Страх в городе

– Во, блин! Так Полякова меня из-за этого вызывала? – Чворов переменился в лице. – Татьяна Ивановна, миленькая, замолвите словечко по-дружески. Шайтан попутал. Я обычно там, где работаю, искушению не поддаюсь. – Галатеевский массажист ринулся к выходу: – Все, исчезаю. Вынужден некоторое время в вашей уютной приемной не показываться. Пусть гнев суровой Клеопатры слегка поутихнет.

– Ага, размечтался! Если Инесса надумала вдуть, непременно вдует. А ты нашкодил – отвечай, – припугнула уже вслед Чворову развеселившаяся секретарша и, зашуршав шоколадной оберткой, добавила: – Что за привычка таскать сладости? У Павлушки на какао аллергия, а я от этих «Марсов» – «Сникерсов» скоро за сто килограмм перевалю.

Татьяна Ивановна со смаком надкусила плитку и, не обращая внимания на не терпящие отлагательства деловые бумаги, щелкнула пультом. Ничего, подождут. Полякова сегодня все равно уже больше не появится, а она из-за отвлекшего ее пустой болтовней Виталия чуть было не пропустила криминальные новости.

Насильника и душегуба, конечно же, продолжали усиленно искать. Хмурый и по новому веянию полицейский чин с золотыми звездами на погонах так и сказал, взглянув с экрана на однокашницу бывшей своей жены:

– Органы правопорядка делают все возможное и невозможное для поимки преступника. По районным управлениям объявлена чрезвычайная ситуация, полицейские подразделения переведены на особый режим. Взяты под контроль основные транспортные развязки. В том числе речпорт. Убийце из города не уйти. И от возмездия тоже. Вопрос лишь во времени. – Генерал Поляков, самолично прибывший на телевидение для успокоения налогоплательщиков, сомкнул жилистые руки в замок и, добела сжав пальцы, процедил в камеру: – У нас есть свидетель, видевший мужчину с последней жертвой. В данный момент составляется фоторобот, который, безусловно, ускорит арест маньяка.

Васильева прекратила жевать. Со стоном проговорила:

– Ой, брешешь, подлец. Нет у тебя никакого свидетеля. Зря, что ли, крючки свои худосочные переплел. Выставил барьером. – Она еще не забыла манеру Сашки Полякова, когда у того возникала необходимость кому-либо запудрить мозги, отгораживаться от собеседника именно таким жестом. Татьяна первая заметила эту особенность у таскающегося за одноклассницей молодого курсантика и, естественно, тут же наябедничала подруге. Да благодаря ее наблюдательности та впоследствии без проблем высчитала, что у ее благоверного на стороне постоянные интрижки. И уже не блюла себя. Сама загуляла напропалую. – Правильно Инка тебя бросила. Лживый козел. Еще один труп – и полетишь с насиженного места к черту на кулички. Разжалуют до участкового.

Татьяна Ивановна, недолго думая, раздраженно надавила на кнопку, и изображение сурового генерала, загнанного в угол дерзкими похищениями детей, пропало. Может быть, и к лучшему. Потому как она не услышала того, что бы подкосило ее основательно. Ее внук идеально подходил к описанию убитых мальчиков: и по возрасту, и по телосложению, и по цвету волос и глаз.

Зато Дина Самойловна Муратова с находившимся в ее кабинете терапевтом Ланским, оторвавшись от обсуждения диабетической и к тому же с запущенным плевритом пациентки, выступление Александра Осиповича Полякова досмотрели до конца.

– Блефует. – Глаза «викинга» колючками впились в изображение генерала, напоследок призывающего граждан не отчаиваться и сохранять спокойствие. Кирилл Евгеньевич повернулся к директрисе, откинулся на спинку стула. Он хоть и не знал про слабость с руками у полицейского чина, но, по-видимому, обладал неплохой интуицией. И обещание о скорой поимке нелюдя его не убедило. – Неподготовленная, бездарная речь. А результат не заставит себя ждать. Через часик, максимум два, все билеты в железнодорожных кассах и авиа, – он саркастически улыбнулся выпуклыми, с четким контуром губами, – и, конечно же, речпорта, будут распроданы. Родители ринутся вывозить своих чад, – белокурых, смоляных, рыженьких, – куда угодно, но лишь бы подальше от проклятого города с тупыми стражами закона. Молодец, обеспечил панику. И вы, Дина Самойловна, по всей вероятности, не будете исключением. Сына заграницу отправите? Говорят, у вас прекрасный дом в Швейцарии. Впрочем, я бы на вашем месте, наверное, тоже подстраховался. Этот генерал только с виду кажется грозным. За все лето ни единой зацепки.

Господи, до чего он хорош! А ведь не назовешь красивым: тяжелый подбородок, скуластый. Но мужское начало так и вибрирует каждой клеточкой. К тому же блондин. И не бесцветный, а с натуральными темными бровями и ресницами. Молодое тело Муратовой, облаченное в ультрамодный, черный атлас, налилось истомой. Ах, если бы не условности, предписывающие женщине до последнего сохранять в себе загадку и лишь исподволь подталкивать сильный пол на решительные действия…. Неужели не видит ее особенного к нему отношения? Который месяц симпатичная начальница обхаживает и никакой реакции. Ну не тупой же? Или что-то в нем не так?

– Мой сорванец, Кирилл Евгеньевич, вместе со своим отцом у бабушки в Феодосии отдыхает. И пока каникулы, мне волноваться не о чем. – Дина Самойловна представила отставного корабельного доктора в морской форме и неожиданно для себя подошла к Ланскому и провела пальцами по его волосам. На удивление, они оказались мягкими. – А у вас, насколько мне известно, ни семьи, ни детей нет? Я вашу анкету внимательно читала. Не скучно в холостяках? В сорок два года пора бы и остепениться. Хотя, – она рассмеялась, – вопрос спорный: у меня вот лично – далеко не идеальный брак. Только на бумаге. Но любви все равно хочется.

Подумала: «Если тебя смущало наличие Муратова, то теперь-то чего сидишь, словно окаменелый? Ни один бы мужик не устоял от близости ее отточенной, миниатюрной фигурки, нежного прикосновения и совсем не двусмысленного намека. Нет, с ним, безусловно, что-то не так».

Ланской поднял голову. Несколько секунд назад живое лицо сделалось непроницаемым, приобрело почти восковую бледность. Вокруг сжатого рта обозначились глубокие морщины. Ей почудилось, будто невидимая сила в мгновение ока состарила его лет на десять. Кирилл Евгеньевич отстранился. Стараясь не задеть ее облегающего глянцевой материей бюста, встал:

– Любовь, Дина Самойловна, не по моей части. А насчет женитьбы вы не угадали. Только вспоминать об этом…, – Ланской, сознательно не договаривая, прерывисто бросил:– Давайте лучше вернемся к нашей пациентке.

После его ухода Муратова предалась аналитическим размышлениям. Перебирала причины, по которым у сорвавшегося с родных мест представителя морской династии не сложилась личная жизнь. В конце концов, остановилась на измене. Ну а что еще могло превратить нормального, здорового самца в ледяной столб? Ничего нет страшнее для мужского самолюбия, чем прослыть рогоносцем и ловить на себе сочувствующие взгляды.

Она подавила смешок: «Значит, приехал сюда зализывать раны? Тяжелый случай. Но отказываться от тебя, безутешный страдалец, я не стану. Как говорит Инесса… – Дина нахмурилась: – Вот чего мне не хватает, так это, чтобы старушка Полякова к своим трофеям еще моего морячка прибавила. Кто-кто, а мадам из „Галатеи“ без зазрения совести наплюет и на доверительные отношения с подругой, и о героической борьбе той же подруги с ее увядающей красотой вспомнит лишь, когда припрет. Проходили уже. И не раз».

– Волчица, – обиженно произнесла вслух владелица частной клиники и вздрогнула от резкого стука в дверь.

В проеме появилась детская ручка. На крохотной, почти кукольной, ладошке неподвижно сидел живой мышонок с повязанным на хвосте бантиком. И тут же со смехом перед Муратовой предстала сама шутница – прехорошенькая лилипуточка в коротеньком платьице. Светлые кудряшки на голове «Дюймовочки» были подобраны вверх, на ногах высокие шпильки и, тем не менее, даже низкорослая Дина Самойловна по сравнению с ней выглядела великаншей.

– Ап! Гостей с подарками принимаете? – «Дюймовочка» подмигнула директрисе, прошествовала к столу, высадила грызуна прямо перед вошедшей в ступор Муратовой и ловко вспрыгнула на стул, на котором совсем недавно сидел предмет страстного вожделения Дины Самойловны. Заболтала ножками: – Это Милли. Вам на счастье.

– Роза, ты с ума сошла! – Муратова в ужасе отпрянула назад, не в состоянии отвести глаз от преподнесенного «счастья», принявшегося осваиваться и нагло обнюхивать своим влажным носиком ее бумаги. – Убери мышь, меня сейчас стошнит!

Лилипуточка звонко и непосредственно залилась. Так, как умеют смеяться и радоваться жизни только маленькие люди, призванные от рождения и до смерти веселить под куполом цирка разглядывающий их с нездоровым интересом народ. Несмотря ни на что и вопреки несправедливо обошедшейся с ними природе.

– Ха-ха-ха! А ведь меня Фай, когда я у него клянчила Милли, предупреждал…. Ха-ха-ха! – У «Дюймовочки» потекла тушь, и она полезла за платком в висевшую на плече сумочку. – Дура, сказал, ты, Роза. Лучше коробку конфет купи, чем выделываться. Дина Самойловна, я же от всего сердца! Да малышка и не мышь вовсе, хотя и похожа, а селевиния. Это млекопитающие такие. Очень редкие. В Красную книгу занесены. Они…

– Роза …, – перебила со стоном ее Муратова и замахала руками, увидев, что активизировавшийся «подарок» намеревается отважно соскочить к ней на колени: – Кыш, кыш отсюда!

Отвергнутая селевиния от страха метнулась, упала со стола и юркнула под стеллажи.

– Ну вот, теперь ее не поймаешь. Там у нас щели.

– Вылезет, когда кушать захочет, – усердно стирая платочком темные разводья под нижними веками, успокоила лилипуточка и посоветовала: – Вы, Дина Самойловна, пошлите кого-нибудь в зоомагазин за кормом. Милли питается насекомыми. А я потом ее унесу, – она вздохнула: – Знаете, малышка на самом деле приносит счастье. Мне и Фай так говорил. А он очень умный. Может быть, потихоньку привыкнете?

– Розочка, не обижайся, но принять твою зверюшку не могу. Грызун в клинике – это катастрофа. К тому же, я ее боюсь до потери пульса.

– Правда?! – лилипуточка в изумлении уставилась на директрису. – Кто бы мог подумать? Вы ведь хирург, все время режете, всегда в крови…

– У каждого имеются слабости, – Дина улыбнулась: месяц назад прооперированная ею маленькая клоунесса, которой раздраженная чем-то макака порвала ухо, и оно неровно срослось, была неподражаема. Муратова поднялась и, с опаской поглядывая в сторону нижнего яруса тянущихся до потолка полок, подошла к бывшей пациентке. Наклонив ее кудрявую головку, придирчиво изучила свою филигранную работу: – Ничего не беспокоит?

– Не-а. Только Фай все равно приказал обезьянку усыпить. Я так плакала!

– Уж не влюблена ли ты в него, Роза? Что ни слово, то Фай.

– Ой, Дина Самойловна, скажете тоже! Вы ведь были на представлении, видели какой он. Нор-маль-ный, – грустно произнесла по слогам «Дюймовочка» и выпалила: – А я инвалид, карлица.

– Фу, полная глупость! Ты красавица. А то, что маленькая, так это совсем неплохо. Большинству мужчин нравятся хрупкие девушки. Ведь даже самый плюгавый рядом с ними ощущает себя суперменом. Уж поверь моему опыту. Я тоже, как ты видишь, далеко не фотомодель, но поклонниками не обделена. Главное, не выискивать в себе недостатки, – они есть у всех, – а, напротив, находить достоинства. И уверенно идти к цели. А там, повезет, не повезет – не в этом суть. Как утверждает одна моя знакомая: для сохранения формы важен исключительно динамический процесс. Она, когда слышит разговоры о мужской полигамии, всегда добавляет: «Зато женщины в вечном поиске идеала». Короче, запомни простую формулу: выбор должен быть за тобой, а не наоборот.

– Да? Вы так считаете? – Роза внимательно посмотрела на Муратову. Подобные умозаключения она еще никогда не слышала. И они ей понравились. – Ой, Дина Самойловна, вы такая мудрая! – «Дюймовочка» снова расхохоталась: – А я постоянно во всех влюбляюсь! И Фая люблю, и Толечку – канатоходца, и директора, – она хитро сощурилась: – а после вашей клиники…. В общем, есть тут у вас доктор, о котором я все время думаю.

– Интересно. – Мысль, что, возможно, у нее появилась соперница, Дину позабавила. – Имя не назовешь?

– Нет. Мне стыдно. – Похожая на куколку циркачка слезла со стула и направилась к стеллажам. Встав на коленки и склонившись, позвала: – Милли, девочка, иди ко мне. Чего ты, глупенькая, испугалась?

– Ладно, Роза, оставь ее. Завтра я Виталия Денисовича попрошу заняться твоей селевинией. Он животных обожает.

Муратова, созерцающая только спину «Дюймовочки», не видела, как та густо покраснела, в противном случае Дина Самойловна тотчас бы уняла любопытство и не повторила вопрос:

– Розочка, ну, не скромничай! Признайся, кто из моего персонала запал тебе в душу? Ей богу, уволю совратителя! – в ответ раздалось очередное «ха-ха», и директриса сдалась: – Все, больше не пристаю. Девушка, а ты со своими влюбленностями случайно не забыла о моей просьбе? Про Пелагею.

 
                                      * * *
 

Инесса захлопнула дверь машины и повернулась к сидевшему на заднем сиденье Креолову. Протянула папку:

– Пожалуйста, Наум Петрович, тщательно перепроверьте документы. Хотелось бы, чтобы у зама господина Саблина при нашей с ним встрече не нашлось повода для критики. Вы, кстати, съездили в банк?

– Еще утром. Деньги на наш счет были перечислены два дня назад, как и договаривались. Антон Богданович слово держит. Думаю, если не возникнет проволочек и в Учреждении юстиции все пройдет гладко, со следующего понедельника, то есть до официального оформления, авансировать рабочих и начинать снос щитовых корпусов.

– Хорошо, согласна. А по поводу: пройдет гладко или нет, можете не сомневаться. И пройдет, и в кратчайшие сроки. У господина Саблина проблем нигде не бывает. – Инесса посмотрела на Николая: – Устал? Что-то ты бледный. Ничего, Коля, сейчас подкинем Наума Петровича до дома, потом – в супермаркет, – ну, я там долго не задержусь, – и свободен. Как там твоя Галочка? Когда рожаете?

– Через месяц. Вот заодно, Инесса Эдуардовна, и приданое для младенца подберем. А то с моим вкусом боюсь Галке не угодить. – Телохранитель включил зажигание и плавно тронулся с места, выруливая от здания районной Администрации на проспект. – Но с покупкой повременим. У меня приказ: все причиндалы приобретать после появления наследника. Суеверие, конечно, но я стараюсь во всем жене угождать. Она и без того тяжело ходит. Жару не переносит, задыхается.

– Да-да, такая примета существует, – подтвердил действительный член Дворянского собрания. – А купить всегда успеешь. Сейчас не советские времена. Дефицита нет. И товар не сравнить с прежним. Представляете, меня пеленали в убогие лоскуты! А эти жуткие марлевые подгузники! Смотрю семейный альбом, и плакать хочется.

Главный менеджер оседлал любимого конька и с нескрываемым удовольствием, почти взахлеб принялся изгаляться над гегемонией пролетариата и ударными пятилетками. Его собеседники не спорили, а всю дорогу лишь изредка многозначительно переглядывались. В финале, вылезая из автомобиля, Креолов дребезжащим тенорком пропел им кусочек из «Интернационала», сказал: «бред» и засеменил к своему подъезду. Глядя ему вслед, хозяйка «Галатеи» и ее телохранитель, державшиеся до сих пор из последних сил, дружно прыснули.

Уже в магазине, толкая перед собой тележку с фруктами, сыром и минералкой, Николай заметил:

– Наш граф рано или поздно довыступается. Получит от какого-нибудь несогласного с ним гражданина по сопатке. Занозистый старик. И чего неймется? – Он внезапно сморщился, схватился за правый бок, выдохнул: – Ух, зараза!

– Что с тобой? – Инесса встревожилась.

– А, ерунда. Печенка, наверное. Видимо, в обед переборщил с «чили».

– Да уж, заметила: ты красный перец просто обожаешь и, по-моему, только в чай его не сыплешь. На, прими таблеточку, – Инесса Эдуардовна достала из сумки «но-шпу», открыла бутылку с водой. – Вмиг полегчает. А за Петровича не беспокойся. Скоро на него навалится колоссальный объем работы – некогда будет вспоминать о благородных корнях. Правда, при условии: если среди нанятых азиатов не отыщется потомка Бухарского хана или, на худой конец, басмача – неукротимого борца с Советской властью. Вот тогда он непременно изыщет возможность оттянуться на полную катушку.

Николай рассмеялся.

– Отпустило?

– Вроде бы.

– В таком случае поворачивай налево – в детский отдел, пойдем распашонки смотреть. Я отстрелялась: и на ужин, и на завтрак с лихвой набрала продуктов. Ладно-ладно, не ухмыляйся. У меня разгрузочные дни, которые, между прочим, и тебе не помешали бы. Вон до чего себя довел: молодой, а за живот хватаешься. Нельзя отдавать предпочтение одной кавказской кухне – внутренности спалишь. Возьми настройся, посиди с месяц на молочной диете, откажись от мясного, дай организму передохнуть.

– Вы, Инесса Эдуардовна, прямо, как моя Галка. Та тоже норовит напичкать кашками, йогуртами и творожками. Ну не могу я их есть! Вам, женщинам, не понять. Поверьте, ничего нет лучше куска недожаренной на углях баранины с чесноком и острыми специями. И не уговаривайте. – Николай деланно насупился: – Или избавиться от меня решили? А что, месяц на кефирчике – и можно смело записываться в дистрофики. Ножки начнут подкашиваться, бдительность притупится. Кому нужен такой работник? Вот вам и мотив не продлевать договор с ЧОПом¹⁰.

– Все сказал? Такую пламенную речь толкнул – Креолов позавидует. В общем, мясоед, можешь острить, сколько угодно. Я тебя предупредила. А твой красный перец столовыми ложками тебе еще аукнется.

Инесса замедлила шаг. Остановилась. Несущийся из секции с игрушками мальчишеский голос показался знакомым.

– Странно, – она прислушалась. – Коля, подожди минуточку. Я должна проверить. Там, похоже, внук Татьяны Ивановны. А ведь она Павлика всего час назад на английский язык отвела и просила отпустить ее пораньше, чтобы вовремя забрать. – Догадка Инессы подтвердилась. Стайка сопляков из четырех человек толпилась у полки с моделями самолетов и бойко обсуждала преимущества белого лайнера с двумя большими винтами перед другими летательными аппаратами.

– Он же не военный – пассажирский. Значит, ничего особенного: высоко не поднимается и его любая ракета собьет. – Внук Татьяны Ивановны шмыгнул носом и посмотрел на возвышающегося над ребятней смуглого мужчину с фатовскими усиками и приторной улыбкой.

– Правильнее говорить не пассажирский, а гражданский. Но в принципе все верно: и ракета собьет, и бомбу не сбросит. Но, согласись, людям ведь надо на чем-то перемещаться? И желательно быстро и с комфортом. Вот конструкторы и постарались, изобрели этого красавца. – Франт положил руку, окольцованную дорогим перстнем, на плечо мальчика, и у Инессы моментально возникла ассоциация¹¹ его внешности сначала с образом какого-нибудь дона Педро из сериала, потом с хитрым изувером, завлекающим и насилующим детей, из-за которого ее секретаршу не оттащишь от телевизора.

– От ребенка отцепись. – Она рывком привлекла Павлика к себе. Развернула: – Ты как здесь очутился? Почему не на занятиях?

Маленький Васильев испуганно распахнул на строгую бабушкину начальницу серые глазенки. От волнения звонко произнес:

– Елену Капитоновну в кинозал вызвали. Ее долго не было, и мы ушли. А по дороге решили на игрушки поглядеть.

– Замечательная идея. А тут, как по мановению волшебной палочки, и добрый дяденька подвернулся. Он тоже любит на досуге катать машинки и запускать самолетики. – Инесса прищурилась на «дона Педро»: – Мальчики возбуждают?

– Вы на что намекаете?! – ошарашенный чудовищным обвинением предполагаемый злодей взвился. – Вы в своем уме? Детей бы постыдились.

– Мне стыдиться нечего. А ты, хлыщ, проваливай, пока цел.

На разгорающуюся за тонкой перегородкой полемику телохранитель отреагировал четко: бросил тележку и поспешил на помощь.

– Слушай, мужик, имей уважение к женщине: ступай по-хорошему. – Николай обратил внимание на притихших беглецов с английского, не понимающих, почему взрослые ругаются. По вытянутым мордашкам было видно, что они изрядно струхнули. Дабы окончательно не нагнетать обстановку и не провоцировать снующих мимо них покупателей на излишнюю заинтересованность, с улыбкой процедил сквозь зубы: – А пацанов оставь в покое.

– Сумасшедшие. Все в городе одновременно свихнулись. Зациклились на похитителе детей. Но также нельзя! – «Дон Педро» попытался оправдаться: – Ребятня попросила достать сверху модельку. Вот, – он тряхнул перед воинственной дамой белоснежным лайнером. Для пущей убедительности крутанул пропеллер. – Я, что, должен был их послать?

– Тетя Инна, – Павлик захныкал, – мне теперь попадет? Не рассказывайте бабушке. Я больше не буду.

– Давай, давай, – Николай легонько подтолкнул усатого к выходу. – Тару с пивом, друг детей, не забудь.

Тот демонстративно постучал пальцем по лбу, закинул на место самолет, смерил презрительным взглядом Инессу:

– Больная, – и, подняв левой рукой стоящую на полу корзину, наполненную бутылками «Стелла Артуа», а правой схватившись за голову, ринулся прочь.

– Все, малолетки, экскурсия закончилась. Дуйте по домам. И требуйте у родителей, чтобы они вас наказали за непослушание. – Телохранитель вытащил из кармана мобильник, протянул внуку Татьяны Ивановны: – Звони, Павел, бабушке. Скажи, через десять минут прибудешь собственной персоной на экзекуцию. – Он хмыкнул: – Зря вы, Инесса Эдуардовна, напустились на мужика. На вас кое-кто, сидящий в приемной, плохо действует. Так и до фобий¹² недалеко.

Ни Инесса, ни ее секьюрити – почитатель грубой пищи и жгучих приправ не заметили одинокого человека, застывшего чуть поодаль – среди объемных мягких игрушек, – словно изваяние, и хладнокровно наблюдавшего за участниками случившегося искрометного конфликта. Он дождался, когда они покинут отдел. Немного погодя вышел из супермаркета. Потоптался возле парковки, стараясь не упустить из виду белокурого мальчика, усаживающегося в автомобиль вместе с роскошной женщиной. И когда накаченный парень закрыл за ними дверь, он сел в «тойоту» серебристого цвета и последовал в том же направлении, что и ничего не подозревающая троица.

– Как ты мог?! Как ты посмел? – У Татьяны Ивановны началась истерика. Васильева замахнулась на внука, намереваясь отшлепать. – Не увертывайся, поганец!

Инесса перехватила увесистую кисть разъяренной секретарши:

– Татьяна, прекрати. Ничего же не произошло. Ну, погулял немного. Вы его бедного и так замордовали. У детей каникулы в разгаре, а ребенок, будто каторжанин. Бассейн, иностранный язык, художественная студия. Осталось в хор запихнуть, и он от вас на край света сбежит. Не ты ли ныла, что Наталья ему шагу без контроля сделать не дает?

– Это было раньше. – Секретарша, задыхаясь от переполняющих ее

эмоций и произведенных в запале резких телодвижений, упала на стул. – А

сейчас, после… – она заплакала, и внук, прятавшийся за спиной Инессы, тут же подбежал к ней, прижался, клятвенно заверяя:

– Бабуля, я больше не буду!

– Врешь. Небось, понравилось принимать самостоятельные решения? —Татьяна Ивановна вытерла слезы и приподняла подбородок мальчика. В открытых нараспашку детских глазах прочитала ответ. – Понравилось. А тебе что говорили? Без спросу никуда не ходить и с незнакомыми людьми не общаться. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

– А со знакомыми?

– С теми, кого хорошо знаешь, можно. Например, с тетей Инной. – Провалившая доверенное невесткой поручение Васильева посмотрела на начальницу: – Теперь бабке достанется. Полетят клочки по закоулочкам. Эх, если бы Наташка не пошла работать! А, с другой стороны, куда деваться? На Сережкину зарплату и наши с дедом крохотные подачки не разживешься. Вот и перекидываем мальчишку с рук на руки.

– Наймите почасовую гувернантку. Услуги студенток из пединститута довольно-таки дешевы.

Татьяна Ивановна вылупилась на хозяйку «Галатеи», как на сумасбродную барыню, которая не в состоянии осмыслить ее семейную проблему. Саркастически усмехнулась:

– Предлагаешь шило на мыло поменять? Тогда уж пусть Наталья дома сидит, чем волноваться из-за финтифлюшки с кавалерами в голове. А лишних денег, извини, у нас нет.

– Давай я буду оплачивать. Мне Павлушка, вроде, не чужой. Забыла,

кто твою сноху в элитный роддом устраивал? Если бы я целенаправленно не била в одну точку и не довела до исступления Полякова, Александр Осипович и пальцем бы не пошевелил. Он ведь, как ненормальный, мне в трубку орал: «У нас все кончено! Не приставай! Нужно было раньше думать, когда на развод подавала». А дел-то: всего лишь прогнуться перед бывшей любовницей – гинекологичкой, которой я предлагала уступить его за пятак. Он мне этот пятак до сих пор простить не может.

Женщины расхохотались.

– Инесса Эдуардовна, как хорошо, что вы еще здесь, – приятной наружности парень – колорист-креатор¹³ – робко протиснулся в приоткрытую дверь. – Дилерша вчерашняя приехала, партию «Dermo-Expertise» и «Elseve» от L» Oreal притащила. Будем брать? Или сначала взглянете? Вдруг туфта?

– Инна, мы пойдем? – секретарь-референт поднялась. – Спасибо тебе за все. И за Пашку, и за поддержку. Ты не беспокойся, как-нибудь сами выкрутимся. Да я от стыда сгорю, если весь свой колхоз на шею тебе посажу. – Васильева одернула на внуке задравшуюся футболку: – Ну что, гуляка? Бери котомку с тетрадками и приготовься колупать обои в углу. Пока дед не отобьет.

– Татьяна, не руби с плеча. Подумай. – Инесса посмотрела на переминающегося с ноги на ногу колориста: – Сейчас, Роберт, сейчас.

– А чего тут думать? – уныло произнесла однокашница, направляясь с внуком к двери. – Я тебе на стол список звонков положила. Несколько раз звонила Муратова. Пыталась выяснить, почему с тобой невозможно связаться. То «абонент недоступен», то телефон и вовсе выключен.

Первым делом Инесса освободила почтовый ящик, набитый под завязку глянцевыми проспектами и непонятными газетенками. Вся печатная продукция брезгливо полетела в мусорную корзину. Телохранитель подобрал упавшую мимо бумажку, изучил и отправил следом по назначению, а госпожа Полякова сделала замечание консьержке:

– Римма Федоровна, зачем вы позволяете, кому ни попадя, таскаться сюда с этой макулатурой?

Бабулька, выряженная не по возрасту в костюм с бесчисленными фестончиками, подаренный, по-видимому, за ненадобностью кем-то из жильцов дома, щелкнула секатором. Отрезала сухую ветку разросшегося в кадке лимонника и отпарировала:

– Вам, Инесса Эдуардовна, хорошо выговаривать. А кто мне дал право разносчиков гонять? Не хотите – не читайте. Все ругаются, как будто чего от меня зависит. – Божий одуванчик раздвинула садовым инвентарем листья и снова щелкнула. Ехидно улыбнулась: – Погодите, осенью вообще завалят: в октябре депутатские выборы.

– А вы, Римма Федоровна, приказывайте, вон, в то сооружение складывать, – подбросил толковый совет Николай и показал пакетом с низкокалорийным рационом хозяйки на тумбочку у стены. – А я буду на дачу возить и сжигать.

– Учитель выискался, – консьержка прервала работу и пошла к себе в застекленный закуток. Появилась, держа в руке роскошный букет белых лилий. Протянула Инессе: – Андрей Игоревич заезжал. Грустный такой. Там внутри конверт.

В конверте лежали яркий буклет с описанием египетских чудес, экскурсионных программ по Каиру и Александрии и одна оплаченная, но не заполненная путевка. И больше ничего.

– Отдыхать поедете? – Николай с интересом посмотрел на хозяйку. Он был в курсе ее последнего и непродолжительного романа с импозантным¹⁴ и модным художником, полотна которого принимались на ура даже самыми придирчивыми критиками.

– Поеду. Но в другой раз и не с ним, – Инесса без сожаления разорвала путевку.

– Цветы хоть возьмите, – Римма Федоровна осуждающе поджала губки. – Человек старался, выбирал, потратился. Красота-то какая!

– Вот и оставьте ее себе.

– Инесса Эдуардовна, вы за сегодняшний день совершили два неразумных поступка. Сначала в супермаркете с фанатом пива, отрастившем шкодные усики, теперь одним махом дорогущий тур накрылся. А ведь можно было в Египет маму отправить, порадовать пожилую женщину. И притом на халяву.

– Ну чего несет?! – бабулька прижала к плоской груди лилии и присела на табуреточку. Хмуро покосилась на туполобого по ее понятию парня. Объяснила: – Андрею Игоревичу нужна Инесса Эдуардовна, а ты ему норовишь пенсионерку подсунуть. Нет, вы только представьте его лицо, когда в самолет вместо любимой женщины усядется седая, семидесятилетняя дама!

Как только Инесса и Николай зашли в лифт, консьержка проворчала:

– Выкобениваются, копаются, а потом сидят перед разбитым корытом. Не девка, чай, могла бы спесь и поунять. Прежние-то ухажеры рисовальщику и в подметки не годятся. А она нос воротит, с жиру бесится.

Резкий звук тормозов переключил ее внимание на окно. К служебному транспорту госпожи Поляковой пристроился синий «мицубиси». Из машины вылезла расфуфыренная молодка. За ней, выволакивая неуклюже плетеный кузовок с вином и деликатесами, показался грузный очкарик.

– О, бизнесмен-колбасник с ветерком прикатил. И с новой сосиской. Еще один привереда. Никак не остепенится. Наверное, уже счет своим мокрощелкам потерял. А страшненькие, прости, господи! – Бабулька поднялась с табуретки и потопала на свое рабочее место, чтобы водрузить в вазу отвергнутый букет художника. – Счас консерву будет всучивать. Лучше б денежку дал, развратник.

– Добрый вечер, Римма Федоровна. Как живется-можется? Не скучно на боевом посту? – Очкарик порылся в провизии, достал жестяную баночку: – Вот, специально для вас. Новинка.

– Добрый, добрый…. Чего это? – консьержка подслеповато уставилась на этикетку.

– Паштет. Для беззубых, – расхлябанная и слегка поддатая зазноба бизнесмена весело оскалилась: – Шам-шам – и глотай.

– Котенок, заткнись, иначе на апельсиновый сок переведу. Не берите в голову, Римма Федоровна. Она мне и похуже выдает. – Колбасник звонко шлепнул невоспитанную мадемуазель по крутым ягодицам: – Не хами.

Зазноба заржала и подмигнула ошеломленной Римме Федоровне:

– Ладно, старушка, извини. Не то еще хлопнешься с инфарктом. Вони не оберешься! А костюмчик у тебя – зашибись. Сними, не позорься!

Консьержка после их ухода долго не могла прийти в себя. С ней впервые так безобразно обошлись. Можно сказать, оскорбили ни за что. Но особенно возмущал скупердяй, притащивший в приличный дом пьяную шалаву и не отстегнувший ни копейки за поруганную честь. Негодование Риммы Федоровны было настолько велико, что ей даже расхотелось сбегать в соседний корпус, к другой консьержке и рассказать о выкрутасах эффектной и чрезмерно разборчивой жилички с третьего этажа, которой они с завидным постоянством перемывали косточки.