Глава 15
Кацка вытолкала нас с Мариной с камбуза, едва солнце полностью поднялось над горизонтом.
– Ненавижу готовить, когда вокруг ошиваются бездельники, – проворчала она и захлопнула дверь прямо перед моим носом.
От громкого звука боль в голове на миг усилилась, но потом растеклась тягуче и гудяще, затуманила сознание и никак не давала сосредоточиться. Я успела только попить, Мариота торопливо дожевывала что-то, стянутое с кухонного стола, а за моей спиной уже раздавались звуки шагов и по-утренне ленивые голоса.
– Меня раненые ждут, – сказала Мариота и скрылась, едва заметив, что Стэфан показался на палубе.
Я даже не успела ничего ей ответить, потому что меня настиг голос штурмана:
– Эстер, подойди!
Пришлось подчиниться. Дуглас как раз закончил что-то обсуждать с капитаном, и краем глаза я заметила, что у Фредерика волосы ещё не высохли после утренних водных процедур и слегка вьются от соленой влаги.
– Пока я за тебя отвечаю, девочка, ты больше не леди, а младший помощник, – отчеканил он, и хоть голос его по-прежнему казался тихим, он внушал ещё больше уважения, чем вчера.
– А что, есть ещё старший? – спросила я полушутя.
Дуглас скривился, зато Фредерик оценил мою шутку – усмехнулся и ушёл, видимо, не желая мешать воспитательной лекции. А в том, что таковая последует, я даже не сомневалась.
И штурман в самом деле повёл меня по кораблю со своеобразной экскурсией. Долго и занудно, будто специально издеваясь, рассказывал о распорядке дня, о правилах и негласных условиях. Я честно старалась запомнить хоть что-нибудь, но адская головная боль, казалось, сейчас взорвёт черепную коробку.
За завтраком едва не задремала, а после Дуглас отвёл меня в трюм и почти без объяснений всучил карты и координаты.
– На карте ответишь наш маршрут за последний месяц, но только лёгкими грифельными чертами. Я сам потом доработаю – всё равно пишешь как курица лапой, – проворчал он и удалился.
И зачем им понадобилось портить карту? Отчёты для морских богинь составляют, что ли? Однако на расспросы сил не осталось, да и на то, чтобы злиться на ворчуна, тоже.
Примерно полчаса я дремала на неудобном стуле, и трюк Мариоты с поддержанием равновесия уже не казался таким сложным. Но снаружи что-то упало, раздался чей-то крик, ругань, так что снова провалиться в полусон не получалось.
К тому же, меня нашёл Йо. Мокрый, пахнущий рыбой, он привычно вскарабкался на моё плечо, и я едва успела отшатнулся, чтобы не намочить карту и записи. Когда влажная, холодная шерсть коснулась спины, а капли с неё попали за шиворот и промочили тунику, я окончательно проснулась.
Теперь окинула предстоящую работу более осмысленным взглядом и решила, наконец, приняться за неё. Хоть здесь, в общей офицерской каюте, оказалось довольно просторно, к полудню всё равно становилось слишком душно. Похмелье уже понемногу уходило, оставляя в покое несчастную голову, но виски еще ныли. Однако я всё же взяла в руку лист с координатами.
Казалось бы – чего проще, поставить точки на карте по уже готовым цифрам и соединить линии. Такие упражнения я делала на школьных уроках географии. Но просидев над координатами полчаса, нормального маршрута получить так и не смогла: цифры заносили меня то в индийский океан, то в самый центр Африки, то ещё в какие-нибудь неведомые дали. Если бы все точки попадали на море, я бы подумала, что у этого корабля есть какая-то особая возможность быстро перемещаться, но прыгнуть до Гималаев он явно не мог.
Я попыталась переставить местами градусы и минуты, менять широту на долготу, чередовала точки координат в разном порядке, но вскоре окончательно убедилась в том, что старый пень Дуглас О'Ши банально дал мне неверные цифры.
Поначалу я взгрустнула, но потом в сознание ворвалась злость, почти ярость. Я ведь не напрашивалась к нему в ученицы. Хотела, да, но хотя бы из чувства самосохранения не стала бы настаивать на этой роли. Так что за нынешнюю ситуацию он должен благодарить принципы капитана! Но отыгрывается, конечно, на мне.
Я ссадила крысюка на стол и огляделась. Должны же ведь где-то неподалёку храниться и настоящие записи? Нормальный шканечный журнал, в котором значится настоящий маршрут. А ну-ка…
Я привычно прислушалась к ощущениям, пальцы сами потянулись к амулету, но Ксамен-Эк не отозвался. Только знакомая тяга потащила меня в нужном направлении. Почему-то наверх. Но ведь там нет ничего, кроме… Ну конечно, где же ещё храниться важным документам, как не в каюте капитана.
Я сосредоточилась и попыталась найти другие записи, которые могли бы мне помочь, но тщетно.
Пришлось выбраться на палубу. И Фредерик, и штурман, стояли у штурвала, закреплённого так, чтобы его не приходилось держать, и что-то обсуждали. Меня они не видели, а сама подняться к ним без приказа я не могла. Не на этом корабле: стандартные правила подобные вольности запрещали.
Проигрывать первую же партию сварливому старику не хотелось. Но я всё же вернулась к его записям, сложила их вчетверо и сунула вместе с грифелем в карман. Заодно подхватила со стола крысюка, который собирался снова куда-то убежать, но не успел.
В мыслях крутились планы о том, как отвлечь этих двоих, заставить их, а заодно и всю команду, смотреть куда-нибудь в другую сторону, причём подальше. Только одна из идей показалась мне достаточно привлекательной, хоть я и не была до конца уверена, что всё случится именно так, как мне нужно.
Я подняла ладони, на которых Йо беспокойно возился, и посмотрела зверю в глаза.
– Спустись на пушечную палубу и перегрызи какую-нибудь верёвку, которая закрепляет колеса. Надо, чтобы пушка покатилась, и стало шумно, понял?
Крысюк кивнул, ехидно блеснули бусинки-глаза. Я опустила руки, и он деловито потрусил куда-то на палубу.
Солнце пряталось за пушистой тучей, я щурилась то на него, то на волны, изображая безмятежный отдых. На самом же деле краем глаза следила за капитанским мостиком и ждала, когда Йо выполнит свою часть плана.
Дуглас как раз заметил меня и собирался подойти. Наверное, отпустил бы какой-нибудь ехидный комментарий, но в этот момент под палубой что-то бухнуло. Потом ещё раз, и ещё.
И Фредерик, и штурман, почти не сговариваясь, бросились вниз. Многие матросы остались на постах, но всё смотрели под ноги и прислушивались.
Ай да Йо, молодец! Надеясь, что он не попадётся, я скользнула в каюту капитана и, даже не успев привыкнуть к полумраку, нашла журнал. Торопливо пролистала его, вытащила из кармана обрывок бумаги и стала быстро записывать нужные мне координаты.
Почти закончила, когда дверь за моей спиной распахнулась. Я вздрогнула и повернулась. Пальцы разжались, грифель с тихим стуком упал на пол и прокатился по палубе. Фредерик прижал его носком сапога, поднял и осмотрел с деланым вниманием. Лишь после этого поднял взгляд на меня.
– Я, помнится, посчитал тебя чём-то большим, чем капитанская подстилка, но тебя, рыбка, всё же тянет в офицерскую кровать? – медленно произнес о, вопросительно изгибая бровь. Глаза блестели как-то недобро.
– У меня есть имя, – выпалила я первое, что пришло в голову. – И я пришла только для того, чтобы посмотреть корабельный журнал.
– Не много ли ты на себя берёшь, рыбка? – последнее слово капитан выделил особо, и я сжала зубы, чтобы не послать его к чертям. Впрочем, он и так к ним регулярно ходит, если верить мифам.
– У меня не было выбора: никак иначе выполнить задание вашего штурмана я не могу. И я всё ещё человек.
Я выпрямилась. Раз уж поймали, то нечего бояться. Он ведь знает характер Дугласа, так что, может, мне это сойдет с рук.
Пока мы с Фредериком играли в гляделки, я незаметно положила записи в задний карман бриджей. После этого скрестила руки на груди и отвела глаза первой, иначе наша молчаливая битва могла бы затянуться до вечера, а то и до рассвета.
– Человек, говоришь?
Фредерик приблизился так быстро, что я не успела отскочить, его цепкие пальцы сжали моё запястье. Капитан сильно дёрнул мою руку вверх, на уровень глаз, а потом переплел свои пальцы с моими, заставляя выпрямить ладонь.
– Что вы делаете?! – я попыталась отстраниться, ударилась поясницей о стол, по спине растеклась тупая боль, но я и думать о ней забыла, опустив взгляд на свою руку. Вернее на пальцы, между которыми тоненькие, как натянутый целлофан, и не выше сантиметра в высоту сформировались прозрачные перепонки.
– Какого… – голос дрогнул, и я замолчала, хотя на уме вертелось множество ругательств.
Несколько мгновений я пыталась осознать произошедшее, грудь раздирали страх и обида, внимательный взгляд Фредерика нервировал, хотелось закричать, а глаза стали влажными от подступивших слез.
Наконец, я рванулась вправо, освобождая руку.
– Это всё из-за вас! – хриплый крик вырвался из горла не по моей воле. Да и голос совсем не походил на мой. – Вашего чёртова корабля и правил, ради которых вы готовы погубить чужую жизнь!
Я шагнула вперёд, к выходу, но Фрэдерик схватил меня за плечо.
– Я не при чем, – сквозь зубы прошипел он, но слушать оправданий я не хотела.
– Отпустите!
– Сама Стэфану расскажешь, я вмешиваться не буду.
И отпустил. И как только я ощутила, что его сильные пальцы больше не давят на кожу, рванулась к двери. Ничего не замечая, проскользнула в офицерские помещения и, с облегчением осознав, что тут никого нет, наконец-то разревелась.
Кто я теперь? И что мне делать? Нежели – просто подчиняться безумию Стэфана и медленно ждать, пока море призовет и меня? Ответов я не находила. Только чувствовала, как слезы оставляют на щеках горячие дорожки, как щемит в груди и горло сжимается от нового соленого комка.
Но реветь подолгу я никогда не умела, так что уже минут через десять нашла себя сжавшейся углу, как когда-то сидела Мариота, с мокрыми руками, распухшими щеками, но совершенно сухим лицом. Осмотрелась и поднялась, вынимая из кармана мяте записи штурмана, прямо поверх которых я торопливо поставила правильные координаты.
Место печали постепенно занимало спокойствие. Я постепенно осознавала, что все еще жива, что прямо сейчас мир не рухнул, и адская бездна не разверзлась под ногами, и что у меня есть еще немного времени, чтобы обо всем подумать. А пока что не стоит посторонним знать о моей новой особенности.
Чтобы хоть немного успокоить мысли, я принялась с каким-то незнакомым прежде остервенением прослеживать по карте маршрут. Линия получилась внушительная: корабль Фрэдерика в начале месяца шел вдоль берегов Южной Америки на север, на пару дней задерживался у одного из карибских островов – вот уж любопытно, зачем, – а потом быстро нагнал судно Стэфана.
Как только я закончила и подняла глаза, встретилась взглядом с Дугласом.
– Похвальное рвение, деточка, – с насмешкой произнес штурман, не глядя на карту. – Я стоял здесь уже минут десять, а ты даже не заметила.
Дуглас протянул руку, и я отдала ему исписанный лист, стараясь как можно плотнее сжать пальцы, гладкие перепонки между которыми давили на кожу и казались чем-то чужеродным.
– Вы немного ошиблись в цифрах, но не волнуйтесь, все исправлено, – как можно холоднее заметила я, с затаенным удовольствием наблюдая, ка удивленно вытянулось лицо штурмана, стоило ему лишь взглянуть на цифры и карту.
Он долго и придирчиво переводил взгляд с листа на линию маршрута и обратно, и, наконец, отбросив несчастный клок бумаги, рассмеялся. Сухо и тихо, но очень искренне.
– Капитан рассказал мне про твою выходку, – наконец, признался он, хоть я и сама уже догадалась.
Когда Дуглас зашагал к полке и удил из нее какую-то книгу, я напряглась. По поведению штурмана не похоже, что он знает о моем проклятии, но Фрэдерик мог и рассказать. Однако старик шлепнул передо мной толстый том и открыл почти в середине.
– За остаток дня дочитаешь до этой страниц. А теперь иди отсюда, не мозоль глаза, – штурман махнул рукой в сторону двери и отвернулся.
Обрадованная возможностью наконец побыть в одиночестве, подхватила увесистый том и почти вбежала на палубу.
Теперь мне нужен новый план.
Глава 16
Книгу я честно прочитала, хоть мало что из неё поняла. Уже приноровилась к местному языку, да и многое из того, что автор писал о географии, ветрах и течениях, мне давно знакомо, но мысли постоянно вертелись вокруг проклятья. Я с трудом осознавала, что теперь мне нельзя ступать на землю, и совершенно не представляла, что делать дальше. Зато теперь, оказавшись в той же ситуации, что и Стефан, начала лучше понимать его одержимость поисками избавления.
Вечером есть совсем не хотелось. Кацка заставила меня проглотить пару кусков рыбы, но больше я не осилила. Пока она собирала ужин для остальной команды, стянула маленький нож со стола и в тот момент, когда моряки поднялись на палубу для вечерней трапезы, спустилась в трюм. Забилась между ящиками и мешками в дальний угол и теперь сидела, разглядывая собственные руки.
Полумрак тут разгоняла единственная лампа, но она бросала такие длинные тени и светила так слабо, что я видела только переливы на перепонках.
Йо сопел у меня на коленях, но я даже через одежду чувствовала, как напряжено его маленькое тельце. Будто зверек готов был в любой момент сорваться с места и бежать.
За день я так измучилась в попытках скрыть собственные руки, что к вечеру поняла – надо избавиться от перепонок. Хотя бы на время. Когда я смотрела на них, по телу каждый раз пробегала дрожь, а стоило лишь подумать о проклятии, как к глазам снова подступали слезы, но уже не такие сильные, как днём, их я могла сдерживать.
Ещё раз подняла руку и всмотрелась внимательнее. Мне показалось, что перепонки стали плотнее, но возможно, всё дело в тусклом освещении. Потрогала наросты пальцем, потом ногтем – никаких ощущений. Как будто просто потрепала себя по волосам. Значит, будет не больно. Или хотя бы терпимо.
Когда взяла нож, рука дрогнула. Пришлось несколько минут сидеть и глубоко дышать в попытках успокоиться. В нос били запахи песка, соли и каких-то трав, влаги и смолы, но я снова и снова вталкивала воздух в лёгкие, и это постепенно помогло.
Когда лезвие в руке перестало трястись, сделала маленький пробный надрез между большим и указательным пальцами левой руки. И ничего не почувствовала. Отлично! Значит, убрать эти перепонки – всё равно, что ногти подстричь.
Воодушевившись, я аккуратно срезала остатки перепонки. На пальцах в тех местах, куда примыкали наросты, остались едва заметные хлопья, такие же, какие появляются, когда слезает с плеч обгоревшая кожа. Довольная результатом, тут же принялась за следующий тревожный признак, но вдруг услышала шаги.
Рука невольно дрогнула, и лезвие скользнуло по ладони. Острый нож распорол кожу, на длинном ровном порезе проступила кровь. Я рефлекторно сжала ладонь, а заодно – губы, чтобы не зашипеть. Кожу защипало, а некто, кому не сиделось на палубе, приближался.
Я замерла в надежде, что моряк уйдёт, и я снова останусь в одиночестве, которого так не хватало в последний месяц, но шаги замерли в опасной близости, так что решила всё же поднять взгляд.
– Ну что ты творишь? – устало и, как мне показалось, с ноткой сочувствия, спросил Фредерик, снимая треуголку.
Я промолчала, а он сел напротив меня и посмотрел на ладонь, по которой уже текла струйка крови.
– Даже если оттяпаешь себе руки, жабры все равно вырастут, – с грустной улыбкой сказал он и потянулся за ножом.
Я отодвинулась и прижала лезвие ближе к себе.
– Всё равно хочу убрать эту мерзость, – я показательно растопырила пальцы, выставляя на свет еще четыре перепонки и длинную рану на ладони.
– Рано или поздно тебе всё равно придётся сказать Стефану, – Фредерик пожал плечами и снова попытался отобрать у меня нож.
Я опять подалась назад и упёрлась спиной в какой-то мешок.
– Уходите. Всё это из-за вас, так что не надо изображать сочувствие.
Фредерик вздохнул и немного отстранился.
– Все это, – он выразительно посмотрел на мои руки, – из-за того, что ты участвовала в битве с кракеном. Ты помогла мятежникам – Стефану и его команде. Ты сражалась за них, за нас, и потому разделила нашу участь.
Я замерла. Гнев на миг утих, но потом вспыхнул с новой силой. Правда, теперь я понятия не имела, на кого его направить. Роптать на судьбу – дело бессмысленное, а в ситуации, выходит, никто и не виноват. Конечно, если Фредерик говорит правду.
Я прямо посмотрела в глаза капитану, но не обнаружила в них ни насмешки, ни иронии – ничего, кроме спокойного сочувствия.
– Расскажите, как вы получили это… – слово проклятье я почему-то произнести не смогла – не дал очередной солёный ком в горле.
– Стэфан не говорил? – Фредерик удивлённо вскинул брови, и я помотала головой.
– Только в общих чертах, – на самом деле рассказ Стефана я отлично помнила, но опасалась, что он мог умолчать о чём-то важном.
Приготовившись слушать, я снова подняла левую руку и собиралась продолжить начатое, но на палубе раздался какой-то шум, и я, и без того издерганная за день, снова порезала руку.
– Тебе помочь? – спросил Фредерик, и, не дожидаясь ответа, все-таки забрал у меня нож.
Потом аккуратно взял меня за руку и придвинулся ближе. Кожа на его ладонях оказалась очень грубой, наверное, стертой канатами, но он прикасался ко мне так нежно, будто боялся повредить. Тем страннее это выглядело, чем ближе к моей руке он подносил нож.
– Три корабля двести лет назад подошли к перешейку между материками. Я вёл наш маленький флот, шёл на флагмане, который назывался "Летучий Голландец", хоть от Голландии в нем к тому времени остались только мачты.
Я завороженно слушала и наблюдала, как нож скользит в опасной близости от кожи, как падают на пол ошмётки перепонок. Поначалу напрягалась, но уверенность и спокойствие Фредерика постепенно передались и мне.
– По приказу короля Голландии – вернее, тогда наша страна ещё называлась Нидерланды – мы должны были подчинить аборигенов и сделать эти земли колониями. Поначалу местные приняли нас за богов, даже чествовали, но когда поняли, что нам надо, едва не перебили всех. Кое-кто из команды спасся, мы вернулись на корабли, запаслись оружием, потом даже победили в нескольких стычках.
Когда перепонка между безымянным пальцем и мизинцем исчезла, я удивлённо посмотрела на свою руку. Она выглядела так, будто со мной всё в порядке, а мелкие остатки кожистой плёнки теперь стали едва заметны. Фрэдерик всё ещё держал мою руку, едва ощутимо касаясь повреждённой кожи, так что я первая отстранилась, хоть и не без лёгкого сожаления. Даже в той, прошлой жизни никто не прикасался ко мне так осторожно. Мужчины были нежными, страстными, но почти никогда – бережными.
– Местным ничего не оставалось, кроме как обратиться к своим богам. На их зов отозвались Икшель и Иктаб – местные богини моря и утопленников. Они не церемонились, поставили условие: если мы нападем на их народ снова, то будем обречены вечно скитаться по морским волнам без права ступить на землю.
Заслушавшись, я и не заметила, как Фрэдерик помог мне избавиться от перепонок и на второй руке. Опустила взгляд только после того, как он отложил нож, но продолжал держать мою руку в своей.
– Мы все в те времена ходили под покровительством Ллира или Мананнана, наших морских богов, и думали, что они защитят нас. Но вдали от родины их силы ослабевали, как оказалось. Мы разбили аборигенов в последней схватке и отправились на корабли. На следующее утро один из моряков вернулся на сушу – не помню, зачем. И стоило ему ступить на землю, как он начал иссыхать прямо на глазах, и умер всего за несколько мгновений от обезвоживания. Он хрипел, в его глазах лопались сосуды, носом шла кровь, но он не мог сказать ни слова. Нам даже не удалось его похоронить – никто не решился нарушить запрет, да и чем это могло бы помочь, если каждого из нас ждала такая же участь?
Голос Фрэдерика завораживал, но как только капитан ненадолго замолчал, я очнулась и разъединила, наконец, наши ладони. Его пальцы скользнули по моей коже, будто прощаясь, но лицо не выразило ни беспокойства, ни сожаления. Он просто продолжил говорить.
– Сто лет мы скитались по морям, вылавливали души утопленников и доставляли их в сеноты – подводные озера, через которые в особые ночи можно попасть в Шибальбу. Каждый раз кому-то одному приходится жертвовать днём свободы – единственным за семь лет – чтобы доставить этот печальный груз. Постепенно люди о нас узнали. Я уже и не помню, как назывались корабли Стефана и Дэйва, но люди почему-то решили, что все они – один и тот же "Голландец". Со временем мы вообще перестали давать имена новым кораблям – народная молва это сделала за нас.
Я сидела, обхватив руками колени, почти не видела лица капитана, но в воображении всплывали то фотографии тех самых сенотов, то ужасная сцена, которая когда-нибудь должна стать для меня реальной: я видела, как стою на палубе корабля, вижу землю и осознаю, что не могу даже коснуться её.
– Тебе… Вам никогда не хотелось снова стать человеком? – спросила я, забывшись, но тут же прикусила губы, вспомнив, что Фрэдерику не особенно нравилось, когда я указывала на то, что он человеком не является.
Но он не обратил внимания на мою грубость и только пожал плечами.
– Поначалу тоже искал и зарастал чешуёй, как Стэфан сейчас. Едва не нырнул в море навсегда, но вовремя одумался. Когда вернулся на службу к морским ведьмам, постепенно обрёл и человеческий вид. Но, похоже, моя душа уже навсегда останется с морем. Я бывал в удивительных местах, видел то, о чем при жизни мог только читать в древних книгах, и могу ещё долго бороздить эти моря. Сейчас я даже благодарен за такую возможность, хотя воспоминания о смерти моряков в тех стычках всё ещё… неприятны.
Фрэдерик замолчал, и мне казалось, что он хотел что-то ещё сказать, но не решился. Просто поднялся на ноги и подхватил шляпу. Крысюк, который уже успел уютно устроиться в ней, шлепнулся на пол и недовольно пискнул.
Я всё ещё сидела, не находят в себе сил двигаться.
– Не буду советовать тебе, что делать. Честно говоря, не знаю, что бы сделал сам на твоём месте, – уже громче и увереннее признался капитан, нахлобучивая треуголку.
Я лишь пожала плечами, мол, не знаешь и ладно, мне-то какое дело?
Фрэдерик ещё постоял несколько мгновений над душой, и когда молчание между нами стало совсем гнетущим, наконец, ушёл, возвращая мне одиночество, которое теперь уже не казалось таким желанным.
"Ксамен Эк, ну хоть ты скажи, что мне делать?!" – почти в отчаянии подумала я, не особенно надеясь, что Бог отзовётся.
"Не знаю… Ты сама – своё избавление. Так говорит мой дар", – прошептал он в ответ.