– Я скучаю. – Он взял меня за пальцы правой руки, потом обхватил всю ладонь и потянул на себя. Я уперлась в землю носками и с трудом, но устояла на месте, высвобождая руку из его хватки.

Какие мы? Почему он так бесцеремонно берет меня за руку?

Когда-то у нас с Максом были хорошие отношения. Он мне симпатизировал. Мог поддержать, рассмешить, избавить от скуки. Но сейчас… Сейчас не хотелось, чтобы он даже за руку меня держал. Почему он вообще это делает?

– Извини, я не понимаю, о чём ты. Пожалуйста, не трогай меня. – Я попыталась сохранить спокойный тон голоса.

– Хорошо. – Макс поднял открытые ладони в жесте «я сдаюсь». – Я знаю, что в последнее время был холоден к тебе, проявлял слишком мало внимания. Я вижу, что у нас проблемы. Но хочу и готов их решать. Надеюсь, ты тоже готова начать всё… не с начала, конечно. Но с чистого листа.

– Да какого ещё листа?

Макс не ответил. Он изучающе смотрел на меня, будто ожидая, что я вдруг начну говорить то, что ему хочется слышать. Или выведу всё на шутку. Или чего-то ещё. Будто он не верил, что я говорю это всё по-настоящему, искренне.

– Ты правда не понимаешь… – В его глазах больше не было льда и остроты, которую я встречала в последнее время. Я заметила там кое-что новое: надежду. Надежду, которую я точно не могла ему дать.

* * *

– Ты бы ходил по утрам в кофейню в получасе ходьбы от твоего дома ради вкусных завтраков?

– Может, иногда в выходной. И то если потом планировал бы сразу гулять или по делам в том районе. А так… Это как-то, нерационально для меня. Наверняка, если я не хочу завтракать дома, можно найти подходящее место где-нибудь поближе.

– А ты знаешь, когда цветет черемуха?

– Какие странные у тебя сегодня вопросы.

– Знаешь или нет?

– Когда на улице начинается тепло. В мае, кажется.

– Вот и я помню, что в мае. А когда мы в последний раз виделись?

– Вика, что-то не так? – Выражение лица Дениса сменилось с любопытно-усмехающегося на обеспокоенно-серьезное.

Вместо ответа я продолжила задавать вопросы – они зудили внутри, требовали разъяснений, чтобы заполнить пустые части мозаики. Я знала – правда где-то за этими вопросами. И мне не терпелось получить ответы.

– Тебе снятся сны?

– Да, бывает. Но я не всегда их запоминаю.

– Я давно заметила, что география в моих снах ограничена. Как правило мне снятся знакомые места – где я жила, где бывала. Если границы знакомой территории заканчиваются, я не могу пройти дальше. Как в компьютерной игре с закрытым миром, понимаешь?

– Вроде понимаю.

– И места эти бывают путаются, оказываются не всегда там, где должны быть. Или выглядят не совсем точно.

– И?

– Разве так раньше выглядела наша аллея? – Я обернулась вокруг себя, обводя пространство раскрытой ладонью.

– Время прошло, здесь могло хоть всё измениться.

– Но она бы не смогла стать настолько шире. И длиннее.

– Ты думаешь, это сон? Мне кажется, я вполне настоящий.

– Мне тоже так кажется. – Я прижалась к нему и взяла под локоть. – И у тебя ведь нет никакой Ани?

– Только двоюродная сестра.

– Точно, сестра! – Радость так захватила меня, что я перестала беспокоиться обо всем вокруг. Как я могла забыть о его сестре, с чьим сыном он так часто проводит время? – А как зовут мою сестру?

Денис тяжело вздохнул, закатив глаза.

– Это какая-то уловка?

– Просто ответь, пожалуйста. Это последний вопрос.

Я трепетала от ощущения, что все разгадки совсем близко. И при этом замирала в испуге услышать ответы. Что если всё вокруг на самом деле фальш? Постановка? Игры моего разума? Но ещё хуже – что если всё на самом деле правда с примесью нескольких недоразумений?

Я не знала, какой из вариантов мне подошёл бы больше.

Я знала только одно – пора окончательно разобраться, что происходит. И я видела, что Денис всё понимает. Он готов помочь.

– Нет у тебя сестры. Только брат – Костя. И двоюродные, троюродные – тоже братья. По крайней мере, о которых я знаю.

Точка. Всё встало на свои места. Не было никакой сестры – была только я. Постоянно только я.

– Что бы ты выбрал…

– Ты же сказала, это последний вопрос?

– Вот этот – самый последний, обещаю. Что бы ты выбрал – умереть неожиданно и быстро, так, чтобы не успеть ничего понять, или иметь запас времени и возможность попрощаться с близкими?

– Почему ты спрашиваешь?

– На днях меня чуть не сбила машина. Снова. И я задумалась. С одной стороны, легче просто уйти. Наверное, мне и не нужны эти прощания – если человек умирает и становится ничем, если я не смогу забрать эти прощания и чувства от них с собой, к чему они? С другой – это как будто эгоистично. Прощания, наверное, нужны не мне, а моим близким. Им то оставаться жить с моей смертью. Вдруг у них есть то, что они хотели бы сказать перед тем, как мы навсегда разойдемся по разным мирам? Или спросить? Да и я не хотела бы, чтобы, например, ты потом тратил свое время, кидая свои невысказанные вопросы и претензии в мое молчаливое надгробье.

На несколько секунд мы оба замолчали. Теперь я понимала, что не слышу даже наших шагов. Денис был напряжен. Я видела, как желваки на его лице напряглись, я почувствовала, как его мышцы под моей ладонью окаменели. Он будто несколько раз хотел что-то сказать, но останавливал себя, закусывая губу. А потом всё-таки задал вопрос, который подкинул последний аргумент в огонь моих догадок. И внутри меня окончательно полыхнуло.

– Как давно ты всё поняла?

– Недавно. И то не могла поверить в это до конца. Твои ответы расставили всё по местам. Почему ты не рассказал сразу? Почему никто не рассказывал?