Добыча ярла Бьорка

– Лошадь…упал.

Хотборк нахмурился.

– А она причем?

– Ведьма,– упрямо повторил мужик.

Ярл махнул на него рукой и повернулся ко мне, спрашивая с щемящей надеждой в низком голосе.

– Ты убила?

– А надо, чтобы я? – искренне поинтересовалась в ответ.

Если да, мне ведь и не сложно сказать, что я, правда?

Но Хотборк только пробормотал какое-то проклятие с досады и отстал тогда и от меня, и от мужика. А я продолжила судорожно размышлять, как избежать участи рабыни. Идей у меня не было… Вернее была одна, но в успех её мне верилось слабо. Впрочем, выбора у меня всё равно, кажется, не было тоже…

3

Доев свой скудный завтрак, я прикрываю глаза, откидываясь головой на низкий деревянный борт. Ладью качает заметно сильнее, чем вчера, и от этого в животе неприятно разбухает, а содержимое желудка грозит подступиться к горлу. Приходится мелко дышать, чтобы подавить дурноту. На висках выступает липкая испарина, тело разбивает противной слабостью.

Никогда. Не любила. Морские. Прогулки. Никогда…

Из закоулков памяти пред внутренним взором всплывает солнечный день, проведенный в Греции в прошлом году. Как Женя, мой бывший, потащил меня на морскую рыбалку, уверяя, что это будет весело и красиво. И я смогу позагорать на яхте, сделать кучу классных селфи и поплавать в открытом море, прыгая прямо с борта. На деле же яхта оказалась хлипким рыболовецким суденышком, на котором нещадно качало. Прыгать с него нам запретили, потому что со всех бортов свисали удочки и рыболовные сети. А селфи мне делать было некогда и бессмысленно, потому что большую часть времени я провела перегнувшись через бортик и теряя свой завтрак в синей волнующейся воде, пока капитан не нашел мне таблетки от укачивания…Да-а-а…С Женей после Греции мы, кстати, расстались…

Это словно в другой жизни было, хотя я в этом странном месте всего сутки.

Будто и не со мной…

Немного придя в себя, щурясь, приоткрываю глаза и тут же закрываю обратно. Яркое солнце ещё слепит сквозь сомкнутые веки, окрашивая темноту красными пятнами, но туч на горизонте всё больше с каждой минутой. Они медленно наползают на лазурное небо тёмными клубящимися исполинами, грозя не оставить ни одного светлого кусочка. Порывы ветра становятся все сильнее и прохладней. Пронзительные жалобные крики чаек оглушают. В голосах суетящихся на борту воинов пробивается тревога. И страшное слово "шторм" произносится шепотом.

– Поднажмё-ё-ём,– зычно командует седой бородач, бьющий для гребцов в барабан, и задает более скорый темп.

Мужчины, громко выдохнув как один, налегают на весла. Их кожа начинает блестеть от пота. В воздух вплетается запах разгоряченных тел. И страх. И мне тоже страшно. Я в каком-то чертовом корыте! Это всего лишь лодка, низкая и длинная, совсем не внушающая доверия, а волны за бортом всё выше. Вода почернела, словно само море сердится на нас. Небо сереет на глазах, даже пока ещё светящееся солнце будто заволокло мутной дымкой.

Так проходит час, другой… На горизонте стеной льёт, но до нас пока не доходит. Никто почти не разговаривает – все тревожно вглядываются в почерневшую даль. Лишь усталые громкие выкрики гребцов и быстрый темп барабана разносятся в сгустившимся воздухе. И шум разбивающейся о борт темной воды, иногда переливающейся через на палубу – так высоко поднимаются пенные гребни. Я вся мокрая уже от этих волн, но вставать из своего закоулка страшно. Тут веревки, и есть за что держаться…Время невыносимо медленно ползет. Я думала, буду бояться наступления утра, потому как, стоит сойти на землю, и мне придётся объясняться с ярлом, но сейчас я мечтаю о суше как никогда.

– Ближе к берегу надо, – бросает кто-то из гребцов.

– Нет, мы мимо Хебюди, там подводные скалы и мель…– отвечает другой.

Тихий злой вздох, и вновь только удары барабана.

– На, поешь.

Бьорк появляется неожиданно, загораживая своей массивной фигурой затянутое серой хмарью солнце.

– Я не голодна…– качаю я в ответ головой, силясь разглядеть его лицо.

Приставляю козырьком ладонь ко лбу, вскидывая подбородок вверх и щурясь. Льняная рубаха Бьорка мокрая от брызг воды и пота. От мощного тела пышет жаром, во всей позе сквозит злая усталость. Я видела, что сразу после завтрака Хотборк заменил одного из гребцов, выбившегося из сил. И отошел от весел, получается, только сейчас.

– Спасибо за мазь, помогает, – добавляю вежливо, чтобы сгладить свой отказ, и киваю за заживающие ступни.

Мазь действительно творила чудеса. Никогда не видела, чтобы ожоги сходили так быстро. Если бы я верила в волшебство, я бы решила, что это оно. Хотборк даже бровью не ведет в ответ на мою благодарность, только снова тычет куском сыра мне прямо в нос.

– Ешь сейчас,– повторяет сурово.

– Да не хочу я!

– Потом поздно будет, – и опять целится едой в мой несчастный носик.

Да что он настырный такой! Я успеваю увернуться и кидаю на своего "хозяина" полный возмущения взгляд. Он на это страдальчески вздыхает и закатывает глаза, всем видом показывая, как ему со мной – дурой тяжело.

– К ночи шторм нас нагонит. Будет рвать, если позже. Итак зеленая,– цедит сквозь зубы "хозяин". И опять чертов сыр прилетает мне прямо в лицо вместе с напутствием,– Сейчас ешь, Хельга.

Я сдаюсь. Не потому, что вняла его доводам, а потому что у меня складывается стойкое впечатление, что иначе в меня этот несчастный сыр насильно затолкают, а такого унижения я не переживу. Показательно откусываю большой кусок, хмуро смотря на моментально криво заулыбавшегося Хотборка и тщательно жую. Про себя отмечаю, что сыр, хоть и твердоват, невероятно вкусный…Второй раз откусываю с уже большим энтузиазмом. В желудке довольно муркает, и это злит. Почему какой-то неотесанный средневековый дядька знает, когда я голодна лучше, чем я сама.

Хотборк в это время садится рядом, случайно или специально вжимаясь в меня влажным от пота плечом, и я с опаской кошусь на воина. Отодвинуться не решаюсь. Возможно, он не замечает даже, такой усталый и задумчивый у него вид. А вот буду ёрзать- точно заметит… Ярл трёт лицо ладонями и глухо интересуется.

– Может ты погоду заговаривать умеешь, а, Хельга? Была бы неплохо. Ульрих может. Как ближе подойдет- начнет, но он мужчина…Может, поможешь ему?

– И что, что мужчина? – не понимаю я.

Бьорк кидает на меня подозрительный взгляд.

– Значит слабее…У вас разве не так же?

– Мужчины слабее женщин? – мне становится так весело, что я издаю хрюкающий смешок. В голове проносятся образы парочки моих непутевых приятелей.

– Да-а-а, часто так же…О-о-очень часто!

– Я про колдовство,– возмущенно рыкает воин, сжав кулаки.

– Насчет этого не знаю,– примирительно пожимаю плечами, сдерживая улыбку. А то у моего собеседника уже желваки заходили…

Бьорк молчит, щурясь и препарируя пытливым взглядом моё лицо.

– Значит, не поможешь? – вкрадчиво повторяет.

-Я не умею…

– А не ты вообще наслала? – совсем тихо спрашивает, поглядывая на двух воинов, сидящих ближе всего к нам,– Нашептывают, что ты…

– Да не умею я! – я наоборот повышаю голос от возмущения,– И мне что? Жить надоело?!

Хотборк криво ухмыляется и смачно сплевывает прямо рядом с моей босой ногой…Свин.

– Ну, раз не надоело…

На этом встаёт и уходит опять на весла, оставляя мне после себя флягу с водой и новую пищу для размышлений.

***

Как и предсказывал Бьорк, шторм настиг нас на закате, несмотря на все старания гребцов убежать от надвигающейся стеной стихии. Сначала полил дождь, косой, сильный, нещадно бьющий по лицу, лупящий по телу. Я свернулась калачиком между бочек и натянула холщовое одеяло на самый нос. Мрак накрыл все вокруг как-то разом, черные волны уже каждую секунду стали захлёстывать палубу. Лодку так сильно шатало, что передвигаться по ней, стоя, оказалось невозможным. Все крались, пытаясь хоть за что-то уцепиться и не выпасть за борт.

– В трюм живо! Давай! – воины торопливо начали отвязывать пленников, ругаясь себе под нос, и, разобравшись с путами, погнали их к небольшому люку, расположенному на корме нашего маленького корабля.

– И ты, ведьма! Давай, лезь! – какой-то дядька нетерпеливо хватает меня за локоть и тащит ко всем остальным пленникам, уже забившимся в крохотный трюм,– А то смоет же! Давай, живей, не до тебя!

Я сажусь на край люка, в растерянности смотря вниз. Прыгать мне просто некуда – люди итак набились туда как селедки. В кромешной почти тьме сверкающие молнии то и дело выхватывают вспышками хмурые злые глаза, обращенные на меня.

– Я …Может я лучше…

Начинаю было возражать, решая остаться наверху, но варрав не даёт мне шансов и, сильно толкнув кулаком в спину, просто сбрасывает вниз.

Я падаю на какого-то скрючившегося мужика, потому что стоять в полный рост здесь невозможно- слишком низко потолок. Пленник возмущенно перекидывает меня на завизжавшую от страха девушку. Та отшатывается от меня как от прокаженной и так сильно вжимается в стену, что мне даже находится свободный пятачок…

– Простите…извините…простите…– невнятно бормочу, потирая ушибленные места и пристраиваясь на грязном полу.

Ответом мне служит сначала гнетущая тишина, а потом бессвязное бормотание всех пленников разом. Они начинают молиться. Нестройно, кто кому, но горячо и с душой. Поджимаю к себе колени, кладу на них подбородок. Стараюсь не думать о том, как сильно нас качает. Вспоминаю " Отче наш" и начинаю бормотать с ними заодно…Я не очень верю в Бога, но звук собственного голоса лучше, чем завывание ветра, шум обрушивающихся на нас волн, полные тревоги выкрики воинов и раскаты грома над самой головой. Всё, что угодно, лучше этого…Я устала бояться умереть. За последние сутки я слишком часто испытывала этот страх. И как же я устала…Мне кажется, я начинаю понимать солдат, кидающихся первыми в атаку…Так хотя бы адреналин перекроет этот липкий противный ужас, поселяющийся в душе, пока ты отсиживаешься где-нибудь в кустах, просто ждешь и на что-то надеешься…

Удары барабана, задающего темп гребцам, смолкают, и вместо них через минуту с палубы начинает доносится какое-то очень странное монотонное пение. Невероятный звук, я ни разу не слышала ничего подобного. Высокий, вибрирующий, завораживающий, отдающийся дрожанием в груди. Все тело будто откликается, оживая, и стремится туда, ближе… Пленники вокруг как один тоже задирают головы к открытому над нашими головами люку и вслушиваются в странную песнь… И виднеющееся в проёме черное зловещее небо озаряется зеленоватым свечением....

Стоп, что? Свечение???

От неожиданности я подскакиваю и с размаху ударяюсь головой о потолок. Со стоном оседаю обратно на пол.

– Это что? – хриплю ошарашенно, потирая набухающую на макушке шишку и указывая пальцем на зеленую светящуюся дымку, висящую в воздухе и становящуюся всё плотнее с каждой секундой.

Пленники разом поворачивают головы ко мне и единодушно смотрят как на дуру. Меня вообще немного пугает синхронность их реакций…

– Колдовство, ведьма, что ж ещё,– цедит сквозь зубы один из мужчин, смотря на меня исподлобья, – Вместо того чтобы дуру из себя строить, помогла бы лучше ведьмаку ихнему. А то как Голову губить, так ума хватило, а как нас из лап разгневанного Морея вытащить, так хрен тебе…

– Из лап кого, простите? – уточняю, приподнимаясь.

Колдовство? Он сказал колдовство??? То есть…Это оно вот прямо настоящее? Не как у нас в "Битве экстрасенсов"???О-чу-меть…

– Морей – бог пучины. Совсем что ли дикая? – летит мне презрительное в спину.

– А-а- а, ясно. Ты поаккуратней… – рассеянно тяну я.

– …С ведьмой- то разговаривай…– и замолкаю в шоке, выглянув из трюма.

Потому что в этот момент перед глазами моими предстаёт что-то невероятное. Седой толстый воин, ранее отбивающий ритм на барабане для гребцов, сейчас поёт свою странную песнь, привязанный за пояс к мачте. Его глаза закрыты, на лице застыло отрешенное выражение. А из рук, возведенных к небу, льются зеленые невероятно яркие светящиеся нити и постепенно рассеиваются в пространстве мягким неоновым свечением.

У меня отпадает челюсть.

Нет, я точно сплю…

Я настолько шокирована увиденным, что даже стихающие только около нас ветер и волны не производят на меня уже никакого впечатления. Дождь, ставшим без ветра прямым, хлестко бьёт меня прямо по шишке на макушке, заливается в глаза и нос. Гребцы из последних сил быстро ворочают веслами, хриплыми криками подбадривая себя. А я всё стою и стою, высунувшись из люка и наблюдая за настоящим, твою мать, волшебством, творящимся прямо на моих глазах.

4

Буря ослабевает лишь к рассвету. Первые солнечные лучи вдруг прорываются сквозь окружающий нас плотной стеной мрак и рассеивают безысходную пугающую темноту. Ветер затихает, уже не разбивая волны с такой мощью о невидимою преграду вокруг корабля, созданную изможденным к этому времени Ульрихом. Дождь перестаёт так остервенело лупить по палубе, сменив грохот падающих капель на мерный монотонный шум, становящийся всё тише с каждой минутой.

В какой-то момент колдующий ведьмак резко опускает руки и безвольно повисает на веревке, привязывающей его к мачте. Невидимая защитная стена вокруг нас рушится в тот же миг. Порыв ледяного ветра бросает волосы мне в лицо, ладью начинает мотать от добравшихся до нас волн. Но сильная стихия уже позади, и даже мне, ничего не смыслящей в мореплавании, понятно, что смертельной опасности эта качка для нас не представляет.

Я, потирая сухие от усталости и бессонной ночи глаза, наблюдаю, как воины торопливо отвязывают бесчувственного Ульриха и укутывают в шкуры. Аккуратно укладывают под сымпровизированный навес. Один из варравов резко поднимает голову, бросая в мою сторону тяжелый взгляд, и мне приходится быстро скрыться в трюме, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание.

Последнее, что я успела заметить, была почему- то фигура гребущего позади посмотревшего на меня воина Хотборка. Его хмурое лицо с заострившимися от усталости чертами, разворот мерно напрягающихся при поднятии весла плеч, насквозь мокрая то ли от дождя, то ли от пота рубаха, облепившая жилистое тело…Я сворачиваюсь калачиком в пыльном углу трюма, закрываю глаза, уронив лоб на согнутые колени, а картинка гребущего Хотборка всё не желает исчезать из моей головы. Не знаю где я, но здесь есть настоящее волшебство – последняя связная мысль, промелькнувшая в мозгу перед тем, как я наконец проваливаюсь в тяжелый вязкий сон, кажущийся освобождением.

***

– Живо, наверх! Давайте! По одному! Ну!

Резкие окрики прорываются в окутанное дремотой сознание, слишком грубо возвращая меня в реальность. Подскакиваю, испуганно озираясь по сторонам, и в первое мгновение судорожно пытаюсь понять, где я вообще нахожусь. Нос режет от стоящей вокруг затхлой сырости и уже почти привычного густого запаха чужого застарелого пота. На языке кислит из-за ароматов немытых соседей по трюму. И шорох соломы недалеко от меня явственно намекает, что здесь водятся крысы…

Я брезгливо поджимаю под себя босые ступни, выглядывающие из-под подпаленной юбки. Господи, да что ж так не везет-то, а…Прикрываю глаза, беззвучно простонав…

– И ты, ведьма! – гаркает варрав над самой головой, заставляя меня неуклюже подняться, кривясь от побежавших жалящих мурашек по затекшим ногам.

Пригнувшись, ковыляю к открытому люку и, проигнорировав протянутую мне руку воина, я, подтянувшись, совсем не элегантно выползаю на палубу, напоминая самой себе распластавшегося по полу только что выловленного осьминога. Видимо, не только себе, потому как варрав, предлагавший мне помощь, посмеиваясь, отходит и оставляет меня, покряхтывающую и жмурящуюся от утреннего солнца, саму собирать себя в кучу после столь неудобной позы во сне.

На корабле творится настоящий бедлам. Шумно, суматошно и чувствуется, что радостно. Вокруг бодрые мужские голоса, ещё вчера, во время шторма, срывающиеся от тревоги. Низкий раскатистый смех. Снующие воины туда- сюда, таскающие сундуки, шкуры и бочки. И не только они…Проморгавшись и привыкнув к яркому солнцу, я понимаю, что мы причалили уже к длинному деревянному пирсу, ведущему к скалистому берегу, и ладья полна не только воинов, с которыми мы вместе плыли, но и молодых, не виденных мною раньше парней, помогающих выгружать добычу. Все пленники, мои ночные так себе пахнущие товарищи по трюму, были уже согнаны в кучу около узкого накинутого на борт деревянного трапа. Я вижу, как они спокойненько стоят и терпеливо ждут, пока два весело переговаривающихся между собой воина свяжут их в одну цепочку.

Я застываю в нерешительности, глядя на эту картину.

Мне тоже…туда?

Оглядываюсь по сторонам, но Хотборка, моего непосредственного "хозяина", нигде не видно. Остальные же воины мало обращают на меня внимание. Кто-то пару раз даже небрежно толкает, проходя мимо и таща очередной сундук. Уже связанных тем временем пленников гуськом заводят на трап.

Так…а я?

Кое-как поднимаюсь на своих затекших и никак не желающих отходить ногах и торопливо ковыляю за ними.

– Простите…эй…Конвоиры…Или кто вы там? Эй!!!

Не могу сказать, что я сильно привязалась к этим ароматным ребятам, но хоть какие-то знакомые, правда? И вроде как земляки… В моём положении это не так уж и мало…

– Стойте! – догоняю наконец процессию из плененных собратьев и требовательно дергаю одного из сопровождающих воинов за рукав.

– А я?

Мощный варрав медленно поворачивает ко мне голову, всем своим видом показывая, насколько он удивлен моей смелостью.

– Что ты? Ты –ярла, ведьма, – басит в свою белобрысую бороду недовольно.

-Хорошо, а ярл сам где?

Воин хмыкает, смотря на меня сверху вниз и кивает на причал.

– С невестой своей, где ж ему ещё быть после похода, – варрав похабно ржет, поглаживая усы.

Я перевожу взгляд с него на дощатый настил и непроизвольно хмурюсь, разглядев своего «хозяина», целующего в шею какаю-то блондинку с косой до пояса, бритым левым виском, украшенным витиеватой татуировкой, боевым раскрасом, которому позавидовал бы и Чингачгук, и с приличным таким, совсем не женским топором на поясе.

Так…

А это что? Моя теперь «хозяйка»???

Бьорк, словно почувствовав мой взгляд, резко вскидывает голову, переставая облизывать подставленную женскую шею, и быстро выискивает глазами меня в толпе. Щурится то ли от солнца, то ли от необходимости что-то со мной делать и небрежным жестом подзывает к себе. Настолько небрежным, что первая моя мысль- притвориться дурой и сделать вид, что не поняла. Но потом в памяти всплывают события последних пары суток, и я решаю, что я точно не в том положении, чтобы демонстрировать гордость и характер. По крайней мере пока…Надо хотя бы понять сначала, где я, что со мной, и как, черт побери, это исправить, а потом уже ерепениться…Ну, или вообще… Теперь уже никогда…

Тяжко вздохнув и чувствуя себя как минимум рабыней Изаурой, я покорно бреду к хмуро взирающему на меня "хозяину" и его настороженно оглядывающей меня подружке. Учтиво торможу в паре шагов, раздумывая, надо ли кланяться. Решаю, что обойдутся, и просто сцепляю ладони опущенных рук перед собой в знак покорности. Поднимаю ясный, незамутненный разумом взгляд на бесстрастное лицо Хотборка и замираю, делая вид, что не замечаю, как его разукрашенная под спецназовца невеста прожигает меня недобрыми голубыми глазами. Повисает тягостное молчание.

– Бьорк, ты уверен, что она тебе нужна? – с сомнением цедит дама с топором, разглядывая меня словно диковинное животное.

– Пока нет,– ярл равнодушно пожимает плечами, а потом добавляет задумчиво, – но Вейла сказала, что в походе я найду свою судьбу. Возможно…

– Возможно, ты нашел что-то не то или просто ослеп. Это всего лишь гадкая печерка, годная только в рабыни. Сам сказал, что она не смогла даже Ульриху помочь, а ветер усмирять может любая ведьма, – обрывает его блондинка раздраженно и показательно отворачивается от меня, будто я недостойна того, чтобы дольше обращать на меня внимание.

Меня так и подмывает поинтересоваться, почему она так завелась, уж не ревность ли это, но я вовремя прикусываю язык, скользнув взглядом по сверкающему топорику у неё на бедре. Вместо этого быстро перевожу взгляд на ярла, проверяя, какой эффект произвели на него её слова. Хотборк, обнимая одной рукой за талию свою фурию-невесту, продолжает смотреть на меня с той же ленивой задумчивостью.

– Может не смогла, может не умеет, а может просто не захотела, – парирует Бьорк, скользя по мне своими черными глазами.

– Так что может ты и права, Кира, а может и нет…– медленно добавляет он, почесывая свою короткую бородку, – Хочу послушать рыжую сначала, потом отвести её к Вейле. Посмотрим…

-Вейла ушла в горы к духам, – совсем другим тихим и обеспокоенным голосом произносит Кира, рассеянно гладя ярла по рубахе.

– Давно? – Хотборк хмурится, метает в меня последний цепкий взгляд и отворачивается, переводя всё внимание на женщину, прижимающуюся к нему.

– Нет, два дня как, но никто не знает, когда вернётся, – она говорит и одновременно гладит его плечи, а мне вдруг нестерпимо хочется отвернуться.

Хотя бы отвести глаза. Что я и делаю. Опускаю взгляд себе под ноги, внимательно разглядывая дощатый настил, потом перевожу рассеянный взор на берег. Ну долго мне ещё рядом стоять, пока они обнимаются, интересно? Хотборк и эта Кира начинают переговариваться тише, о чем-то своём. Голоса садятся, приобретая интимную хрипотцу, и у меня вспыхивают щеки. Надеюсь, у них тут есть понятие стыда…Ну вот кто его знает, сейчас начнут…прямо здесь. А мне куда деваться? Усилием воли сосредотачиваюсь на раскинувшейся передо мной суше и с интересом начинаю разглядывать место, куда меня привезли.

Не знаю, материк это или остров, но небольшую долину, на которой расположилось поселение варравов, с трех сторон окружают неприступные черные скалы, уходящие под облака, испещренные внизу рукотворными террасами для земледелия и более светлыми змейками троп, созданных человеком. Сама же деревня просто огромная, раскинувшаяся вдоль всего побережья, и наверно здесь считается большим городом. Дома каменные, по большей части одноэтажные, длинные с маленькими тусклыми прорезями окон. Крыши дощатые прямые со спускающимися вниз деревянными желобами. Ближе к берегу строения плотно прилегают друг к другу, но дальше вверх по холмам видны большие одиноко стоящие дома, окруженные частоколами заборов, вспаханной землей и загонами с серыми жмущимися друг к другу овцами. Полотно почерневших крыш немного в отдалении от берега разрывает одна высокая башня посередине, украшенная на конце огромным отлитым из металла, напоминающего по виду бронзу, топором. Интересно, это их церковь?

– Кира!

Зычный окрик подходящего к нам грузного седого воина заставляет встрепенуться не только обнимающуюся рядом парочку, но и меня. Высокий, статный, но с большим круглым животом, подпоясанным веревкой, с невероятно длинной, заплетенной в причудливую косу белой бородой и абсолютно лысый, мужчина останавливается подле меня, раздраженно сверкая глазами из-под нависающих серебристых бровей.

– Добра тебе, Ангус, – тянет Бьорк как-то совсем недобро и медленно убирает руку с талии блондинки.

– Желанной добычи, ярл, – буркает в усы седой и переводит прибивающий к земле взгляд на Киру.

– Не позорь меня, девка…– глухо шипит, подаваясь к ней всем своим грузным корпусом.

– У нас обряд через три луны! О каком позоре ты заикаешься, дядя! – моментально вспыхивает Кира, машинально хватаясь на блестящий топорик на своём поясе.

– Пока не получите слово конунга, не будет тебе обряда, а в свете последних дел…Кто возьмёт тебя, после того, как Хотборк лапал тебя на глазах у всех? – он замолкает, зажевав белый ус, и бросает на Бьорка тяжелый взгляд.

Мой «хозяин» криво усмехается и показательно отступает от блондинки ещё на шаг. Поднимает руки вверх, будто и не думал её трогать. Кира издаёт протяжный раздраженный стон.

– Ангус Белый прав, Кира, иди, – Хотборк кивает невесте в направлении берега, отправляя от себя.

Старик, больше ничего не сказав, резко разворачивается на пятках и грузными быстрыми шагами направляется к берегу. Блондинка обиженно поджимает губы и плетется за ним. Хотборк смотрит им вслед с нечитаемым выражением на лице, а потом, словно опомнившись, оборачивается ко мне.

– Что стоишь, пошли ведьма, поговорить надобно.

Я покорно бреду следом за ярлом, украдкой разглядывая то его высокую фигуру, то место, в которое я попала. Попала…Я чувствую себя Алисой в стране чудес и не могу избавиться от ощущения, что вот сейчас дорогу мне перегородит безумный шляпник. Разве так бывает на самом деле? Что ты попадаешь в самый настоящий другой мир, лишь закрыв глаза. Может я умерла, и это чистилище? В книгах попаданки часто умирают…

– Посторонись! – какой-то дед с доверху нагруженной тачкой проезжается колесом по моей ноге, и я, взвизгнув от боли, резко выплываю из своих размышлений.

– Поаккуратней, Хельга,– хмыкает, не оборачиваясь, Бьорк, шагающий передо мной, – в Унсгарде лучше не зевать.

Я мямлю "спасибо, что предупредил", для себя запомнив, как называется поселение. Вокруг действительно шумно и людно. Сойдя с пирса, на котором Хотборк то и дело и останавливался, чтобы поприветствовать кого-то и крепко обняться, мы сворачиваем на широкую пыльную улицу, идущую вдоль берега, заставленного лодками. Людской гомон переплетается с криками чаек и шумом прибоя в одну нескончаемую какофонию. Запахи рыбы, потных тел и линялой одежды соприкасаются с чистым морским воздухом, рождая неповторимый густой аромат рыбацкой деревни. Мои босые ноги утопают в пыльном месиве дороги, в глазах рябит от непривычных одежд: мешкообразные льняные платья до пола всевозможных оттенков на женщинах, меховые накидки, хоть на улице и тепло, разнообразные передники. На мужчинах штаны и подпоясанные туники более сдержанных цветов. На многих- кожаные куртки простого кроя, не застегивающиеся на животе. И на всех – огромное количество разнообразных татуировок. На лицах, шеях, руках. У некоторых, казалось, так вообще чистого места на теле не было, и страшно было представить, что же там творится под одеждой. Невольно перевожу любопытный взгляд на ярла, бодро шагающего передо мной. У него я видела только одну татуировку – змею на правом боку, уползающую под пояс льняных штанов. По сравнению с остальными варравами, это до неприличия мало. Интересно, почему? Боли боится? Или их тут за какие-то заслуги делают? Мой "хозяин" не заслужил?

– Сюда, – ярл сворачивает на узкую улочку, круто уходящую вверх по склону.

Размышлять мне становится некогда, потому что подниматься в гору, да еще босой с едва зажившими ступнями реально тяжело. Ко всему прочему Хотборк и не думает сбавлять шаг. Кажется, у него даже дыхание не меняется в отличие от меня, засопевшей как паровоз. Ещё один поворот, и мы неожиданно выходим на широкую шумную площадь, по периметру заставленную лавками торговцев, а в центре разорванную той самой башней с топором на верхушке. Под самой крышей башни расположена звонница, только вместо привычных мне колоколов здесь используют полые темные от времени трубки разного диаметра. За башней стоит большой единственный двухэтажный здесь дом, огибающий почти половину площади. Хотборк все тем же бодрым шагом, от которого у меня уже нещадно колет в боку, направляется именно к нему. Без стука широко распахивает дверь, из чего я заключаю, что дом – его. И исчезает в черном дверном проеме, словно в пасти диковинного животного. Мне ничего не остаётся, как нырнуть за ним.

Поначалу после яркого уличного солнца я с трудом могу разглядеть, где очутилась. Пахнет сеном, деревом, спёртым воздухом и костром… Моргаю, привыкая и с интересом озираясь по сторонам. Помещение оказывается огромным. Тем более по местным меркам. Большая темная вытянутая зала с бесконечными грубо сколоченными столами вдоль стен и приставленными к ним лавками. В конце залы невысокий пьедестал с широким деревянным креслом, заваленным шкурами. Освещения нет, лишь солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь мутные узкие окошки и рисующие пыльные линии в воздухе, да красные отблески затопленного в другом конце залы огромного с человеческий рост очага. Фигура ярла, присевшего у огня, на фоне яркого танцующего пламени кажется абсолютно черной и необъемной. Словно вырезанной деталью в театре теней.

– Садись, Хельга,– он подзывает меня к себе нетерпеливым жестом, взмахнув рукой.

– Борга, не пускай пока никого,– совсем другим тоном кидает появившейся было в проеме двери, ведущей дальше в дом, полноватой женщине. Та, кивнув, тут же исчезает.

У меня начинают подрагивать колени. Так сильно, что я еле иду к Хотборку. С каждым шагом будто все сильнее вязну в дощатом полу. Когда все-таки преодолеваю расстояние между нами, ноги окончательно подкашиваются, и я плюхаюсь на скамейку напротив и завороженно смотрю, как отблески огня лижут смуглое лицо ярла. Как вспыхивают темными искрами его черные внимательные глаза. Мне сложно поверить, что от этого малопонятного мне человека сейчас зависит моя судьба. По спине ползет противный липкий холод, ладони потеют. Я перевожу взгляд на танцующий в очаге огонь, натягиваясь как струна.

– Что ж ты молчишь, Хельга? – хрипловатый низкий голос Хотборка царапает нервы, – Вон уже и Борга ждет, чтобы забрать тебя. Вечно ей рук не хватает. Хочешь, вставай да сразу к ней иди. Только не знаю, долго ли продержишься. Уже к вечеру весь Унсгард загудит, что ты ведьма…

Ярл криво улыбается, беря в руки кованый прут, и шевелит поленья, разбрызгивая во все стороны шипящие искры. И я невольно вспоминаю, что пятки мои шипели почти так же. Поджимаю босые ступни, облизываю вмиг пересохшие губы и с трудом выталкиваю из себя заготовленные слова.

– Я умею видеть будущее, ярл, – судорожно вдыхаю, набирая воздуха, чтобы продолжить.

Я долго думала, пока мы плыли, и пришла к выводу, что в их темные времена провидицы должны быть в цене, а проверить, правда ли я местная Ванга, Бьорку будет сложнее всего. Это же не фокусы с зеленоватым свечением из ладоней, как у Ульриха.

-Но я не ведьма. Не такая, как ваш ведьмак, заговаривающий ветер, – уточняю дрожащим от волнения голосом, – Так я не умею, прости.

На секунду жмурюсь и осторожно поднимаю глаза на молчащего Хотборка в ожидании его реакции. Господи, хоть бы ярлу этого было достаточно.

-Что ж, – медленно тянет ярл, щурясь, – Честно говоря, в первый раз слышу, чтобы Вейла могла только приподнимать завесу грядущего, не умея ничего больше…

-Вейла? – тупо переспрашиваю я. Он ведь со своей невестой о какой-то Вейле говорил. Я подумала, что это имя.

– Да, дочь богини Серого мира, ткущей нашу реальность. Суровая матерь, Вель, делится со своими дочерями ниточками знаний из полотна вечности. Они часть неё, и поэтому каждая, способная прикоснуться к ниткам Вель, Вейла, – он поджимает губы и подается ко мне ближе, вскидывая брови и упор смотря в глаза,– Так ты Вейла, Хельга?