О потере и принятии. Божье утешение маме, потерявшей ребенка

Глава 12. Страшные бумаги

Перед отъездом мне принесли на подпись страшные бумаги о том, что в случае смерти при перевозке Софочки я не имею претензий к больнице и врачам.

– Вы вообще осознаете, что здоровому-то ребенку сложно проехать девятьсот километров, а здесь при смерти. Почему не уехала до родов?

Я уже не отвечала на такие вопросы. Все это время мне отчаянно пытались внушить чувство вины, которое никак мне не внушалось. И это ужасно их раздражало и злило. Не будь я верующим человеком, наверняка нас не было бы уже в живых, наверняка в один бы из дней я взяла своего ребенка на руки, обняла и спрыгнула с самого высокого этажа их злосчастной больницы. Потому что без Божьей помощи вытерпеть все эти слова и нападки не представлялось возможным.

– Вы сами хоть раз ездили так далеко? Осознаете, что это тяжело для такого ребенка? – От меня все же ждали какого-то ответа.

– Ездила. Осознаю.

– Понимаете, что можем не довезти? – Наверное, они все-таки считали меня немного «куку», не может же нормальный человек с трезвым умом обречь себя на такие страдания.

– Понимаю. Но надеюсь, что довезем.

– Повезем на реанимобиле, с ней будут два врача. Повезем без остановки. Будут два водителя, чтоб меняться. Вечером выезжаем, чтоб к утру быть на месте. Вы можете добраться как вам удобно: на поезде или машине.

– А можно с вами, чтоб быть с доченькой?

– Нет. Это не обсуждается.

Мой вопрос явно не понравился.

– Тогда мы поедем с мужем за вами на машине. Так можно?

– Так можно.

Пальцы не слушались и дрожали. Я не хотела показывать этим непонимающим людям свою слабость, поэтому пришлось несколько раз сжать их в кулак, потрясти, вложить между пальцев ручку и неестественно коряво поставить свою подпись. Я соглашалась на все условия.

Глава 13. Первое причастие

Оставалось два дня ожидания до нашего отъезда. Два дня – это очень мало и быстро в нормальных условиях жизни, но в нашем случае два дня тянулись катастрофически медленно. Мне оставалось только молиться: «Царица Небесная, сотвори свое чудо, исцели Софочку. Ничего мне в этой жизни не надо, никогда ничего не попрошу, только исцели». Я молилась и надеялась на Божье чудо.

И в эти два дня произошло еще одно очень важное событие для нашей крошки, которое теперь уже дало ей сил для дальнейшей борьбы. Она причастилась! Не знаю, какими чудесами мой муж выпросил разрешение, но за день до нашего отъезда дверь в палату отворилась и к нам, в эту женскую намоленную келью, робко зашли два бородатых мужчины. Одного из них отличало только то, что он был в священнической рясе, он широко улыбался, на его глазах совершалось чудо: ребенок, которого он крестил и который должен был давно умереть, жив. Второй – мой муж, он не мог сдержать радости при нашей встрече и кинулся заключать меня в свои большие и теплые объятия. Мы не касались друг друга с того момента, как он отвез меня в роддом. Все наши встречи происходили на расстоянии палата – окно.

Он подошел к прозрачной больничной люльке:

– О-о-о, она изменилась, – в глазах блеснули слезы, которые он тут же быстро смахнул, отвернувшись, – можно подержать?

– Нужно, – я уже доставала Софочку из ее младенческого гнездышка, – вдруг больше такого шанса не будет.

Ее крохотная головка поместилась на его большой ладони. Он неуклюже держал, боясь уронить или сделать что-то не так, и смотрел на нее умиленным взглядом. А она в ответ смотрела на него и изучала.

– Это твой папа, дочка, па-па, – мне захотелось их познакомить. – Папа тоже очень тебя любит.

Зная, что он чувствует это, но в открытую никогда не скажет, мне захотелось сказать это за него. Она должна слышать это. Должна знать, что в этом мире есть не только мама, которая ее очень любит. Есть еще люди, которые верят в нее, которые хотят, чтобы она была сильной и боролась до конца.

Уходя, батюшка подкрепил мои уставшие тело и дух важными словами: «Все в Божьих руках. Но если Он ее до сих пор не забрал, значит, есть в этом какой-то смысл».

Оставалась еще одна ночь до нашего отъезда. Бумаги, которые я подписала, вплели в мое сердце корень страха. А что, если не довезем? Вдруг сегодня это наша с ней последняя ночь? Спать не хотелось, хотелось только посильнее обнять мою девочку и наслаждаться, пока еще можно, просто ее присутствием и теплом маленького тельца. В эту ночь я уже не спустила ее с рук.

Утром, взглянув на себя в крошечное зеркальце косметички, я ужаснулась: сине-черные круги под глазами, которые доходили до половины щек; облезшая кусками кожа из-за того, что я ни разу не намазала ее увлажняющим кремом; сухие губы, покусанные до крови в минуты отчаяния и боли; черные корни волос на крашеном блонде, ставшие за последние несколько недель без должного ухода просто мочалкой. Жалость к себе моментально попыталась захватить мое сердце, но я еще раз посмотрела на себя, улыбнулась и напела: «Все пройдет, и печаль, и радость… пусть только моя девочка будет жива и здорова, остальное не важно».

Глава 14. В путь

Утром меня ждал подарок от моей, ставшей за это время такой дорогой и родной соседки. Несколько пар радужных носков. Она обнимала меня, писала на блокноте слова благодарности и свои сожаления, что я покидаю ее. Но в то же время радовалась, что у нас появилась надежда, писала, что обязательно все будет хорошо. А я, в свою очередь, благодарила ее в ответ и желала скорейшего выздоровления малютке и чтобы они поскорее оказались дома вместе со всей своей семьей.

После обеда Софочку от меня забрали, пообещав, что перед отъездом мне разрешат с ней еще раз увидеться и попрощаться. Ее нужно было подготовить к переезду.

Я была свободна. Мы ждали. Часы ожидания. Материнское сердце плакало, мне хотелось к моей малышке. Я постоянно причитала: «Как же она без меня, теперь плачет». Родные, приехавшие нас проводить, пытались успокоить: «Она с врачами, не переживай так, все будет хорошо».

И наконец ее вынесли. Завернутую в одеялко, сине-бледную, с закрытыми глазами. Ее в очередной раз довели до приступа, пытаясь вставить катетер в прозрачные вены.

– Прощайтесь быстрее, у вас пять минут – и выезжаем.

Улыбаться, глядя на доченьку, похожую на фарфоровую куколку, было невозможно. Но и слез уже не было, я прижала ее покрепче и поцеловала в носик и щечки: «Скоро увидимся, будь сильной, родная».

Что нас ждало впереди, я не знала. Моя жизнь изменилась, и я больше не принадлежала самой себе.

Начало нашего путешествия проходило благополучно. Врачи, сопровождавшие Софочку, отчитывались: «Поела, в туалет сходила, все даже лучше, чем мы предполагали». Мы ехали следом и почти не разговаривали, в воздухе витало напряжение. Мы проехали ничтожно мало, я видела состояние Софочки перед отъездом и никак не могла успокоить себя.

А ночью, когда до пункта назначения оставалось буквально сто километров, случилось то, чего я так боялась.

– Почему мы не едем дальше? – Я занервничала. Мы остановились на заправке, но не трогались уже десять минут.

– Софочке плохо. – Муж открыл дверь и произнес эти слова дрожащим голосом.

Я вылетела пулей и подбежала к реанимобилю. Одна из врачей вышла ровно на несколько секунд, чтоб объяснить ситуацию:

– Она умирает. Мы сделаем все возможное, чтоб этого не произошло. Но гарантировать ничего не можем.

В висках застучало: «бум-бум-бум». Я не знала, что делать и как помочь. Нужно что-то делать, но что я могу? Я кружила вокруг реанимобиля, заглядывая в окно, и видела только спины врачей.

Водители периодически выходили к нам и пытались утешить:

– Всегда довозим всех детей, еще не было ни одного случая, чтобы кто-то умер в дороге. – Эти слова звенели параллельно, но все равно оседали на стенках разума. Я просила ее бороться. «Все доезжают, и она доедет», – внушала я себе.

Больше сорока минут врачи реанимировали и спасали. А я стояла рядом и мысленно просила всю Небесную силу не забирать ее и дать еще хоть малюсенький шанс на жизнь. Холод пробирал до костей, хотя на улице еще стояло жаркое лето. Я дрожала. Может, от холода, а может, от того, что была готова уйти вслед за ней в ту же минуту. Хотелось ворваться туда, хотелось обвинить этих бездушных врачей, что именно они виноваты сейчас в том, что она уходит, что, поезжай она у меня на ручках, все могло быть по-другому. Но я не смела, потому что в этот момент именно от этих людей зависело, доедет моя девочка до больницы или нет. Мне, как матери, оставалось только молиться и ждать.

Через сорок минут нам сообщили, что дочка буквально вернулась с того света. Последние сто километров мы не ехали, а летели, обгоняя соблюдающие правила автомобили, с сигналом, не останавливаясь на красный цвет светофора.

Было очень раннее утро, когда мы въехали во двор больницы города Ч.

Глава 15. Она хочет жить!

Целых долгих семь дней мы звонили каждое утро и вечер в больницу и спрашивали, как наша девочка. Меня не положили с ней. После такой тяжелой поездки Софочка находилась в реанимации на грани жизни и смерти. Мы ждали, молились и верили, что Господь еще даст время побыть с нашей доченькой. Врачи ждали и удивлялись, насколько этот маленький трехкилограммовый комочек хочет жить.

Не знаю, насколько она сама хотела жить, складывалось ощущение, что ее не забирают Небесные силы из-за наших неустанных молитв. Я ждала чуда. Молилась и ждала чуда исцеления. «Для Тебя это пустяк, – робко шептала я, стоя перед Крестом, – а для нас – самое важное в этой жизни».

Первые дни мы скитались по гостиницам, а потом нашли небольшую чистенькую квартирку недалеко от больницы. Каждый день мы ездили из храма в храм, уповая только на Бога, потому что верить людям не оставалось возможным.

Надежда не покидала. Однажды мы заехали в детский магазин, и я накупила Софочке разных красивых вещей на будущее. Даже в самых страшных мыслях я не могла предположить, что она может умереть. Я доверилась Богу и была уверена в том, что дочка будет жить. Я не переставала мечтать и надеяться, что все еще может быть хорошо.

И вот наконец-то нам сообщают радостную новость – кризис позади, назначена дата первой операции, которая даст возможность прожить Софочке еще несколько месяцев. Это ли не чудо? Благодарение и снова неустанная молитва о благополучном исходе операции.

Скажу честно, что никогда в жизни я столько не молилась и не просила. Эта маленькая девочка стала центром моей вселенной, никого так сильно я еще не любила! Я даже не представляла, что так можно любить! И поэтому я не хотела ее отдавать. О, как же в этой жизни все своевременно, Господь видит наши души и знает наперед, что приведет нас к спасению, а что к погибели. Возможно, забери Он ее тогда, моя обида и злость легли бы темным пятном на всю оставшуюся жизнь. Забери Он ее тогда, я не познала бы истинную радость христианина, находящегося в лоне Церкви. Забери Он ее тогда, я не приняла бы Христа в себя через Тело и Кровь Его. И Он это знал. Я бы продолжила верить,