Потенциальные монстры

Однако, прошло не больше двадцати минут, когда мистер-завтрак попросил счёт. Стокилограммовая пара продолжала давиться тысячами калорий. За соседним столиком расположилось недавно вошедшее семейство:

– И никакого мороженого, – сразу заявила мамуля, смерив худощавую дочурку суровым взглядом.

– Папа, – простонал ребёнок.

Но папуля совершенно безучастно жевал жвачку, вглядываясь в меню так, будто там были фотографии голых девушек.

Зелёный салат и холодный чай для мамы, двойной чизбургер с беконом, куриные крылышки с домашней картошкой и кола для папы, рыбный сэндвич с шинкованной капустой и яблочный сок для малышки. Доведённый до автоматизма рефлекс – угадывать заказы. Пайпер и не заметила, как сделала это снова, ведь сейчас она была полностью сосредоточенна на мистере-завтраке, дожидавшемся счёта. Он придёт сюда и завтра, скорее всего. Их смены опять пересекутся, рано или поздно. Поздно. Слишком поздно. Она не сможет его спасти. Она больше никогда не будет спать в дождь, думая о нём и его встрече с судьбой. Чушь. Пройдёт время, совсем немного, и она забудет обо всём. О том, что никак не связано с тобой, забыть гораздо легче, чем кажется. Пока однажды Клара не заявится на работу с заплаканными глазами и не скажет, что её любимый мистер-завтрак мёртв.

Он положил деньги на стол и поднялся. Недолго думая, Пайпер вышла из-за стойки и направилась к семейству. Ей снова пришлось пройти мимо него, на этот раз намеренно задев плечом. Ох, простите, извините. У модели новая камера, но старая улыбка. Он обошёл её и направился к выходу, покинув «Кафе у Майка» с запиской в правом кармане светло-коричневого пиджака. Пайпер написала её сразу после того, как озвучила Эштону заказ стокилограммовой парочки.

На третий день после встречи Пайпер с мистером-завтраком пошёл дождь. Он начался примерно после обеда и продолжался до самой поздней ночи. Пайпер лежала в постели, прижав колени к груди. Её зубы стучали, а кожа покрывалась мурашками каждый раз, как шум дождя усиливался. Она слышала, как он тарабанит по стеклу его машины. Куда же ты едешь? Неужели это стоит того, чтобы умереть? Ей не узнать ответа до самого утра. Возможно, аварию покажут в новостях, или Клара придёт на работу с заплаканными глазами. Теперь уже ничего не поделать. Велика вероятность, что он так и не нашёл её записку. Нужно было с ним поговорить. Посреди кафе. Остановить в проходе и сказать – сэр, дело в том, понимаете ли, что вы скоро, вроде как, умрёте. У мамаши за соседним столиком отвиснет челюсть, а папаша подавится жвачкой. Нет, это не игрушки. Стоило бы узнать у Клары поподробнее о мистере-завтраке: его имя, место работы, хоть что-то. Разыскать его. Предупредить по-настоящему, как следует. Без лишних свидетелей. Только ему понадобятся доказательства, людям всегда нужны доказательства. А у неё их нет и никогда не будет. Он рассмеётся, в лучшем случае, или же даст ей пинка под зад. Записка была единственным вариантом. Возможно, он даже её не прочитал. Она узнает только завтра, а сегодня всё равно не уснуть.

Вместо Клары утром появилась Уилла. Вроде бы той нездоровится. Пищевое отравление. Уилла причмокнула и закатила глаза:

– Знаем мы про пищевые отравления.

Она считала Клару шлюхой, потому что та флиртовала с клиентами. Конкуренция не по части удачного замужества, а всего лишь чаевых. Их дают куда охотнее за толстую задницу в короткой юбке, нежели за уровень IQ или хорошую работу. Потому Пайпер никому и нигде не представляла угрозы. Вот только Клара могла действительно отравиться, или же мучиться с похмелья. Или она прямо сейчас оплакивала мистера-завтрака. А, возможно, они никогда и не услышат о его безвременной кончине. Едва ли полиция заявится в «кафе у Майка», чтобы сообщить двум официанткам о смерти их клиента.

Спустя полчаса, кафе заполнилось людьми. Спустя ещё полчаса, Пайпер удалось забыться в утренней суете. Омлеты с беконом, французские тосты, блинчики, бисквиты, картофельные оладьи, соски с подливой, яичницы:

– Как это, чёрт возьми, понимать? – её резко схватили за руку и потянули в сторону, когда она принимала очередной заказ.

Мистер-завтрак не улыбался. Его волосы были хаотично растрёпаны, а глаза распахнуты. Зрачки увеличены и затянуты тьмой.

– Простите?

– Мне нужно с вами поговорить! – процедил он сквозь зубы.

Пайпер принимала заказ. Она знала, что девушки хотят блинчики с ягодами, но должна была услышать это от них.

– Я занята, – он не собирался оставлять её в покое, это читалось в его сумасшедшем взгляде, – присядьте, пожалуйста, я подойду позже, как освобожусь.

До половины двенадцатого в кафе, по обыкновению, творился настоящий хаос. Эштон жарил яйца, Уилла варила кофе, а Пайпер бегала от стола к столу, раздавая счета и принимая заказы. Ей было жарко, по спине катился пот, в воздухе пахло подсолнечным маслом и беконом. Она чувствовала, что жарится вместе с ним. Мистер-завтрак сидел на красном диванчике в конце зала и не сводил с Пайпер взгляда. Она подливала ему кофе три раза, и все три раза он молча кивал головой. Пока, наконец, в половине двенадцатого не стало спокойнее.

Три пожилые дамы смаковали свои вафли, Уилла протирала соседние пустые столы, а Пайпер отправилась на обеденный перерыв. Уилла кивнула в сторону мистера-завтрака:

– Давно дожидается. Случилось что?

Пайпер покачала головой. Мистер-завтрак, заметив её приближение, резко смахнул волосы со лба и выпрямился. Она села на диванчик напротив него, положив руки на колени. Никто не проронил ни слова, вместо того оба, с интересом и опаской, разглядывали друг друга. У него были голубые глаза и морщинистая кожа. Глубокие морщины вокруг глаз и рта. Он шмыгнул носом и наклонился вперёд:

– Я прочитал вашу записку.

– Очевидно, – подумала Пайпер.

– Что всё это значит?

– Как вы поняли, что записка от меня?

Густые брови мужчины поползли вверх:

– Нет уж, сейчас моя очередь задавать вопросы, – он облизнулся, – и я отсюда не уйду, пока во всём не разберусь, – полез в карман и достал смятую бумажку, оказавшуюся салфеткой. Развернул, прочистил горло и принялся читать:

«Не садитесь за руль в дождливые ночи. Не знаю когда точно, но ваша машина выедет на встречную, и вы погибните. Можете мне не верить, но я бы на вашем месте не рисковала».

Он поднял голову и в ожидании посмотрел на Пайпер:

– Как это понимать? Откуда вы всё это взяли?

– Увидела во сне, – уверенно произнесла она, задрав подбородок. Ну уж нет, какой-то там мистер-завтрак не заставит её стыдливо спрятать голову в песок. Хочешь правды? Получай!

– Увидела во сне, – повторил мужчина, откинувшись на спинку дивана, – это какая-то шутка?

– Как хотите.

– Как хочу. Как хочу?

– Мне приснился сон, в котором я увидела аварию. За рулём были вы. Соглашусь, похоже на шутку.

– Но ведь такого не бывает…

– Снова соглашусь. Это всё? – Пайпер схватилась за край стола, надеясь, что их разговор завершился. Однако, мужчина резко дёрнулся и протянул руку в попытке её остановить, но, в последний момент, не решился к ней прикоснуться.

– Меня зовут Алек Нордман. Как ваше имя?

– Пайпер.

– Хорошо, Пайпер, я могу поклясться, что вижу вас второй раз в жизни. Впервые мы встретились три дня назад, здесь же, в кафе. Всё верно?

– Верно, – ответила она.

– Значит, мы друг друга не знали, но вам приснилась моя авария. Верно?

– Верно.

– Но почему?

– Без понятия, – Пайпер раздражённо вздохнула. Почему. Если бы к её способностям прилагалась какая-то инструкция или хотя бы распечатка с описанием, показаниями к применению и побочными эффектами. Но она не лгала. Она действительно не знала, почему ей снятся смерти совершенно незнакомых людей, – так как вы поняли, что записка от меня?

Столкновение плечами. Алек сказал, что ему хорошо знаком этот трюк, благодаря которому он собирал иногда по два-три телефонных номера за вечер. Так что записку он нащупал сразу, как только вышел из кафе. Однако, подумав, что это очередной номер, решил выдержать паузу. Алек признался, как на духу, будто находился не в «в кафе у Майка» с едва знакомой официанткой, а в исповедальне, что не особенного жаждал идти с ней на свидание:

– Вы не в моём вкусе, – сказал он, – простите.

Пайпер едва сдержала улыбку:

– Вы тоже не в моём вкусе, – ей показалось, что это будет самым правильным ответом. В конце концов, неожиданная откровенность мистера-завтрака её немного удивила.

Алек совершенно забыл про записку, пока через три дня не надел тот самый пиджак, собираясь отправиться поиграть в бильярд с Зигом и Хампфри. Он прочитал записку и обомлел. Нет, гадалки и прочие предсказатели – шарлатаны. Да, разумеется, он скептик. И не из пугливых, вот только после обеда в тот день начался дождь и всё лил и лил, не переставая. Ему пришлось бы возвращаться ночью, дождливой ночью. Не садитесь за руль дождливой ночью. Это, определённо, бред, но он остался дома. Не сильно-то и хотелось тащиться в бар и слушать, как Зиг опять жалуются на беременную жену. Нет, он не поверил дурацкому предсказанию. Да, разумеется, он скептик.

– Тогда почему вы здесь?– спросила Пайпер, внимательно выслушав рассказ Алека.

А вот это самое интересное. Он по утрам смотрит новости, собираясь на работу. И сегодня утром передавали экстренный выпуск, пока он пытался погладить рубашку.

На Мантгомери Роуд произошла авария. Лобовое столкновение. Сказали, что одна из машин выехала на встречную полосу. Оба водителя – белые мужчины среднего возраста – погибли:

– Мантгомери Роуд пересекается с Грегсон стрит, – Алек нервно сглотнул, – на Грегсон стрит тот самый бар «Медуза», где я должен был встретиться с друзьями.

Несколько секунд Пайпер сомневалась, стоит ли изобразить удивление или хоть как-то отреагировать, но решила попросту промолчать. Алек свёл брови и подозрительно прищурился:

– И часто вам такое снится?

Она скрестила руки на груди:

– Нет. Это впервые.

– Впервые? – с явным недоверием переспросил он.

– Именно. Впервые.

– И вы вот так сразу решили, что это непременно какое-то пророчество?

– Вообще, больше походило на обычный кошмар. Я о нём и не думала, если честно. Пока не увидела вас в кафе. Разве не подозрительно, что мне сначала снится смерть незнакомого мужчины, а потом я встречаю его наяву? Что бы вы сделали на моём месте?

Вопрос Пайпер озадачил Алека. Он постучал пальцами по столешнице и прочистил горло прежде, чем ответить:

– Да, наверное, я бы тоже… – кхе-кхе – попытался что-то сделать, предупредить… весьма смелый шаг. Вы – смелая девушка, Пайпер.

Это она знала и без него, но всё же улыбнулась, хоть и вышло натянуто. Она имела полное право – спасённый забрал у неё все полчаса перерыва, и, тем не менее, их разговор принёс Пайпер значительное облегчение. Мистер-завтрак жив и его подозрения развеяны. Ничего ей не хотелось больше, чем прожить спокойную и очень тихую жизнь. Почти невидимую. Только крутящегося вокруг любопытного нового друга ей и не хватало. Но теперь-то он должен был оставить её в покое, навсегда.

Сони

3

Сони откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Полуденное солнце приятно припекало лысую макушку, склоняя его ко сну. Уже привычное дело. Как будто он выиграл в сонную лотерею и теперь не упускал возможности насладиться своим призом. Он уже и забыл, почему сегодня утром, смотрясь в зеркало перед выходом на работу, едва не плюнул в рожу тому мерзкому, бесполезному типу, пялящемуся на него с другой стороны.

Четыре года назад, получив звание капитана, а точнее, прогрызя к нему путь через бесконечные обучения и экзамены, Сони Бакстер мог со спокойной совестью просыпаться по будильнику. Первое время он хватал его спросонья и подносил к уху:

– Бакстер на связи.

Только услышав вместо ответа непрекращающийся звон, соображал, что теперь-то у него всё, как у людей. Женя Лидия была очень довольна, а это главное.

Она всегда варила ему кофе на завтрак. Наливала в бумажный стакан, чтобы он мог выпить его в машине. А теперь Сони приходилось вести светские беседы с Кивающим Карлом. Каждое утро тот приветствовал его возбуждённым кивком, двойным эспрессо (один сахар, без сливок) и тупыми вопросами:

– Как ваша пушка, капитан Бакстер? Ещё дымится? Стреляли вчера в плохих парней?

Но правда в том, что капитан Бакстер давненько ни в кого не стрелял. Сегодня утром, выйдя из душа, он посмотрел на себя в зеркало и едва не плюнул в рожу тому мерзкому, бесполезному мудаку, что таращился на него с другой стороны. Он недовольно сморщил нос, как если бы на него уселась назойливая муха, и тут же вышвырнул этот образ прочь из головы.

«Как считаете, почему вы здесь?» – спросила психотерапевт на самом первом сеансе. Сони потёр колючий подбородок. Посмотрел на неё внимательно, будто ответ был написан где-то на ней, мелким почерком. Дама-психотерапевт поджала губы, отвела взгляд и зачесала прядь волос за ухо. Затем повторила вопрос. Завтра она расскажет об этом своему психотерапевту. Сони так ничего и не ответил, молча встал и вышел из кабинета. А вот об этом она расскажет не только завтра, но и на сеансе через неделю.

Всё не потому, что его повысили и посадили в отдельный кабинет. И явно не потому, что подписывать бумажки и дремать в разгар рабочего дня оказалось не так увлекательно, как он ожидал. И уж точно не потому, что Лидия, так жаждавшая его повышения, умерла. Нет. Если есть психотерапевты, значит должны быть и те, кто их посещает. А подходящая причина найдётся всегда. Вы сами её подскажете, когда вас спросят:

«Как считаете, почему вы здесь?»

Когда они с Лидией встретились впервые, из неё сочилось лето. Её ноги были длинными и гладкими, блестели, словно натёртые воском. Она улыбалась широкой улыбкой и постоянно взбивала свои пышные волосы. Они познакомились в полицейской академии Флорвуда. Лидия помогала тёте в библиотеке, когда Сони поступил на курс. У неё было две страсти – книги и справедливость. Каждое воскресенье они гуляли по городу, заглядывая в книжные магазинчики и, порой, засиживаясь в них до вечера. Сони не особенно нравилось читать, но зато ему нравилось, как Лидия покусывала пухленькую нижнюю губку, растворяясь в очередной истории. Он наблюдал за движениями её вздымающейся груди, за наливающимися румянцем круглыми щечками.

Жалюзи на окнах были подняты, позволяя солнцу не просто войти, а разлиться по всему кабинету Сони. И пока тот дремал в заслуженном мягком кресле, оно резвилось на полу, на столешнице и на металлических шкафах. Через секунду-другую кабинет должен был заполниться сладким храпом, если бы дверь не отворилась с резким визгом. На пороге застыл мужчина лет тридцати, в чёрных джинсах и белой футболке. Его тёмные волосы были уложены толстым слоем геля, а глаза возбуждённо искрились:

– Капитан Басктер! Сэр! – громко произнёс он, совершенно не сконфуженный видом дремавшего Сони. Тот неохотно продрал глаза, смочил языком высохшие губы и расправил плечи.

– Что такое? – он тоже не выглядел сконфуженным, скорее уж раздражённым. Оба прекрасно знали, что теперь он мог себе это позволить.

– Капитан Бакстер, срочное дело…– тараторил Риччи Эмброуз, раздражая Сони ещё сильнее.

– Срочное?

Кто ж откажется от срочного дела? Срочные – лучше всего. Вот если бы их можно было заказывать с утра, как завтрак в кафешке – мне парочку небольших, но срочных! Тогда бы Сони успел заранее подготовиться вместо того, чтобы сдерживать из последних сил зевоту.

Каждый детектив мечтал получить свой кабинет, где можно сесть в кресло и не вставать сколько угодно часов, пока по нужде не припрёт. Сони проработал в полиции больше двадцати лет. Ему нравилось быть детективом, находиться в самой гуще событий. Однако, Лидии захотелось стабильности.

– Ты слишком долго рисковал своей жизнью, – говорила она, – все эти годы мы ходили по тонкому льду. Пришла пора подумать и о себе. Я не собираюсь становиться старой вдовой.

Они и не стала. Это Сони – старый вдовец. Капитан Бакстер – начальник отдела криминальных расследований полиции штата Ваккама. Лидия произносила его новое звание с гордостью и трепетом. Теперь от него не требовалось прежней самоотдачи и безрассудства, нервов и бессонных ночей, непредвиденных рисков и самопожертвований. Теперь ему лишь нужно было наблюдать за тем, как всё это делают другие, и, время от времени требовать от них чуточку больше. И, хотя Сони, бывало, представлял, что вот-вот превратится в пень, облепленный паразитом-мхом, и его совсем перестанут замечать, он больше не рвался в бой. Ни одно дело, каким бы срочным и запутанным оно не было, не могло заменить Лидию.

– Капитан Басктер, вы меня слышите?

Сони вздохнул, ощутив неприятную сухость во рту:

– Слышу, слышу, – проворчал, – что там у тебя, выкладывай.

– Не совсем у меня, – Риччи обернулся и посмотрел за спину, – здесь детектив Пайн, из отдела пропавших.

Сони напрягся: задействование других отделов означало лишь одно: больше геморроя и бюрократии.

Риччи продолжил:

– Странное дело, капитан. Ему очень нужно с вами поговорить.

– Запускай, раз очень нужно, – Сони заёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Застегнул пиджак.

Детектив Пайн выглядел забавно рядом с высоким и подтянутым Риччи Эмброузом. Он доставал тому до плеча и был весьма широк в талии. Его крупное лицо блестело от пота:

– Капитан Бакстер, – он протянул руку, которую Сони приветственно пожал, слегка приподнявшись.

– Садитесь, детектив. И ты тоже, Эмброуз.

Оба уселись за стол напротив него.

– Так что за срочное дело?

Детектив Пайн упёрся рукой в колено и наклонился вперёд:

– По правде говоря, у нас в отделе разводят руками, – скользнул взглядом на Риччи, а затем снова на Сони, – вчера в полицейский участок в Миртл поступило заявление об исчезновении девушки. Ещё через пару часов – исчезновение в Альдоне. А ещё через пару часов – в Бремменбурге.

– Люди исчезают чаще, чем хотелось бы, – сказал Сони, – к сожалению, в этом ничего удивительного нет.

Детектив Пайн беспокойно улыбнулся и кивнул:

– Нет… то есть да, вы правы. Но дело в том, что… во всех трёх случаях, вроде как, выходит, одна и та же девушка.

– А заявители разные?

– Так точно, капитан.

– Полагаю, есть ещё что-то, что вы хотите мне сообщить?

– Есть, – детектив снова посмотрел на Риччи и сглотнул, – заявители – трое мужчин. И каждый утверждает, что девушка – его невеста, и что исчезла она в один и тот же день.

– В трёх разных городах? – уточнил Сони.

– Да.

– Но для того, чтобы исчезнуть в трёх разных городах, она должна была находиться в трёх разных городах, разве не так, капитан? – подключился Риччи.

Сони тяжело вздохнул. Ему бы выпить холодненькой воды, может, тогда голова бы заработала. Он потёр нагретый солнцем лысый затылок:

– Когда они видели её в последний раз? – он обратился к Пайну.

– Примерно в одно и то же время, накануне вечером. А утром её уже и след простыл.

– То есть они видели одну и ту же девушку в одно и то же время в трёх разных местах. Откуда вам известно, что девушка одна и та же?

– Фото и имя полностью совпадают. Информация о ней в базе нашлась, хоть и очень мало. Но совершенно точно, что девушка такая одна.

– Могут быть тройняшки с поддельными именами. Вообще, вся история попахивает банальным мошенничеством.

– Я тоже так подумал, капитан, – поддержал Риччи, – так сразу и сказал детективу Пайну, что чем запутаннее кажется загадка, тем проще оказывается решение.

Сони кивнул. Когда-то он делился мудростью с молодым офицером Эмброузом, и сейчас был рад, что его в то время внимательно слушали.

– Согласен, звучит разумно. Мы тоже предположили, что эта самая девушка или девушки – обычные мошенницы. Вот только нет состава преступления. Ничего не пропало, никто не пострадал. Зачем заводить женихов, а потом в один день сбегать от них?

– Вопрос хороший, детектив Пайн. И ответов на него может быть масса. Полагаю, у вас уже есть версия.

Пайн посмотрел на Риччи, а затем снова на Сони, прочистил горло, как будто предупредительно, и, наконец, ответил:

– У меня тётка на картах гадает. Ну, знаете, таро и всё такое. Я не особо верю, но и не то, чтобы не верю совсем. Короче говоря, он мне позвонила на прошлой неделе и говорит – тебя, говорит, ждёт столкновение с магией. Совсем скоро, говорит, увидишь такое, чего не видел прежде.

Взгляд Сони тут же скользнул на фото, стоявшее на столе. В деревянной рамке с потёртой белой краской – винтажной, – поправила Лидия, – и намеренно состаренной. Она любила намеренно старить вещи, считая, что это придаёт им загадочности. В отличие от рамки, она выглядела молодой. Смотрела на Сони своими ярко голубыми глазами. Он любил это фото, потому что на Лидии не было косметики, и от этого ему казалось, что она перед ним настоящая. Иногда он боялся забыть, как она выглядела, без одежды, без косметики, без загара и кремов. Именно она, в своём первозданном виде. Когда-то у него была возможность смотреть на неё такую каждый день, а теперь её чистый, обнажённый образ медленно ускользал из его памяти.

В тот вечер они отправились на очередной ужин к полковнику Харрису. На подобных мероприятиях собирались важные люди и их не менее важные жёны. За столом слишком часто поднимались вопросы правосудия, жестокости, справедливости, как будто это было единственно возможной темой для разговоров, раз уж ты в среде копов. Жёны неизменно качали головами, прикрывали рты и печально вздыхали, обсуждая главный вопрос: «Почему люди идут на преступления?»

– Это просто ужасно.

– Деньги – главный мотив.

– Алчность превращает людей в животных.

– Низменные порывы…

– Страсти и измены…

– Мы разучились верить в Бога и забыли его заповеди…

– Полагаю, немалое влияние оказывают определённые факторы из детства, а так же и сам процесс воспитания в дополнение к общей семейной атмосфере, – голос Лидии всегда был голосом разума.

Она любила читать, но отнюдь не то, что было покрыто кружевом романтизма и наивности, не любовные похождения французских королей и не надрывные трагедии разбитых сердец. Она, скорее, была их тех, кого интересовала более рациональная сторона вещей. Нет, ей не казалось, что современные убийства имеют хоть что-то общее с Шекспировскими пьесами. Лидия могла бы найти объяснение даже необъяснимому, чем нередко помогала Сони в реальных расследованиях. Он вдруг раскраснелся, подумав о ней и о том, как она отреагировала бы на теорию детектива Пайна.

– Может, пойдём и поговорим с женихами? – Сони перевёл взгляд с фото на Риччи. Его глаза излучали столько понимания, что ему в очередной раз захотелось представить Риччи своим сыном, которого у него никогда не было.

Все трое встали и направились к двери. Риччи впереди, Пайн за ним, Сони шествие. Эмброуз явно вёл их к комнате допросов под номером один. Что ж, если начинать, то с самого начала. Образ Лидии всё ещё не выходил у Сони из головы, как будто ей вдруг вздумалось стать его невидимой напарницей.

– Это обычное дело, – едва не сказал он, – тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Но, подумав об этом, содрогнулся. Дурная примета. В ту ночь доктор тоже сказал, что ему не о чем беспокоиться, что ему стоит съездить домой и немного отдохнуть. «Не о чем беспокоиться» всего за считанные минуты превратилось в «не о ком беспокоиться».

Когда Лидия была жива, стыдно признаться, но Сони представлял её мертвой, представлял этот самый день и многие другие. После её смерти он проделывал тот же трюк, только наоборот. Невинные фантазии, отличавшиеся лишь тем, что первым суждено было однажды сбыться. Вторым – никогда.

За пару секунд до того, как Риччи повернул ручку серой двери, Сони услышал собственный голос будто со стороны:

– Что бы это дело ни готовило, тебе, и правда, не о чем беспокоиться, потому что больше нечего терять.

Джемма

4

Меня воспитывали вне веры. Мы с отцом не ходили в церковь по воскресеньям, не молились перед едой и не носили крестиков на шее. Я даже не знала, крестили меня или нет. В детстве, пока у меня ещё было желание разговаривать с отцом, я не задумывалась о таких вещах. Сейчас это уже кажется бессмысленным.

– Здравствуй, папа. Мы с тобой не виделись столько лет! Но я тут заскочила спросить, крестили меня или нет?

Даже если у меня окончательно поедет крыша, и я заговорю об этом, он не скажет правды. Так у нас заведено – я спрашиваю, он врёт. Наверное, психотерапевт Селены от части права насчёт родителей. Отец научил меня врать. Это стало получаться само собой, незаметно. Как в день смерти Спуки. Я ведь не рассказала ему о своём сочинении. И потом не рассказала, что не спала ночами не из-за дурацких призраков в шкафу, а из-за мыслей о том, что убила свою собаку. Я сохранила его кожаный ошейник с маленьким колокольчиком. Сидела на скамейке, теребила его в руках и думала о Спуки. Он сейчас на небе, окружённый другими мёртвыми собаками, и каждая из них рассказывает о своей жизни:

– Меня очень любили и вкусно кормили, – говорит один пёс.

– А меня каждый день чесали за ухом, – говорит второй.

– А меня убила моя хозяйка, – говорит Спуки, опустив морду и роняя собачьи слёзы.

Со временем чувство вины прошло, а воспоминание о смерти Спуки превратилось в серое пятно – несчастный случай. Маленькие девочки в испытании психической устойчивости надирают задницы спецам из группы SWAT. Они горюют, вытирают сопливые носы, а уже на следующий день выпекают с мамочками шоколадные капкейки для школьной ярмарки. А ещё маленькие девочки очень быстро взрослеют и влюбляются. Тогда им становится окончательно плевать на мёртвых собак.

Я влюбилась в Тода Шоу с первого взгляда. Но, поначалу, это была не та любовь, когда теряешь над собою контроль, начинаешь пускать слюни и гадаешь, как вы назовёте будущих детей. Я не питала иллюзий на его счёт. В школе я не пользовалась особой популярностью или, выражаясь точнее, была середнячком. Середнячок – группа ребят, не отличавшихся какими-то заслугами, внешними данными, положением в обществе, и, потому, стекавшихся, словно притоки, в устье одной реки. Между нами не водилось близкой дружбы, но мы предпочитали держаться вместе, чтобы выжить. Мы могли обедать за одним столом, обсуждать домашнее задание в перерывах между занятиями, но так же прекрасно могли проводить время в полном одиночестве за книгой или Бог знает чем. Наше одиночество никого не заботило, ведь мы не принадлежали к клану настоящих одиночек. Мы были середнячком. И это прекрасно, куда лучше, чем то, что творилось с Сэнди Полак. Она держалась ото всех в стороне, но окружающих это очень волновало. Может, потому, что её мать жила с другой женщиной, похожей на мужчину. И эта муже-женщина частенько привозила Сэнди в школу. У неё была огромная грудь, квадратное лицо и короткая стрижка. Она всегда заправляла футболку в штаны, натянутые выше пупка. Она выходила из машины и ждала, пока Сэнди зайдёт внутрь после того случая, когда бедняжку перехватили у самого входа, отволокли на задний двор и стащили с неё юбку. Позже Норма Чандлер, сучка года, хлопала своими искусственными ресницами, отрицая любое причастие к случившемуся. А её дружок, тупица Билли, признался, что они всего-то хотели узнать, правда ли, что у Сэнди тоже есть член, как у одной из её мамаш.

У меня был только отец и всего один. Наверное, моя жизнь казалась другим невероятно скучной. Можно запросто догадаться, что будет дальше. Закончит школу, никто не запомнит её имени, даже директор. Вручая аттестаты, он прочтёт его в своём списке и подумает: это кто ещё такая? Потом увидит меня, поднимающуюся на сцену, и решит: хорошая девочка, но у меня так много работы. Я не в состоянии всех запомнить. Хорошая девочка получит средней паршивости образование, возможно, выйдет замуж за такого же невидимку, а, возможно, заведёт с десяток кошек. Я знала, что так думали все, но у меня была одна тайна, и эта тайна делала меня сильнее. Я не любила кошек. Не могла дождаться того дня, когда заявлюсь на встречу выпускников с огромным желтым питоном, обвившимся вокруг шеи. После такого моё имя точно не забудут.

Всё изменилось в один день. Я сидела на уроке английского, когда в класс вошёл Тод. Учитель назвал его имя и попросил ребят быть дружелюбнее. На что Тод отшутился:

– А мне, надеюсь, не нужно быть дружелюбнее? А то я как-то не подготовился.

Все рассмеялись, даже мистер Честер тихонько хихикнул. Я подняла голову и взглянула на Тода. Высокий, стройный, с томным взглядом и густыми бровями. На нём была чёрная футболка с надписью: «А вот и Джонни!», и я не смогла сдержать улыбку.

В нашей школе все всё знали друг про друга, а чего не знали, запросто выдумывали. Сучка года Норма без умолку трепалась с подружками о том, что Тод с матерью недавно переехали, что, вроде как, папуля умер. Я подслушивала их в раздевалке, пока они переодевались после физкультуры, запихивая носки себе в лифчики.

– Хреново расти без отца, – говорила Норма, – Что может быть ужаснее… постой-ка, Линда, что это у тебя торчит из трусов? Боже, какой ужас. Надеюсь, тебе хватит мозгов побриться перед поездкой на озеро? Или, клянусь, я сама лично тебя побрею. Так вот, о чём я говорила? Да, Тод, красавчик, правда? Если всё пойдёт по плану, через неделю я брошу Билли и… Серьёзно, Линда, отвернись, твоя мохнатость сбивает меня с мысли.

Как оказалось на самом деле, отец Тода сидел тюрьме. Он долгие годы избивал мать, пока, наконец, не нашлось, за что отправить мерзавца за решётку. Мартина Шоу собрала вещи и вместе с сыном уехала из города. Тод рассказывал, что, в детстве, она приводила его к себе на работу в свадебный салон, и, пока невесты примеряли наряды, он сидел на диванчике и наблюдал за ними:

– Я был совсем маленьким, но помню эти дни очень хорошо, – говорил он, – каждый раз, когда девушка выходила в пышном платье, я срывался с места и забирался к ней под юбку. Меня никто никогда не ругал. Всем, почему-то, это казалось очень милым. «Ах, какой проказник», «От кого ты прячешься, солнышко?». А я, оказавшись под юбкой, чувствовал себя невероятно счастливым. Там было темно и тепло, у невест всегда были гладкие нежные ноги, за которые я хватался обеими ручонками. Мама называла меня дамским угодником. И ведь знаешь, таким я и был ровно до встречи с тобой. Больше мне не хочется залезать ни под одну другую юбку, кроме твоей. Может, ты меня заколдовала?

Мы не сразу нашли общий язык. Хотя, Тод клянётся, что заметил меня в первый же день, в первую же минуту:

– Ты сидела за партой и пялилась в книгу. Сам не знаю, почему я посмотрел именно на тебя. Но потом ты подняла голову, и я улыбнулся, а ты нет. Просто глазела на меня, как на идиота. Я помню, что даже немного смутился.

Сучка года Норма везде подсаживалась к нему и начинала распускать руки, а Тод подмигивал ей, вроде как давая разрешение. Но сам, с куда большим удовольствием, болтал с парнями. Даже тупица Билли не мог его ненавидеть. Пока руки Нормы блуждали под столом между ног Тода, Билли глядел на него, как на Иисуса, пуская слюни и повторяя: «Чувак!». Тод Шоу никого не боялся, спорил с учителями, носил футболки с цитатами из фильмов и с уверенной улыбкой глядел на всех из-под густых бровей.