Простая История. Том 4

А Николь утопала в счастье. Рядом был Джеф. Он явно сначала чувствовал себя не в своей тарелке, пытался контролировать себя ухаживая за ней. Спрашивал удобно ли ей, хорошо ли она лежит, не тесно ли так, что ей хочется, чтобы он ещё для неё сделал. Николь ничуть не раздражали эти вопросы – она находила их абсолютно естественными, и сама спрашивала примерно то же. Они так соскучились друг по другу, что напряжённость их не сразу оставила обоих и в этих вопросах Николь ощущала его желание сделать её счастливой. Она с удивлением сердито уловила какую-то странность в себе, и Джеф явно чувствовал этот налёт досады. Вряд ли этому виной была незапланированная разлука, ей словно мешало что-то внутри неё. Признаваться Джефу не хотелось, хотелось, чтобы ему было хорошо. Но он явно ощущал её недоумение: Николь чувствовала, как он притормаживал себя, потом замедлился и совсем остановился ещё до того, как она с лёгким стоном шепнула: "что-то не так".

Джеф непроизвольно прикинув время действия биологических часов Николь – действительно что-то не так.

– Что не так, жизнь моя? – Тревожно спросил он и, узнав, что ей просто больно, утешил: – Не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю. – Решив про себя, что нужно обязательно выяснить, что именно не так.

Его утешение Николь насмешило: она и так знала, что Джеф ничего плохого ей не сделает. Ей не хотелось причинять боль ему, что она ему тут же и выложила. Джеф нежно засмеялся в ответ:

– Думаешь, я не придумаю способ, который устроит нас обоих?

Осторожно переместил Николь, не выпуская её из рук, так, чтобы ей было удобнее.

Как у него так всегда получается? Даже самая настоящая проза жизни становится чудом. И ведь, кажется, он не прилагает к этому никаких усилий.

Он просто поражал её своей чуткостью. Она не ожидала, что может такое богатство ощущений родиться от присутствия Джефа рядом и заполняющей её маленькую комнату "Nebel" когда она, забросив все мысли и опасения, и просто доверилась ему.

Николь посматривала на него изредка и видела, насколько он соскучился по ней. И нужна была ему она сама, а не как возможность развлечься, не как человек, перед которым можно демонстрировать свои таланты. Первое удовлетворение настигло его почти мгновенно, но он не отдалился, хотя явно сразу захотел спать.

Посмеиваясь над собой, поставил на круг на её компьютере полусимфонические роммштайновские инструментовки, сказав, что ему нужен ритм. Плыл над ними тяжёлый голос, поддержанный богатством электронного звучания. Николь не раздражала неторопливая нежная методичность Джефа – наоборот, его размеренная неторопливость очень подходила сегодняшней ночи. Обычно, при их прежних встречах скрыто присутствовала какая-то недоговоренная, просто по умолчанию, защита друг друга. Они всегда оба старались не напоминать друг другу о времени. Здесь же, запершись в маленькой комнате Николь, они, как ни странно, почувствовали себя свободными, оба: Николь видела это, наблюдая за Джефом.

Он был явно привычно захвачен спокойствием и чёткостью музыки – она помогала ему сочетать движение и паузы. Николь представить не могла о чём он думал, целуя и лаская её, да и не размышляла об этом, просто наслаждалась его мощным присутствием, его ладонями, его нежной силой. Её беспокоила собственная медлительность, но Джеф ухитрился заставить её забыть и об этом. Он осматривал её с таким восхищением, с такой плавной лаской делал ей массаж, что тревожные, да и не тревожные мысли улетучились. Николь облегчённо наблюдала, как он загорается и ювелирно сдерживается, с поощрительным удовлетворением помогая ей разрядиться и это выражение удовольствия в нём было красноречивее всех слов. Ничего больше в жизни ей не нужно было, кроме неизменной надёжности Джефа, поразительной и пронзающей всю её душу. Сначала ей всё хотелось спросить, о чём он думает, но с каждой минутой это любопытство отступало всё дальше после каждого взгляда Джефа или его поцелуя. Их обоюдное спокойствие не нарушил даже вопрос Джефа не больно ли ей, когда он оглядывал её спину, исследуя взглядом длинные синевато-сиреневые дорожки от проводов, заканчивающиеся круглыми петлями на рёбрах. Николь только покачала головой, но Джеф явно щадил её, постоянно помня об этих шрамах и о внутренней неясной боли, которую она испытывала. Когда-то, рассказывая ей о своём детстве, он однажды сказал, что его никогда не били дома. И сейчас он вдруг сказал, что хорошо понимает, что такое побои – его била жизнь во взрослом возрасте. И, может, лучше, если бы его лупили дома, как Стива, чем получать такие затрещины как он, будучи усатым дядей. Взрослому тяжелее переносить житейские тычки.

Николь не согласилась с ним. У неё было своё мнение о воспитании. Далеко не всех учат воспитывать детей, но все стремятся их иметь. И храбро переносят свои детские воспоминания на воспитание собственных малышей. Если посмотреть, как кто-то воспитывает своего ребёнка, сразу можно догадаться как воспитывали этого человека и что с ним было в детстве, даже когда человек отталкивается от противоположности. Некоторые так не приемлют поведения родителей, что стараются действовать наоборот, но и тогда их методы всё равно являются зеркальным отражением, противопоставляются родительским и легко вычислить, какое воспитание они получили сами – жёсткое или мягкое.

– Сногсшибательная теория, – сказал Джеф. – Хотя мне нравится. И как ты собираешься воспитывать наших детей?

– Никогда их и пальцем не трону, – с горячностью сказала Николь.

– Спорный вопрос. Это хорошо говорить, когда детей нет, но знаешь сколько родителей готовы побыстрее отлупить своё чадо, лишь бы оно замолчало, – усмехнулся Джеф.

– Так ты приверженец английского воспитания!? – Возмутилась Николь. – Полагаешь, кто жалеет розгу, тот портит ребёнка?

– Ни в коем случае. Розга розге рознь, – смеясь, покачал головой Джеф. – Воспитание это всего лишь переключение внимания. Оно почти бесполезно само по себе. Тут проблема терминологии. Ребёнок уже рождается со своим характером. Его нужно только обучить жить в этом мире. А это образование, но никак не воспитание. А образование весьма успешно обходится без розог. Просто использует неудовлетворительные оценки.

– Я тебя не понимаю, – заявила озадаченная Николь. – Откуда тогда берётся масса того отребья, которое заполняет тюрьмы и идёт на электрический стул, или живёт себе припеваючи, не пойманное.

– Это как раз и есть представители никудышного образования, которых научили ошибочным правилам общежития, основанным на эгоизме, а не на любви к ближнему. Ты же сама говорила, что в каждом есть добро, нужно только уметь смотреть. Знаешь, что меня поразило, когда я лечился от заикания? Что даже самый последний кретин будет прекрасным исполнителем на каком-либо музыкальном инструменте, если его научить. Добро, как и музыка, связано с внутренней сущностью человека, напрямую с душой. И любой человек на них отзывается.

Николь только вздохнула.

– Что-то моё умение смотреть на людей с позиции любви даёт последнее время серьёзные сбои сразу в нескольких направлениях.

– Ты просто увлечённо смотришь только в одну сторону, – улыбаясь, сообщил ей Джеф, проводя ладонью по её плечу.

– Скажи ещё, что тебе это не нравится! – Усмехнулась Николь.

Так, пересмеиваясь, они и заснули в конце концов, забыв начисто о времени, дрожащие от усталости, обняв друг друга. Николь проснулась на рассвете. Джеф спал рядом, привычно закинув правую руку за голову. Она приподнялась на локте, чтобы лучше разглядеть его. Он лежал тихо, лицо спокойное, тени от длинных ресниц на щеках. Его размеренное дыхание было таким сонно-длинным, пока она рассматривала каждую его чёрточку: прямой нос с несколькими тёмно-жёлтыми веснушками, ровные линии бровей, лоб с тонким шрамом у корней волос, убегающим вверх и прячущимся в кудрявых прядях.

Джеф!

Она легко могла представить себе, каким он был малышом, каким мальчишкой, каким подростком. Даже не потому, что она все его детские фотографии помнила наизусть, а просто в его лице просматривались эти детские черты. И то, что он сейчас стал таким, каким она увидела его впервые и полюбила, было почти грустно, потому, что сразу приходил на ум тот тяжёлый путь, который ему пришлось пройти. Вот эти горестные морщинки возле рта: говорят, морщины появляются от смеха. Почему же тогда они выглядят так печально? А длинная морщинка на лбу: может, она появилась от того, что он морщил лоб от напряжения, когда ему вставляли спицу в правую ключицу? А эти две складочки над переносицей? Джеф, если обеспокоен, всегда сводит брови вместе. Может, и складочки появились тогда, когда уехали родители? Белая неровная ниточка шрама напоминала о том, насколько он тонко изучил себя и как усилием воли "гасит свои вазомоторы", как он сам выражается.

Джеф лежал под её взглядом, не шевелясь. Потом он медленно вытащил руку, нашёл Николь на ощупь и обхватив за плечи, потянул к себе.

– Так ты не спишь? – Тихонько засмеялась она.

– Почувствовал, что ты на меня смотришь, – он открыл глаза.

Николь поддалась покладисто его мягкой настойчивости, устраиваясь на его плече и блаженно потягиваясь. Джеф уютно хмыкнул, прижимая её к себе сильнее…

Перебирая пальцами его волосы, она шепнула:

– Я хочу так просыпаться, именно так, всю оставшуюся жизнь.

– Скоро так и будет – без тени сомнения уверил её он, поднимая голову.

– О чём ты вчера думал?

– Когда?

Она засмеялась, не отвечая и он признался:

– Не думал. Не мог. А потом – о тебе. Что наша жизнь в тумане и ты мой свет.

Он устроился рядом, подпихнув подушку повыше. Николь с интересом окинула его взглядом.

Она была счастлива, весела и возбуждена. На дежурство Джефу нужно в ночь. Впереди почти весь день – ему надо выехать отсюда не позже шести. Если на "Дьяволе". А если на такси, то раньше. Значит, впереди всего только день. Джеф вздохнул и Николь, мгновенно угадав причину вздоха, тоже погрустнела. Отгоняя мысль о разлуке, улеглась на грудь Джефа, положив подбородок на правый кулачок. Провела пальцем по его лбу, по носу, потрогала губы.

– Что ты делаешь? – Спросил он, наблюдая за ней.

– Стараюсь тебя запомнить, чтобы было что вспоминать, пока тебя нет рядом.

– Мне сегодня приснился сон, – сказал, немного сумрачно Джеф, разглядывая задумчиво и ласково склонённое к нему её лицо.

Николь! Глаза с тонкими жёлтыми прожилками возле зрачка и маленькой чёрной точкой на правой радужке, тонкий нос, с весело вздёрнутым кончиком, лёгкие голубоватые тени вокруг глаз: кажется, сегодня он не дал ей выспаться. Она молча ждала продолжения, доверчиво опершись на него. Джеф медленно провёл ладонью по её волосам, наслаждаясь их шелковистой гладкостью.

Начал рассказывать:

– Война. Закончилась уже, ещё идут бои кое-где, но не у нас. Здесь тишина, разрушенные дома, новое кладбище среди полей. Земля покрыта пеплом. Уныло вокруг и радость в сердце. Люди, измождённые, со светящимися лицами. Работают из последних сил над восстановлением разрушенного. Мой самолёт – обычный биплан, только грузовой, этакий синтез прошлого и будущего, как всегда бывает во сне. Самолёт фанерный, обтянут почему-то фольгой и когда летишь в крыльях отражается солнце. Внизу: сочно-зелёные квадраты, перечерченные жёлтыми полосками дорог. Сверху я смотрю вниз и вижу, там, у нас, на освобожденной территории притаилась вражеская база: среди зелёных квадратов – чёрное мазутное пятно. Люди, цистерны с горючим, техника. Суета началась, когда появился в небе я, начали всё затягивать камуфляжем: ещё немного и исчезнет, растворится на земле под прикрытием маскировки эта грязь и я их потом не найду. И мерзкое ощущение бессилия: у меня, ни боеприпасов, ни бомб, связь не работает, а когда я вернусь будет поздно. Тогда я решил, что единственный выход: заставить их обнаружиться. Надо их напугать. Самолёт тяжёлый, решат, что опасен, начнут стрелять, их сразу вычислят. Развернулся и захожу, как для бомбежки. Внизу засуетились, расчехлили пушки, давай палить по мне. Раза три над ними прошёл, в пробитых фанерных листах ветер засвистел, потом все-таки серьёзно подбили, пришлось тянуть домой. Далеко. Хвост за мной чёрный, огоньки пламени языками. Сижу в кабине, ворочаю штурвал и ощущаю за спиной огонь. Кто-то был там со мной, в этом самолёте, боролся с огнём. Успешно, видимо, раз не сгорели. Куда-то он потом делся, помощник этот невидимый. Но я сел. Ходил возле самолёта, гладя его – он превратился из красивой лёгкой машины в гору мусора – прикидывал, можно ли вернуть его к жизни. И вот странно, вроде всё в порядке: противника обнаружил, задание выполнил, самолёт посадил, а злость от бессилия осталась. Словно вина моя, что этот самолёт больше не взлетит. Хоть и красиво это было до боли сверху: зелёно-жёлтая карта. Порой встречаются облака – небольшие и округлые, как барашки. Свист ветра, ощущение полёта.

– Ты хотел бы летать? – Тихо спросила она.

Он коротко и тихо выдохнул носом, как хмыкнул.

– Теперь не знаю. Столько лет прошло… Но… Да, наверное.

Джеф всё так же задумчиво смотрел на неё. Медленно пригладил её взлохмаченные волосы. Его руки едва касаясь скользили по щекам Николь, дотрагивались до кончиков бровей, уголков губ. Она разглядывала его нахмуренные брови, вдруг потемневшие глаза, тонкие складки возле у рта. Он сказал тихо:

– Мне очень не нравится положение, в котором мы оказались. Терпеть не могу неточностей. Сам стал лжецом, тебя вынудил врать отцу. Ещё и Марину втянул. Неприятно, – он поджал губы, чуть покусывая их и качнул головой. – Это пачкает наши отношения, понимаешь?

Николь молчала, обеспокоенная его словами. Её глаза совсем загрустили. Он улыбнулся.

– Не унывай, – он пропустил пальцы в её волосы, наслаждаясь ощущением их лёгкой прохлады в ладонях. – Не могу так больше. И расстаться с тобой, даже на сутки, не в силах. Я теперь без тебя просто жить не смогу. Ночью кончится моё дежурство. В пять буду дома. Утром приду к родителям просить твоей руки. Через пять дней тебе восемнадцать лет, у тебя экзамены начинаются. Сдашь и уедем. И будь, что будет. Не могу так больше, правда.

27

Николь обняла его, прижавшись лбом к его груди. Джеф, гладя подбородком её шелковистую макушку, оглядывал комнату. Когда она успела убрать синих жаб?

– Хочешь есть? – Поинтересовалась Николь вместо ответа, как будто её согласие с его планами и не требовалось.

– Ещё бы. – Подтвердил он, улыбаясь.

Это было стоящее предложение.

– "Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви"? *(Песнь Песней). – напомнила, посмеиваясь, Николь и Джеф решил, что она повеселела.

Засмеялся облегчённо тоже – значит, его план принят.

– Я сейчас не удовлетворился бы и слоном, – признался он. – Мне нужно вылезти из подземелья и пойти повиниться перед твоими родителями.

– Нет уж. Не бери мою вину на себя, – погрозила ему пальцем Николь.

– Да оба хороши, – сообщил ей Джеф. Осторожно приподнял её, подтягивая ближе к себе. – Иди-ка сюда.

Поцеловал. Немного отстранился, разглядывая её своим улыбчивым взглядом.

– Вообще-то знаешь, зачем я к тебе пришёл?

Николь смотрела вопросительно.

Наконец-то сюрприз?! Ну-ну.

– Отдать ключ, – сказал он, посмеиваясь.

– Что же это такое! – Возмутилась Николь. – И это всё!?

Отдать ключ, надо же!

– Ты вместо того, чтобы громогласно негодовать, лучше спроси – какой?

– На меньший, чем от твоей души, не согласна, – отрезала она.

– А он и есть от моей души и от жизни тоже, – признался Джеф.

Дотянулся до груды своей одежды, вытащил джинсы и порылся в карманах. У него там оказалось много интересного: неполный батончик мятной жевательной резинки, мятый старый ресторанный счёт, длинненький футляр, похожий на футляры для часов. Джеф подвинул его к Николь, сказав:

– Это вообще-то тоже тебе. Так, мелочь. Надеюсь тебе понравится.

Она открыла его, пока он продолжал свои поиски: Джеф в джинсах – сразу ясно, он нуждался в утешении, когда одевался. Футляр не поддавался, а потом вдруг распахнулся разом, вытряхивая содержимое. Действительно, мелочь.

Браслет. Очень красивый. Это был серьёзный подарок. Ей тоже захотелось подарить ему что-то, но всех её карманных денег вряд ли хватит на что-то дорогое. И что дарить, интересно? Что-то, чем он пользуется каждый день. Но не бритву же! Фу, такая проза! Запонки? Да у него все рубашки с пуговицами.

Что дарят мужчинам перед свадьбой? Часы? Нет, нельзя – часы к расставанию. Письменные наборы? Органайзер? У него всё в компе. Зажигалку? Джеф не курит. Нет, теперь курит, но он же сказал, что бросит. Смысл тогда дарить зажигалку? Вместо ручки у него электронная записная книжка, и часы он, кстати, не носит, потому, что они вечно у него ломаются. А время есть и в записной книжке.

Джеф пробормотал: "О! Вот," запуская руку в задний карман.

"Он носит галстуки каждый день!" – Осенило Николь, пока она смотрела на него. Надо ему подарить серебряную булавку для галстука, на это её карманных денег точно хватит. Джеф достал пару длинных резных палочек с болтающимся футбольным мячиком: брелком-свистулькой.

Николь застряла на выдохе.

– Ты мне принёс ключи от твоего дома? – Воскликнула шёпотом, изумлённая, принимая в сложенные ладони увесистое сокровище.

Посмотрела на него. Он, улыбаясь, снова откинулся на подушку, наблюдая за ней, потом помог надеть браслет, который она крутила в пальцах. Прикрыл глаза на её тихое: "спасибо", целуя мягкими губами её руку. Хрипловато извинился вместо ответа:

– Боюсь, что рояля ты там теперь не найдёшь.

– Я его потом у тебя заберу, – не задумываясь отмахнулась Николь, поворачивая ладонь под его поцелуями и рассматривая его движения.

– Но мебель там найдётся. Мы ничего не вывезли, – утешил он её, согревая дыханием её кожу. – И даже кое-что вернули назад: комп с твоими файлами и содержимое библиотечного стола.

Она некоторое время молчала, взглянула на ключи, потом зажала связку в кулачок и оперлась на грудь Джефа.

– Почему ты его не продал? – Спросила она серьёзно.

– Ты же не хотела?

– Я не говорила.

– Говорила. Я хотел его продать. Ты не хотела. Я видел. Не беспокойся: я поймал всех зайцев без моральных потерь.

– Это как? – Непонимающе поинтересовалась Николь, хмуря светлые брови.

– Я его продал. Ты его купила, – сообщил Джеф. – Всё совершенно законно.

И засмеялся.

О-о, как тут у него всё устроено…

– Боже! – Шепнула она, моргая побыстрее, чтобы слёзы не помешали. – Как я его хотела купить! Но денег матери мне бы точно не хватило, а просить у Майка я не могла. Мне неудобно было предлагать тебе продать его. И всё равно без тебя там плохо.

– Спасибо. Премного благодарен за признание, – с шутливой чопорностью склонил голову Джеф. – Иди сюда. Я хочу получить оплату. Мне причитается поцелуй. Откровенный и стопроцентный.

– Где мой нескучный поцелуй, да?

– Вот-вот,– согласился он. – Я уйду на дежурство и не смогу вырваться, что бы хоть взглянуть на тебя. Значит, "нескучный поцелуй"? Хорошее название. Ёмкое, – Джеф снова засмеялся, склоняясь к ней. И вдруг спросил тихо: – Ники, а если ты беременна?

– Скажи ещё, что ты не хочешь, чтобы я родила тебе сына!

– Очень хочу, но вряд ли со мной будет согласен твой отец.

– Зато тогда он не будет против нашей свадьбы. Ну, что у тебя за разговоры! Перестань. Лучше поцелуй меня.

Николь, обняв его, заставила его перекатиться на кровати.

– Эй-ей, поосторожнее, – взмолился он, ёрзая и хихикая от играющих на его ребрах пальцах. Чего-чего, а щекотку ему переносить иногда было трудно. – Ты, домовладелица, не погреби себя под грудой мышц.

– Груда мышц, ха, скажи уж честно: мешок с костями! Сплющенный от голода.

– Нет, не согласен. До Стива мне, конечно, далеко, но я не доходяга.

Николь засмеялась.

– Ах! Какие нежности по отношению к своей персоне.

Если они не согласятся выдать её за него замуж, размышлял тем временем Джеф, глядя как она прыгает по комнате, придётся копаться в законах, может, всё же есть где поблажка? Хотя, после окончания школы никаких претензий никто не предъявит. Но надо будет потрясти Майка, он сейчас должен хорошо в этом разбираться, не зря же протирает иногда штаны в мэрии. Вот и пусть ищет информацию о прецедентах. И Кайл поможет, изобрёл же он обходной путь, когда разводил с Эммой. А если уж совсем никак, тогда – да, придётся уехать. Трудно, правда, будет: ему ещё довольно ярко помнилась его ностальгия на Окинаве. "Ерунда. Выживешь" – сказал он сам себе.

Потом Ники заявила, что она хочет есть и если сейчас же не закинет что-то внутрь, то у его дома не будет хозяйки. И моментально исчезла, отправившись на поиски еды и захватив его сорочку, чтобы постирать. Ему тоже собственный желудок скромно напоминал о своём существовании. Вот тяжесть заключения: в ресторан не позвонишь. Джеф встал и отправился в маленькую ванную, поскольку всё равно надо было потихоньку собираться. В тесной, залитой солнцем комнате он уставился на себя в зеркало, проводя рукой по щетине. Как Николь это терпит? Сказала, что ей нравится. Такая колючка? Пошутила, наверное, чтобы его не обижать. Он придирчиво окинул своё отражение в зеркале, поморщился. Что же, о вкусах не спорят. Обшарил её полочки. Ничего, кроме щадящего депилятора. Всё ясно. Где бы она вчера вечером нашла ему бритву? Вот впредь и наука: бриться надо на ночь. Джеф засмеялся. Депилятор его даже не расстроил.

Ванная, не такая большая, как внизу в комнате для гостей, смотрела единственным окном в парк. А вот комнатка Николь выходила окном на соседский дворик с пустой клумбой, в которую заехали они с Томом.

Джеф потянулся, отмечая, что есть слабый ветер. Вздохнул.

Значит Николь высматривала его однажды ночью из окна в ванной. Солнце запуталось в ветках деревьев, высвечивая резкие тени. Джеф с грустью отмёл вспыхнувшее желание набрать полную ванну и поблаженствовать хоть десять минут. Увы! Придётся отложить удовольствие до конца смены. Впрочем, и это его не расстроило: всё его тело пело под маленькими пузырьками счастья, искрящимися в нём. Завтрашнее утро можно будет встретить сидя по шею в своем бассейне, отчищаясь перед грандиозным визитом. Заглянула в ванную Николь, подразнила его бритвой, но так и не отдала, пока он не поймал её за талию и не отнял силой, отвлекая поцелуями и боясь, что она порежется. Где она так быстро её раздобыла, у Тома, что ли?

– Сегодня у Стива очередной аврал – сообщил он, намыливая посильнее щеки: Николь забыла принести крем для бритья. – У него Нора летит в Европу.

– Знаю, она сказала, – покивала Николь, сидя на краю ванны и болтая ногой.

Рассматривала, как он бреется.

– Эти её "Парижские каникулы" вечно вгоняют Стива в депрессию, наверное, он просто не любит отбывать повинность в виде родительских собраний. – Предположил Джеф. Добавил, прикасаясь бритвой к лицу и чуть повернув голову. – Да ещё Харт заболел. Стиву его замещать придётся. Может и мне… – И замолчал, надув правую щёку и скользя лезвиями по коже.

Ему всегда нравились дети Стива – двое мальчишек-погодок. Настоящие разбойники. Осенью второй пошёл в первый класс той же школы, куда ходит и первый. За эти пять с половиной месяцев Стив успел выплатить полную стоимость трёх окон. Джеф мысленно усмехнулся. Интересно из-за чего его вызвали сегодня? Кстати о детях! Он вдруг представил Николь с малышом на руках: это было бы прекрасное зрелище. Взглянул на неё, на миг прервав своё занятие и вдруг отчётливо понимая, что впервые пожелал видеть кого-то матерью своих детей. И впервые подумал о Николь, как о будущей матери. Это было такое острое понимание, как игла, почти злобящее.

Она тут же взглянула ему в глаза с лёгкой тревогой, словно пытаясь угадать его мысли. Сказала тихонько, погладив его по левой руке, которой он опирался о раковину:

– Пойду, принесу нам побыстрее что-нибудь перекусить. А то ты так на меня посматриваешь, что того и гляди порежешься.

Джеф засмеялся. Закончил бриться. Залез в душ.

Стоял, наслаждаясь то холодом, то жаром воды, развлекая тело переключением крана. Вспоминал Николь, думая о её сногсшибательной красоте. О невероятном блаженстве от ощущения под ладонями её гладкой кожи, бархатистой и нежной. О мягком перетекании линий её тела, ласкающем взгляд. С какой лёгкостью она его забрасывала в состояние томительного счастья, что он шептал её имя подрагивающим голосом, не с силах успокоить сердце.

Вот так. А ты думал всё просто, эх ты, Медведь!? Есть любовь, нет любви?

И без любви люди женятся, и образуют семьи, и живут? Брак – предприятие, создаваемое по расчёту! Бедные люди. Если они не постигли Любви, им не понять взаимности. А может так и должно быть: чтобы мужчина был старше женщины и намного? Хоть и говорят, что старого кота новым шуткам не научишь, но всё же жизнь ведь учит чему-то? Способен, значит, учиться и мужчина? Когда он становится более понимающим, более терпимым, более открытым? Джеф был уверен, что в свои двадцать пять он был так эгоистичен, что мог просто не заметить такого подарка в своей жизни, как Николь. Воспринял бы как должное. Она тут же появилась, словно услышала его мысленное обращение к ней. Заглянула в ванную, призывно махнула ему рукой, сказала что-то, неслышное за струями душа. Джеф внял зову и вылез, мокрый, голый, потянулся, встряхиваясь. Ему было приятно здесь, словно это был его дом. При всём обманном появлении тут, при всей нелегальщине ночёвки, он был счастлив. Безмерно, с непозволительной роскошью, просто по-хамски счастлив.

Они уселись с Николь на кровати по-турецки, полуодетые и весёлые. Кормили друг друга сладкими блинчиками и сыром с оливками. Совсем невозможная смесь.

– Ты же не любишь сыр? – Посмеиваясь, спросил он.

Посматривал на неё, словно о чём-то размышляя.

– А это сыр? – удивилась она. – Я не заметила.

– Что значит компания, – глубокомысленно отметил Джеф. – В приятной компании топор слопаешь и не заметишь.

– А то, – согласилась Николь. И тут же отметила: – По идее к нашей французской трапезе не хватает только вина. У меня настроение какое-то праздничное.

– Праздник – это хорошо. – Джеф покивал головой. – А вино – нет уж. Дежурство. И я за рулём, – и хлопнул себя по лбу. – Вот чёрт! Я забыл про "Дьявола"! – И он засмеялся.

Его охватило странное облегчение. Интересно, что Марина с ним сделала?

В дверь постучали. Николь подпрыгнула и открыла. С сорочкой Джефа вошла Марина, приехавшая после ланча домой. Том исчез сегодня ни свет, ни заря и, когда Марина добралась до офиса, секретарь Тома сказала, что всё счета, доставленные утром, она уже передала Тому. Это Марину удивило. Какие ещё счета? "На гоночную машину из автосервиса", – недоумённо объяснила Анджела. Шеф всё просмотрел и велел оплатить, что она уже и сделала. Но странно, когда Марина заглянула к Тому, он ничего ей не сказал. Наоборот, весело сообщил, что нашёл заказ и очень хороший. Правда поработать придётся очень плотно, но если за две недели справиться, то можно будет хорошо отдохнуть летом. Она оставила его в мечтах и работе, озадаченная и встревоженная. Поехала домой, потому, что у Тома на ланч деловая встреча и когда она садилась в машину в гараже, Том с Анджелой уже уехали.

– Жуете? – Улыбнулась Марина, стараясь скрыть свою нервозность. Повесила одежду на спинку стула. Разборки с Томом всего лишь отложены до вечера. – Простите, Джеф, я распорядилась вчера вашей машиной. Вызвала бригаду из автосервиса – не могла же я загнать вашего "Дьявола" в гараж.

– А я уж надеялся, что вы его продали, – пошутил он, комично вздыхая.

– Увы, боюсь, ваши надежды не оправдались,– принуждённо засмеялась Марина. – А что, вы так сильно хотите, избавиться от этого автомобиля?

Это было забавно. Марине точно не быть продавцом автомобилей. Можно подумать, это так просто: избавиться от штучного экземпляра, сделанного на заказ, пусть даже устаревшего, но тем не менее оставшегося несбывшейся мечтой любого автолюбителя. Всегда найдутся ценители, готовые купить такую легенду.

Но на это уйдёт далеко не один день.

Джеф качнул головой.

– Нет, пожалуй. Я там кое-что переделал, под себя. Раньше я такие вещи ценил, но сейчас он мне мозги не затмевает. Старая уже машина. Если честно, больше надеялся, что Том теперь в курсе, что я здесь ночевал.

– Он всё равно в курсе, – теперь вздыхать пришла очередь Марины.

Николь сидела молчком, смирненько, переводила глаза с Марины на Джефа. Наблюдала встревоженную маму. Рассматривала смущение Джефа.

– Понимаю, в какое ложное положение я вас поставил, – он нервно сминал пальцами салфетку и не замечал этого. – Как можно скорее постараюсь исправить столь неприглядную ситуацию. Если можно, я хотел бы нанести вам с мистером Гордоном официальный визит, чтобы побеседовать с вами.

– О, конечно, пожалуйста, – насторожилась ещё больше Марина.

Ну вот. Посыпались неприятности, мало ей всего предыдущего. Том сегодня будет весьма недоволен. Не дай Бог устроит скандал. А тут ещё Джеф с подобными просьбами. Она посмотрела на Николь. О чём это он хочет поговорить? Ники, кажется, знает. Может, это вообще её идея. Какой-нибудь бред, вроде погостить у Джефа. Или опять озеро? Спросить у него причину визита было неудобно при Николь. Ладно, посмотрим, всё равно за минуту ничего не сделаешь. Остаётся только ждать вечера и молиться.

– Я, собственно, зашла только сообщить о машине, чтобы вы вовремя вызвали такси. Мне пора идти, – кивнув им обоим одновременно, она вышла. Работы было ещё выше головы.

Нахмурившись, Джеф проводил её глазами, размышляя. Перевел взгляд на Николь.

– Кажется, мама не очень то довольна моим поведением? – Спросил он у неё. – Какой-то у неё вид… Словно она не в своей тарелке.

Николь засмеялась, быстрым жестом поочередно проиграла пальцами в воздухе полгаммы.

– Ты просто её ещё не очень хорошо знаешь. Мама беспокоится из-за папы, а не из-за тебя. Если бы она не была вполне довольна тобой или если бы она хоть чуть-чуть сомневалась в правильности своего поступка, уверяю тебя, и ноги бы твоей тут не было.

– Надеюсь, что так оно и есть.

Джеф уже встревоженный тоже, теперь почти не находил себе места. Он не мог понять, что его беспокоит. Словно Марина, уйдя, унесла с собой всё его спокойствие и умиротворённость. Обычно, когда приходило решение, всегда становилось легче. Но сейчас непонятное тревожное ожидание чего-то неизвестного просто снедало его.

– Знаешь, Ники, – неожиданно сказал он, застревая на многоточиях, хмурясь и пытаясь классифицировать это ощущение. – Если вдруг какое случайное событие… или настроение такое будет…, что тебе плохо станет совсем, ты можешь заглянуть дома в сейф в библиотеке, ты видела, когда я его открывал. Код – имя Николь, если пронумеровать алфавит по порядку. Пятнадцать, десять и так далее. Понимаешь? Там все документы. И код потом смени, слишком прост.