Страх захватывает все мое существо, и даже после пробуждения еще долго не могу пошевелиться. Страх не за себя, это чувство давно позабыто. Но я все еще боюсь за сына, пусть даже его считают самым грозным воином на все наше триседьмое царство. Он идет напролом, веря в свою счастливую звезду. Только я знаю, что на этот раз она ему не поможет. Нам не взять тридевятое царство.
***
Честно признаюсь, когда пришла весть о падении тривосьмого царства, никто из нас сначала не поверил. Да и как в такое поверить? Любой ребенок на деревне напоет вам про героев, которые одним свистом сбивают врагов с коней. А у наших соседей таких героев ого-го сколько!
Оказалось, ни свист, ни ратная доблесть, ни даже подоспевшая подмога из тришестого царства не смогли остановить чужеземное войско. Рассказывали, что нападавшие налетели как буря и ясное солнце казалось красным сквозь сполохи зарницы. Люди у нас добрые, всех беженцев у себя приютили, по домам расселили. Самим пришлось потесниться, конечно, но что тут поделать. А дальше надеялись и верили, что захватчиков не прельстят наши болотистые земли, не чета черноземным богатствам тривосьмого царства. Верили так же неистово, как когда-то в то, что трехглазое дитя непременно вырастет героем.
Уж не знаю, то ли царь их был так жаден, то ли на пути мы к следующей цели, заливным лугам тришестого царства, оказались, но не прошло стороной их войско. Ровно на нашу деревню вышло. И встали мы как один на ее защиту. Кто с мотыгами, кто с вилами, я вот со скалкой, другого оружия-то и не было ни у кого. Но у чужеземцев, как выяснилось, тоже свои понятия о чести были. И каждую битву начинали они с поединка – их лучший воин против нашего. Поговаривали, что если чужой воин одолеет, то захватчики без боя уйдут. Только не было возможности проверить, никто еще ни разу их бойца не побеждал.