обидно. Для меня он был всем. Я думал, что у нас есть свой мир, отдельный от родителей и одноклассников. Думал, что мы все видим одинаково. А Аленка? Как можно было предать эти звездочки? А как можно было предать маму? Да, подходящее слово «предать». Пашка, ты предатель, раз так поступил.
Еду в бар. Занимаю столик в углу, где меня не особо видно, пью и думаю обо всем, что произошло. Вместо обиды накатывает жуткая тоска. Я, наверное, только сейчас понимаю, что НИКОГДА больше его не увижу. Я, конечно, думал об этом после похорон и потом, но вот так отчетливо это стало только сейчас. Последнее время было столько проблем, что я даже осмыслить все не успевал. А сейчас, когда Полевой уехал, и все вроде более-менее разрешилось, до меня наконец-то дошло. Некоторое время я просто глотаю слезы, потом вызываю такси.
***
Из дневника мамы
Мой малыш появился на свет! Но сейчас он в реанимации, так как через три часа после рождения стал задыхаться. Сколько слез помещается в человека?
Вчера был праздник, и мы ходили гулять. Вечером я читала «Азазель» и почувствовала схватки. Дочитала до взорвавшейся девушки и сказала Косте, что надо ехать. Но мы услышали звуки салюта и решили сначала посмотреть: стояли, обнявшись у окна, и под праздничные залпы я думала, что мы, мой мальчик, сделаем это. После поехали в роддом.
Дальше были тринадцать часов страшных мучений. Сначала я спрашивала себя, как же мама сделала это три раза, потом в голове постоянно проносилось «долбаная Ева. В конце я вообще ни о чем не думала, а периодически теряла сознание от боли. Утром в десять часов и десять минут мой малыш появился на свет. Как это было здорово! Его сразу положили ко мне, и он так внимательно на нас смотрел. Потом Костя носил его и баюкал. Неонатолог сказала, что расщелина есть, но в остальном все хорошо, и нас переведут в обычную палату. А через три часа Вася стал синеть, и медсестра унесла его в реанимацию. Я осталась одна в палате с пустой детской кроваткой.
***
Таксист привозит меня на кладбище, я перелезаю через ограду и подхожу к Пашкиной могиле. На ней появилась фотография: он в своем вечном синем свитере, улыбается. Девчоночьи зеленые глаза прищурены. Мой лучший друг, моя вселенная, наш мир, который мы построили вместе – все это здесь, под землей. Я ложусь рядом на свежий апрельский снег. В последние дни сильно подморозило – у нас такое случается. Сегодня был ясный день и на небе даже видна пара звезд. Пою Пашке песню:
«Позволь мне рассказать о том, как идут дела,
Новости какие в нашем маленьком городке».
Эту песню я часто слышу у папы в машине, когда он подвозит меня до школы.
Вспоминаю, как начинался этот учебный год. Первые дни сентября были очень теплыми и солнечными. В один из таких дней мы с Пашкой шли к нему после школы. В этот день я как раз получил учебники, они не влезли в рюкзак, и я нес их в руках. На углу Пашкиного дома, у магазина, ко мне прицепились три осы. А надо сказать, что я панически их боюсь (это называется апифобия). Поначалу я старался держаться и просто от них отмахивался. Но они не отставали. Тогда я побежал, но они догнали меня. Одна из них уселась на учебники, и я кинул их на землю, вторая – на куртку, я скинул ее, и она тоже очутилась на земле. А что Пашка? Он в это время стоял в сторонке и корчился от смеха. Серьезно, он даже заплакал, так ему было смешно. Сейчас так и вижу его: освещенного осенним солнцем, смеющегося, со слезами в ярких зеленых глазах. Интересно, вспоминал ли он этот случай, когда шел по рельсам?
Зря я столько выпил – сил подняться нет совсем. Сейчас немного посплю и обязательно встану. Засыпаю, и мне снятся странные сны: я маленький и мама укладывает меня спать. Раньше перед сном она всегда рассказывала мне, как прошел день – это называлось «рассказать день». Мне очень нравилось лежать рядом с мамой, уткнувшись в нее, и слушать. Еще мне снится, что я лежу в какой-то стеклянной штуке, весь окутанный проводами. Вокруг пищат аппараты и снуют чужие люди в белых халатах. Появляется мамино лицо, она наклоняется ко мне и говорит: «Скоро мы поедем домой». А вот я немного постарше – задыхаюсь, мой мозг уже почти отключился. Лицо распухло и посинело. Чувствую, как жизнь меня покидает. Узнаю этот момент: мама рассказывала, что когда мне было чуть больше полутора лет, за обедом я подавился котлетой и чуть не умер у нее на руках. Мама сидит рядом на коленях, слезы катятся по ее щекам и она кричит шепотом: