Встреча в пути

Я посмотрела на немца и не осмелилась назвать свое имя.

– Этот белобрысый немец явно положил на тебя глаз! Если ты разозлишь немецкого коммуниста, разразится международный скандал! – шепнула мне Нина, когда танец закончился и Курт привел меня к нашему столику.

Мы прыснули от смеха, но я снова наткнулась на холодный взгляд Пашковой и мгновенно сделала серьёзное лицо. Встреча встречей, а впереди у меня экзамен по фармакогнозии.

Во время перерыва, немецкая делегация удалилась для осмотра больницы. Затем Олег объявил игру.

Все разбиваются на пары и танцуют на определенном кругу, который становится все меньше и меньше. В конце концов, танцующей паре нужно умудриться станцевать на листе ватмана площадью меньше квадратного метра.

Курт в один момент оказался возле меня. Мы стали танцевать. Когда круг уменьшился, Курт ловко подхватил меня на руки, крепко прижал к груди и принялся отплясывать на бумажном кружке вместе со мной.

От столь близкого соседства с чужим мужчиной меня бросило в пот. В конкурсе мы с Куртом победили.

Немцы дружно аплодировали и радостно приветствовали Курта. Мой партнер по танцу галантно подвел меня к нашему столику и чмокнул в щеку. Пашкова потемнела от возмущения. Я быстро вытерла щеку носовым платком.

Затем Олег стал произносить прощальную речь. Немецкую делегацию выстроили напротив нашей, на площади перед больницей.

Вдруг Курт вырвался из своего ряда, подбежал ко мне и вручил красивую красную авторучку, которую он снял с кармана своей куртки.

Ко мне быстро подбежала немка, выхватила из моих рук подарок и вернула Курта в строй. Он сверкнул в мою сторону прощальным взглядом голубых глаз. Нас с Надей громко позвали внутрь помещения больницы.

– Раскатова! Никаких подарков принимать нельзя! С ума сошла? Кругом представители КГБ! Меня уволят из-за тебя! – горячился Капитонов.

Его лоб взмок от проступившего пота. Под мышками розовой рубашки появились темные пятна.

– А мне что нужно было сделать? Швырнуть эту авторучку немцу в морду? – крикнула я, пылая от возмущения. Не склонная к скандальным выпадам, я была сильно напряжена от интенсивного внимания Курта и выплеснула это напряжение на Олега.

Олег ахнул, закрыл рот ладонью и с испугом огляделся по сторонам. К его счастью, в фойе никого не было.

– Ладно! Идите, идите! Сейчас будет обед и обсуждение встречи! – торопливо сказал Олег и поспешил к преподавателям, ждавшим его на улице.

– Ну, уж нет! С меня обсуждений хватит! – ответила я. Схватив Надю за руку, быстро пошла в сторону автобусной остановки.

На следующий день к нам в комнату ввалилась запыхавшаяся Ленка Капитонова. Она принесла кусок копчёной сёмги, бутылку красного грузинского вина и буженину.

– Это вам Олег закуску послал со вчерашнего банкета. Вы же с Нинкой отказались присутствовать, а там еда была прямо с обкомовского буфета. Угощайтесь, дуры, пока я добрая есть у вас! Ой, Литка! Ой, не могу! Олег рассказал, какой фурор ты произвела на встрече! Этот Курт чуть не украл тебя! У него дикий темперамент, кстати, совсем не свойственный немецкой нации. Его с трудом затолкали в автобус, так рвался за тобой! А ты, Литка, девка опасная, оказывается! Тихоня с виду, а как растравила немецкую душу! Хотя, если вспомнить Федьку-конюха… Короче, ведьмака ты ещё та, Литка! Хорошо, что Олег теперь не живет в вашем общежитии! Я бы нынче умирала от ревности! – громко орала Ленка, разливая вино по бокалам.

Спору нет, мне было далеко до суетливой и вёрткой Протасовой, однако тихоней я никогда себя не считала. Просто умела молчать, если компания не располагала к откровению.

Про случай с Федей-конюхом я предпочитала забыть совсем.

Это произошло в 1976 году. После первого курса нас, как обычно, отправили в подсобное хозяйство нашего института на уборку картошки. Жили мы в деревне Момоны, в помещении бывшей конюшни. В стойла занесли дощатые помосты и уложили поверх их ватные матрасы.

После трудового дня собирались у костра на лугу. Пели песни под гитару, смеялись, танцевали.

К нам стал наведываться светловолосый кудрявый паренек по имени Федор Ушаков. Он работал на колхозной конюшне.

Федор сидел у костра и не сводил с меня своих зелёных глаз. Студентки подсмеивались над ним.

Я делала вид, что не замечаю этого открытого обожания, хотя мне это нравилось. Какой девушке не понравится, когда на нее смотрят, как на божество.

Перед отъездом мы, как водится, раздобыли деревенского самогона и пустили кружку по кругу. Еда почти закончилась, поэтому пили без закуски. Хмель ударил мне в голову.

Я вдруг увидела новенький красный мотоцикл, на котором приехал Федор, чтобы проститься с нами.

И вспомнила, что недавно закончила курсы мотоциклистов. Сразу после окончания курсов я уехала домой на каникулы и опыта вождения не получила.

Но сквозь жидкую призму выпитого самогона мне показалось, что я с легкостью справлюсь с любым средством вождения.

– Федя, я прокачусь на твоем мотоцикле? – с вызовом спросила я, не сомневаясь в том, что Федя не сможет мне отказать.

– Через час наша электричка в Иркутск! Смотри не опоздай! – крикнула мне Нина Назарова, староста нашей группы.

Она уже садилась в автобус, который приехал за нами, чтобы отвезти на железнодорожную станцию. В автобусе лежали наши вещи.

Я небрежно махнула рукой.

Села на мотоцикл, лихо рванула вдоль по дороге. Федор сидел сзади, обхватив меня рукой за талию.

Через десять минут я врезалась в стог соломы, стоящей на колхозном поле. Мотоцикл заглох. Наступила беспросветная тьма.

Хмель мгновенно выветрился из моей головы. Я испугалась, что могу опоздать на электричку. Что тогда?

С собой не было ни денег, ни документов. Всё в автобусе.

– Федя, срочно едем назад! – крикнула я.

– Но я не знаю, что с мотоциклом! Что я могу в такой темноте увидеть? – тревожно ответил Фёдор. Он тоже переживал за меня.

И тогда я взяла у Фёдора спичечный коробок и подожгла стог соломы.

– Быстро делай мотоцикл! – скомандовала я, не обращая внимания на испуганное лицо Фёдора.

В свете огромного костра он соединил какие-то проводки и сел за руль. Мы помчались по каким-то буреломам и успели на наш автобус.

Когда я вбежала в салон автобуса, наш куратор, физрук Артем Васильевич с трудом удержался от матерных выражений в мой адрес. Девочки, увидев солому, торчавшую в моих волосах, понимающе ухмылялись.

В электричке я сидела, понурив голову.

Мне было стыдно за свое поведение.

Но стало еще хуже, когда напротив меня сел Фёдор Ушаков. Он поехал провожать меня до самого Иркутска и его восхищенные глаза горели.

– Я никогда в жизни не встречал такой девушки! Я хочу жениться на тебе! Скоро меня заберут в армию. Ты будешь меня ждать, Лита? – горячо восклицал разрумяненный Федор.

Я подавленно молчала. Дорого бы я отдала, чтобы Фёдор исчез с моих глаз. Он был живым свидетелем моего позора.

То, что его восхищало, меня тяготило.

Надо ли говорить, что я сделала все возможное, чтобы больше никогда не встречаться с Фёдором.

А мне был урок: никакого злоупотребления алкоголем, который может вызволить из плена моего сознания диких неуправляемых демонов.

После той памятной международной советско-германской встречи, Лена не повторяла попыток пригласить меня на массовые мероприятия. Может, она всерьез ревновала ко мне Олега? Не знаю.

С той поры мы с Капитоновыми не встречались.

А много лет спустя, мы узнали, что он возглавил департамент здравоохранения города Ново-Зиминска, где я работала уже несколько лет.

Прежний начальник Александр Булавин был вызван в Москву, где ему поручили руководство агенством в министерстве здравоохранения.

Но это был уже другой Олег. Олег Владимирович. Мой работодатель.

Он держался отстраненно, сдержанно, словно опасаясь фамильярности с моей стороны. Но я и не думала хлопать его по плечу и намекать на прошлое время, когда он выказывал мне свою симпатию.

Мало ли что было в наши славные молодые годы.

Я сидела в кабинете начальника напротив его стола.

Воцарилось молчание.

На стене тикали часы с логотипом фармацевтической компании «Хотек», основного поставщика медикаментов в нашей области. Олег Владимирович с трудом оторвался от монитора компьютера. Недавно представитель этой же компании «Хотек» преподнёс Капитонову подарок ко дню рождения – самую современную модель ноутбука. Олег Владимирович по прежнему обожал технику и ценил все новейшие изобретения в компьютерных технологиях.

Внешне Капитонов даже отдаленно не напоминал того худощавого темноволосого юношу, увлеченного и немного чудаковатого технаря. Теперь это был мужчина зрелых лет с презентабельной внешностью. Олег Владимирович очень следил за собой, одевался в дорогие костюмы и тонкие хлопковые рубашки пастельных тонов. Любил яркие расцветки галстуков и золотые запонки. Его продолговатое лицо располнело, округлилось. Волосы зачёсаны над высоким гладким лбом, образуя лёгкую каштановую волну. На выдающемся вперед подбородке изящно оформленная бородка. Весь его вид говорит о тщеславии и самовлюбленности.

Капитонов был врачом – неврологом по основному образованию. Но никогда не работал по своей специальности, хотя любил называть себя «простым тружеником на ниве здравоохранения». Говорили, что он участвовал в написании одной научной статьи на тему лечения воспалительных процессов в межпозвоночных дисках. Хотя трудно было представить, как удалось Олегу Владимировичу принимать участие в лечебном процессе, не сходя с начальственного кресла, но вполне возможно, что скоро успешный Капитонов получит научную степень.

Олег Владимирович ещё раз покрутил авторучку в руках, окинул меня долгим взглядом и спросил : « Аэлита Михайловна, представь, я не забыл свою врачебную практику! Ты не здорова! Мне не нужны специалисты, которые присутствуют на работе формально, а отсутствуют фактически! У тебя, похоже, проблемы со щитовидкой. Быстро к эндокринологу на прием!»

Было ясно, мои коллеги угодливо доложили начальнику, что со мной «что-то не то».

Я сама устала от своего лихорадочного состояния, не свойственного моей натуре.

Про свои вечные проблемы со щитовидной железой я тоже знала. Это у меня – наследственное.

Моя бабушка, а, впоследствии, мама состояли на диспансерном учёте с диагнозом «гипертиреоз».

Из кабинета начальника я поехала на приём в поликлинику.

Мой лечащий врач, опытный эндокринолог Осташова Лариса Давыдовна нашла у меня все признаки обострения эндокринного нарушения и выписала больничный лист на две недели.

Целыми днями я лежала на диване, обнявшись с любимым котом Барсиком, и пребывала в своих мыслях о предстоящем звонке.

Однажды, двоюродная сестра моей мамы, тетя Майя рассказала о своей подруге Кристине, умершей от любовной тоски. Кристина влюбилась в офицера морской разведки, который отплыл по приказу командования через месяц после встречи. Кристина стала худеть, чахнуть и через год умерла. Тетя Майя утверждала, что Кристина умерла именно, из-за своей несчастной любви.

Я тогда слушала тетю с изумлением. Неужели можно так тосковать по кому-либо? Никогда со мной такого не случится, думала я.

Потому что вообще не собиралась любить.

Я всегда держалась подальше от любви и того, что с ней связано. С того дня, когда меня настигла весть о том, что погиб мой отец, я решила покончить с сильными привязанностями.

Мне тогда было одиннадцать лет, я сказала себе: никогда, никогда больше я не впущу в свою жизнь эту уничтожающую тебя острую кинжальную боль потери. Боль, которая опрокидывает тебя навзничь и ты беспомощна перед ее ослепительной и одновременно мрачной улыбкой.

Тот, кто любит, всегда слаб и беспомощен. Всегда зависим от предмета своей любви. Любящий страдает паническими атаками, впадает в истерику от одной мысли, что тот, кого он любит, уйдет, уедет, заболеет, умрёт, либо исчезнет каким-либо способом из его жизни.

Тогда вместе с ним уйдет сам смысл жизни. Никакой зависимости я не хотела.

Оказалось, что это не так уж трудно. Жить без любви.

Ты можешь смотреть щемящие сериалы про любовь, слушать рассказы подруг о безответной любви, читать захватывающие саги про любовь.

Но ты выключаешь телевизор, провожаешь подругу, закрываешь страницу и чувствуешь себя в покое и безопасности.

Потому что, всё это происходит не с тобой.

Встретив Леонида, мужчину, который был в меня влюблён, я поразмыслила и подумала, что мой кавалер вполне подходит для замужества. Он смотрел на меня такими восхищенными глазами, словно видел во мне что-то необыкновенное. Леонид не предъявлял ко мне никаких требований и мало говорил о себе. Ему была интересна я.

Нельзя сказать, чтобы я стала безгранично доверять Леониду. Но все же ему удалось вытащить, хотя бы чуть-чуть, мою пугливую душу из толстостенной раковины, в которой она пребывала. Так осторожная улитка, убедившись в безопасности, высовывает свое нежное тельце из твёрдой ракушки.

Во мне всегда жил подспудный страх оказаться не такой, как все. В детстве мама почти никогда не хвалила меня в присутствии других. А если и говорила обо мне, то с оттенком сожаления и легкой грусти. Как о ребёнке, с которым что-то не так. Который по воле судьбы родился ущербным и не дотягивает до остальных. А мне так хотелось быть такой, как все. Мне хотелось, чтобы мама восхищалась мной. Так как делали это мамы других детей.

Чтобы быть, как все, я решила выйти замуж.

– Ничего, ничего, главное, что Лёня тебя любит. Это даже хорошо, что ты не испытываешь к нему глубоких чувств. От них только беды. Он постарше тебя, будешь, как у Христа за пазухой! Не надо забывать, насколько слабое у тебя сердце! Ты не вынесешь, если муж тебя бросит! – вздыхая, говорила моя мама.

На пятом курсе института мне исполнилось 22 года. Возраст, когда наступает пора обзавестись семьей. Мама всё чаще рассказывала о девушках, которые благополучно нашли себе мужа. И снова в ее голосе я слышала тот оттенок грусти. Он исчез только после нашей свадьбы.

Леонид, который был старше меня на семь лет, оказался хорошим мужем. Собственно, сравнивать мне было не с кем. Он достаточно хорошо относился ко мне. Мне казалось это достаточным основанием для вступления в брак.

С Леонидом мы никогда не говорили о чувствах. Он не спрашивал меня, люблю ли я его, а я втайне была довольна, что он не задаёт мне вопроса, на который у меня нет положительного ответа. Было ощущение, что Леонид заранее знает, каков будет ответ. Он предпочитал жить в неведении, чем в роли отвергнутого мужчины.

Рождение Луки перевернуло мою душу. Всю свою нерастраченную нежность я перенесла на сына. Иногда я ловила ревнивый взгляд Леонида, взирающего на меня, воркующую со своим ненаглядным ребёнком.

Когда Лука подрос, я заранее стала готовить себя к тому, что однажды появится женщина и Лука уйдет к ней. Это было непросто.

– Дочку рожаем для себя, сына – для невестки! Не забывай об этом! – повторяла мама.

Мне не следует привязываться даже к сыну, внушала я себе. Когда Лука вырос и уехал учиться в другой город, мне казалось, что я восприняла разлуку с ним относительно спокойно.

Относительно спокойно, пока однажды, Лука не позвонил с течение недели. Я стала звонить сама и трубку никто не брал.

Тогда я, как раненая птица, полетела в Иркутск. Мой начальник отказался дать мне кратковременный отпуск и грозил увольнением.

Но я уехала.

Мне было безразлично всё. Меня пугало только одно: вдруг с моим сыном случилась беда. Тогда всё обошлось. Наш Лука влип в неприятную историю.

Леонид подарил сыну подержанную иномарку с той целью, что он научится навыкам качественной езды по иркутским дорогам.

Само собой, амбициозный Лука вообразил себя крутым водителем и лихо скользил на поворотах областных магистралей. Салон его «Мазды» был полон визжащих от восторга девчонок.

Собственно, эти девчонки в коротеньких шортиках и маечках, дерзко демонстрирующих их белоснежные животики и были теми, перед которыми ему хотелось хвастануть своим искусством рискованного вождения.

Однажды его дешёвенькая машина имела наглость поцарапать дорогую машину одного из высокопоставленных чиновников области. Охранники чиновника схватили Луку, заперли в металлический гараж и заставили бесплатно работать до тех пор, пока владелец поцарапанной машины не посчитает нужным выпустить его на свободу.

Мне потребовалось время, чтобы разобраться в этой ситуации и вызволить сына из своеобразного рабства, куда он попал по причине своей молодой бесшабашности и самоуверенности.

Обычно все проблемы в нашей семье лежали на плечах мужа. Но в это время Леонид находился за границей. Его направили в Египет для строительства гидроэлектростанции в составе советской технической бригады.

Недельное нахождение в роли чернорабочего пошло на пользу Луке, охладив его пыл. Мне выдали его на руки, голодного и несчастного паренька, от амбиций которого не осталось и следа.

Выдали после того, как я оплатила все его долги, опустошив свой накопительный счет.

И тогда уже не оставалось вопроса: можно ли жить без любви. Нет, если у тебя есть ребенок. Неважно, какого возраста этот ребенок.

Если он у тебя есть, твое сердце всегда будет обливаться кровью от одной мысли потерять его. Что бы он ни совершил, каким бы он не был по своим человеческим качествам, твоя душа всегда будет стремиться к нему и трепетать за него.

Итак, мне не удавалось жить, совсем не потревожив своего сердца.

Но я всегда считала, что у меня есть одна ахиллесова пята – мой сын.

Никто больше.

Были, конечно, стихийные увлечения, не оставившие в моей душе глубокого следа. В одной из командировок в Иркутск, мы оказались соседями по смежным комнатам в одном общежитии с Анатолием Званцевым.

Когда-то, ещё во время поступления в медицинский институт, мы, юные абитуриенты жили с Толиком в одном студенческом общежитии. После лекций на подготовительных курсах мы гуляли с Толиком по набережной Ангары и пару раз целовались на лестничной площадке. Толик был мил, застенчив и трогательно краснел, увидев меня.

Встретившись через пятнадцать лет, случайно в общей кухне общежития, с голубоглазым красавцем огромного роста, широкоплечим и модно одетым, я с удивлением узнала в нём того тоненького юношу – абитуриента.

И самоконтроль дал сбой. Страсть затопила наши сердца.

Званцев умел так воздействовать на женское сознание, что оно отключалось совершенно.

– Я всегда помнил о тебе, моя милая Литка! Я никогда не переставал любить тебя! Я готов отдать жизнь за твой мезинчик, моя драгоценная женщина! – говорил Анатолий своим бархатным низким голосом.

Он целовал мои руки, плечи, шею и я впадала в глубокий транс. Это была невероятная волшебная эйфория.

Только через пару недель я начала приходить в себя. И с ужасом подумала, что начинаю привязываться к Анатолию. Но стоило мне вслух произнести несколько слов об этом, как Анатолий засмеялся и ласково попросил не портить счастливые минуты встреч грустными размышлениями о будущем. Потому что будущее у нас было разным.

– Тебе со мной хорошо? – спрашивал Анатолий и смотрел на меня своими умопомрачительными глазами.

– Да,– отвечала я, зомбированная этим волшебным взглядом.

– Так наслаждайся! Представь, что мы с тобой поженились бы тогда в юности. Теперь, вполне возможно, мы надоели бы друг другу и разбежались в глубокой обиде, как это часто случается! А так между нами только радость и безмятежное удовольствие! И воспоминания останутся в душе только светлые! – восклицал Анатолий, покрывая мое лицо нежными поцелуями.

Анатолий был женат на дочери главного врача больницы, в которой он работал. Именно благодаря протекции своего влиятельного тестя, Анатолий прошел обучение и уезжал в Красноярск работать по своей любимой специальности: нейрохирургия. Там его ждала беременная жена в собственной квартире в центре города.

Через день я должна была уезжать домой. Анатолий уезжал первым.

Мы целовались у вагона, как сумасшедшие. Поезд тронулся, Анатолий ловко запрыгнул на свисающую ступеньку.

Он махал мне рукой и радостно смеялся. Мы не обменялись своими адресами, чтобы наш бурный роман оборвался здесь, на перроне.

Назавтра я проснулась и подумала об Анатолии, как о персонаже сказочного красивого сна. Званцев не оставил ни одного негативного воспоминания. Цветы, комплименты, обжигающие слова, улыбки… Анатолий был щедр, добр, красив, как сказочный принц. Как известно, сказка долгой не бывает.

А за окном наступал суровый рассвет.

Я всегда умела отличить реальность от фантазий. Считала, что эмоции, как арабских скакунов надо держать в жесткой узде.

Почему же я не могу заставить себя просто забыть этого сероглазого мужчину, случайно встретившегося мне на пути? Ведь я могла ехать в другом вагоне того поезда? Ведь он мог войти в другое купе этого вагона?

Да, это просто случайность! Неужели я не справлюсь с этим наваждением? Конечно, справлюсь. Надо только разочароваться в этом Викторе.

Надо только заставить свой мозг правильно формировать свои мысли.

Наступил август. За окном поплыли серые рваные облака, по утрам стало прохладно. Отопление в квартирах еще не включили.

Я лежала, завернувшись в шерстяной плед. Включала телевизор, смотрела на экран и видела Виктора во всех персонажах и героях сериалов. Похожих на него оказалось множество и множество. Я призывала на помощь логику и самоанализ.

На свете миллионы мужчин высокого роста, лысых и некрасивых. Нет ничего примечательного в этом Викторе. Мой муж Леонид пониже ростом, но намного симпатичнее.

Наконец, в моей жизни много такого, о чем стоит поразмышлять. Не стоит терять время на бредовые фантазии о том, кого ты не знала последние сорок пять лет. И все же…

В полушариях моего мозга воцарилась странная новая субстанция, мешающая мне сосредоточиться на повседневных делах.

Ее сигналы сбивали с толку и мои мысли, прежде рассудительные и спокойные, теперь окрасились напряженными вибрациями и сводились к одной: позвонить или не позвонить?

Наконец, в пятницу, когда муж Леонид ушел на работу, я взяла телефонный аппарат дрожащей рукой. Забралась с ногами на диван, подвернув концы пледа.

И набрала заветный номер.

– Конечно, я помню вас, я еще помог вам донести сумки… – сказал Виктор своим спокойным голосом с легкой хрипотцой.

Это был, действительно, он. Это был его голос, который слышался и мерещился мне отовсюду. Басовые нотки, рокочущие, проникающие в душу.

И он вспомнил меня…

– У меня скоро будет командировка в ваш город, я взгляну на эти ключи. Может, они действительно, мои. Хотя никаких ключей я вроде не терял…– задумчиво ответил он, выслушав мою словесную абракадабру про потерянную связку ключей.

Мне сложно было контролировать себя. Хотелось слышать его голос снова и снова, но усилием воли я остановила себя, вежливо попрощалась и сообщила адрес своей работы, куда бы он мог заехать.

Едва снова обретя его, я страшно боялась потерять и разорвать эту хрупкую ниточку нашего знакомства. Боялась показаться навязчивой.

В понедельник я вышла на работу, поразив своим внешним видом буквально всех коллег. На мне была нарядная бежевая блузка, наутюженная и заколотая красивой брошью. Лицо сияло не только от тщательно наложенного макияжа, но и от неконтролируемой улыбки, которую я не могла убрать с лица, сколько бы ни старалась.

– Подумать только, что делает с женщиной всего пара недель больничного! – не могла удержаться от язвительного комментария Галина Петровна, наш главный маркетолог, а по совместительству, «главная интриганка» департамента.

Остальные, остолбенев, наблюдали, как я не просто стремительно хожу, нет, летаю по нашим длиннющим коридорам.

Ведь они, наверняка, ожидали меня, чтобы посочувствовать, расспросить про мое физическое состояние и узнать результаты последних анализов крови.

Но моя сияющая улыбка и радостные глаза явно говорили о неуместности подобных вопросов.

Послав воздушный поцелуй ошеломленному юристу Денису Петровичу, я забрала у него папку с приказами.

Напевая « Жить без любви быть может, просто…», пошла к себе в кабинет.

Все трудные рабочие вопросы, так досаждавшие мне раньше, вмиг были решены.

Кипа дел, накопившаяся за период моего больничного листа, вовсе не ввела меня в шок, а даже порадовала предстоящим объемом работы.

Поскольку теперь для меня не существовало ничего негативного, что бы сравнилось с огромным позитивом ощущения счастья, приходящего от одной мысли, что скоро я увижу ЕГО!

Я могу увидеть ЕГО в любой момент, ведь он не сказал мне, когда именно приедет, не указал день и час нашей встречи. Поэтому каждый день может стать самым сладостным днем в моей жизни!

Просыпаясь, я вскакивала с кровати, как сумасшедшая, боясь, хоть на миг опоздать и пропустить момент его приезда.

Выходя из автобуса, я бежала к зданию департамента и пыталась разглядеть среди припаркованных машин какую-нибудь незнакомую, в какой, быть может, сидел Виктор и поджидал меня.

Я стала следить за своей походкой и выражением лица, ведь ОН мог наблюдать за мной со стороны и увидеть, как я ( не дай Бог!) сутулюсь и шаркаю ногами.

Поэтому я шла, выпрямив спину. Шагала легко и непринужденно.

Прошла длинная зима. Весенняя оттепель наступала на город, оставляя тёмные отметины на снегу и радуя голубыми оттенками неба.

Но Виктор не приезжал и не звонил. Моя внутренняя радость ожидания начинала меркнуть и слабеть.

«Обещал из деликатности. Это я достроила в своем воображении все остальное. Права Катюша, все пройдет…» – размышляла я, с тоской глядя на входную дверь кабинета.

Утром проснулась и сразу не стала открывать глаза.

Чтобы не потерять хрупкую нить сновидения. Мне снилось, что я иду навстречу Виктору, вижу его так близко. Он улыбается мне и жестом показывает, чтобы я шла быстрее, что он ждал меня. Но передо мной вдруг встает темный сосновый лес, страшный и непролазный. Я пытаюсь идти по тропинке и понимаю, что заблудилась.

Я лежала с закрытыми глазами и старалась выбраться из этого сказочного леса, чтобы сон не заканчивался так печально.

Но удержать сон было невозможно…

Каждый миг и весом и вечен,

Капли слёз в пелене дождя,

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя.

Немота телефонной трубки,

Тишина у входной двери.

Сто часов поместилось в сутки

И бессонница до зари.

Через пропасти и лабиринты

Пролегает твой трудный путь,

Но любовью моей движимый,

Ты не сможешь с него свернуть.

Проплывут облака неспешно

И прольют дождём на тебя,

Каждой теплой дождинкой вешней

Пожелаю тебе добра.

Красным крестиком день помечу

На листочке календаря.

Эти долгие дни до встречи,

Этот длинный путь до тебя…

Мы с моей помощницей Ириной Ивановной сидели в кабинете и обсуждали очередное распоряжение из области, как в дверь заглянула секретарь и сказала, что ко мне пришли. Обычно посетители, направленные секретарем, сами стучали и заходили ко мне на приём. Сейчас у нашей секретарши Маши был сильно заинтересованный взгляд на меня , что наводило на мысль, что старушка, пришедшая с очередной жалобой на врача, вряд ли бы вызвала у Маши такой живой интерес.

Меня словно автоматной очередью прошило, в горле разом пересохло.

Я хотела встать из-за стола, но ноги стали непослушны мне. Ирина Ивановна с недоумением наблюдала за мной, а я наблюдала, как медленно открылась дверь и на пороге, смущенно улыбаясь, появился Виктор.

Видимо, со мной творилось что-то немыслимое.

Не исключено, что я засветилась от счастья, просто в буквальном смысле. Потому что Ирина Ивановна куда-то исчезла сразу.

Впрочем, я этого уже не заметила.

Мы остались в кабинете вдвоем. Виктор сел на стул, предназначенный для посетителей и мы стали разговаривать.

Мы говорили ни о чём и обо всём сразу. О погоде, моей работе, о разбитой местной дороге и о недавних таёжных пожарах.

Но ни разу, никто не коснулся вопроса о пресловутой забытой связке ключей. Я не знала, что мне ответить, когда Виктор прямо спросит про ключи и радовалась, что он про них не спрашивает.

Незнакомая офисная обстановка, похоже, смущала Виктора, хотя за время нашей с ним беседы в кабинет не заглянула ни одна живая душа.

Это было весьма несвойственно нашему, состоящему на 80 процентов женскому коллективу, и приходилось только диву даваться, как Ирине Ивановне удавалось сдерживать мощный напор любопытных коллег.

В конце концов, когда в кабинет всё же прорвалась мощная грудь Галины Петровны, которой срочно потребовались канцелярские скрепки, Виктор предложил мне пообедать в местном ресторанчике и продолжить общение.

Отпросившись у начальника, который оторопел от моей наглой интонации, я села в машину Виктора и через полчаса мы уже сидели за уютным столиком в ресторане « Айсберг».

Нам было легко общаться. Как тогда, в вагоне поезда.

Мы разговаривали, как старинные друзья, давно не видевшие друг друга, искренне и просто. Иной раз я ловила себя на мысли, что я спокойно рассуждаю на самые сокровенные темы о личном.

Виктор, в свою очередь, без утайки отвечал на все мои вопросы о его личной жизни.

Время текло параллельно, года будто спрессовались в минуты. Мы, словно пытаясь разом наверстать упущенное время, перестали говорить о мелочах.

Стали говорить только о важных вещах. О детстве, о друзьях, о мечтах.

Вдруг Виктор спросил, глядя мне в глаза: «Аэлита, никаких ключей не было?».

Все мои репетиции ответа и заготовки речи мгновенно вылетели из головы, я даже забыла, что в моей сумочке лежит (на случай подтверждения сочиненной легенды) какая-то старая связка ключей, найденная в маминой кладовке.

Я замолчала, кровь резко ударила мне в лицо. Наверное, я стала пунцовой от смущения и неожиданности вопроса.

– Я понял! – сказал Виктор.

В его голосе не было ни возмущения, ни иронии. Я честно все ему рассказала, пытаясь говорить спокойно и не акцентировать его внимание на моих переживаниях и эмоциях. Со страхом ожидая, что он сейчас же уйдет, я смотрела на него.

Несколько минут мы молчали.

Виктор смотрел в окно, выходившее на оживленную городскую трассу, а я готова была зарыдать в голос от собственной тупости.

Мой поступок был решительно не совместим с моим зрелым возрастом и строгим внешним видом. Он был бы простителен двадцатилетней наивной простушке, пытающейся любой ценой подцепить кавалера.

В округлое зеркало, висевшее напротив меня, отражалась светловолосая женщина средних лет с гладкой строгой прической, одетая в респектабельный синий костюм. Светлая оправа очков еще более подчёркивала мою «чиновность».

Я ясно понимала несовместимость этого образа и моего поведения. Странно было то, что понимание нелепости своего вранья мне пришло только теперь.

В ресторане было тихо, играла скрипка и позвякивали приборы.

Мне стало нехорошо от душевного дискомфорта, приступ дурноты подступил к гортани. Еще только не хватало упасть перед ним в обморок, уподобившись чувствительной девице. Я хотела встать и выйти, ноги не слушались, сделавшись деревянными.