Русский излом. Роман в трех частях

Глава 24

Лето1913.

Маруся шла в Залесье повидать Раечку. На днях Любовь Петровна вернулась из Ревеля, куда она ездила навестить брата. Рассказывали, что чемоданы барыни еле поместились в повозке, столько всего она накупила в поездке! Раечка не замедлила пригласить подругу посмотреть покупки, на что Маруся откликнулась с удовольствием! Кто сказал, что разглядывание обновление – пустая трата времени? Да это одно из самых увлекательных занятий, особенно на каникулах, проводимых в деревенской глуши!

Приглашали и маму, и Аню, но Анастасия Александровна приболела и не смогла прийти, а старшая дочь осталась с ней. Для Ани не являлось жертвой провести вечер дома: Миша Таланов отсутствовал, а на других членов семьи соседей она достаточно налюбовалась прежде!

Миша к этому времени успел закончить гимназию и поступить в Петербургский университет. На каникулы он теперь приезжал позднее гимназистов.

Аня тоже закончила гимназическую программу и занималась обучением крестьянских детей грамоте вместе с Надей Талановой, старшей сестрой Миши.

Мама с неодобрением относилась к этому: она боялась, что старшая дочь распространит свою жизнь на чужих детей и останется старой девой. Надя – тому пример, Любовь Петровна уже не надеется на ее замужество.

С некоторых пор в их дом в Песчанске и сюда в имение зачастили с визитами молодые люди – потенциальные Анины женихи, как правильно догадалась Маруся.

Они были разными – молодые, старые, богатые и не очень, стеснительные и бойкие: любая барышня могла бы выбрать из них спутника жизни, однако Анюта выказывала по отношению к ним полнейшее равнодушие. После отъезда Миши Таланова в ее голове появилась мысль последовать за ним в столицу и поступить там на Бестужевских курсы.

Сначала маменька и слышать не хотела ни о каком отъезде: в семье Баташовых женщины посвящали себя дому и детям, а не учили непонятные отвлеченные науки. Новый двадцатый век принес с собой новые веяния, и работающая женщина уже не вызывала удивления в обществе, и замужество не было помехой работе. Оленька Миллер, например, служит фельдшерицей, ведёт дом и воспитывает чудную малышку Ниночку. Правда, после развода с Евгением Монаковым у бедняжки не оставалось выбора, кроме, как самой обеспечивать дочь, отца и сестру. Карл Иванович ещё практиковал, но силы уже были не те, и основную работу в местной больнице вела Ольга.

Всё это так, но почему Аня выбрала для себя эту нелегкую участь? С приданым, которое обязуется выплатить отец, и она, и ее муж смогут жить безбедно на банковские проценты, так к чему все жертвы, связанные с учебой? Зачем напрягаться и искать работу?

В конце концов, памятуя об участи Нади Талановой, маменька сдалась, и на семейном совете решили оказать Ане денежную поддержку на время учебы в столице. Анна, обрадованная таким поворотом дела, не замедлила отправить документы на курсы.

На прошлой неделе пришел ответ: Анька, как медалистка, принята без экзаменов!

Если у Анны складывалось все более или менее благополучно, то старшими братьями родители были недовольны..Митя после разрыва с Ольгой Миллер целиком погрузился в дела службы и дома почти не появлялся. О личном он предпочитал не распространяться – слишком запал ему в душу период, когда окружающие узнали об измене Ольги и дружно принялись жалеть брошенного возлюбленного. Гордый молодой человек ощущал себя обнаженным перед толпой, поэтому с тех пор скрывал любое сердечное движение от посторонних глаз.

Илья закончил университет, но, вместо занятия адвокатской практикой, с головой ушел в революционную деятельность. По какому адресу он проживал в Питере, и на какие средства, оставалось неизвестным: брат умудрился вдрызг разругаться с отцом и уехал, хлопнув на прощание дверью. В результате этой ссоры отец слег на неделю с сердечным приступом.

Младший Ваня вырос и уже учился в гимназии, а Маруся перешла в предпоследний класс. Она по-прежнему дружила с Раей Талановой и надеялась, что их дружба останется такой же длинной, как у маменькин и Любови Петровны.

Раечка выросла и похорошела, хотя до признанной красавицы Маруси ей было далеко, обеих девочек всегда окружали поклонники.

Рая компенсировала заурядную внешность весёлым незлобивым характером и никогда не завидовала красоте подруги, а на замечания доброжелателей отвечала с лёгкой небрежностью:

– Зачем переживать из-за того, что все мальчики сначала влюбляются в Марусю? Из такой огромной армии поклонников найдется какой-нибудь бедолага и для меня!

Тысячу раз была права Раечка! Многие мальчики, влюбленные в Марусю, в конце концов оказывались у ног её не столь требовательной подружки.

А Маруся ничего не могла с собой поделать: в сравнении с Евгением Монаковым ее ровесники проигрывали по всем пунктам. Она смотрела свысока на их робкие ухаживания и облегчённо вздыхала, когда, отчаявшись снискать расположение"гордячки Астафьевой», они попадали в Раечкины путы.

Не было ни одного гимназиста старших классов или реалиста, чье сердце не затронула бы красота Маруси, а местный художник Свидерский, выпускник художественно-промышленной школы в Песчанске, написал Марусиным портрет. Федор Иванович разрешил дочери позировать: он питал надежды на то, что запечатлённая на полотне красота его младшенькой, переживет века.

Весной картину выставили в галерее. Полотно называлось"Васильки». Оно изображало Марусю, сидящую под берёзой с букетом пронзительно -синих васильков в руках. Глаза Маруси казались одного цвета с лепестками. Она смотрела куда-то вдаль, поверх зрителей, будто вглядывалась в недоступные миры.

Художник изобразил барышню в простой крестьянской одежде – роскошной рубахе и юбке из пестряди. На шее полыхали огнем коралловые бусы, а рядом на шнурке из суровой нитки висел медный крестик.

Маруся ничуть не возгордилась, в мгновение ока став городской достопримечательностью. Иногда она мечтала о возвращении Евгения Монакова в Песчанск, о том, что он придет в музей и увидит ее портрет, а после непременно начнет сожалетьо женитьбе на Ольге..

В реальной жизни все было серо и буднично: гимназия, уроки, прогулки по Кахановском бульвару или по Сергиевской улице. Зимой почти все свободное время Маруся посвящала катку, а Миша Таланов стал ее постоянным спутником в катании.

За год до окончания Мишей гимназии они незаметно подружились. То ли зимние развлечения этому были причиной, то ли совместные занятия латынью, в которой Маруся не блистала, и Миша ей охотно помо гал. В какой-то момент девочка поняла, что общаться с Михаилом намного интереснее, чем со всеми подругами, вместе взятыми.

Его отъезд в Санкт Петербург опечалил Марусю, но первое полученное от него письмо обрадовало, а осознание того, что адресант учится в университете, возвышалось ее среди гимназисток.

Ой, как же хотелось Марусе похвастаться и разрешить прочитать письмо подругам, однако она подавила это желание в зародыше. Получается, она раззвонит о том, что предназначено только ей, и это будет некрасиво по отношению к Мише.

Размышляя таким образом, Маруся приближалась к Залесью. Тропинка свернула к реке, где когда-то братья Астафьевы и Талановы ловили налимов голыми руками, шаря под камнями. От этого места до барского дома оставалось совсем немного – пересечь луг и подняться в горку.

Девочка перешла речку вброд по камешкам и запуталась в зарослях таволги и иван-чая. Она с наслаждением вдохнула воздух, насыщенный терпким запахом, и зашагала вперёд. Через минуту ее взору открылись цветущие луга.

И вдруг, откуда ни возьмись, ее окружило стадо гусей.

Глава 25

Лето 1913.

Гуси шипели. Они явно были настроены недружелюбно. Очевидно, птицы подозревали, что девочка пришла на луг пощипать у них под носом вкусной травы. Старый гусак гоготал бестолково, гусыня-атаманша пребольно схватила девочку за ногу, молодые гуси последовали ее примеру.

– Кыш отсюда, ай! Больно же! – воскликнула она и остановилась, закрыв лицо руками.

Её крики не произвели на птиц никакого впечатления, а наоборот, раззадорили. Они продолжали атаковать и, когда клюв одной из птиц сомкнулся на мизинце, Маруся заплакала:

– Противные! Гадкие! В суп вас! -она отмахиваласьот них, размазывая слезы, но справиться с бандой красноклювых разбойников было нелегко.

Неизвестно, чем бы закончилось неравное сражение, если бы не вихрастый мальчишка в косоворотке. Он проворно выскочил из кустов и хворостиной отогнал гусей.

Крылатые налётчики степенно удалились, всем своим видом демонстрируя благонадёжности и послушание.

– Пшли отсюда, свиньи! -напутствовал их мальчик и даже пнул ногой в их сторону.– А по тебе, Евграшка, плётка плачет.

Он взглянул на плачущую Марусю и сурово сказал:

– Полно реветь, до свадьбы заживут твои щипки! Сама виновата, зачем полезла к гусям?

– Я не лезла, -оправдывалась она, поминутно всхлипывая, – Я вышла на луг, а они тут и налетели.

Мальчик пробубнил себе под нос что-то типа, ходят здесь всякие, только гусей пугают. Внезапно он переменился в лице и бросился искать что-то среди травы.

– ,Ты что-то потерял? – полюбопытствовала Маруся, следуя за мальчиком.

– Отстань! -рявкнул он, – Заорала, как оглашенная, будто тебя режут. Из-за тебя книжку потерял!

– Книжку?

Маруся не успела удивиться тому, что пастушонок прочитывает книжки на лоне природы: она заметила в стороне нечто пёстрое, нагнулась и подняла потерю.

– Вот твоя книжка, держи, -сказала она и обмахнула обложку от налипшей грязи.– «Сборник задач по арифметике»?

Она вопросительно посмотрела на мальчика: да он, оказывается, не просто развлекается чтением беллетристики, а занимается арифметикой! Невероятно! Его никто не заставляет, а он занимается!

Вопрос в ее глазах сменился недоумением, а затем и восхищением.

– Ты решаешь задачи из гимназического курса?, -спросила Маруся, протянув книгу.

Мальчишка выхватил ее из Марусиных рук и даже не соизволил поблагодарить. Он разозлился, сделавшись похожим на своего подопечного -гусака, и с вызовом произнёс:

– Ну и решаю, тебе-то что?

– Решай, пожалуйста, -миролюбиво ответила девочка, – Это даже очень хорошо.

Мальчик покосился на нее, но несколько сбавил тон.

– Это ты так считаешь, что хорошо, а, не дай бог, узнает бабка, заберёт книгу в лавку на обертки, – пожаловался пастушонок.

– Бабка? Какая бабка?, -Не поняла Маруся.

– Опекунша. Чудеева. У них лавка в Больших Дубах, а я у них в казачках, -объяснил он, потупившись, -Слышь, ты, эт о, никому не рассказывай про книгу. Бабка озлился, а в деревне засмеют.

– Не собираюсь я ничего никому рассказывать, а с твоей бабкой я вовсе незнакома.

Мальчик тем временем свистнул и погнал гусей к пруду, Птицы вразвалочку подошли к воде и занялись исследованием прибрежной тины. Пастушонок напоследок взмахнул хворостиной и вернулся к Марусе.

– Не моя это бабка, говорю же, опекунша! – мальчик поморщился, -Мамка померла, отец женился, а нас, ребят, раздали в семьи.

В голове у Маруси промелькнули обрывки воспоминаний: станция, красные гроздья рябины, двое мальчиков в картузах и крошечная девочка рядом с барыней Верой Павловной Благовидовой.

– Вы дети Андреевой Марии? – спросила она, произнеся имя, всплывшее неизвестно, из каких глубин.

– Верно, откуда знаешь? – повеселел мальчик.– Я старшой, меня в казачки отдали к Чудеевым, брата Филю увезли в Горки прислуживать в монастыре, а сестрицу Гашеньку барыня Благовидова удочерила.

– Я случайно видела, как девочку увозили в Петербург. Мы тоже уезжали в тот день в Песчанск. Мы на станцию приехали как раз перед прибытием одесского поезда, дневного.

Мальчик кивнул, а Маруся, словно спохватившись, спросила:

– Тебя, кажется, Петей зовут?

– Федя, -набычился мальчик.

– А меня Маруся.

– Я знаю, ты – внучка Ивана Астафьева.

Некоторое время они пристально рассматривали друг друга. Невысокий коренастый Федя хлюпал носом, потирая одна о другую ступни босых ног. Кожа его крепких рук была покрыта цыпками, а под неподстриженными ногтями чернела земля. Его рубашка, выгоревшая на солнце, выглядела ветхой и заношенной. На боку висела торба, куда он осторожно положил книгу.

– Странно, – подумала Маруся, – Он совсем не вызывает жалости, этот сирота, хотя он не маленький лорд, и у него нет дедушки – земельного аристократа. Он не просит подаяние, а хочет учиться. Ему не нужны подарки от Любови Петровны, ему необходимы учебники.

Она поймала себя на том, что стыдится своей лени, неусидчивости, нелюбви к латыни, а ведь родители делают все, чтобы все они – братья и сестры – получили образование. Федьке не по карману оплатить гимназический курс, однако он занимается самостоятельно в гусиной компании.

– Ты молодец, что сам учишься, – произнесла она с восхищением. – Я бы так не смогла. И тебе никто не помогает?

– Помогал Аким Анкудиныч, учитель, но теперь я поболее его выучил. А книжку Володя Пригожий, попов сын, подарил.

– Хочешь, я тебе все свои старые учебники отдам? И по химии, и по физике, и задачник? – предложила Маруся – А непонятное могу объяснить!

Мальчик недоверчиво ухмыльнулся.

– Оно, вроде бы и неплохо, – задумался он.– Только бабка ругаться станет. А, ладно, неси, если не жалко! Я их на чердаке спрячу – бабка туда никогда не заглядывает.

Они дошли до края луга, и Федя переспросил, сомневаясь:

– Не обманешь ведь, придёшь? Страсть, как хочется новое узнать. Ты не бойся, я книжки не помню, не запачкаю.

Глава 26

В доме Талановых царила суета: кухарка готовила угощение, как на Маланьину свадьбу. Петр Андреевич шутил, что таким количеством можно накормить весь Дновский уезд. Две нанятые из деревни поломойки мыли полы, а садовник подметал дорожки. Он так энергично возил метлой, что пыль стояла столбом и оседала на розы.

Любовь Петровна носилась по всему дому и раздавала указания. Особенно доставалось ее супругу: он вынужденно отложил в сторону трубку, очки и газету, а затем в компании младшей дочери занялся книгами в кабинете. Вскоре Раечке надоело это переставлять тома, и она предпочла перебирать гардероб свой и матери. Маруся застала подругу с булавками во рту: Рая, как заправская портниха, подкалывала оторвавшуюся от нарядного платья оборку.

– Что у вас происходит? Вы ждёте нашествия гостей? – удивилась Маруся, поздоровавшись.

– Угу, -промычала Рая, а затем, вынув булавки и приладив их на нужное место, объяснила, – Рано утром принесли телеграмму: Родион и Миша приезжают вместе Мариупольским пятичасовым.

– «Все смешалось в доме Талановых,» – воскликнула Маруся, – Рая, телеграмма от них не опоздала? Чего вы так суетитесь?

– Телеграмма не опоздала, – отмахнулась Рая, -Родя-то не один приезжает, а с Верочкой.

Старший из братьев Талановых, Родион, не так давно женился и впервые вез молодую жену в родительское гнездо.

Маруся, не вдаваясь в дальнейшие расспросы, подхватила упавшую иголку и принялась делать наметку. Рая была занята тем, что приводила в порядок любимое платье матери – бордовое с кружевами.

– Мы хотели позвать всех на Троицу, но мама сказала, что соберёт всех соседей на воскресный обед. Ты закончила? Взгляни, там такая красивая блузка, мама привезла из Ревеля.

Маруся приладила оборку и взяла в руки блузку – тонкий батист, мягкий большой воротник, пуговицы в виде сжатых бутонов.

– Блузка замечательная, -одобрила она, – Ты сегодня ее наденешь?

– Хотела на Троицу, а теперь думаю, лучше сегодня. Не хочется перед этой Верочкой плохо выглядеть.

– Скажи, а кто она?

Раечка подала плечами: никто не видел избранницу Родиона, Известие о его женитьбе стало неожиданным для обитателей барского дома в Залесье, и Любовь Петровна сокрушалась поэтому поводу. Ее несомненно тревожило то обстоятельство, что сын до двадцати шести лет оставался неженатым, но так же тоже нельзя!

Женился на первой встречной, неизвестно, из какой семьи; неизвестно, какими средствами ее семья располагает. Единственное, что сообщил сын о Верочке, -она дворянка, ей восемнадцать лет, сирота.

Любовь Петровна выразила опасение, а не сойдёт ли влюбленность восторженной барышни на нет после того, как молодая семья сядет на офицерское жалование Родиона?

Да и вообще как-то не по-людски – женились наскоро, в полковой церкви, без белого платья, без гостей и застолья. Оно, конечно, и к лучшему – меньше расходов, но перед соседями стыдно.

И изворотливая хозяйка приняла соломоново решение: устроить для ближайшего окружения праздничный обед. Это будет и знакомство, и свадьба.

– Ты, Маруся, не обижайся, покупки мы потом посмотрим, -пообещала Раечка, -Ты только не уходи. Скоро конюх Иван их привезет. Посмотришь на жену Роди, и кого это он выбрал? Да и Мишу ты, наверное, с Пасхи не видела.

Маруся вздрогнула и чуть не уронила блузку. При упоминании Миши она отчего-то смутилась. Нет, нет, он по-прежнему оставался для нее другом, но тем не менее появилась какая-то недоговоренность в их отношенияхв результате чего она чувствовала себя в его обществе несвободно.

Когда это началось? С последнего приезда Миши на Пасху. Он вырвался буквально на несколько дней, сказал, что ужасно соскучился, что ему одиноко в большом городе. Он привез Марусе новые сборники стихов, которые захватил в книжной лавке по дороге на вокзал. Он прискакал верхом в Большие Дубы, чтобы повидаться с Марусей и отдать ей подарок. Мама оставляла его на обед, выбежавшая из своей комнаты Аня цеплялась к нему и влезала в разговор, но Миша отказался. Он сказал, что почти не побывал дома, а вечером они встретятся в церкви.

Однако к вечеру у Маруси поднялся кашель, и мать не позволила ей пойти на службу и крёстный ход. В середине апреля ночи в их местности сопровождались заморозками, а в церкви, наоборот, было жарко натоплено, к тому же дыхание прихожан подогревало атмосферу. Мать опасалась, что разгоряченная Маруся выйдет из тепла на холод и подхватит инфлюэнцу.

Девочка посопротивлялась немного и сдалась. Все уехали, а она легла спать в своей комнате.

Утром она встала рано и выскочила на крыльцо понаблюдать, как"играет солнце». Это кухарка Домна рассказала ей, что в утро светлого Христова воскресенья солнышко радуется, переливается радугой – «играет».

Сказать по правде, ничего особенного Маруся не заметила, но, чтобы не разочаровывать подошедшую Домну сказала, что да, видела.

А скоро и остальные проснулись и засобиралась в церковь на праздничную молитву. Аня, разодетая в обновы, хвасталась, что вчера весь вечер простояла вместе с Талановыми.

– Хочет сказать, что Михаил не отходил от нее, – подумала Маруся.

– Михаил весь вечер не отходил от меня, и в церкви, и потом, -объявила Аня и свысока посмотрела на младшую сестру.

Если этим сообщением она хотела задеть Марусю, то ей удалось вполне. Маруся давно знала, что Аня"бегает"за Мишей Талановым, но безуспешно. Вроде бы ничего особенного сестра не сказала, но неприятно было слышать ее похвальбу.

Она не находила ничего привлекательного в поцелуях, особенно в Пасху, когда каждый встречный-поперечный норовил приложиться к щечке хорошенькой барышни. Честно говоря, Марусиным опыт в поцелуях ограничивался торопливым чмоканием где-нибудь на катке, после чего на щеке оставался слюнявый след, а в сердце – неприятный осадок.

Семьи Астафьевых и Талановых занимали в Бельской церкви почетные места впереди. Они могли, не толкаясь и не вытягивая шеи, наблюдать церемонию. Маруся стояла ближе к краю, а Талановых почти в самом центре. Раечка в нарушение всех правил протиснулись к подружке и шепнула на ухо:

– Прячусь от Лёньки. Мы вчера поссорились.

И тут же сделала серьезное лицо.

Священник, отец Лени Пригожего, читал псалмы, а Маруся пыталась сосредоточиться. Обычно она не отвлекалась в церкви, но сегодня ей мешали то Рая, то чей-то кашель, то напряжённый взгляд Миши Таланова.

Он ей кивнул незаметно, и она поступила глаза, едва не уронив свечку. Он не сводил

с нее глаз, и она, смутилась.

– Скорее бы молитва закончилась, -думала она, -напрасно я пошла на службу.

На выходе из церкви ее ждало ещё большее испытание: проходя мимо нищих и раздавая подаяние, она столкнулась с Мишей. Он подошел к ней и тихо произнёс:

– Христос воскресе, Машенька!

Она ответила, чувствуя, что ее сердце стремительно летит в пятки: ей было страшно целоваться с Мишей, хотя в прошлом и позапрошлом году она не придавала этому значения.

Неожиданно она поняла, что и он смущён не менее, и это было странно.

– Что вдруг изменилось во мне? Почему он с трудом наклоняет голову, словно прикладывается к иконе? Наверное, я стала некрасивой, -вывод, сделанный Марусей, был неутешительным.

Эта мысль отравила ей поцелуй, но губы молодого человека уже коснулись ее нежной, словно лепесток розы, щеки.