Ангел для ОМОНовца

– Я… Вадим, послушай. Знаю, прозвучит глупо, но ты можешь не идти туда, куда собрался?

Вадим нахмурился и приподнялся на локте, заглянул в мои глаза.

– Боишься?

Я кивнула.

– Чего?

– Что ты пострадаешь.

Он улыбнулся.

– Об этом не переживай. Всё будет в полном порядке.

– Обещаешь?

Он кивнул.

– И вернёшься ко мне живым?

– Я вернусь к тебе даже из Ада, Ангел мой.

Но чёртово предчувствие въелось в самое сердце.

Глава 11. Вадим

Захват складов произвели на следующий день. В этот раз я был куда осторожнее и расслабился только когда мы удостоверились в своей безопасности, но то, что мы нашли, повергло в шок даже нас. Мы видели многое. И женщин взятых в рабство, и младенцев с бомбой в пеленках, но пять подростков, измазанных в собственном дерьме, оказалось дикостью. Это были девочки-альбиносы разных национальностей и возрастов. Голые худые тельца жались друг другу в углу вагона, щурились от тусклого света склада и не произносили ни слова, потому что у них были зашиты рты.

Я смотрел на эту картину и не мог пошевелиться. Для чего они тут? Эксклюзивное блюдо для богачей на торгах? Товар для перепродажи?

– Ребята! – протянул я, смотря в оцепенении и не зная, что делать.

Девочкам ведь реально от десяти до пятнадцати лет. Конечно, понятно для какой именно цели они были похищены, но что теперь с ними делать? Это дело приобретало всё больше тёмных красок и мерзких разводов. Сейчас во мне говорили отцовские качества, ведь они тоже чьи-то дочери, и я был в ужасе от грязных поступков Орлова.

– Твою мать, – выругался Кирилл, что всех повергло в ещё больший шок.

Вытянуть из парня хоть слово целый подвиг, а тут сразу два.

– И чё с ними делать? – задал вполне резонный вопрос Илья.

– Вытаскивать, – ответил Стас снимая шлем и балаклаву. – Спасать. И защищать. Как всегда. Нужны пледа.

Он отложил оружие в сторону и вытянул свободные руки вперёд. Мы сделали то же самое. Тоха приманил девочек к себе пальцами, а я заговорил с ними.

– Мы не обидим вас. Мы вам поможем.

Конечно, сказать, что вы свободны, шуруйте на все четыре стороны, мы не могли, но и просто вытащить их из вагона тоже. Но что бы мы не говорили, девочки только жались к дальней стенке, прячась от нас друг за другом. Однако осторожно рассматривали Бакс Бани. В моей голове возникло подозрение или предположение даже, что, может быть, их пугает, что мы мужчины?

– У меня есть идея, – пробормотал, доставая телефон и набирая номер Саши.

Я не хотел, чтобы она это видела, но нам необходима её помощь. Созвонился с малышкой и отправил за ней своего человека. Уже через пятнадцать минут Саша в сопровождении восьми охранников была тут. Перепуганными глазами она осмотрела меня с ног до головы, но, не найдя видимых повреждений, выдохнула.

– Что случилось?

Я кинул взгляд на парней, что хмурились у вагона с рабынями, и первым из нас ожил её брат.

– Нам нужна твоя помощь. К нам они опасаются идти.

Саша растерянно посмотрела на Стаса.

– Они?

– Это дети, – пояснил я. – Девочки. Они альбиносы.

Её глаза расширились.

– Где?

Мы дружно посмотрели на состав, а Саша подошла ближе и заглянула внутрь.

– Боже! Привет, малышки.

Она стянула своё пальто и забралась внутрь, но села недалеко от входа.

– Я не обижу вас. Идите ко мне.

Я оказался прав. Увидев кого-то похожего на себя, дети стали доверять нам лучше. Уже через час мы закутали их в пледа и увезли в больницу. Вся радость работы отдельным от МВД отделом, это полная свобода действий. Да, у нас было не меньше бумажной волокиты, но мы вправе сами решать, как поступить в той или иной ситуации. Поэтому что делать дальше вопроса не возникло. Антон забрал девочек в свой дом, а мы на какое-то время поселились все там.

Саша долгое время была сама не своя, будто в ней проснулась другая женщина – обеспокоенная, напуганная. И, кажется, она чувствовала ответственность за случившееся, но разговаривать со мной отказывалась. Я бесился. Впервые не знал, что мне делать. С одной стороны я понимал, что это глупо, что моя малышка имеет право на личное пространство, на свои переживания и страхи, а с другой мне хотелось влезть в её голову, чтобы понять в чём дело, и по возможности переключить тумблер на старый режим.

– Поговори со мной, Саша, – не выдержал я как-то ночью и прижал девушку к себе. – Ты стала другой.

Она стала холодной, отрешённой, далёкой. Чужой. И её, наконец, прорвало. Она заплакала, утыкаясь мне в грудь, и сквозь всхлипы заговорила:

– Что если это из-за меня? Что если… если это я как-то повлияла? Альбинизм… Он ведь на генном уровне передаётся, это не чихнуть, и ты белый. Он вылавливал их. Как животных из Красной книги вылавливал. И зачем они ему? Продать подороже? Они же дети! Напуганные дети! Им психолог нужен, а я? Что я могу? Я… мне страшно за них. Как им справиться? Как дальше жить? Я ненавижу их! Ненавижу этих Орловых! Они только всё ломать и портить умеют! Чтобы они оба сдохли! Боже! Что я несу?

Спасённые нами девочки жили в одной комнате вместе, отказываясь выходить, разговаривать, кушать, принимать ванную. Мы следили за ними по камерам, и слова Саши, наконец, до меня дошли. Психолог ведь реально может помочь. Нашли лучшего специалиста, и полдня она занималась с детьми в присутствии моего Ангела. Дело пошло на лад. Понемногу дети начали приходить в себя, разговаривать отдельными фразами, но только с Сашей. Даже Стаса они игнорировали, а на нас и вовсе волком смотрели.

Через три долгих недели они начали потихоньку выглядывать за двери. Ещё через неделю прошлись по коридорам. Ещё через несколько дней спустились вниз и застукали меня и моего Ангела за объятиями. И, наверное, это и было толчком. Самая старшая из них заговорила со мной первой. Попросила еды для других. Два месяца. У нас ушло два месяца на этот прогресс.

Дело с разводом застопорилось, но остальное шло как по маслу. Мы находили всё новые и новые склады, фиксировали захваты, находили доказательства причастности Орловых к торговли наркотиками, оружием, людьми. Но пока Саша всё ещё в браке с Олегом, действовать мы не могли. Я бесился из-за этого, но понимал – одно неверное действие, и мой Ангел пострадает.

Чтобы хоть как-то вывести малышку из темноты нашей нынешней жизни, я решил сводить её в кино. Просто посмотреть хороший фильм и отвлечься от реальности хотя бы на пару часов. Когда же свет в зале потух, я мог смотреть только на свою девушку. Свою любимую девушку. Убрал подлокотник между нами и притянул к себе ближе. Обнял крепко, наслаждаясь её присутствием в моей жизни и нарадоваться не мог, что она выбрала меня, а не Орловых. Почти десять месяцев назад, я осуждал Антона за его одержимость владелицей ночного стрип-клуба, а теперь даже понимал причину, по которой он отключил эмоции. То, что я чувствовал к Саше, воскрешало меня из мёртвых, заставляло желать жить, тянуться к свету и сворачивать горы ради неё. Её забота обо мне, её отношение. Каждое прикосновение говорило, что я дорог ей, но…

Я не был готов любить снова. Влюблённость, ради бога, но любовь… Она чуть не убила меня в первый раз, во второй это чувство меня уничтожит, да и Саша… Да, я важен для неё, она ко мне прислушивается, не спорит, если я настаиваю, волнуется обо мне, но не любит. Я чувствую это. И как только девушка окажется свободна от опасности, она исчезнет из моей жизни. Есть в женщинах что-то. Какой-то тумблер. Она может отдавать вам себя полностью в один момент, а в другой пройдёт спокойно мимо, даже если вы будете умолять о снисхождении. Саша была именно такой со мной. Она то топила меня в своём тепле, согревая и почти любя, то резала своим холодом, спуская с небес на землю одним лишь взглядом. И я не понимал, почему так. Почему она либо чуть ли не кричит о любви ко мне всем своим существом, либо относится, будто я чужой ей человек? И это метание от крайности к крайности загоняло меня в тупик. Хотелось сдаться и отдаться на волю случая, но жажда обладать ею не давала покоя. И единственным человеком, который мог дать мне совет, оказалась моя мать. Ей давно уже сделали операцию, она восстановилась и вот-вот должна была сойти с рейса, а в моей голове не забота о ней, а херова туча вопросов, которым сопутствовали мрачные эмоции. Чёрт, я же ОМОНовец! Я прошёл войну и имею звание майора! Почему меня пугает само предположение, что Саша просто пережидает время рядом со мной, пользуясь допустимым привилегиями? Почему мне кажется, что стоит поставить её перед выбором, и он окажется не в мою пользу?

– Сынок! Как же я соскучилась!

– Привет, мам.

Поцелуй в щеку, объятья, дорога до дому. Всё на автомате. Слишком много проблем, слишком много мыслей. Хочу знать, что ждёт меня впереди, но это невозможно. Два дня мечусь между нашей… моей квартирой и домом Захарова. Роботом выполняю обязанности на работе. Решаю проблемы в штабе. Что-то пытаюсь, но уже не вижу смысла. Жизнь снова серая и унылая. Я снова погибаю.

– Поговори со мной, сынок. Что тебя гложет?

Мама. Родители единственные люди, которые будут любить вас, кем бы вы ни были, какими бы вы ни были. Их любовь непоколебима. А любовь детей абсолютна. Я не помнил отца, он погиб на войне двадцать лет назад, но мама всегда отзывалась о нём с теплотой и рассказывала, как сильно он гордился мной. Всю свою жизнь я только и делал, чтобы оправдать придуманные мною ожидания погибшего человека. И что в итоге? Где та часть, что является мной настоящим? Где я играю роль правильного человека с честью и достоинством, а где являюсь той тварью, которая без зазрения совести пустит пулю в лоб? Где та грань, что делит людей на чёрное и белое?

– Саша. Я люблю её.

Мама плюхнулась в кресло, всматриваясь в моё лицо.

– Насколько сильно?

– Настолько, что это меня убивает.

Мама тяжело вздохнула.

– Не повезло. Саша не умеет любить. Её этому некому было научить.

И что? Что мне теперь делать? Она не полюбит меня, а мне впервые в жизни захотелось напиться. Нажраться так, чтобы забыть обо всем, но в моей жизни слишком много ответственности.

Я подыхал. Разлагался заживо, уничтожая себя в её руках. С отчаянием нырял в её ласки, страдал от её стонов и уходил, пуская себе пулю в висок каждым шагом. Моя жизнь снова потеряла краски. Погружая себя в работу и торговлю квартирами, я закапывал себя живьём, но каждый раз возвращался к ней за новой порцией боли.

За эти три таких долгих месяца город погряз в хаосе. Чуть ли не каждый день собирались митинги. Люди требовали смены власти, снижение цен, повышение зарплат. А мы их разгоняли. Мова тонула в крови. Объявлен военный режим и комендантский час. По улицам патрулировали мои бойцы и солдаты, но утром всегда находили трупы. Виновников нет, следов нет, улик тоже нет. Как вернуть в столицу покой, когда даже гражданские ополчились против порядка? Многовековая система рушилась. Лидеры восстания торжествуют. Объявлена гражданская война. Самая ужасная и жестокая, потому что отличить мирного от буйного уже невозможно.

В один из вечеров я всё же сдался. Устал. Забурился в бар и пил. Впервые в жизни я нажирался до поросячьего визга, чтобы потом просто уснуть. Но и тут меня ждал облом. Поставив пустую рюмку на стойку, почувствовал прожигающий взгляд. Ну конечно! Олег! Куда ж без тебя-то? Мы же делим её с тобой, как кусок мяса. Тявкаем, как шавки, через ворота, а стоит их открыть, теряемся в догадках, что делать дальше.

– Что? Не по зубам такая зверушка? – спрашивает, кивая на бутылку дорогой водки и рюмку передо мной, но говорит точно не об алкоголе. – Уже надоела? Тогда почему не вернёшь?

– Вот скажи мне, что ты в неё так вцепился, а? Так хорошо дополняет образ перед прессой? Альбинос в женах… это же так… возвышает, да, Орлов?

Недоумок вздохнул и сел рядом со мной, сделал заказ. И что теперь? Выпьем и подружимся?

– Ты ещё так молод, совсем ещё мальчишка, а пытаешься потянуть взрослую, состоявшуюся как личность женщину.

Слышать подобного от этого актёришки было как-то странно. Перевёл на него взгляд и усмехнулся.

– Сопливый мальчишка, да? Она тоже мне так говорила, но как видишь, сдалась.

Он вскинул бровь.

– Ты в этом уверен? Я знаю её двенадцать лет. Выучил эту женщину «от» и «до», а ты хотя бы дату её дня рождения знаешь?

А вот тут он прав. Я забыл эту дату. Знал, но забыл. Помню, что в конце августа, а когда точно…

– Я знаю, что ей нельзя долго бывать на солнце. Знаю, что ей противопоказан холод. Что она мерзлячка и любит готовить.

Он задумчиво кивнул.

– Наверное, ты прав. Может быть, если бы я уделял внимание таким важным мелочам, а не требовал от неё наследника, то всё сложилось бы лучше? Ладно, я не по этому поводу пришёл. Я знаю кто ты, Чернов.

Опа! Уже новость.

– Это знают все.

– Нет, я знаю про ваш отряд и ваш отдел. Знаю, что вы копаете под моего отца. И мне нужна ваша помощь.

Я улыбнулся, чувствуя неладное. Слишком просто. Пришёл, выложил. Сейчас предложит сдать отца и дать развод взамен на свою безопасность и уклонения от правосудия. Так и вышло. Разлился в пламенной речи о том, что его отец ничтожество, а он жертва инцеста, что ему не сладко живётся, что не хочет вливаться в бизнес отца, вот только контрольный пакет акции целого холдинга не двухкомнатная квартира. Когда его папаша лишится «Уютного Дома», у него больше не будет прикрытия для грязных делишек, а финансы понесут огромную потерю.

Под конец монолога я лишь пожал плечами и оплатил счёт, но Олег остановил меня за руку.

– Стой, и ты ничего не ответишь?

Я похлопал его по плечу.

– Во-первых, у меня был тяжёлый день, и я решил просто расслабиться, а тут ты с каким-то бредом про суперсолдат. Во-вторых, мне плевать на твои семейные тёрки. Это твои проблемы. Саша моя, была и будет, а ты оставь её в покое. С кем она трахается, уже не твоё дело.

Он усмехнулся.

– Тогда тебе будет интересно, что она звонила мне и просила о встречи.

Вот как. Хочет вернуться? Предупредить супруга, веруя, что он не причём? Знать бы что в её голове творится.

Я пожал плечами.

– У нас свободные отношения.

Спать я поехал уже в свою квартиру.

Глава 12. Александра

Приятный голос доктора усыплял своим спокойным тембром, пока она не навязчиво и вскользь задавала вопросы девочкам. Я не вдавалась в суть слов женщины, но её профессионализм был на лицо. Самая младшая из пяти девочек пришла в себя, и Захаров уже несколько раз устраивал встречи с её родителями. Она была родом из Китая, из какого-то маленькой деревни. Родители промышляли рыбой и выращивали картошку, чтобы прокормить остальных детей. Син Ли была единственным альбиносом в семье. Когда малышку похитили, власти забили тревогу, но следов не было. Когда родители узнали, где их дочь и что произошло, они прилетели на следующий день вместе с какими-то чиновниками. Убедившись, что ребёнок в полном порядке, ей оказана лучшая помощь и что содержится Син в безупречных условиях, представители власти Китая отчалили, но не родители.

Захаров удивил меня своим отношением к делу. Он обеспечил семью крышей над головой и помогал оставшимся на бабушку другим детям за границей, но делал это так, будто на автомате. Ситуация требовала этих действий, и он действовал, а глаза всё так же пустые. Мёртвые.

Постепенно дети покидали дом. Румыния, Италия, Америка. Лишь пятая, самая старшая, была русской. Из деревушки под Градсбургом. У неё не было ни родителей, ни родственников. Пятнадцатилетняя девочка оказалась никому не нужна. Я сдружилась с ней. Вера оказалась очень умной и сильной духом девочкой. Она буквально вросла в моё сердце, и мне не хотелось с ней прощаться.

– Что с ней будет дальше?

Мы сидели в кабинете Захарова. Он наливал себе виски или что-то в этом роде, а я сидела в кресле напротив его стола.

– Органы опеки уже готовят документы для определения ребёнка в детский дом.

– Детский дом? Ей нельзя туда.

Он обернулся и пожал плечами.

– Я ничего не могу сделать. И ты тоже. Таковы правила, Саша.

– Я могу удочерить её…

– Нет!

Резко, безапелляционно. Кажется, каждый из этих мужчин любил командовать, но в то же время между собой они были ра́вными. Словно по отдельности они становились чем-то уникальным, а вместе единым. Удивительные мужчины.

Антон тяжело вздохнул и потёр лицо руками.

– Я понимаю, Саша. Она альбинос, и для них… для вас нужны определённые условия для существования, но закон есть закон. Тем более если ты её удочеришь, то кто сказал, что дела с Орловыми её не коснуться. Она станет рычагом давления на тебя. Мы не можем это допустить.

– А я не могу допустить, чтобы она жила в детском доме!

– И что ты хочешь? Что ты будешь делать?

Решение пришло моментально.

– Её удочеришь ты.

Он рассмеялся. Да, звучит по идиотски, но это выход.

– Мне её не дадут, Саша. Я не женат.

– Это не обязательно, и кому как не нам знать, что деньги и власть решают всё.

Улыбка вдруг исчезла с его лица, а в глазах мелькнула боль.

– Не всё, Саша. Я подумаю над твоим предложением. Иди.

Я не дура. Я ушла. Такие люди, как Захаров, не любят, когда кто-то видит их слабыми, а я была уверена, что тот миг был его слабостью. В его глазах, наконец-то, вспыхнули эмоции, и это была жгучая боль потери. Я не знаю, что именно произошло в его жизни, но это точно не из-за собаки.

Выйдя на задний двор, нашла там Веру. Она сидела в кресле-качалке с котом на руках. Обычный рыжий кот Васька. Я даже удивилась, увидев, что у Захарова есть питомец. Такой же нелюдимый, ворчливый и задиристый, как и его хозяин. Меня он к себе не подпускал, а вот Верочку обожал. Ластился к ней, хвостиком бегал. Девочка его тоже очень полюбила. Они часами сидели вот так. Я была даже благодарна коту. Наверное, он тоже одна из причин, почему ребёнок приходит в себя, хоть и дольше остальных.

Я села рядом с ними и одарила животное презрительным взглядом. Не то, чтобы я их не любила, но меня коробила его избирательность. Чем я не достойна его пожамкать? Он такой толстый, мягкий и большой. Как подушка. А в руки взять не могу.

Кот в долгу тоже не остался. Сузил глаза и церемонно отвернул голову в противоположную от меня сторону. Вот же сволочь, а! А ведь если потянусь, то он оставит на моей руке длинную полосу от своих когтей! Мелкий засранец!

Какое-то время я, молча, наблюдала за охраной, которая ходила вдоль забора с бойцовскими псами. Со стороны этот трехэтажный особняк, высокий забор, вооружённые люди по периметру и злобные псы просто кричали, что тут живёт какой-нибудь оружейный торговец или нефтяной магнат, но Захаров не был ни тем, ни другим. За время, прожитое тут, смогла узнать парней лучше.

Вместе их связывает война и спецподразделение. Сначала они были обычными солдатами-контрактниками, но потом их заметили в «верхах» и пригласили в спецподразделение. Каждое задание им давалось очень легко, парни сработались, став единым механизмом, и Захаров решил открыть свой отдел – «С.Б.Р.Р». Своего рода служба безопасности. Долгое время они впахивали на государство как проклятые, пытались предотвратить войну между двумя полушариями, но никто не обращал на их потуги внимание. Тогда мальчики просто начали выполнять мелкие задания, которые привели их в центр Южного Содружества. Им удалось подобраться ближе к самому главному злодею, тому, кто затеял это тридцатилетнее побоище – Уильяму Рокфис. Его убил Вадим, тем самым прекратив эту сражение. Но вместо благодарности, правительство выставило их на улицу, потому что война – это бизнес. Какое-то время парни жили обычной жизнью. Захаров работал ментом в Петре. Рядом с ним служил в «ОМОНе» Вадим. Кирилл тоже числился бойцом «ОМОНа», но в Мове. Грешник открыл пару клубов. Данил пытался найти работу в сфере IT. Влад перебрался в Градсбург и попробовал себя в роли адвоката, что выходит у него вполне неплохо. Чувствуется хватка и нюх, а прошлое давало и другие навыки.

Но был ещё восьмой. Евгений. Его втянули в неприятности и, чтобы не вызвать подозрений, но заставить друзей снова сплотиться и очистить страну от послевоенного бандитизма, Женя покончил с собой. Это стало для них ударом в самую цель. Ребята жаждали мести, жаждали поквитаться, а наведение порядка и восстановление отдела только приятный бонус и страховка на жизнь. Как бы там ни было, но Женя раскрыл целую систему нарко и работорговли. Вся Мова была подмята под ублюдками, в число которых входили Орловы, и эта девочка стала для меня последним доказательством их вины. Она видела Николая Станиславовича, когда их переправляли через границу. Он лично проверял «товар» на наличие девственности. Ублюдок избивал детей, совал в них свои грязные пальцы и дрочил на их обнажённые тела.

От охватившей меня злости, я подскочила и начала расхаживать по веранде. В груди пылала ненависть и ярость. Этого человека даже животным нельзя назвать, потому что это оскорбляет даже крыс! Мне было так мерзко, что я ношу их фамилию, что я здоровалась с этим ублюдком каждое утро понедельника. Я чувствовала себя грязной и глупой. Мне было уже плевать на фабрики, пусть горят синим пламенем, я хотела, я так сильно хотела очистить имя моего отца, которое они запачкали, обвинив его в нарушении законов после его смерти. Неуплата налогов, взятки, содействие вражеской стороне. Они чуть ли не врагом всего мира его сделали, а я как дура верила! Верила, и на всё закрывала глаза, не желая видеть ничего, кроме себя. Жалела себя, свою судьбу. А ведь могла же просто исчезнуть из города, могла… да ничего бы я не смогла сделать. Против таких людей может пойти только Захаров со своей командой. Я обязана им довериться. Но что потом? Что будет со мной потом? Антон говорит, что я смогу спокойно жить и заниматься производством мебели как раньше, а холдинг будет лишь числиться на моём имени, всем остальным займётся Влад, но ведь это тоже ответственность и… Да, блин! Кто я такая, чтобы он вот так безоговорочно мне доверял?

– Саша? Что-то случилось?

Я перестала метаться по замкнутому пространству и посмотрела на взволнованную Веру. Она была такой худенькой и слабенькой. Ей не место в детском доме.

– Нет, пуговка. Просто я… немного нервничаю.

– Из-за Вадима Андреевича?

Я нахмурилась.

– С чего ты взяла?

– Ты много времени со мной проводишь, и вы стали реже видеться. Это из-за меня?

Я выдохнула. Чёрт, не скажу же я ей, что это действительно из-за неё. Я чувствовала себя обязанной устроить её жизнь как можно благополучнее, на это уходили все мои силы, возможности и время. Я скучала по Вадиму. И я видела как он всё больше и больше отдаляется от меня. В последний раз мы виделись три дня назад, а о близости я и не говорю. Мне было больно осознавать, что я намеренно теряю его, отдавая всю себя Вере.

– Нет, пуговка. Всё наладится.

Хотела бы я верить в это. Я хотела бы поговорить с ним об этом, но уже поздно. Если он действительно остывает ко мне, значит, уже ничего не вернуть. И так будет лучше. Я привыкла быть одна. А он ещё молод. Он встретит «ту саму», а меня забудет как страшный сон.

– Саша!

Я подскочила от крика брата, который выбежал к нам из дому. Запыханный, взволнованный.

– Собирайся! И Веру собери. Мы отвезём вас в безопасное место.

– Почему? Что случилось?

– Мы собрали достаточно улик против Орловых. Сегодня будем брать. Собирайся, не медли!

Я посмотрела на девочку, но та уже сорвалась с места, чтобы выполнять поручение.

– Где Вадим?

– Готовится к захвату.

– Он тоже будет там?

– Мы все будем там, Саша. Потом всё обговорим, собирай вещи примерно дня на три. Живо!

Я кивнула и направилась в спальню, которую выделили нам… мне в этом доме. Наверное, никаких «нас» уже нет. Есть только я и только он. Недолго я была счастлива. Даже горько от этого как-то. И больно. Очень больно. Но я должна его отпустить. Со мной у него нет будущего.

Собрав необходимое, зашла в комнату Веры. Вещи уже упакованы в дорожную сумку, а сама сидит, ждёт и кота к себе прижимает. Увидев меня, вскочила, а Васька сдавленно крякнул.

– Всё будет хорошо, Вера, – попыталась её успокоить, – ты готова?

Она закивала, и я подхватила сумку, повела её вниз. Стас мерил холл шагами и, увидев нас, начал поторапливать. Дом Захарова мы покидали с пятью машинами сопровождения. Вера жалась ко мне в салоне, поглядывая испуганным кроликом на начальника безопасности Сергея Лугарья и его помощника Артёма Корменко. Мужчины сидели спереди, перекрывая широкими плечами вид в лобовое стекло. Даже этот огромный джип длиною в пять метров был мал для них, и они пугали своим грозным видом даже меня.

Дорога была скучной. Мужчины не разговаривали, Вера трусилась, а у меня не было сил сидеть в неведении, хоть и понимала, что никто мне ничего не скажет. Я боялась за Вадима. Так боялась, что внутри всё сжималось, а в глазах пекло. Крутила в пальцах купленный им для меня телефон и понимала, что, не дай Боже, это будет единственным, что у меня от него останется. Я ведь не смогу без него. Уже не смогу. Он всё, что у меня есть. Всё светлое и счастливое завязано на нём.

Наплевав на совесть и возможность помещать в очень важный момент, набрала выученный наизусть номер и поднесла к уху сотовый, но… абонент не абонент.  Оставила сообщение на голосовой почте и, кусая губы, отвернулась к окну… в тот момент, когда прямо на нас неслась машина.

Я только успела обхватить Веру руками и закрыть её собой, как раздался звук удара, затем скрежет, и нас откинуло в бок. Голова взорвалась болью, которая прошлась по шее вниз. Бок начало колоть. Нас крутило как в стиральной машине, пока автомобиль, переворачиваясь, катился, куда-то по склону. Из окна выпал Артём. Стекло и мелкие камни резали кожу, пока нас кидало по салону, как тряпичных кукол. Не было ни страха, ни мыслей. Только пустота и радость, что я успела сказать ему. Успела признаться, пусть и по телефону.

Джип замедлил падение, но перевесив, завалился на бок с противным скрежетом. Меня кинуло вниз. Всё тело ужасно болело. Я не могла двигаться, говорить, только глазами шевелила, и то до тех пор, пока сознание ещё оставалось при мне. И лучше бы я ничего не видела. Передо мной было лицо Веры. Её пустой взгляд смотрел куда-то поверх моей головы. А Сергей лежал на боку, всё ещё пристегнутый ремнями безопасности, но с неестественно вывернутой шеей. Все погибли. И я вот-вот погибну. Вместе с ними. Но прежде чем отключиться, я услышала выстрелы. Много выстрелов. Казалось, там шла уже Вторая Мировая война. Послышался грохот, на меня посыпалась земля, и салон затянуло тёмной пеленой.

Было так холодно. Мне ужасно хотелось пить. Надо мной постоянно кто-то что-то бормотал про какие-то повреждения, пилюли и последствия, а я не могла соединить их в единую цепочку и уловить суть. Мозг не хотел работать. Тело не хотело слушаться. Глаза не хотели открываться. Единственная часть, которая во мне не болела, эта левая бровь. Я не понимала, что со мной. Почему я чувствую себя так, будто попала в жуткую аварию?

С огромным трудом мне удалось разлепить веки и сфокусировать взгляд на… что? Грешник? И министр обороны? Что они тут делают? И кто остальные люди?

– Как ты себя чувствуешь, Саша?

Я с испугом посмотрела на… как непривычно видеть владельца клуба во врачебном халате.

– Больно.

Блондин с тёмными бровями кивнул, а глаза сверкнули удовлетворением от ответа.

– Это скоро пройдёт. Часа через два ты сможешь бегать. Сколько пальцев видишь?

Он показал два.

– Два, но раздваиваются. Что вы тут делаете? Где я?

– Ты в «MEDcorporation», я дал тебе одно средство. Оно залечит твои раны, но мозгу потребуется время для адаптации к новым условиям…

Я потянулась к глазам рукой, но застыла на полпути. Она была покрыта кровью, словно я сунула её в мясорубку, но потом повреждения восстановились. И, кажется, так и было, потому что я видела мелкие шрамы, которые исчезали на глазах как в ускоренной съёмке.

– Что случилось?

– В смысле? Ты не помнишь?

Я посмотрела на удивлённого Грешника… Почему он вообще рядом? Он дружит с моим мужем, поэтому Олег привёз меня сюда?

– Нет, не помню.

– Какое вчера было число?

– Ам… – я напрягла память – двадцать восьмое января две тысячи двадцать второго года.

– Сегодня седьмое июля, Саш. И, кажется, у тебя амнезия.