– Тихо, доченька, тихо, – едва слышно произнесла рядом сидящая женщина в черном платке.
– Поехали-ка прямо на кладбище, вдова нервничает, – произнес по рации полковник.
Катафалк, развернувшись на полдороги, отправился на кладбище.
Процессию тут же окружили солдаты. Впереди понесли гроб под пристальным наблюдением конвоя. Когда цинковый ящик водрузили на табуреты, ни одного присутствующего не подпустили к телу умершего пожарного.
Церемония прощания прошла в полном молчании.
– А теперь засыпайте, быстро, быстро!
Блестящая крышка гроба постепенно исчезала под тяжелыми землянистыми комками. Офицеры, сдвинув “лепестки” на подбородки и обливаясь потом, дружно подхватывали лопатой мокрую от дождя землю и тут же бросали ее в яму. Глухой стук по цинковой поверхности разрывал сердце.
Офицеры разровняли могилу лопатами и отошли в сторонку. Один из них, взяв из рук девушки букет живых цветов, возложил их на бугор.
– Прощай, Васенька…
Глава XIV
– За Победу, товарищи! За нашу Победу!
Валерий посмотрел на партийного чиновника с поднятым в руке бокалом портвейна и слабо улыбнулся.
– За Великую Победу!
Девятого мая решено было отпраздновать скромным застольем. На столе появилась дорогая выпивка (и это во время сухого закона!), закуски и еда из столовой. Дружно устроившись за столом, мужчины принялись поздравлять друг друга с Днем Великой Победы.
– Поговаривают, Чернобыль сильно пострадал от немцев. Вы видели сосну недалеко от станции? – Валера кивнул. – На ней вешали расстрелянных евреев. Жуткое зрелище!
– Давайте не будем о плохом. Просто отпразднуем этот день как следует!
– Не получится.
Ученый долго размышлял, стоит ли сообщать только что полученную им новость или же оставить ее под конец застолья.
– Валерий Алексеевич, попрошу вас объясниться!
– Мои помощники обнаружили малиновое пятно внутри блока. В реакторе все еще держится высокая температура. Непонятно только, парашюты это горят, в которых мы сбрасывали свинец, или что-то другое. Скорее всего, это раскаленная масса песка, глины, в общем, всего, что было сброшено внутрь реактора. Простите за испорченный праздник, Борис Евдокимович, но нам придется сбросить еще восемьдесят тонн свинца, чтобы свечение это прекратилось.
День Победы отпраздновали в спокойной обстановке вечером десятого числа.
– Валерий Алексеевич, вы отлично понимаете, какая ситуация складывается в мире связи с аварией, и я доволен тем, с каким рвением вы занимаетесь спасением всего человечества…
– Михаил Сергеевич, бросьте, я уже говорил вам, что большой угрозы отныне авария не представляет. Измерительные и подготовительные работы к предстоящей масштабной ликвидации уже сделаны, теперь дело предстоит за малым. Мы с Евгением Павловичем решили построить поддон под реактором, так как ядерное топливо может проплавить нижние части блока и загрязнить грунтовые воды. А затем, с моего позволения, мы начнем строительство некоего сооружения, которое позволит навсегда закрыть дыру, сбрасывающую радиоактивные вещества.
– Хорошо, хорошо, Валерий Алексеевич. Я лишь попрошу вас об одном: напишите для меня подробное письмо, что и как происходило, чтобы я мог выступить по центральному телевидению.
Инга не сразу узнала отца – тот похудел еще больше, под глазами появились темные круги, а лицо стало багровым, как переспелый помидор. Ее сердце тревожно забилось, а с полуоткрытых губ сорвался едва слышный стон.
“Мы теряем нашего папу… О, мама, как же ты была права! Эта работа его окончательно погубит!”
– Папочка! – девушка бросилась к отцу с распахнутыми объятиями. – Боже, что с тобой? Ты выглядишь отвратительно!
– Все в порядке, цветочек. Я просто устал, – его голос сильно охрип.
– Там над тобой издеваются что ли?! – с возмущением отозвалась Инга. – Тебя невозможно узнать! Я вижу, что с тобой происходит, и меня, как дочь, это очень сильно пугает. Ты себя так до могилы доведешь!
– Мне там самое место.
– Папа…
Валера поднял глаза – его старшая дочь захныкала так же, как и младшая, что осталась в Чернобыле. Малышка вновь явилась в аэропорт и, стоя вдалеке, провожала отца пугающе отстраненным взглядом.
– Цветочек, – однажды он перехватил ее за руку, поймав недалеко от станции, – тебе не нужно там ходить, там радиация, это очень опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала еще сильнее. Пойдем, золотце.
Валерий повел ее в штаб по опустевшей дороге: на город уже опустились сумерки, и большая часть работников уже мирно посапывали в своих постелях.
“Мне нужно сказать Инге, что у нее появилась младшая сестра. Я представляю ее реакцию…”
– Мама на работе, так что, мы можем побыть вдвоем. – Инга привезла отца в их московскую квартиру. Они прошли на кухню, где девушка разлила горячий чай по кружкам и расставила посуду с дымящимся напитком на столе. – Я очень сильно переживаю за тебя, папочка. – Она взяла его за руку. – Я бы очень хотела, чтобы ты больше не летал туда…
– Инга, цветочек, у меня к тебе очень важный разговор.
У нее появилось испуганное выражение лица:
– Что случилось?..
– Единственное, о чем я тебя хотел бы попросить, не рассказывай ничего маме, она очень сильно расстроится, когда обо всем узнает.
– Я не понимаю…
– Инга, понимаешь, тут такое дело, что девять лет назад появилась на свет моя вторая дочка.
Девушка опешила:
– Что?..
– Вторая дочка…в Чернобыле…
– Дочка?.. В-в… в Чернобыле?..
– Я никому об этом не рассказывал, даже самому себе. Я предал твою маму, я предал тебя, я связался с журналисткой, она очаровала меня, и я не мог ничего поделать. Спустя год наших тайных отношений появилась моя вторая дочка. Она очень сильно похожа на меня, и когда-нибудь ты сама ее увидишь, в этом я, в общем-то, не сомневаюсь.
– Но почему ты об этом никогда не рассказывал?..
– Я боялся позора, и, если честно, до сих пор его боюсь. Я совершил массу ошибок за свои пятьдесят лет, и ты отлично знаешь, что твой отец далеко не честолюбивый человек, и, как все, имеет грехи за душой, но говорить о них всем подряд большая глупость.
– А девочка?
– Ее зовут Алина. Она прекрасна, как и ее отец.
Они надолго замолчали.
– Я не могу в это поверить…
– Увы, это правда, и то, что произошло в Чернобыле, это отчасти моя вина.
– Это все реактор, папа! Ты тут совершенно ни причем!
– Если бы ты узнала всю правду… ты бы ужаснулась, какой твой отец монстр.
– Не говори так! Ты никакой не монстр! Все совершают ошибки, это нормально! Как говорит мой муж: “кто не ошибается, тот не живет”! Вся наша жизнь состоит из проб и неловких шажков, проблем и неприятностей, без них бы человеческая жизнь стала бы скучной и бессмысленной!
Валерий устало улыбнулся:
– Я воспитал достойную дочь…
Улица Советская, двадцать шесть. Здесь двумя днями ранее обосновалось министерство угольной промышленности. Город Чернобыль ничем не отличался от обычных сел и поселков: такие же здания, такие же названия улиц. Единственная его отличительная черта – пугающая история.
Поздним вечером к двухэтажному зданию подъехало два автобуса, внутри которых сидело несколько крепких мужчин. Одним уже было за сорок, другим еще не исполнилось тридцати – совсем молодые ребята.
Прихватив с собой увесистые сумки, они выходили из транспорта друг за другом, останавливались, закуривая заранее приготовленные сигареты, и, когда перекур закончился, их повели к непримечательному парадному входу, где на ржавых петлях висела деревянная дверь.
– Добро пожаловать в Чернобыль!
– Мы наслышаны о нем, – мрачно произнес невысокий мужчина, поставив дорожную сумку у входа.
…Он уезжал из Тулы с тяжелым сердцем: его жена была на раннем сроке, сидела дома и часто закатывала скандалы, стоило ему прийти на пять минут позже.
– Я тут токсикозом мучаюсь, а ты где-то шляешься!..
Но он все равно ее любил. Безумно, до одури. Иногда казалось, что его приворожили, затащили в ловко расставленные сети, и – как вдруг из прекрасной красавицы любимая жена превратилась в оголтелую ведьму с бигудями в волосах и испачканном халате. Замени старое тряпье на модное платье, бигуди на природные кудри, а деревянную скалку, оружие массового поражения в семейных ссорах, на засосы, оставленные в порыве страсти – и ничего не изменится.
Это все та же ведьма.
Когда она забеременела, то стала еще невыносимее. Беременность способна превратить спокойную добрую женщину в лютую истеричку: “хочу то, хочу это, ты слишком мало уделяешь мне внимания!..”
Но он все равно ее любил.
– Люсенька, мне приходится пропадать на работе, чтобы прокормить тебя и нашего будущего ребенка. Будь хоть немного снисходительна…
– Ладно, – смеется, – я расценю это как прощение. Правда, посмертное.
И в этот раз началось то же самое:
– Нас вызвали…
– Куда?
– В Чернобыль…
Она посмотрела на него квадратными глазами:
– В Чернобыль?..
– Ну-у…
– Туда, где радиация?
– Ее, возможно, там и нет…
– Откуда ты знаешь?
Он замялся.
“И правда жеж…”
– Меня же еще там не было!..
– Ты дурак, Тима. Я всегда это знала!
– Значит, ты вышла замуж за дурака.
– Зато с тобою веселее.
– Это не шутки, Люся! Нас вызвали, чтобы помочь родине…
– А мне кто поможет?
– Так я же не навсегда уезжаю…
– Кто знает!..
Это уже походило на идиотско поставленный спектакль.
– Если бы я хоть что-то мог изменить… но, увы, от меня ничего не зависит.
И это была правда – пока на улице шел непрекращающийся майский ливень, он вместе с коллегами по работе едва спустились в шахту, когда их подозвал к себе полноватый мужчина.
“Собирайтесь, к директору”
Это походило на гром среди ясного неба.
“Что случилось?” – недоумевающие мужчины переглядывались между собой и послушно шли по коридору до двери с заветной табличкой “Дирекция”.
Их там уже дожидались: уже довольно немолодой бухгалтер, кассир и человек из военкомата.
– Мужики, Родине нужна помощь.
“Ну раз нужна-а-а…” – и в ту же секунду их отправили по домам, собирать пожитки.
Автобус выехал из Киева уже вечером. Солнце еще стояло над городом, освещая бурную зелень, скрывающую бетонные здания.
Здесь красиво и по-современному, нежели в скромном городишке недалеко от Тулы.
Но по приезду в Чернобыль восхищение сменилось разочарованием.
Это место выглядело еще старее шахтерского поселка.
– До Припяти рукой подать, но туда никого не пускают. Да, сам Чернобыль, конечно, не самое лучшее место, куда бы я хотел попасть, но ты посмотри, какая красота вокруг! Все такое зеленое, цветастое, уже вон, и черешня вовсю растет… жалко только есть ее нельзя. Радиация. Здесь ее очень много.
– И все брошенное…
– А что делать? Жить-то хочется! Жалко, конечно, собственным трудом нажитое, но ничего не поделаешь…
Их поселили в интернате, недалеко от чернобыльского штаба.
– Гинекология. Там важные чины заседают.
– Гинекология? Почему гинекология?
– Понятия не имею.
– Боюсь, все же часть топлива попадет в подземные воды. Пока они соберутся, пока их проинформируют, пройдет много времени. Каждая минута на счету!
– Не понимаю вашего волнения, Иван Степанович.
Прошло немного времени, как одного партийного начальника сменили другим: Щербина уехал, оставив вместо себя Ивана Степановича Силаева20 – тоже большая шишка. По прибытию он установил крупное вознаграждение за выполнение опасных заданий. Да и сам Валерий, пробыв всего пару дней дома, снова уехал в Чернобыль – дело не терпело отлагательств.
– Как там Инга? – между делом спросил Иван Степанович: в отличие от своего коллеги он мирно сидел за столом, а не расхаживал по кабинету с заложенными за спину руками.
– Нормально.
– Она уже вернулась из Парижа?
– Иван Степанович, это к делу не относится! Как говориться в одной известной пословице – я вам про Фому, а вы мне про Ивана.
Силаев рассмеялся:
– Ладно, докладывайте, что у вас там!..
– Нужно проверить, если в барботерах вода. И, если они свободны, то стоит ли заливать их бетоном, закапывать и тому прочее. Правда, подойти к этим барботерам довольно трудно, так как рядом расположенные коридоры заполнены водой. Ее активность – до кюри21 в отдельных точках. Нужно сначала откачать воду, а потом повернуть задвижку. Нужен доброволец.
На пороге возник мужчина с побледневшим от усталости лицом. Его рабочая форма была изрядно испачкана.
– Это один из работников станции…
– Они всегда вызывали у меня сомнения. Но сейчас не об этом. Вы должны проверить, есть ли в барботерах вода, – обратился Валерий к мужчине, и тот, не говоря ни слова, кивнул.
– Я приказал включить откачные устройства, – заявил Силаев. – По окончанию их работ, вы, премногоуважаемый, спуститесь в бассейн под реактором и откроете задвижку. Удачи.
Прошел не один час, когда отправившийся на опасное задание работник станции вернулся с багровым, перекошенным от ужаса, лицом.
– Я спустился туда, – придя в себя, начал он, – вот здесь, – ткнул дрожащим от волнения пальцем на расстеленные перед ученым чертежи, – должен быть свободный проход. Я работал на поверхности и ни разу не спускался в эти помещения. Я ударился о бетонную стену, когда до него дошел. – Об этом красноречиво говорила большая распухшая шишка на лбу. – Мне пришлось развернуться и искать другой проход…
– То есть, чертежи не соответствуют действительности?
Работник поморщился:
– Позвольте мне договорить, – и продолжает дальше: – Я пошел по другому коридору и заплутал еще больше. Да еще этот чертов фонарик сел!.. Я не знаю, сколько времени прошло, но я отыскал нужное помещение, нащупал задвижку и повернул ее. Я последовал вашему совету, уважаемый… э-э-э…
– Валерий Алексеевич.
– Да, Валерий Алексеевич, я последовал вашему совету и изучил чертежи прежде чем спуститься. Я запомнил местоположение барботеров. Я знаю, как они выглядят, нас же проинструктировали, прежде чем поставить на блочный щит управления. Чтобы не утомлять вас своим долгим рассказом, я скажу, что воды в барботерах нет. Они совершенно пусты.
Валерий вместе с Силаевым издали вздох облегчения.
– Слава богу! Хорошо, когда все хорошо заканчивается!.. – ученый поморщился от напыщенных слов партийного чиновника. – Я должен поблагодарить вас за спасение своей страны и всего человечества! Вот, держите. – Силаев протянул бумажный конверт, в котором лежали тысяча рублей, растерянному работнику.
Валерий удивленно приподнял брови: бедолага мял конверт грязными руками и отводил глаза, не решаясь произнести и слова. Конечно, это огромная радость получить столь большую сумму – зарплату инженера за пять лет непрекращающегося упорного труда, – но мужчина испытывал неудобства, ведь отказаться от денег он не мог.
“Он борется с аварией, борется с радиацией ценой собственной жизни, поэтому награда эта его не шибко радует”
– Спасибо…
Как-то раз Александр пребывал на заседании правительственной комиссии. Подобные мероприятия происходили довольно часто – и всегда во время громких речей и представлений что-то да случалось.
В чернобыльской зоне отчуждения появилась торговля для работающих на загрязненной радиацией территории.
“Нас же тоже нужно чем-то кормить, верно?” – объяснял физик-ядерщик своей молодой жене.
Она часто пропадала, работая водителем правительственных машин.
“Это все, на что я способна”
Мысли о Миле посещали мужчину довольно часто, и ему казалось, что она начала отдаляться от него.
“О чем я вообще думаю?”
Среди присутствующих находились двое мужчин и женщина – начальники торговли. На первых двух сидели два дорогих штатских костюма, на даме – роскошный женский плащ. Впрочем, и на улице погодка соответствующая: шел нескончаемый ливень. Вечером стояла невыносимая жара, на которую перестали обращать внимание. Перед самым рассветом с неба начали срываться крупные капли дождя, питая засохшую землю влагой.
Доклад длился уже больше часа.
– Вы закончили? – первым не выдержал председатель, грозного вида мужчина с уже изрядно поседевшими волосами. Это был их новый руководитель, Иван Степанович Силаев: он уже успел поработать с Валерием Легасовым и оценить его высокий профессионализм. – Очень хорошо. Значит, за последние три дня чернобыльцам продали всю обувь?
– Да, товарищ председатель, – ответил ничего не подозревающий докладчик.
– Ничего не осталось в магазинах и базах?
– Практически ничего. Наш долг – как можно скорее передать все героям-чернобыльцам.
Силаев замолчал, поджав губы.
В зале повисла пауза.
Докладчик начал заметно нервничать.
Александр с некой долей удивления наблюдал сие событие.
– Вот ведь что странно, – спустя недолгое молчание начал председатель, обращаясь к залу, – сегодня с утра все члены правительственной комиссии разбились на группы и объехали магазины, которые должны были торговать австрийской обувью.
В зону повышенной радиоактивной загрязненности ежечасно доставляют некоторые продукты питания – икру, кофе, кока-колу, пепси-колу, – и вещи – ту же австрийскую обувь, французскую косметику и канадские дубленки. Если же вкратце, доставляют то, что простым советским гражданам пока недоступно.
Так вот, мы опросили сотню людей, и никто из них не видел и не слышал об иностранной обуви. Я думаю, что вся она была увезена и продана подпольно! И это и есть результаты вашей работы, а не то вранье, которые мы слушаем почти час!! Есть в зале кто-нибудь из прокуратуры?
Среди недоуменных и одновременно напуганных неожиданным поворотом зрителей сидели высокопоставленные люди из советской и украинской прокуратуры. Их гражданская форма сливалась с рабочей, позволяя им не выделяться среди простого люда. Александр завороженно наблюдал, как двое высоких и крепких парней дружно встали, не произнеся ни слова.
– Необходимо немедленно возбудить уголовное дело по поводу этой преуспевающей шайки. А сегодняшний доклад приобщите к материалам следствия, он только на это и годен.
Лицо докладчика стало белым, как простыня, когда до него долетели последние слова председателя. Крепкие парни, аккуратно обойдя сидящих в зале людей, подошли к начальникам и, мягко подхватив их за локотки, вывели из зала.
Александр заприметил среди мужчин в военной форме маленькую девочку с пронзительными синими глазами. Она всматривалась в лица людей, изучала их движения, склонив набок голову, и невинно хлопала ресницами.
Малышка, ощутив на себе его взгляд, повернулась и улыбнулась.
– Ты так и не выяснил, что здесь делает эта маленькая девочка? – в голове всплыл недавний разговор двух лучших друзей.
– Пусть она побудет здесь.
Удивленный ученый посмотрел на старого приятеля.
– То есть… как это? Ты же знаешь, здесь полно радиации, тут детям не место!
Ответом ему послужил тяжелый, преисполненный грусти, вздох.
Глава XV
ПОВЕСТКА
лейтенанту Осиповой Марине Витальевне
Предлагаю вам “6” июня 1986 года к 8.00 часам явиться в Дзержинский райвоенкомат г. Харькова для убытия на учебные сборы сроком на 25 дней.
При себе иметь: паспорт, военный билет, комс.билет, две пары нательного белья, два полотенца, две пары портянок и носков, два носовых платка, исправную обувь и одежду, принадлежности личного туалета.
ВРИО Дзержинский райвоенкома
(Костюк)
Подполковник: [кудрявая подпись]
[на подписи – фиолетовая круглая печать: в центре – герб СССР; по окружности печати – текст: “Дзержинский районный военный комиссариат гор. Харькова, Харьковской области]
– Внученька, это тебе.
Престарелая женщина, опираясь на клюку, протянула молоденькой девушке запечатанный конверт с фиолетовой печатью.
“Райвоенкомат”
– Странно… – оторванная рукой полоска запечатанного треугольника медленно упала на пол, – я же совсем недавно вернулась оттуда. Или случилось что-то такое, что пришлось призвать на помощь армию?
– Четыре года прошло, внученька.
Девушка в упор посмотрела на старушку.
– Для меня жизнь течет иначе, бабуся22. Для тебя четыре года – целая жизнь, для меня – секунда.
– Ты еще молодая. Потом сама все поймешь.
– А разве я еще не повзрослела?
Дом наполнился громким женским смехом.
– Ой, Марина, Марина… Ты еще так молода и глупа…
– Да, так глупа, что родила двое детей. И замуж вышла.
– Выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть.
– На все у тебя есть поговорка.
Старушка развела руками:
– Я прошла войну, деточка. Потеряла двух сыновей. Тебя вот воспитала. И все одна. Дед пьяницей был, никогда мне ни в чем не помогал. А когда он сгинул, – пауза, – жизнь наладилась. Чего уж греха таить, без него стало намного спокойнее.
Марина усмехнулась:
– Любишь же ты дедушку, однако…
– Читай, что там.
– Хм, – на пожелтевшей бумаге печатной машинкой было написано всего три небольших абзаца без каких-либо подробностей, – меня отправляют на какие-то учебные сборы. Шестого числа. А сейчас… – девушка бросила взгляд на настенный толстый календарь, – уже пятое!.. Придется завтра ехать в райцентр.
– Учебные сборы?..
– Ну да!..
– Есть у меня кой-какие соображения… – старушка потерла сморщившийся подбородок. – Я вот по вечерам люблю радио слушать. Там иногда очень интересные программы ведут. Ну и музыка. Музыку я люблю. И как-то раз передали, что на севере произошло какое-то событие. Дай-ка вспомнить… м-м-м… А-а! Чернобыль! В Чернобыле произошло что-то, взрыв, что ли…
– Ядерная война?!
– Да не-е-е, что ты! Хотя наши недруги из-за рубежа способны на подобное, – бабушка ехидно подмигнула.
– Ой, ну тебя, бабушка!..
Они рассмеялись.
– А Паша? Он же…
– Ему это не понравится.
– И что делать? Я не хочу бросать страну в беде!
– Мы что-нибудь обязательно придумаем.
Первым же автобусом Марина отправилась в Харьков.
Дорога из деревни, в которой она проживала вместе с бабушкой, до райцентра занимала полтора часа. С неба медленно снизошел рассвет, рассекая всполохами ночную темноту. Небольшая металлическая будка в столь раннее время уже заполнилась людьми: будничный день начинался очень рано и заканчивался поздно, когда мгла закрывала ясный синий небосвод своим черным покрывалом, разбросав по нему блестящие, как алмазы, звезды.
Душа наполнилась неясной тревогой. Любопытство полностью захватило разум и подкидывало всевозможные версии, начиная от самых страшных до самых абсурдных. За окном пролетала насыщенная зелень: ветки деревьев хлестали по стеклу, трава с каждой минутой становилась все выше, а от недавней слякоти не осталось и следа.
Красивая и благоухающая, без пяти минут летняя, природа.
Перед входом в райвоенкомат собралась небольшая очередь из мужчин. Крепкие, красивые, с поредевшими волосами и редкими седыми волосиками на висках, худые, полноватые, низкие и рослые. Каждый обладает своей отличительной чертой. Но появление среди представителей сильного пола молоденькой девушки произвело фурор – заприметив женский силуэт в летнем цветастом платье, они громко присвистнули, осматривая стройные ноги и высокую грудь, длинные развевающиеся на ветру золотистые волосы.
– Чего уставились?!
Солдаты как по команде отвернулись.
– Ты всегда такая добрая?
Марина повернулась и увидела высокого незнакомца старше нее, темноволосого и стройного. Он крутил пальцами сигарету и стоял поодаль ото всех, словно происходящее его нисколечко не волновало.
– Не люблю, когда меня оценивают, как товар в магазине. А ты кто такой?
– Человек.
– Я поняла. У тебя отличное чувство юмора.
– Ты еще не знаешь, какое у меня это самое чувство юмора. Сергей. Пришел сюда по приглашению. И в Чернобыль отправляюсь тоже по приглашению. “Не соизволите ли проехать в места столь радиационные…”
– Откуда ты знаешь, что нас отправляют именно в Чернобыль?
– Об этом трубят из каждого угла. А ты что, не в курсе?
– Там война.
Сергей усмехнулся:
– Если бы там была война, такой толкучки не было бы…
– Логично.
– Как я уже соизволил заметить, мы все здесь по приглашению. Среди них, – Сергей кивнул на небольшую группу юношей, – не отыщется ни одного дурака, который бы горел желанием поехать в Чернобыль. Горел именно желанием, а не чем-то другим. Да и мне тоже не шибко-то хочется туда ехать. Я по жизни юморист, из любой трагедии сделаю комедию. Не вижу смысла лить крокодиловы слезы.
– Ты циник, а не юморист.
– Да? Неужели ты разбираешься в людях?
Марина сложила руки на груди:
– Предположим. Это плохо?
Сергей усмехнулся:
– Смотря при какой ситуации.
– Ладно, скоро моя очередь. Бывай.
– Э-э-э, в смысле? Прекрасная дама уйдет и даже не назовет своего имени?
– У прекрасной дамы есть муж.
– Муж не стенка, подвинется.
– Твоей наглости даже танк бы позавидовал…
– Ну не знаю. Я с танком тягаться не привык.
Марина вернулась домой уже вечером. Она сняла с опухших ног туфли на высоком каблуке, отбросила их в сторону и издала вздох облегчения, когда стопа коснулась прохладной поверхности. Девушка подошла к рукомойнику и, поддав соском снизу, зачерпнула в ладони холодной воды. Плеснула себе в лицо и застыла, наслаждаясь струйками воды, стекающих по обнаженной шее. Затем прошла в комнату, прихватила полотенце и вытерлась.
Марина с удивлением заметила, войдя в военкомат с новоиспеченным знакомым, что людей внутри не намного меньше. Покачала головой, пролезла сквозь толпу мужчин и присела на скамейку.
Сергей присоединился к ней, убрав сигарету в кармашек куртки.
– Значит, мои опасения оправдались.
– По поводу войны?
– Ты не видишь, сколько здесь людей?
– “На Чернобыльской атомной электростанции произошел взрыв”, – отчеканил Сергей голосом диктора. – Никакой войны. Техника вышла из строя.
– Техническая поломка? А солдаты зачем?
– Увидим.
– Не нравится мне все это… – произнесла Марина, рассматривая выходящих из кабинета мужчин с озадаченными лицами.
– Меня когда в первый раз призвали, мое лицо было таким же.
Девушка посмотрела на нового приятеля снизу вверх.
– Тебе что, здесь не нравится?
– Уже четыре года прошло после моей службы. Сейчас у меня двое маленьких детей, муж. Муж, кстати, будет очень недоволен, если узнает, куда я еду.
– Ревнивый.
– Ха, причем тут это?
– Ну как же? Его жена будет среди мужиков, не дай бог, уведут.
– Ты по себе судишь.
“А ведь он прав…”
– У меня у самого пятилетняя дочка…
– А жена?
Сергей ничего не ответил.
– Осипова! – из кабинета выглянул молодой человек в форме.
– Я первая, – усмехнулась Марина, поправляя платье.
– Главное, что не последняя.
– Юморист.
Войдя в кабинет, где заседало несколько взрослых мужчин в военной форме, она, растеряв былую самоуверенность, застряла на пороге, крепко сжав руками ремешок сумочки.
Военные начальники дружно подняли головы и критически осмотрели девушку с ног до головы.
“Сейчас начнется…”
– Присаживайтесь, чего же вы встали?
– А мы думали, вы старше…
– Так там же написан год моего рождения.
“Хотя кого сейчас интересуют бумаги…”
– Вы прислали мне повестку, и я пришла.
– Да. Вас призывают в Чернобыль.
– А что там?
Марина села на стульчик напротив господ с блестящими медалями.
– Сами все увидите.
“Ну вот… еще больше сомнений добавили…”
– Отправляетесь завтра же, рано утром.
“И что я скажу мужу?”
– Да уж, Паша точно устроит мне тысячелетний разнос…
– Да ладно тебе, поворчит и перестанет. Куда ему теперь деваться-то? Ладно, увидимся завтра.
Сергей на прощание помахал рукой и скрылся вдалеке.
– Что сказали?
Марина повернулась и увидела суровое лицо мужа со сложенными на груди руками.
– Завтра рано утром сборы. Отправляемся в Чернобыль на двадцать пять дней.
– И ты поедешь?
Она отчаянно всплеснула руками:
– А куда я денусь? Мне нужно ехать в любом случае, хочу я этого или нет!
Неожиданно Павел обнял ее, прижав к себе:
– Я сильно за тебя переживаю, а вдруг ты оттуда не вернешься…
Руки Марины безжизненно повисли. По спине прошлись приятные мурашки от нежных прикосновений мужа.
– Да меня вроде никто там убивать не собирается… но мне очень приятно, что ты так обо мне заботишься, – она уткнулась носом в его плечо и прикрыла веки, вдыхая запах мужского парфюма.
Над ними светило безжалостное солнце, стоя во дворе посреди узенькой дорожки.
Повисла долгая и неловкая пауза.
– Мне пора собираться. Не хочу опоздать.
– Знаю, что изменить ничего не могу, но мне не нравится, что ты туда едешь. И все же я буду ждать тебя, сколько потребуется. И наши дети тоже. Только прошу тебя, береги себя! Без тебя я совсем пропаду.
Марина обернулась и, грустно улыбнувшись, кивнула.
Поезд из Харькова до Киева отправился ранним утром.
Марина, переодетая в военную форму, сидела в гордом одиночестве на скамейке вокзала и бросала короткие взгляды на проходящих мимо мужчин. В очередной раз склонила голову, рассматривая армейские ботинки и прокручивая недавнюю прощальную сцену с мужем в своих мыслях: убитый новостью о ее скором отъезде, он стоял с демонстративно-отстраненным видом и наблюдал, как она собирает вещи, отправляясь в дальний путь. Под конец девушка не выдержала, обняла Пашу за шею и едва не расплакалась.
А потом ушла, прихватив сумку и бросив на него взгляд, преисполненный грусти.
– Ты, часом, не меня ждешь, красавица?
Марина, подняв голову, увидела своего нового приятеля.
– С какой это стати мне тебя ждать?
– Да мы вроде как с тобой в одной лодке, даже гребем потихоньку. На тебе лица нет. Муж?
– Нет… то есть да… то есть тебя это не касается!..
– Я уже понял, что грубить ты у нас любительница.
– У меня такое ощущение, что мы с ним больше не увидимся.
– Ты не поверишь, я сегодня тоже дочку обнял как будто в последний раз. Что с нами происходит? – Сергей присел рядом. – Массовая паранойя?
– Навряд ли. Просто все это как снег на голову.
– И хрен знает, надолго ли это.
Мужчина швырнул окурок в ближайшую урну.
– Задолбало все. Уехать хочу. На моря.
– Как будто тебя там ждут, – усмехнулась Марина.
– Ждут не ждут, но отдохнуть все равно хочется.
Девушка хмыкнула и ничего не ответила.
Из ее уст невольно вырвался удивленный вздох – перед ними открылся изумительный и одновременно пугающий вид разрушенного бетонного здания, у которого полностью отсутствовала крыша. Вместо нее зияла огромная черная дыра, напоминающая пасть устрашающего животного.
Пассажиры автобуса бросились к окнам, глазея на необычную картину и тыкая пальцем в четвертый блок.
“Я слежу за тобой…”
Марина заозиралась, пытаясь отыскать источник едва услышанного ею тихого голоса, наполненного угрозой и детскими нотками. Приятная на ощупь кожа покрылась мелкими пупырчиками. Душа съежилась и спряталась на самом дне, найдя там успокоение. Сердце часто забилось, и глаза забегали, будто у испуганного воришки.
Никто ничего не слышал.
“Это просто крыша едет. Если все пойдет по такому же сценарию, меня надолго не хватит”
Раздалось чье-то издевательское хихиканье.
А потом все смолкло.
…Ее глаза казались бездонными. Где-то на глубине черных, как ночь, зрачков грелось любопытство. Это как загадка, тайна, которую хотелось вкусить, добраться до сути, и, напитавшись, облегченно вздохнуть. И – одновременно – бежать, боясь переступить запретную черту.