Общежитие господина А.

3.

Утром Варя открыла глаза и поняла, что голова дико трещит, словно до этого она на нее надела кастрюлю, а кто-то со всей силы долбанул сковородкой. Во рту как будто не кошки нагадили, а слон.

– Что за ерунда? Зачем же до такого состояния-то нужно было… – хриплым сонным голосом сказала Варя.

Она села в кровати и посмотрела на часы.

– Ой, проспала! – вскрикнула она и начала в суете бегать по комнате, то и дело ударяясь обо все вокруг.

«Успокойся. Ты сейчас так убьешься» – промелькнуло в голове.

Варя стянула все еще сырые вещи с батареи.

– Ай… еще ничего не высохло… а на улицу больше и надеть нечего… – расстроено сказала Варя.

«– Если бы кто-то думал вчера головой и не решил устроить прогулку, все бы давно высохло.

– Может, на работе будет, где просушить.

– Да, у этих по любому есть нормальное отопление.

– Вообще, согласно законодательству, должны обеспечить спецодеждой.

– Так, все хватит рассуждений. Надо бежать. Надо бежать!»

Варя решила остаться в домашних дранных трениках и такой же футболке, больше похожей на половую тряпку. Она скривила лицо, надевая на себя сырую куртку и мокрые ботинки, ей стало холодно и противно. Других вариантов на данный момент не было, она опаздывала уже на двадцать минут.

– Оо здароова, – прогнусавил за спиной знакомый голос, – Как твоее ничегоо?

Варя от неожиданности подпрыгнула. В комнату заглянула та полная женщина с картишек.

– Опаздываю, – отрезала Варя и продолжила суетиться.

– Да кудаа ж ты в моокром?! Пойдеем, дам че одееть, – сказала ей эта дама.

«– Великолепно!

– Не обольщайся, старье какое-нибудь».

Варя последовала за женщиной. Ее звали Антонина Акеева и она была заведующей по общежитию. Ей полагалось целых две комнаты, которые находились на первом этаже в конце коридора и располагались друг напротив друга. Эту часть коридора отгородили самодельной перегородкой, так что ее жилье вполне можно было назвать квартирой. Внутри было очень чисто, тепло и уютно. Полы застелены коврами, а на стенах висело много фотографий и разных картин.

Они прошли в одну из комнат. Она оказалась побольше, чем Варина. Интерьер выглядел, как в музей-квартире. На стене даже висела большая картина с изображением Антонины в образе знатной дамы какого-нибудь XIX века. Выбивался из всего этого антуража только современный плоский телевизор. Варя уставилась в него, словно видела в первый раз, хотя даже не помнит, когда последний раз его смотрела. По телевизору показывали новости, и ей стало как-то грустно, что она настолько отстала от жизни. В это время Антонина рылась в своем винтажном деревянном шкафу с позолоченными вставками в поисках одежды для Вари.

– Тут, кстаати, с утраа Сааныч заходиил. Тебяя спраашивал. Чее-то случиилось?

– Саныч?

– Даа, ну райоонный инспеектр.

– Да не, ничего вроде.

– Нуу я сказаала, тебяя неет. Хорошоо вчераа посидеели, да?

– Эм… да…

Варя быстро оделась в какие-то старые заношенные, но стиранные вещи. Они были на размера три больше и пахли толи порошком, толи старостью, может даже, сигаретами. Хотя, скорее всего, всем и сразу.

«– Запах у них отвратительный, – подумала Варя.

– Надо заправить рубашку и, может, подвернуть брюки снизу немного.

– Да тут подвороты не спасут. Тут огнем только.

– По-моему это лучше, чем заболеть».

Антонина стояла рядом с Варей и помогала поправить ей одежду. Она стряхнула с плеч пепел, упавший с ее же сигареты. По бегающему Вариному взгляду можно было понять, что она заметно нервничала. От каждого прикосновения Антонины ее тело напрягалось, но она всячески делала вид, что все нормально. В какой-то момент, стоя позади Вари, Антонина щипнула ее за бок и слегка обняла.

– Нуу что с тобоой? Чтоо за стеснеение? – обиженно произнесла она.

«Мамочки, что она делает?!»

Варя оцепенела от такого внимания с ее стороны, но натянула улыбку и отрицательно помотала головой, давая понять, что все в порядке. Ей хотелось побыстрее уйти.

– Дееньги-то еесть? А тоо ж всее вчераа тогоо…

– Чего того?

– Нуу ушлоо в картиишки то.

– Твою ж…

Варя впала в ступор. Она встала и отрешенно посмотрела на стену.

– Лаан тогдаа. Что-то тыы пряям вообщее… моожет похмелииться?

– Нет, нет. Уже, правда, бежать надо. Минут на сорок уже опаздываю.

Она выскочила из дома и побежала на остановку, пролетев через все лужи словно олимпийский атлет. Варя даже не помнит, как до нее добежала. В этот раз, несмотря на дождь, она почти не промокла.

– Как всегда еще автобуса нет, – выглядывая где-то в дали свой транспорт и переминаясь с ноги на ногу, произнесла Варя.

Она засунула руку в карман куртки и обнаружила две сотки, видимо, положенные Антониной. Радости ее не было предела. Внезапно из-за спины раздался вальяжный хриплый мужской голос:

– Здравия желаю. Районный инспектор отделения полиции лейтенант Красин. Проверка документов. Предъявите, ваши документы, удостоверяющие личность.

– У меня нет с собой их, – растерянно ответила Варя.

– Тогда вам нужно пройти в отделение полиции, – сказал высокий инспектор и потрусил ее за плечо, – Ау, вы меня слышите? Ауу, я к вам обращаюсь.

– Д-да. На каком основании? – пыталась уверенным голосом сказать Варя.

– Вчера к нам в отделение поступило заявление, что было совершенно нападение с целью хищения имущества. Также поступила информация о неоплаченном проезде.

– Что?! Какого имущества?! Какой проезд?! Кто обратился?!

– Поэтому я вам и предлагаю проследовать в отделение. В противном случае, придется применить силу для вашего задержания.

«Надо сделать то, что он просит» – мелькнуло в голове.

Но у Вари сработал давний рефлекс сопротивления полиции – она попыталась убежать.

«Что ты делаешь? Перестань!»

Инспектор побежал за ней. Догнать ее получилось довольно быстро, потому что после вчерашней прогулки у нее ноги были все в мозолях, а новые ботинки к тому же еще оказались слегка малы. Он повалил ее на землю и начал заламывать руки, чтобы надеть наручники, при этом параллельно зачитывая о ее правах.

«Так все Варя, это пора заканчивать! Это полный провал!»

Глава II

На улице шел сильный снегопад, что совсем было непривычно для этой местности в декабре. За несколько часов ветви деревьев покрылись увесистыми снежными шапками. Дороги замело так, что осталась только колея от машин, по которой все и передвигались. Фонари сонно освещали дворы, за ними в темноте скрывались серые старые многоэтажки, разбавленные желто-оранжевыми новостройками.

– Вечно у тебя, Гена, все через одно место идет! Идиот какой-то из тебя всегда! – из открывающейся двери подъезда раздался истеричный ор женщины.

– Катя, хватит уже… – промямлил Гена.

– Молчи уже! – продолжила орать Катя, – Живу в какой-то стране идиотов! Никто ничего нормально сделать не может! Дети тоже в тебя пошли! Повезло же так с генами!

– Катя, успокойся… – пытался угомонить ее Гена, держа в руках несколько тяжелых хозяйственных сумок.

Он шел к своей белой старенькой машине периодически поскальзываясь на слякоти из грязи и снега. В конечном итоге, он упал.

– Не удивительно, – возмущалась Катя, стоя над ним, – У тебя всегда так. Вставай давай, чучело!

– Пап, вставай, – подошел к нему и стал помогать вставать восьмилетний сын Коля.

– Отойди от него! Не надо помогать! – наорала на мальчика Катя.

Коля отшатнулся и с испуганным видом отошел назад к своему младшему брату Ване. Ребята стояли по стойке смирно. Они были одеты в болоньевые костюмы и укутаны шерстяными колючими шарфами вокруг шеи. Из-под шапки-ушанки выглядывали только круглые метавшиеся в разные стороны глаза. Они наблюдали за попытками отца встать.

Гена – мужчина лет сорока, невысокий и плотный. Он работал оператором станка на чугунном заводе около пятнадцати лет. Годы работы и столько же лет семейной жизни очень повлияли на его попытки подняться с земли. Перевернувшись на четвереньки, он схватился за машину и подтянулся, поочередно вставая на каждую из ног.

«Как же я устал уже, – подумал он, отряхиваясь от слякоти, – побыстрее бы уже сдохнуть».

За спиной орала Катя, но Гена ее практически не слышал. Он обошел машину, открыл ее и вернулся обратно за сумками. Катя ходила следом за ним и читала нотации. Гена убрал сумки в багажник, начал счищать снег с лобового стекла и позвал сыновей сесть в машину.

– Садитесь быстрее, – крикнула уже хриплым голосом Катя, – Не хватало, чтобы вы еще заболели.

«Гнилая женщина… Как же я от нее устал».

– Что так в машине холодно?! – опять возмущалась Катя, – Ты что, не мог ее раньше завести?! Не, ну какой идиот.

– Эх, Катя хватит уже, успокойся, – устало сказал Гена.

– А что так сложно было?

– Я не могу все одновременно делать.

– Да ты ничего не можешь!

«Сдохнуть бы уже и дело с концом. Детей жалко. Она ж и их доведет».

Гена, Катя и их сыновья ехали в машине в полной тишине, даже радио не смело издавать звук. Дети молча смотрели каждый в свое окно. Катя, сложа руки на груди, занималась тем же самым. Ее второй подбородок, торчащий из-под ворота, вибрировал в такт двигателя и подскакивал на неровностях. Гена тщательно сосредоточился на дороге, потому что снегопад усилился и видимость была совсем низкой. Он старался ехать аккуратно, так как дорога к тому же была еще и скользкой.

– Мы уже опаздываем, – закатив глаза, вдруг прервала тишину Катя, – Вечно вы долго собираетесь. Можно как-то побыстрее?

– Надо ехать осторожно, а то в аварию попадем, – ответил Гена.

«Лучше б конечно попали. Детей вот только жалко».

– Да у тебя все всегда через одно место.

– Катя, не отвлекай, пожалуйста.

Она продолжала что-то бурчать, но Гена уже этого не слышал. Он старался не отвлекаться на эти все ее возмущения. Время от времени он протирал запотевшее лобовое стекло и той же тряпкой пот со лба.

Машин на шоссе было крайне мало, лишь несколько проехало по встречной полосе. Вдруг Гена заметил, фары приближающегося сзади кроссовера и сбавил скорость. Та машина вырвалась вперед, поблагодарила «аварийкой» и постепенно стала исчезать вдали. Катя медленно повернула голову к Гене и посмотрела на него тяжелым пронзительным взглядом.

– Да прибавь ты газу, Гена! – резко вскрикнула она, – Посмотри, нас уже обогнали, потому что ты медленно едешь.

– Тише едешь – дальше будешь, – даже не дернувшись, все еще не отвлекаясь от дороги, ответил Гена.

– Какой философ! Посмотрите! Вон, вон второй уже едет обгоняет.

– Пусть едут, если им себя не жалко. У нас дети.

– Да это ты криворукий водить не умеешь, а они умеют.

«Когда ж все это уже закончится?! Какая гнилая женщина! Как меня вообще угораздило-то с ней связаться?.. Детей вот только жалко».

Гена стал изрядно нервничать. Снегопад даже не думал утихать, а шоссе еще к тому же стало плохо освещенным. В принципе, этот участок дороги всегда был таким, на нем практически не было фонарей. Гена решил съехать на обочину и немного перевести дыхание. Он почувствовал, как сердце в груди сильно заколотилось, появилась отдышка и левая рука немного онемела.

– Что ты делаешь?! – начала кричать Катя, – Мы и так опаздываем!

– Послушай, мне надо немного передохнуть. Пять минут и едем.

– Какие пять…

Он вышел из машины, хлопнул дверью и больше уже ничего не слышал. Он облокотился одной рукой на багажник и несколько раз сделал глубокий вдох.

«Может, в лес сбежать… Ну эту дрянь вообще. Если б не дети сейчас, я бы ушел и замерз, и наконец-то, все это закончилось бы».

Гена вернулся к водительской двери и взялся за ручку. Он несколько раз стряхнул с шапки и плеч снег. Затем, машинально повернул голову направо и увидел сквозь падающий снег показались две желтые фары. Он повременил открыть дверцу до того момента, пока машина не проедет. За мгновение она пронеслась по шоссе. Из старенького Гениного седана раздался глухой визг. Гена сидел на земле, все еще держась за ручку дверцы. Машина проехала настолько близко к нему, что чуть было не снесла его. Он встал и медленно в состоянии шока, дрожащей рукой открыл дверцу.

– Че орешь?! – крикнула Катя младшему сыну и повернула голову к мужу, – Наконец-то! Отдохнуть ему надо, все не наотдыхается! Вон снега сколько от тебя.

Он молча с потерянным видом сел за руль, и они дальше продолжили свой путь к Катиным родителям в поселок. Им оставалось ехать километров тридцать. Шоссе становилось все хуже и хуже: появились ямы и аварийные участки дороги.

– Да, да… да этот олух, ты же знаешь его, вечно все через одно место. Уже давно б приехали, так у него то одно, то другое… – говорила по телефону Катя своей матери, – понятно в кого дети пошли. Ну мы скоро будем, сейчас буду торопить.

Она отключила телефон и повернула свою голову к Гене. Ее тонкие губы все больше поджались, а светлые тонкие брови нависли над недовольным взглядом.

– Ты можешь хоть раз в жизни что-то сделать нормально? – сквозь зубы произнесла она, – Уже время почти восемь вечера, мы должны были приехать в шесть. Уже десять машин нас обогнало и все нормально. А ты все еле плетешься что-то.

– На улицу посмотри, какая погода, – уже более повышенным тоном стал отвечать Гена, – Дорога скользкая. Если машину поведет, мы просто можем погибнуть.

– Ты как со мной разговариваешь?! – Катя толкнула его за плечо.

Лицо Гены начало наливаться кровью, глаза заблестели от агрессии. Он вцепился в руль так, что готов был его выдрать. Гена взглянул в зеркало заднего вида, в котором приближалось две желтые фары черного внедорожника. На этот раз он решил, что не даст себя обогнать и прибавил газу. Катя сидела с победным видом, все также со сложенными на груди руками. Машина сзади не отставала и решительно настроилась обогнать. Водитель внедорожника поморгал фарами, чтобы Гена его пропустил, но он был уже в состоянии аффекта и твердо настроился ни в коем случае не дать себя обогнать.

Внедорожник включил левый сигнал поворота и выехал на встречную полосу. Гена не сбавлял скорость, чтобы его пропустить. Они поравнялись и тот, поднажав, вырвался вперед и все же обогнал Гену. Когда внедорожник вернулся в свою полосу, его начало заносить в разные стороны. Гена опешил, и чтобы увернуться резко крутанул руль влево. Катя заорала и за ней подтянулись дети. Раздался резкий сигнал гудка. Их машину пронесло мимо фуры и вынесло в кювет. Машина немного проехала вперед и остановилась как раз возле поворота в поселок, куда они и направлялись.

Гена и Катя сидели с испуганным видом, часто и тяжело дыша. Дети на заднем сиденье плакали.

– Все целы? – испуганно произнесла Катя, но никто не ответил.

Она повернулась к детям назад и дрожащим голосом спросила:

– Вы целы? Все хорошо, не надо плакать.

Гена заглушил двигатель и быстро вышел наружу посмотреть, что там с тем внедорожником. Заодно он хотел немного глотнуть свежего воздуха.

«Да что ж такое-то происходит не одно так другое! – подумал он, – бедные дети».

Его всего трясло от страха. Сердце казалось сейчас выпрыгнет из груди. Левая рука стала уже ныть. Он прошелся немного и увидел, что мимо него, как ни в чем не бывало, проехал тот самый внедорожник. Гена окрикнул и помахал ему, но тот будто его не увидел.

Он вернулся в машину в сильном недоумении. Катя успокаивала детей. Гена рассказал ей про эту ситуацию, она его даже поддержала, сказав, какой тот водитель идиот.

Он завел вновь машину, чтобы согреться и стал думать, как им выбраться из кювета. Как назло, за двадцать минут не проехало ни одной машины. Белую Генину машину уже замело снегом. Если бы не мигающие аварийные огни, то она бы больше на сугроб походила. Катя к тому времени отошла от шока и опять взялась за старое:

– Что мы все еще стоим?! Сделай что-нибудь.

Единственным на данный момент выход – толкать машину. Успокаивало только то, что склон оказался невысоким и одному затолкать туда машину было вполне возможно. Но самым большим препятствием для всего этого дела был рыхлый снег, слякоть и все тот же снегопад.

Он попросил Катю сесть за руль, но она ответила, что не умеет водить машину.

– Ты просто будешь сидеть и держать руль, – уговаривал ее Гена.

– Если просто держать руль, зачем я тогда там нужна.

Гена устало выдохнул, потому что прекрасно понимал, что бесполезно было как-то ее убеждать.

– Катя, так мы быстрее выйдем и, наконец-то, доедем до твоих родителей, – в последний раз он предпринял попытку ее уговорить, но она сделала вид, что ничего не услышала и принялась звонить своей матери по телефону.

– Вам помочь? – вдруг раздалось за Гениной спиной.

Это оказался, высокий худощавый мужчина средних лет.

– Как это вас так угораздило? – с добродушной улыбкой произнес мужчина.

– Фуф, уже подумал, что все, не выберемся, – обрадовался Гена и протянул ему руку, – В машине детишки мои.

– Мда… занесло вас. Погода вон какая, – он махнул рукой в сторону своей машины и оттуда вышел коренастый мужчина, – Михалыч, тут трос нужен!

– Едрить как вас! – хрипло произнес Михалыч, перебегая дорогу.

Мужчины быстро сорганизовались и спустя всего минут десять удалось вытянуть машину из кювета.

Гена стоял обменивался благодарностью с мужчинами, пока Катя не вышла из машины и не стала орать, чтобы они быстрее продолжили свой путь. Он вернулся в машину и молча сел.

– Вот стоит там трындит! Мы уже все устали и хотим быстрее приехать. Только ты мог превратить часовую поездку в чуть ли не смертельное приключение, – сложа руки на груди произнесла Катя.

Гена промолчал, так как он ее даже не особо слушал. Он был в хорошем настроении и на легком адреналине от всех произошедших событий.

«Ты не испортишь мне настроение, курица».

Спустя минут пятнадцать они, наконец-то, доехали до Катиных родителей.

Из-за ворот выглядывала двухскатная крыша небольшого дома, построенного относительно недавно. На нем еще не было облицовки и только-только вставили пластиковые окна. Окружал участок старенький деревянный забор. Металлические серые ворота и калитку любительски разукрасила Катина мать цветочными узорами и петухами.

Гена еще толком не успел заглушить двигатель, как Катя вышла из машины все также со сложенными руками на своем бочкообразном теле и пошла в дом.

– Хоть бы детей забрала, – произнес Гена себе под нос, – Давайте, ребятки, просыпайтесь, – стал он будить их.

Старший проснулся, а младшего он взял на руки, и они направились в дом. Они вошли в тамбур и на них из комнаты вылетела невысокая круглая женщина.

– Ой, мои хорошие! Да что же это такое-то! – театрально вопила она, хватаясь за сердце, – Чуть не угробил всех! Ой, сердце!

Гена стоя с ребенком на руках и смотря на нее из-под тяжелого лба, ждал, когда этот концерт закончится.

«Актриса долбанная, хоть бы ребенка взяла. Страдает она тут».

Она продолжала:

– Бедная моя Катенька! Как же ей не повезло с тобой! Ой, сердце!

– Антонина Николаевна, вы, может, заберете Коленьку. Покормить бы его надо, – сдерживая себя из последних сил, холодно сказал Гена.

Но она будто бы не слышала его и продолжала, хватаясь за сердце, говорить, как Гена чуть всех не убил.

Из комнаты, шаркая ногами, вышел невысокий пузатый мужчина на тоненьких ножках.

– Мы с тобой еще поговорим, – погрозил он Гене пальцем, и повернулся к Коле, который только разделся и тихонько испуганными глазами смотрел на деда, – Что боец? Как дела? Пойдем накормлю.

Антонина Николаевна сидела на лавочке в тамбуре и махала на себя газеткой. К этому моменту проснулся и младший, Ваня. Гена посадил его на лавку и сам стал раздеваться.

– Сынок, кушать хочешь? – старался мягко произнести Гена.

Ваня отрицательно кивнул головой.

– Пойдем тогда спать.

Гена и сам хотел побыстрее пойти спать, пока все Катино семейство не набросилось на него с оскорблениями и нравоучениями.

«Змеиное логово, – подумал он, – Уже просто нет сил все это выдерживать. Детей жалко только».

Гена взял Ваньку на руки и направился в выделенную для них комнату уложить его спать. Она была небольшой, но в ней как раз четко помещалось две двуспальные кровати и старый громоздкий комод из массива, толком не оставляя прохода. Он положил ребенка на кровать, оставив его в кофте и колготках, потому что тот уже практически заснул. Гена лег рядом с ним и тоже собирался уснуть, но буря эмоций не давала ему этого сделать. За дверью раздавалось активное обсуждение Кати и ее родителей произошедшего. Особенно, были слышны оскорбления в сторону Гены.

«Лучше б разбились. И дело с концом. И мир бы очистился от этой гнилой заразы, и мои мучения прекратились бы. Да и за детей я бы был спокоен».

Вдруг дверь в комнату резко открылась и туда влетела Катя, за ней проследовал Коля.

– Ну естественно, что ты еще можешь делать. Еще и кровать занял, – сказала она Гене, затем повернулась к ребенку, – Давай ложись сюда.

Коля тихо лег на соседнюю кровать и тоже сразу уснул.

Гена претворялся, что спит. Свет, бьющий через открытую дверь, погас и он выдохнул, что, наконец-то, побудет в тишине, но почти сразу в комнату вошел Катин отец.

– Давай вставай, поговорить надо, – низким суровым голосом произнес он.

«Чертова семейка. Да чтоб их».

Гена открыл глаза и нехотя встал. Ему совсем не хотелось о чем-либо говорить, но зная какие они люди, он переживал, что своими криками они разбудят детей. Гена с Катиным отцом вышли в тамбур. Тот закурил и сел на лавочку рядом с печкой, а Гена встал напротив, облокотившись о стену.

– Сколько ты будешь так обращаться с моей дочерью? – произнес он.

«Да эту ненормальную надо в психушке закрыть. Сдохнуть бы поскорее и дело с концом».

– Виталий Геннадьевич, на улице сильный снегопад. Дороги скользкие, – сдержанно и, внутренне борясь со своей агрессией, ответил Гена.

– Моя Катенька хорошая, хозяйственная. Что тебе еще надо? Не повезло ей с тобой, – низким хриплым голосом продолжил Виталий Геннадьевич, – Я б тебя убил. Да вот только из-за такого идиота, как ты, сидеть не хочется на старости лет.

«Да я, скорее всего, сам себя убью. Недолго осталось».

Эта навязчивая мысль Гене давно не давала покоя. Бывало, он уже планировал и обдумывал варианты, как бы уйти из этой жизни. Одно лишь, что его все время останавливало, так это сыновья. Эти люди их и так затравили настолько, что они и слово боялись вставить. Гена был тем, с кем наедине они вели себя, как обычные дети: радовались, веселились, игрались. Ему казалось, что он чуть ли не единственная надежда на то, чтобы они выросли нормальными людьми. Развестись с женой тоже пока не представлялось возможным, так как дети, скорее всего, по решению суда остались бы с ней.

Виталий Геннадьевич ушел, а Гена остался в тамбуре сидеть на лавочке. Он сидел абсолютно неподвижно, уставившись в одну точку на стене.

«Сколько будет это продолжаться? За что это мне? Сил моих больше нет уже! Что за семейка-то такая?! Угораздило меня с ними связаться! Еще и детей завели».

Он посмотрел на дверь в основную часть дома, оттуда доносились театральные вопли Антонины Николаевны, их перебивали очередные визгливые жалобы Кати. Резко раздался стук кулака по столу и зазвенела рюмка, упавшая на пол.

«Надеюсь он их заткнул, потому что надоело это слушать. Они ж так детей разбудят. Бедные дети».

Хотя это было маловероятно, дети обычно очень крепко спали. Даже если бы они и проснулись, они не рискнули бы выйти из комнаты.

Гена подумал, что надо как-то расслабиться, отвлечься и ему пришло в голову выпить что-нибудь высокоградусное. Он вспомнил, что не забрал вещи из машины и там лежит бутылка горячительного. Стоя рядом с машиной, он начал лазить в карманах брюк и до него дошло, что оставил ключи в куртке в тамбуре. Ему пришлось вернуться. Открыв дверь в дом, там уже стояла Катя, с традиционно сложенными руками на груди.

– Надеюсь, ты усвоил, что тебе сказал отец, – презрительно произнесла она.

Гена искоса посмотрел на нее и выдал:

– Давай разведемся.

Катины глаза округлились. Гена сам испугался, когда до него дошло. Назад дороги уже не было. Катю было не остановить.

– Да ты урод! Идиот! Да вот она благодарность за все эти годы!

На крики прибежали родители. Катя билась в истерике, ее круглые щеки стали ярко красными, а от слез все лицо – мокрым.

– Что случилось? – ошеломленно спросил отец.

– Он хочет развестись! – взахлеб кричала Катя.

– Ой, сердце, – опять театрально выдала мать и села на лавочку.

– Пойдем выйдем! – проорал отец.

Гена стоял уже весь потный и красный возле двери, в ручку которой он вцепился.

– Давай выйдем, – орал Виталий Геннадьевич, толкая его в плечо, – Че ты?! Давай выйдем!

– Да ты не мужик! – надрывалась от истерики Катя, – Детей ты не увидишь больше никогда!

Гена взял куртку и пытался уйти из дома, но Катин отец схватил его за кофту и начал трясти.

– Куда это ты собрался, подлец? Куда это ты собрался?

– Виталий Геннадьевич, отпустите! – пытаясь спокойно сказать Гена.

– Куда это ты собрался, а? Негодяй!

На заднем плане к маминым и Катиным истерикам присоединились плачущие дети, которые все же проснулись и вышли из комнаты.

Гена уже окончательно вышел из себя и сбросив руки Виталия Геннадьевича, буквально вывалился из дома и ушел, оставив за скрипящей дверью месиво из слез и ругательств.

– Все, больше не могу это терпеть. Чертова семейка! Пропадите вы пропадом! Не могу больше! Сколько можно-то уже? – бормотал Гена себе под нос и бесцельно направился куда-то прочь.

Время уже перевалило за полночь. Вокруг не было ни души. Снегопад уже прекратился, только изредка падали редкие маленькие снежинки. Снега в поселке намело не мало, так что все дороги были в сугробах. Гена пробирался по нему, словно протаивая себе дорогу. Он весь пылал от злости так, что от него всего, в буквальном смысле, шел пар.

– Чертова семейка. Как так можно?.. Ну как так можно?.. – бурчал себе под нос Гена, – Им всем в психушку надо… не вернусь больше… гнилые люди… детей заберу… костьми лягу, но заберу…

Так он шел минут пятнадцать. Внезапно он остановился и оглянулся по сторонам. Вокруг по-прежнему никого не было, только темнота, даже в домах был выключен свет, так что можно было видеть только их очертания. Гена весь запыхался, от его частого тяжелого дыхания шел такой пар, как будто дым из трубы. Голова гудела. Он не мог поверить, что сейчас все это происходит.

«Что я наделал? Лучше б молчал. Да зачем я все это начал?!»

Гена схватился за голову и сел на корточки. У него потекли слезы, и он бурчал сквозь всхлипывания себе под нос:

– Тупая голова… все испортил… детям жизнь испортил… зачем я только с ней связался… просто семью хотел, а теперь только всем жизнь испортил… Ну не получалось же с детьми… но вот а теперь-то что… все испортил… пропади я пропадом…

Он встал и продолжил дальше идти, периодически коря себя за то, что всем все испортил. Вдали виднелся тусклый источник света от одинокого фонаря. Пройдя почти до конца поселка, он заметил вдалеке мужчину. Гена ускорил шаг к нему.

– С-сигареты н-не найдется? – пытался спокойно сказать Гена, когда они поравнялись.

Пожилой мужчина в тулупе и валенках устало взглянул на него и, достав мятую пачку сигарет из кармана, молча протянул ему.

– С-спасибо! И п-п… огонь, пожалуйста.

Мужчина опять молча с опаской протянул ему зажигалку.

– С-спасибо вам огромное, – с натянутой улыбкой сказал Гена и дальше продолжил свой путь.

Он затянулся и стал сильно кашлять, так как, в принципе, раньше не курил. Он еле откашлялся, но все равно продолжил свои попытки покурить, пока в очередной раз он просто не уронил сигарету в снег.

– Да чтоб тебя! – ругнулся Гена, роясь в снегу, – Ничего нормально не могу сделать, даже покурить! Какой же я неудачник. Катя права, я идиот… – сокрушался он.

Гена пнул сугроб, но поскользнулся и упал. Его опять прорвало на слезы.

– Что мне делать?! Что же делать?!

Он прижал голову к коленям и заплакал навзрыд. На одном из участков раздался лай собаки. Тут же в разных местах по очереди подхватили другие псы. А где-то вдали был слышен звук сирены, видимо проезжающей скорой помощи.

Гена просидел так в снегу, пока все его штаны и ботинки не стали насквозь мокрыми. Руки и ноги уже болели от холода. Он отчаянно рассчитывал замерзнуть, но понял, что не может этого сделать и резко встал.

– Какая же я тряпка. Даже этого не могу.

Свои замершие руки, он машинально засунул в карманы куртки.

– Точно! – вскрикнул Гена с некой радостью в голосе, доставая ключ от машины.

Всю дорогу обратно он рассуждал на тему того, что уже пришло его время, и сейчас-то точно обстоятельства идеально сошлись, ведь Гена не мог совершить задуманное трезвым. Прикинул куда ему лучше уйти, чтобы наверняка уж точно все получилось. Даже вспомнил, что в машине есть ручка, чтобы написать прощальное письмо детям.

– Вот только куда б его лучше спрятать, чтобы оно точно им дост… что за? – бурчал он опять себе под нос и внезапно увидел скорую рядом с домом Катиных родителей.

У него сердце ушло в пятки. Он почему-то испугался, что что-то произошло с детьми. На ватных ногах он забежал в дом.

– Гена! Гена! – билась в истерике мать.

– Что?! Что произошло? Где дети? – испуганно спросил Гена.

Проигнорировав мать, он забежал в комнату, где до этого спали дети и увидел, что они сидят на кровати в обнимку и плачут.

– Все, все хорошо? Что случилось? – спросил испуганный Гена, но увидев, что дети сидят вдвоем, развернулся и вышел в гостиную. Он понял, что пробежал мимо бригады скорой помощи.

– Мужчина, вы муж? – спросила невысокая, приятная на вид врач.

– Д-да, что случилось? – Гена максимально не понимал, что происходит.

– В общем, мы сделали все, что смогли. К сожалению, она не выжила, – ответила врач.

– Как? Кто? Стойте, ничего не понимаю, – обомлел Гена.

– Сейчас мы передадим все данные по вызову, но поскольку здесь произошла такая ситуация, то с вами должны побеседовать сотрудники полиции, – сочувствующе произнесла она и обратилась к фельдшеру, – Надо там принести все. Будем забирать.

Катя лежала на полу возле дивана. У Гены закружилась голова и он, волоча ноги, подошел к ней.

– К-к-ка-т-тя! ч-ч-ч-т-т-о п-п-прои… п-прои… з-зошло? – еле смог произнести Гена.

Он встал в ступор. Он настолько оцепенел, что не мог пошевелить руками и ногами, даже головой. Просто стоял и смотрел на безжизненное тело Кати. Он, конечно, много раз представлял ее такой, но никогда не думал, что действительно столкнется с этим наяву.

Где-то в тамбуре уже не театрально рыдала Антонина Николаевна. Рядом с ней, с отрешенным лицом, сидел утешал ее Виталий Геннадьевич.

Раздался звук сирены. Это подъехали сотрудники полиции.

– Пока ничего не трогаем, вот подъехали, – сказала врач фельдшеру.

Гена от звука сирены пришел в себя.

– Кто-нибудь скажет, что произошло, – тихим подавленным голосом произнес он.

– Поскользнулась на кухне и ударилась об угол стола головой, как утверждают родители.