Czytaj książkę: «Точки притяжения»

Часть 1

Кира

Кира была единственным ребёнком в семье.

В её семье было три человека – она, мать и отец. За детство и юность Кира выработала градации «единственности», сравнивая своё положение с семьями других детей: при отсутствии братьев и сестёр рассматривались кузены или подходящие по возрасту дяди или тёти (встречалось и такое), или, наоборот, племянники; иногда в счёт шли лучшие друзья, которые выросли по соседству. Ещё в раннем детстве Кира осознала, что какие бы шкалы она ни изобретала, её баллы всегда были самыми низкими; или высокими – в зависимости от того, какой конец шкалы олицетворял абсолютное одиночество. Её отец тоже был единственным ребёнком своих родителей, поэтому ни о каких кузенах с его стороны не могло быть и речи; его мать и отец умерли достаточно рано, поэтому бабушкой и дедушкой он тоже не мог её обеспечить. У её матери была сестра, но та была бездетной, а их родители – её единственные бабушка и дедушка – жили в небольшом посёлке в двух часах езды от их городка. Лучших друзей, выросших по соседству, у неё тоже не было. Часто, подводя итог этим несладким рассуждениям, Кира вздыхала из-за отсутствия в своей жизни каких-либо домашних животных: её мать страдала аллергиями на шерсть, а отец – раздражительностью по отношению ко всем существам, которые не понимали с первого раза приказания убираться с глаз.

Её родители, вступив в брак, приобрели небольшой одноэтажный дом, который хоть и обеспечил им физическую тесноту существования, был недостаточным для достижения духовной близости: мать и отец быстро поняли, что их привязанность выветрилась сквозняками совместного жилища. Отец был одним из тех никогда не улыбающихся мужчин, которых было вероятнее застать за каким-либо экстремальным занятием, чем выражающим кому-либо свои чувства: даже в ссорах с женой он придерживался сдержанной злости и попыток рационального объяснения своей неудовлетворённости (обычно они сводились к бытовым мелочам) – поэтому ни на какие тёплые отношения с ним Кира не могла надеяться. Мать тоже была склонна сдерживать свои чувства, и с годами её лицо приобрело неизменный оттенок усталости, а её манера держаться – лёгкую сгорбленность. Но, в отличие от мужа, который, как в какой-то момент печально осознала Кира, надеялся, вступая в брак, обзавестись сыном, она всё же показывала дочери свою любовь, и эти проявления, как и её тётя – эмоциональная и полная сочувствия женщина, без поддержки которой её мать вряд ли продержалась бы так долго – были единственными отдушинами в жизни Киры, без которых её лёгкий и восторженный характер с годами непременно бы зачерствел.

Кира никак не могла постичь, каким образом её родители смогли прожить вместе девятнадцать лет, даже если уделяла этим размышлениям отдельное время. В эти же девятнадцать лет она начала задумываться о том, почему сама ни разу не вступала в отношения; каждый раз решая, что ей просто не попадалось удачного случая, она продолжала жить в пассивном ожидании и надежде на обстоятельства. Кира спокойно относилась к своей внешности, не считая её ни уродливой, ни прекрасной; своё лицо она определяла, как приемлемое, а фигуру – как подтянутую; её рост превышал средний, но и в этом она видела много плюсов. Её лучшая подруга, с которой она сошлась в средних классах школы, была, наоборот, постоянно недовольна своим видом. Киру это немало удивляло: лицо подруги было милым и почти детским, и сама она была приятно маленькой и тонкой. Её подруга обожала видеоигры, и Кире казалось, что стоило ей стать чуть увереннее и начать посещать те геймерские сходки, про которые она много говорила, но на которых почти ни разу не была, то она сразу бы привлекла к себе взгляды участников противоположного пола, которых на таких собраниях было немало. Но подруга – её звали Алиса – была сдержанной, немного угрюмой и необщительной и почти всё свободное время проводила за увлечением: играя в игры, смотря, как в них играют другие и обсуждая игры онлайн. Её светлые волосы отдавали яркой солнечной желтизной, цвет которой не сваливался в белёсость и в то же время отстоял от оттенков мёда; она любила носить свои волосы в двух недлинных низких хвостиках, которые, сочетаясь с её большими широко открытыми глазами и чуть испуганным взглядом исподлобья, делали её похожей на настороженного зверька и настолько умиляли Киру, что ей хотелось теребить её за щёку. Волосы самой Киры были длинными, имели насыщенный коричневый цвет и немного вились; обычно она собирала их в большую объёмную шишку, из которой иногда выбивалась пара лёгких прядей, пересекавших её щёки и обрамлявших её лицо.

После окончания школы подруги взяли один год на передышку – чтобы определиться с желаниями и лучше распознать свои наклонности; по его прошествии они, к радости друг друга, выбрали один и тот же университет. Городок с университетом находился в часе езды от их родного городка, поэтому они решили заселиться в общежитие, где стали жить вдвоём в одной из комнат на первом этаже, возвращаясь домой по выходным или на каникулах.

Когда Кире исполнилось двадцать лет, она обнаружила (помимо абсурдного ощущения непоправимой старости от приобретения двойки в начале возраста), что тактика ожидания не работала: она всё ещё ни разу не вступала в отношения. Она решила, что настало время что-либо сделать, и начала думать об улучшении своего внешнего вида. Стиль одежды её устраивал; более того, она стала бы возмущённо сопротивляться, если бы кто-либо попытался заставить её одеваться иначе; ей нравился свободный стиль, в котором она для подчёркивания своего роста и фигуры любила комбинировать обтягивающее с просторным: свободные джинсы с приталенной майкой или просторный джемпер с обтягивающими брюками – и, конечно же, кеды или кроссовки; в своей одежде она чувствовала себя настолько раскованно и свободно, что от мысли о будущем поступлении на работу и столкновении со страшным явлением дресс-кода ей становилось дурно. Рассмотрев себя в зеркало, она решила, что ей стоило поработать над внешним видом волос: её неопрятная шишка и лежащие поперёк щёк пряди делали её образ неаккуратным и смазанным. Решив, что чёткость линий – это то, что ей было необходимо, она пошла в парикмахерскую и сделала классическое каре: не слишком короткое, но и не длинное. Парикмахер предлагал ей сместить пробор с центра на бок и, возможно, сделать чёлку, но она отказалась. Получив новую стрижку, она убрала часть волос за ухо и увидела, что одна из прядей так и продолжила спадать на лицо; этот локон, однако, теперь броско заканчивался чуть ниже подбородка и выглядел не небрежно, а немного притягательно. Её слегка пышные волосы перестали смотреться длинной и путаной шевелюрой и наполнили новую форму выразительным объёмом.

Когда Кира пришла из парикмахерской, Алиса бросилась к ней и, держа её за плечи и отодвигая от себя, как газету, начала безостановочно расхваливать её новый образ.

– Ну вообще! Ну всё! – повторяла она, исчерпав запас членораздельных комплиментов.

– Что «всё»-то? – спрашивала Кира, пытаясь аккуратно снять её руки со своих плеч и удержать улыбку.

– Всё, все парни твои.

– Да мне бы хотя бы одного…

***

Следующим шагом к попытке вступить в отношения должны были стать действия: нужно было хотя бы начать искать. Она чувствовала, что была настолько готова принимать чувства и одаривать ими избранника, находилась в таком отчаянии от сочетания своего возраста с отсутствием опыта и так хотела познать все стороны отношений, что почти что решилась воспользоваться сервисами знакомств, несмотря на то что раньше по своей подростковой наивности презрительно думала, что никогда ими не воспользуется. До этого дело не дошло: начав ходить в новом образе в университет, Кира заметила, что один парень со старшего курса начал заинтересованно провожать её взглядом; более того, он делал это настолько подчёркнуто, чтобы, судя по всему, быть уверенным в том, что его намерения не ускользали от её внимания и считывались однозначно. Парень, по мнению Киры, был привлекательным – уверенным в себе, высоким и не сутулым; он, по всей видимости, выбирал свою одежду с не меньшей тщательностью, чем укладывал волосы по утрам. Было одно «но» – она понятия не имела, что нужно было делать. Подойти к нему? Но что сказать? Дать понять, что она не против, чтобы он подошёл к ней? Но как? Думать, к счастью, ей пришлось недолго: он подошёл к ней сам, и первыми словами, которые она от него услышала, были «девушка, а можно с вами познакомиться?», сказанные такой развязной интонацией, что она поморщилась и немного отпрянула. Знакомство тем не менее состоялось, и, без слов договорившись о том, что они считали друг друга привлекательными, они начали встречаться.

Кира говорила себе, что любит его, хотя признавалась, что это ощущение отличалось от того, что ранее обещал ей её заждавшийся потенциал; может быть, ей просто долгое время хотелось кого-нибудь любить, и она убедила себя в том, что её текущая симпатия и являлась любовью; долго на этих мыслях она обычно не останавливалась. Моментом, заставившим её ненадолго задуматься, стала прогулка с Алисой, во время которой та задала Кире вопрос:

– Как у тебя дела с парнем?

– Нормально, – спокойно ответила Кира, пожала плечами, и тут же подумала, что об объекте своей любви обычно рассказывают не так.

В отношениях с ним она, по крайней мере, удовлетворила всё своё любопытство; более того, побывала в таких ситуациях, участницей которых она себя ранее не представляла – к примеру, в ссорах со швырянием вещей или в перепалках в общественных местах, в которых поначалу она была слишком взвинченной, чтобы обращать внимание на других людей, а затем слишком пристыженной, чтобы смотреть по сторонам. Тем не менее, им удалось оставаться в отношениях чуть больше года. Переломным моментом стала годовщина, в которую они поссорились, пытаясь вспомнить достоинства своего союза. Неизбежный разрыв оказался неприятным, умеренно болезненным и на удивление освобождающим. Из отношений она вышла немного другим человеком: они помогли ей осознать собственную ценность, расширить границы своего достоинства и сгладить своё поведение – раньше, пытаясь компенсировать недостаток любви в семье и получить любовь всех окружающих, она в своей неуверенности в себе улыбалась направо и налево, призывая всех вокруг любить её за одну только позитивность. Теперь же она стала более зрелой, более выдержанной и более искренней; теперь ей казалось, что она открыла свой настоящий характер.

***

Когда ей исполнился двадцать один год, из семьи пришла парализующая своей необратимостью новость: отец, как стало известно, был смертельно болен – по прогнозам врачей ему оставалось в лучшем случае пять лет. Её мать плакала так, как никогда до этого: Кира и тётя обнимали её и слушали постоянно прерываемые судорожными всхлипываниями лепетания о том, что они только-только решили развестись, что она хотела продавать дом, что она очень устала и не знала, что думать и что делать. Проведя несколько часов в объятиях семьи, она вытерла слёзы, решительно встала и холодно заявила, что она на самом деле знает, что думать и что делать: её муж как-никак являлся её мужем и отцом её дочери; она будет ухаживать за ним и доведёт его до достойного конца – в своём доме и в окружении своей семьи. Надежды Киры на переезд в большой город, который она планировала примерно через год, тоже оказались лишь надеждами; больше думая о благополучии матери, чем о своём, она окончила университет, нашла работу в родном городке и осталась жить дома.

***

Когда Кира выбирала себе профессию, то в первую очередь думала о том, что желала от рабочих будней спокойствия, понимая под этим словом удалённость от всякого рода внешних контактов и прямой работы с клиентами. Придя на работу в ту небольшую фирму, в которую ей удалось устроиться, она решила, что профессия оправдала свои ожидания: она целыми днями сидела за компьютером и выполняла назначенные ей задания. Иногда процесс становился сложнее и запутаннее, чем простое получение заданий и их усидчивое выполнение, но это было скорее достоинством, чем недостатком; недостатки же были в другом: офис, к примеру, занимал несколько просторных помещений, в которые было втиснуто столько мебели, что за теснотой не сразу удавалось распознать изначальный простор. И, конечно же, были коллеги. Поступив на работу, Кира начала лелеять надежду на то, что среди коллег она сможет встретить кого-нибудь, кого можно будет взрастить в любовный интерес; более того, начав ходить в офис, она обнаружила, что в её отделе работало несколько парней её возраста и чуть постарше. Парни, как показало время, оказались настолько чудны́ми, что не только не годились для потенциального любовного интереса, но и своим поведением заставляли её чуть ли не шарахаться от них в сторону. Поначалу они флиртовали с ней, и Кира воспринимала это с любопытством: она воздерживалась от ответной игривости, но, придерживаясь дружеского стиля, давала понять, что она не находила общение неприятным – ей было любопытно, в каком направлении двигался их флирт и было ли у них желание пытаться стать чуть настойчивее; если бы кто-либо из них предложил ей, к примеру, погулять после работы, она бы с удовольствием согласилась: прогулка помогла бы ей развеяться и узнать потенциального партнёра чуть получше – вне удушающей атмосферы офисных стен. Но никто не шёл дальше. Они, судя по всему, развлекались для своего удовольствия: проводили рабочие перерывы, упражняясь в балансировании между комплиментами и скабрёзностью; между дружеской вежливостью и игривым пренебрежением. Спустя какое-то время она начала чувствовать себя тренажёром для их неумелых умственных тренировок; они как будто замечали её готовность к дружескому диалогу, пользовались этим, а потом бросали её так же внезапно, как могли бросить эспандер или гантели, удовлетворившись мышечным утомлением. Кто-нибудь из них, к примеру, периодически подходил к ней и, томно понизив голос, предлагал свою помощь в чём-либо, в чём она будет испытывать затруднения, но при реальной просьбе – подать ли бумаги с принтера или дотянуться до верхней полки шкафа – Кира встречала раздражённое «давай сама, а». Дошло даже до того, что один из них попросил у неё «женского совета» в выборе букета для девушки из соседнего отдела, у которой сегодня был день рождения; букет нужно было купить в перерыве на ланч, чтобы успеть поздравить именинницу во второй половине дня; коллега так жалостливо уговаривал её и упирал на свою вкусовую беспомощность, что голодная Кира пошла с ним в ближайший цветочный магазин и терпела его нерешительность в течение полутора часов; вернувшись в офис, она получила выговор от начальницы за опоздание с ланча; обладатель же со страданиями выбранного букета при входе в помещение настолько удачно юркнул в сторону, что его затянувшееся отсутствие никому не бросилось в глаза. Вдобавок ко всем этим досаждающим эпизодам ей приходилось терпеть бессмысленный и давящий дресс-код; узнав про него после собеседования, Кира вздохнула, пошла в торговый центр и накупила себе простых брюк, строгих блузок и разных балеток: чёрных, белых и бежевых.

В один из дней Кира решила, что её место работы ей осточертело. Но её отец болел, её мать была подавлена, а работа располагалась неподалёку от дома: ей пришлось отдаться будням и пытаться проводить свободное время так, чтобы следующая неделя хотя бы немного отличалась от предыдущей. Она общалась с Алисой, иногда встречалась с бывшими одноклассниками, проводила отпуск в недалёких и недорогих поездках, изредка навещала бабушку и дедушку, гуляла с мамой и тётей и научилась с ужасом осознавать, что время могло идти настолько быстро, насколько раньше нельзя было себе представить: в прошлом – во время учёбы в школе или университете – ей казалось, что каждый последующий год был не похож на предыдущий и что так будет всегда; теперь же недели, месяцы и годы слились в одно большое «недавно» с периодически возникающим жутким осознанием того, что это, вообще-то, было полтора или два года назад.

***

Через какое-то время после начала болезни отца к ним в дом позвонил неизвестный мужчина. Мужчина, как выяснилось, был не таким уж и неизвестным: он сказал, что его зовут Марк и что он был старым, добрым и, если он возьмёт на себя смелость так выразиться, лучшим другом её отца. Отец, оказывается, ждал его визита; мужчины закрылись в комнате, а мать и дочь стали обсуждали, насколько хорошо они помнили рассказы отца про Марка: Кира не припоминала почти что ничего, её мать знала гораздо больше – в те времена, когда счастливые жених и невеста беззаботно делились друг с другом подноготными своих жизней, муж не только рассказывал жене про друга, но даже познакомил её с ним и показывал ей совместные фотографии их юности. Обретя свои семьи (Марк, кажется, женился примерно в то же время, что и его друг), мужчины неизбежно разошлись, но продолжили изредка встречаться на нейтральных территориях; им не помогало и то, что они жили в разных городах – Марк изначально был из того самого большого города, который все, кто жил не там, называли просто «город» – из того самого города, в который мечтала переехать Кира и который был расположен в паре часов езды от их городка.

После того как Марк узнал о болезни своего друга, он был полон решимости приезжать к нему настолько часто, насколько семья, работа и расстояние будут ему позволять; помогало и то, что у него был свой автомобиль.

На вид Марк был ровесником её отца; его неохотно седеющие волосы были тёмно-рыжими, его фигура – плотной, а его лицо – таким открытым и добрым, что если его характер соответствовал бы его лицу, то было бы непонятно, как такой человек смог сойтись с её отцом и стать его лучшим другом. Узнать его поближе ей не удалось: он приезжал к ним, здоровался с ней и с её матерью и тут же уходил к её отцу. Его приветствия, однако, были настолько искренними и вежливыми – он сжимал ладонь каждой из них в своих двух руках и, чуть ли не кланяясь, извинялся за вторжение – что заставляли Киру думать о том, что он был именно таким, каким выглядел.

***

По прошествии нескольких лет после поступления на работу Кира могла бы сказать, что потеряла счёт времени, но это, увы, было не так: болезнь отца заставляла считать годы, месяцы и дни, и поэтому она знала, что с её начала прошло уже почти три с половиной года. Отцу становилось хуже, и они с матерью наняли приходящую медсестру, а Марк стал приезжать всё чаще и гостить всё дольше. В какой-то из этих дней Кира, сидевшая на кухне, услышала настойчивую телефонную вибрацию. Её телефон лежал рядом с ней, телефон её мамы – на столешнице, а тот, который глухо жужжал и, как выяснилось, медленно полз к краю, оказался на столе. Кира подошла к нему и увидела, что на телефоне её отца (это был именно он) отображался неизвестный номер.

– Ма-ам! У папы телефон звонит. Отнести?

Её мама выглянула из прохода.

– Слушай, мы же вроде на этот номер курьера заказывали, – спокойно сказала она, – Ответь. Это он, скорее всего.

Кира пожала плечами и подняла трубку.

– Алло.

– Эм… – протянул мужской голос, который, судя по всему, не ожидал, что трубку всё-таки возьмут; он быстро оправился, – Здравствуйте, я ищу… – уверенно начал он, но после слова «ищу» почему-то замялся.

Другой голос, женский, источник которого, судя по громкости, находился совсем близко к говорящему, зашипел «ты не представился!». Первый голос проговорил что-то в ответ и после невнятных перешёптываний, из которых можно было разобрать требовательное «назови имя!», сказал:

– Марка.

– А. Да, он здесь, – сообщила Кира: Марк приехал примерно два часа назад и всё это время сидел в комнате её отца.

Она услышала, как голос из трубки прошептал находящемуся рядом голосу «он там»; послышался глухой звук (как будто бы от удара об стол), долгий громкий выдох и повелительное «скажи, пусть позвонит!», на что первый голос с вызовом ответил «тебе трубку дать?» и продолжил:

– Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

Женский голос нетерпеливо повторил «ты не представился!», с чем Кира невольно согласилась: кому перезванивать-то?

– Хорошо, но кому? – спросила она.

– Эм… Это его сын.

– Хорошо, сейчас передам.

– Спасибо! – быстро сказал он и резко повесил трубку.

Кира снова пожала плечами. Она негромко постучалась в комнату отца, приоткрыла дверь и обратилась к Марку:

– Я прошу прощения, но, – начала она, приподняв телефон, – вас искал сын. Говорит, до вас не дозвониться.

На лице Марка отразился ужас: он хлопнул ладонью по карману брюк; поняв, что телефон не был потерян, он быстро вытащил его, пролепетал «почему он выключен?», сказал Кире «спасибо», кинув на неё такой благодарный взгляд, как будто бы она спасла его от банкротства, бросил другу «извини, я на момент» и, внимательно смотря на экран включающегося телефона, вышел. Кира прикрыла дверь комнаты и, почти сразу же забыв про этот звонок, продолжила неторопливое утро своего выходного дня.

***

Когда умер её отец, она поняла, что, сколько ни готовься, к такому удару невозможно было быть готовой. Она помнила, как плакала и обнималась сначала с мамой, затем с тётей – как они кому-то звонили, кого-то вызывали, опять плакали, пытались понять, что нужно было делать дальше, и обхватывали голову руками; только к позднему вечеру они, тяжело опустившись на диван, решили, что сделали всё, что в таких случаях полагалось делать.

Похороны были назначены на третий день, и только через два дня они, почти побелев, вспомнили, что не сообщили новость Марку. Её мама нашла в телефоне мужа его номер, позвонила и рассказала ему о смерти друга и о дате похорон.

По прошествии нескольких недель – после спутанных дней, полных соболезнований, вязкого тумана мыслей и решения бытовых неурядиц – тётя позвала их на семейный совет. Она высказала то, с чем Кире и её маме было неудобно согласиться, и начала требовать от них план действий по кардинальному изменению своих жизней. Она напомнила племяннице о её намерении переехать в город, а сестре – о желании продать дом, с которым и до этого не было связано ничего чрезвычайно счастливого, а после смерти мужа – и подавно. Кира и её мама нехотя сопротивлялись, говоря, что ещё было слишком рано, и что такие крупные планы требовали не одного вечера обсуждений; тётя была неумолима и слово за слово посадила им в головы ростки осознания необходимости и неизбежности больших изменений, которые нужно было начать именно здесь и обязательно сейчас. Обсуждая планы будущей жизни, мама и тётя бо́льшую часть внимания уделяли Кире – как самой молодой, ещё не жившей самостоятельно и, по их словам, засидевшейся с двумя тётушками в богом заброшенном месте.

***

Одним вечером, когда Кира и её мама ужинали у себя дома, у последней зазвонил телефон. Она протянула руку к столешнице и, посмотрев на экран телефона и от удивления перестав жевать, сказала с полунабитым ртом:

– О. Марк.

Наконец-то сглотнув, она, стараясь говорить как можно быстрее, чтобы не упустить звонок, добавила:

– Подходил ко мне на похоронах, предлагал часть расходов возместить. Видела его, кстати?

– Да. Больно было на него смотреть…

После этих слов её мама взяла трубку:

– Алло. Да. Да.

Она помолчала, потом, прикрыв телефон рукой, прошептала «плачет» и снова продолжила слушать.

– Да, – заговорила она в трубку, – Она здесь, кстати. Да. Я могу поставить на громкую связь. Ага. Сейчас.

Она отняла телефон от уха, положила её на стол между собой и дочерью и нажала на значок громкоговорителя.

– Это я, здравствуйте, – сказала Кира, удивлённая его внезапным желанием поговорить с ней.

– Кира? – немного робко спросил Марк, – Кира, здравствуй. Я… Я только что говорил твоей маме… В общем… Я соболезную вашей утрате и… Я не знаю, каково… – в этом месте его голос сорвался, но он справился с собой, – У меня тоже есть семья и… – его голос опять сорвался, но в этот раз он не смог сдержать плача и несколько раз всхлипнул, – Я постоянно думаю про вас и очень хочу вас как-нибудь поддержать…

– Спасибо…

– Недавно я вспомнил, что твой папа рассказывал мне о твоём образовании и где ты сейчас работаешь. Я состою в руководстве одной компании, которая… В общем, мы сейчас расширяем штат и… Если ты пришлёшь к нам резюме, то тебя точно возьмут, потому что у тебя есть опыт, и… – он звучал так неуверенно, что Кире стало его очень жаль: видимо, он действительно хотел помочь, но боялся быть воспринятым, как навязывающийся благодетель, – Я не уверен, что могу предлагать такое: может, тебе нравится твоё место, и я…

Во время его речи Кира подняла на маму изумлённые, но озарённые осознанием внезапной удачи глаза. Не отрывая взгляда от мамы, она, медленно подбирая слова, ответила:

– На самом деле мне очень нравится ваше предложение, потому что я как раз собиралась переезжать в ваш город.

Марк резко вздохнул и быстро заговорил:

– Я рад! У нас очень хорошо. У нас просторный офис и… Да! Самое главное: иногородним на первые полгода, – он сделал ударение на этом слове, чтобы показать внушительную длительность этого периода, – предоставляют квартиру, чтобы можно было накопить деньги и, так сказать, твёрдо встать ногами на твёрдую… или как там?.. И квартиры, по-моему, дают в пешей доступности.

Во время этой сбивчивой тирады глаза Киры, всё ещё направленные на маму и как будто пытающиеся своим пристальным взглядом передать обуревавшие её эмоции, раскрылись настолько широко, что далее оставалось только в изумлении приоткрыть рот. Не меняя ни позы, ни взгляда, она, как бы оправляясь от услышанного, всё так же медленно проговорила:

– Это так… здорово. Я обязательно пришлю резюме.

– Я сегодня же вышлю контакты! Я не сомневаюсь, что тебя возьмут. Возьми, пожалуйста, у мамы мой телефон и позвони мне, как тебе ответят.

– Хорошо. Спасибо вам… – сказала она и остановилась, так как не смогла найти слов, чтобы хоть как-то описать всё то, что она сейчас чувствовала, – просто… огромное.

– Я теперь даже не знаю, кому приятнее, – коротко засмеялся он, – Я очень рад. Я сейчас всё пришлю. Ещё раз примите, пожалуйста, мои соболезнования. До свидания.

– До свидания!

***

Марк, как и обещал, прислал контакты почти сразу же – если говорить точнее, то через минуту после завершения звонка. А Кира, как и обещала, обновила и отправила своё резюме, всё ещё немного сомневаясь насчёт успеха этого предприятия. Но предприятие, как и было предсказано, прошло успешно: сначала ей пришло письменное подтверждение, затем поступил запрос на собеседование по телефону, которое, к счастью для обеих сторон, прошло легко и гладко, а затем ей были высланы файлы с подробными инструкциями по адаптации нового сотрудника. Её выход на работу был запланирован на понедельник, идущий после следующего; в выходные перед этим она должна была переехать на новую квартиру. Кира, согласно их договорённости, позвонила Марку и рассказала ему об успехе; он же, если опустить все восторженные излияния и сбивчивые речи, был, опять же, очень-очень рад и попросил её позвонить ему в свой первый рабочий день: он хотел встретиться с ней с глазу на глаз.

Снова был собран семейный совет: мама и тётя обнимали, целовали и поздравляли Киру, хлопая её по плечу и беря с неё неоднократные обещания звонить им каждый день. Дом было решено продать вместе с мебелью; мама переезжала жить к сестре, которая собиралась выделить целую комнату под те вещи из продаваемого дома, которые они захотели бы оставить у себя – ненадолго или навсегда: это должно было решиться не сразу. С собой Кира планировала взять только один дорожный чемодан с самым необходимым; остальные вещи мама должна была выслать ей междугородней доставкой в течение месяца после переезда дочери в город. За сборами в дорогу, подготовкой к переезду, ревизиями одежды, книг, посуды и всего того, что люди могли нажить за всю свою жизнь, две недели пролетели как один день.

С работы Кира уволилась почти сразу же, взяв минимально позволенный в их фирме срок предварительного уведомления – два дня. Выйдя из опостылевшего ей офиса в последний раз, она почувствовала такое освобождающее облегчение, которое чуть ли не довело её до слёзной истерики прямо на тротуаре возле рабочего здания. Более того, в течение примерно месяца после увольнения Кира просыпалась среди ночи от мучительных снов, в которых она каждый раз узнавала, что на самом деле ей никто не разрешал увольняться, что она не ходила на работу уже несколько недель и что ей нужно было собираться и идти туда прямо сейчас, чтобы под ехидное хихиканье коллег и тяжёлый взгляд начальницы объяснять причину своих прогулов и получать публичный выговор; в конце концов она возвращалась на своё рабочее место и находила там огромную гору заданий, которые ей нужно было выполнить до конца сегодняшнего дня.

Мама должна была остаться жить у тёти. Более того, тётя настояла на том, чтобы они вдвоём с сестрой уехали в издавна планируемое и очень давно откладываемое длительное путешествие – конечно же, после того как продадут дом, окончательно разберутся с мелкими проблемами и освоятся с новым бытом.

***

Наконец-то настал тот день, когда Кира в своём двадцатипятилетнем возрасте, в который она вступила всего лишь пару дней назад, вышла из поезда на главном вокзале города, катя за собой чемодан со своими тщательно отобранными вещами и счастливо смотря на солнце, которое светило ей прямо в лицо и грело так нежно и приятно, как будто ласково обнимало её за плечо, прижимало свою голову к её голове и говорило, что сейчас всё будет по-другому и это другое будет таким же светлым, спокойным и приятным, как поздневесенний солнечный свет.

Она доехала на такси до указанного адреса; обнаружив с помощью водителя, что дом, в котором находилась её будущая квартира, оказался расположен в свободном от автомобилей дворе, она вышла на тротуар и, сопровождаемая уютным, но будоражащим своей непривычностью и сулящим новизну обстановки звуком чемоданных колёс, пошла по направлению к дому. Дом оказался одним из многоэтажных корпусов жилого комплекса, двор которого был просторен, уютен и находился в небольшой низине по отношению к основной улице. Ключ от квартиры, как и было указано в присланном ей файле с инструкцией по адаптации иногороднего сотрудника, находился в почтовом ящике, который открывался цифровым кодом, а сама квартира располагалась на пятнадцатом этаже – на четырнадцать этажей выше, чем уровень, на котором она жила всю свою жизнь.