Тем не менее, его очередной "концерт" даёт нам повод снова встретиться. И я рад использовать сей шанс для встречи с вами.
Искренне, ваш Людвиг.»
Точка. Закончив писать, я с грустью посмотрел в окно. Что сказать? Боюсь, это моя последняя возможность, иного шанса не будет.
Внезапно рядом возникла фигура женщины. Повернувшись, я заметил, что это Амелия зашла в мою комнату. Видимо, от моего великолепного слуха осталось только воспоминание. Прискорбно осознавать, что ты больше никогда не услышишь любимого звука фортепиано, тонкость скрипки, нежность флейты…
Поток мыслей прервала Амелия, терпеливо уставившись на меня, она, видимо, ждала ответа. А я ведь даже понятия не имею, о чём она меня спрашивала.
Тяжело вздохнув я принял решение.
– Что ж, советую вам идти собирать вещи, мадам. Ибо со следующего понедельника вы больше не будете здесь работать… Так же, как и другие слуги.
У женщины был такой озадаченный и несчастный вид, что мне хотелось тут же забрать свои слова обратно. Но мне ничего не оставалось, кроме как такой вариант.
– Убирайтесь! – подскочив с места воскликнул я. – Вон!
Казалось, ещё чуть-чуть и эта, с одной стороны всегда боевая, умудрённая опытом, женщина расплачется как 16-летняя девчонка. Мне стало до такой степени противно от самого себя, что я больше не стал утруждать себя созерцанием слёз и, по всей видимости, умаления меня оставить на работе эту приветливую женщину, встав с места, я обогнул её и направился к выходу из комнаты. Противно.
«… О люди, считающие или называющие меня неприязненным, упрямым мизантропом, как несправедливы вы ко мне! Вы не знаете той скрытой причины, по которой я кажусь вам таким.» (*)
Следующим делом я попросил собрать всех слуг в актовом зале моего дома в Гейлигенштадте. Одним прямым указом я распустил их, буквально вышвырнул из своего дома как щенков, с которыми хозяин уже давно наигрался. Ох, если бы они только знали, как трудно мне было смотреть на их лица безысходности. А ведь многих из них я взял на своё попечение. Раньше я был не таким чёрствым к окружающим.
Раньше…
Раньше всё было иначе.
С этого дня я должен избавить окружающих от себя. Если хотя бы один слуга заподозрит мою глухоту, мне конец. Мне просто… Конец!
Днём ранее.
Я пригласил в свой кабинет брата. Нужно было выяснить всё сейчас, пока он снова не повторил свои ошибки… Пока я ещё хоть что-то способен услышать.
Дверь беззвучно отворилось. «Беззвучно» не потому, что она не издавала никаких звуков, а просто потому, что я их не слышал. Каспар зашёл в кабинет и устроился в кресле рядом с моим столом. Создавалось такое ощущение, что не я его вызвал и не я являюсь источником его доходов, а наоборот: он хозяин дома, и это он меня вызвал. Неприятное ощущение. Вполне.
Не став долго тянуть кота за хвост, я сразу перешёл к делу:
– Это зашло слишком далеко.
Каспар слегка приподнял бровь, выражая свою готовность слушать дальше.
– Каспар. Ты слишком увлёкся. Я не собираюсь и дальше терпеть твоё своеволие.
Карл, а именно так его зовут в нашей семье, заметно напрягся. Видимо, он ждал этого разговора. Что ж, тем лучше.
– Вижу, ты уже понял к чему я клоню. Я не стану более задерживать тебя. Я помог тебе подняться на ноги, когда ты только переехал в Вену. Я не собираюсь быть и дальше твоей нянькой! Так что, милости прошу, покинуть мой дом в этот же понедельник.
– Я… торжество… Ты не можешь… – только и услышал я. Сомкнув брови на переносице, сосредоточив всё внимание на звуках, я аккуратно переспросил, стараясь не вызывать подозрения.
– Что за торжество ты опять устраиваешь?
Слегка задумавшись, через долю секунды он ответил.
– Твои… успехом… Я решил… – дальше я его прервал.
– Что значит решил?! С каких пор ты принимаешь решения в этом доме без моего на то ведома и дозволения?!
Каспар опустил взгляд. Ну надо же, ему стыдно!
– Когда торжество? – как бы уточняя спрашиваю я.
– … воскресное… – я снова его прервал, не давая шанса задать какие-либо вопросы мне. Я их попросту не услышу…
– Отлично! В обед понедельника – тебя уже не должно быть и в паре метров от моего дома. А теперь… ВОН!
Каспар скривил недовольную мину, но ничего сделать не мог. Это мой дом, мои творения и МОЯ жизнь. Он не в праве делать на МОИХ шедеврах свою карьеру. Я слишком долго его терпел.
(*) – документальный материал. Слова Людвига ван Бетховена.
Глава 4
3 июля 1801 года. Особняк в Гейлигенштадте.
Утро. Летнее солнце не успело даже толком проснутся, а в доме известного композитора уже с самого утра мельтешили слуги. Да, эти 3 дня для них будут самыми тяжёлыми и морально, и физически. В особняк Людвига съезжаются гости практически всех знатных родов.
Сам композитор с напряжением и замиранием сердца ждал этого дня. С напряжением, так как проблема со слухом стала просто невыносимой! Ему кажется, что скрывать уже нет смысла – всё и так ясно. Но он храбрился как мог. И только одно держало его на плаву: скоро он увидит её. Вместе со своим родом в особняк Людвига должна приехать его возлюбленная – Джульетта. Его Жюли. Её имя было созвучно с именем известной Шекспировской героини. Так банально, и так романтично. Больше всего он боялся увидеть её неблагосклонность к нему, если вдруг все узнают о его пороке.