Человек без дождя

– Не за что, – ответил Валерий Иванович, – я сейчас дам команду своему специалисту, вы сформулируете свое предложение, исходя из реальной рыночной цены своего объекта и с учетом того фактора, что мы на некоторое время лишим вас возможности работать и зарабатывать. Эту цифру вы совместно с ним выведете и придете к окончательной цене. Вот такой алгоритм я вам предлагаю. Так что готовьте все документы на ваш павильон: землеотводные бумаги, свидетельство о регистрации, словом, все, что составляет полный пакет документов. Со специалистом, которого я вам назначу, вас познакомит моя помощница в приемной, я сейчас распоряжусь. Всего вам доброго и успехов на новом месте.

– Одну минуту, Валерий Иванович, – едва слышно вымолвил Алексей, у которого внезапно земля зашаталась под ногами, – одну минуту… Я вас не задержу долго. У меня есть одна проблема.

– Какая? – вскинул брови олигарх.

– Дело в том, что документы на землю, они не в полном порядке, – прошелестел Леша, – свидетельство о регистрации собственности у меня есть, а отводные документы не совсем готовы. На тот момент, когда я узнал о вашем проекте, они еще были в работе, а теперь движение по ним заморозили…

Завьялов замер посреди кабинета.

– То есть как это? Такого не может быть! Поезд не бежит впереди паровоза, – усмехнулся он, – у вас не может быть «зеленки», пока с документами по земле не все в порядке. На каком основании вам ее выдали? За взятку, что ли?

До Леши стало доходить: если в департаменте уже готовят иск о признании его «зеленки» недействительной, то и Завьялов должен об этом знать, он может не вдаваться в подробности, но, во всяком случае, он должен знать, что территория чиста. Неужели он разыгрывал перед ним комедию? В груди начло разливаться предательское тепло – верный признак надвигающегося гнева.

– То есть вы хотите мне сказать, что у вас нет документов на объект, который вы считаете своей собственностью? – продолжал Завьялов. – Позвольте, но что же тогда я должен у вас купить? Как вы себе это представляете? Вы бы стали покупать ворованную вещь?

– Но я же ничего ни у кого не украл, я вкладывал туда свои деньги, – онемевшими губами проговорил Алексей.

– Не украли, так взятку дали, одно другого не лучше, – с брезгливостью в голосе подытожил Завьялов.

– Так вы же наверняка знали, что у меня с документами не все в порядке, зачем же тогда?

Завьялов посмотрел на Лешу внимательно, а потом сказал неожиданное:

– Вы знаете, Алексей, я ведь не всегда был хорошим мальчиком. Когда я начинал бизнес, мало кто избежал того, чтобы слегка измазать белые перчаточки. В белых перчаточках тогда ничего не получалось, понимаете? Как же вам не понимать, если вы в органах работали. Где именно? Хотя какая разница…

Завьялов раскраснелся, отошел к окну, а когда повернулся к Леше, его лицо исказила гримаса:

– Так вот, когда я был плохим мальчиком и что-то делал не так, – продолжал он, – ваши коллеги приглашали меня к себе в кабинеты, трясли, угрожали, запугивали, чего-то от меня хотели, всю душу из меня вынимали. И даже разоряли меня – такое тоже было. И им было плевать. Плевать, что у меня жена болеет и ребенок маленький. Они учили меня, что жить надо по закону. Давайте подытожим: я науку усвоил. Теперь я по закону живу, так, как они от меня хотели. Но теперь и вы будьте любезны жить по закону! По закону, понятно?

Леша вылетел из его кабинета до того, как инстинкт продиктовал нанести удар. В голове, в горле, во всем теле отчаянно пульсировала кровь. Таким униженным он еще не чувствовал себя никогда! Ни одно откровенное хамство не могло сравниться с отповедью, которую он сейчас прослушал. Он не смог сесть за руль, потому что руки дрожали, как у больного. Он захлопнул дверь машины и с силой ударил кулаком в дерево, потом еще и еще… Рука уже была вся в крови, когда он наконец увидел кровь на белых штанах. Только тогда он остановился, накинул на раненую руку носовой платок, сел в машину и поехал в травмпункт.

Алена даже представить себе не могла, зачем мог бы приходить к ее боссу бывший сосед, но то, как он вылетел из кабинета, ее поразило. Пунцовый от ярости, с перекошенным лицом, он пролетел через приемную вихрем, даже не попрощавшись с ней, хотя до визита к Завьялову был, похоже, искренне рад встрече. В кабинете явно что-то случилось, и Алена могла только догадываться, что именно. Два дня назад она сама побывала в шкуре соседа Леши, так же выскакивала из кабинета, давясь слезами, которые никто не должен был видеть. И долго потом сидела в туалете, чтобы никому не попадаться на глаза в заплаканном виде.

Алена не сказала Динке, потому что незачем. Все было так давно и вряд ли теперь имело хоть какое-то значение. Но все-таки было. Алена знала Валерия Завьялова. Вернее, не то чтобы знала, но была знакома, а связывал их только один эпизод, которому уже много лет.

В то время Алена, молодая, бойкая девчонка, была еще замужем за своим Ромой. Брак успел дать трещину, Рома уже показал себя перед женой во всей красе, но она была все еще в него безнадежно влюблена. С Валерием Завьяловым они столкнулись в одной компании, куда был приглашен Рома, потому что в тот период работал над какой-то передачей, в которой фигурировал Завьялов. Аленка увязалась за мужем на какую-то базу отдыха, где предполагались шашлыки. Завьялов тогда еще не стал тем, чем является сейчас, но и тогда он уже был заметным бизнесменом, интересовался политикой, финансово поддерживал только что созданное региональное отделение «Союза правых сил». Он был хорош собой и, судя по поведению, у женщин отказа не знал. На той вечеринке Рома, как всегда, уклюкался раньше всех. На жену он не обращал никакого внимания, шашлыки только попробовал, но почти не ел, в основном пил и балагурил с коммерсантами и «правыми», которые тоже там были. Зато Завьялов обратил на Алену внимание практически сразу, посылал ей томные взгляды, острил и многозначительно трогал за локоть. Напоить Рому до бесчувствия ему не составило никакого труда, и когда мужа уложили в какой-то комнате отдыха, Валерий активно принялся за его жену. Он был очень настойчив, но Алена, хоть и сильно тогда обиделась за Рому, не поддалась. Помнится, Завьялов затащил ее в какое-то помещение, жадно целовал, шептал что-то нежное, а когда стал раздевать, Алена опомнилась и вырвалась. Напоследок Валерий сказал ей, усмехнувшись:

– Твой алкаш Рома лучше меня? Чем, интересно? Ты просто глупая девчонка и еще не раз пожалеешь о своем отказе. Ты мне и правда очень понравилась, сегодняшний вечер мог изменить всю твою жизнь.

После этих слов он отпустил ее, и Алена бросилась бежать.

Потом она не раз вспоминала слова своего случайного поклонника. Ее жизнь действительно могла сложиться иначе, если бы она умела выбирать мужчин. Но она не умела…

С момента своего прихода на новую работу Алена только и думала: узнал ее Завьялов или нет. Она, конечно, изменилась, но не настолько, чтобы стать неузнаваемой. Она разузнала, почему уволили ее предшественницу, и оказалось, что девушку выставили за дверь за то, что она накачала губы силиконом. Оказалось, Завьялов этого органически не выносил. Он ничего не сказал своей помощнице, просто вызвал начальника службы по работе с персоналом и велел убрать резиновую куклу из его приемной. Помощница ему нужна была серьезная и скромная, но Алену взяли не потому, что она соответствовала этим качествам, а потому, что о ней попросила Динка. Видимо, Динке Завьялов не отказывал ни в чем.

Алена стала часто видеться с Динкой и все чаще задумывалась: почему так по-разному сложились их судьбы? Динка, конечно, красавица и умница, но этого мало – Алена знала по себе, она тоже не глупая и тоже хороша собой, но толку-то что? Почему Динка порхает по жизни, как бабочка, нежная и яркая, а Алена плетется, как тощая хромая кляча? Они обе были замужем, но Динка вышла из своего замужества с греющим душу банковским счетом, а Алена с сотрясением мозга. Из второго замужества Алена тоже неслась сломя голову, а умная Динка замуж больше выходить не стала. Ее носило по миру налегке, ее никто и ничто не могло удержать: ни профессия, ни привязанности, ни меркантильные интересы. Она владела тремя языками и с первым мужем познакомилась во Франции, когда искала работу в какой-то галерее. Через несколько лет муж увлекся молоденьким сербом, но он все же испытывал определенную ответственность за свою изменившуюся ориентацию и с Динкой расстался по-дружески, пополнив ее банковский счет кругленькой суммой. После развода Динка долго отходила, моталась по миру, а потом подалась в Москву, но была разочарована этим городом, вернее, огромной, бессмысленной, алчущей толпой людей, одержимых погоней за деньгами и престижем. Люди были тупые, примитивные, их не интересовало ничего, кроме стремления попасть в число медийных персон, и на этом пути они безжалостно ломали и сметали друг друга, уродовали и калечили. Ей стало противно и скучно, и она вернулась домой, откуда через недолгое время ее выманил новый роман, новое приключение. На его излете Динка познакомилась с Завьяловым. Случилось это прошлым летом на Сардинии. Он был с дамой, она еще барахталась в остывающем романе с богатым плейбоем, но оба сразу поняли, что это знакомство не случайное и продолжение будет. На сей раз Динка вернулась домой, имея определенную цель: она расставила силки и поджидала добычу. В этом ожидании она поселилась в новом красивом доме, обустроила гнездышко и стала ждать, когда паучок доберется до сплетенной ею паутины. А уж когда доберется, обратного хода ему уже не будет.

На работу Динка не ходила, но деньги зарабатывала – продавала картины современных художников. Муж-изменник оказал ей неоценимую услугу, когда ввел в круги европейской богемы, перезнакомил с художниками, галеристами и потенциальными клиентами – богачами, интересующимися живописью, а также выскочками, думающими, что приобретение предметов искусства даст им пропуск в общество, в которое они стремились попасть. Все эти связи работали и приносили свои плоды. У Динки все получалось легко, ее все вокруг любили и считали за удовольствие иметь дело именно с ней. В ее доме все было баснословно, по меркам Алены, дорогим: и стильная мебель, и арт-украшения. От Динкиного гардероба Алена вообще долго не могла прийти в себя. Когда подружка снаряжала ее на новую работу, она подарила ей несколько красивых, очень элегантных вещей, на всех были бирочки известных фирм, которых Алена раньше даже и в руки никогда не брала: Trussardi, Moschino, Roccobarocco, Rykiel. Ей было страшно неловко, когда Динка предложила ей все это в подарок, но когда поняла, сколько у нее всякого подобного добра, не стала отказываться – Динка отдает не последнее. Динка вообще вела какой-то эльфийский образ жизни. Она не ела продуктов, которые ели все, не пила того, что все пьют. Иногда она готовила сама, если можно назвать готовкой в российском понимании этого слова процесс установки в духовку жарочного подноса с перепелками или рыбой. Креветки, обезжиренные сыры, овощи и фрукты – это был ее обычный рацион. Никаких супов, картошек, сосисок и тому подобного. Пила Динка только французское или итальянское шампанское. Или сухое красное вино, тоже, конечно, не абы какое. Бывая в гостях у подружки, Алена много чего напробовалась такого, чего раньше никогда в жизни не ела и не пила. В какой-то момент ей стало безумно интересно посмотреть на Динкиных мужчин, благодаря которым она имела такую легкую жизнь, и подруга хоть и неохотно, но показала ей свой архив фотографий. Мужчины у нее были разные: и молодые, и постарше, и с разными типами внешности. Но все как один – холеные, изысканные и эффектные, как кинозвезды. Фотографий было много: из Парижа, Венеции, Монте-Карло, с Сардинии, греческих и Сейшельских островов… Дальше Алена смотреть не стала, желудок сжался в комок, к глазам подступили слезы. Она в своей жизни дальше Геленджика никуда не ездила.

В какой-то момент Алену начало жечь изнутри какое-то новое и очень болезненное чувство. Раньше она жила бедно, скучно и трудно, но и внутри у нее была тишь да гладь. Душа ее была как голая степная земля – промерзшая и безжизненная. Все живые соки из этой земли уже выжали, оставили только гуляющий поверху ветерок, прозрачный, бесплодный, неспособный пробудить даже воспоминания. С возвращением в ее жизнь старой подруги что-то случилось у нее внутри. Там стало ощущаться и колоться острыми иглами какое-то чувство, от которого вся душа пришла в движение. Движение было мучительным, болезненным, но оно пустило по венам кровь, заставило ее заволноваться и чего-то отчаянно захотеть. Чего? – спрашивала себя Алена. И сама себе отвечала: жизни.

Она вдруг очень четко осознала, что совсем-совсем еще не жила и все ее безумные влюбленности были каким-то сплошным недоразумением. Ей стало стыдно за них, за все оптом: за доктора, который дразнил ею свою жену, за алкаша Рому, за второго мужа, психопата, за многочисленных любовников, каждый из которых оторвал частичку ее души, ничего, ровным счетом ничего не дал взамен. В какой-то момент Алена испугалась своих чувств. Да ты завидуешь, сказала она себе. Ты тупо, пошло и банально завидуешь своей подруге! Отрицать это было бессмысленно: Алена тоже хотела красиво одеваться, жить среди дорогих вещей, отдыхать на Сейшельских островах и пить итальянское проссеко. Но дело было не только в этом. Она вдруг почувствовала, что хочет жить, что она задыхается в своей однокомнатной квартире, что не может больше слышать голос мужчины, с которым изредка отправляла «естественные физиологические надобности», не хочет больше разговаривать с подружками о ценах на гречку и тупых начальниках. Не хочет! Но больше всего ее мучил вопрос: чем Динка лучше ее? Почему она, Алена, привлекает только никчемных голодранцев, а Динку любят состоявшиеся в жизни мужики? В чем их разница?

И Алена совершила глупый, бессмысленный, постыдный поступок. Какие бесы ее разожгли, какие черти толкнули? Как они вытянули из нее эти слова, неизвестно, но, войдя по служебной необходимости к Завьялову, она взяла и прямо, без всяких обиняков и недомолвок, спросила, помнит ли он их первую встречу. Ту самую, которая была много лет назад. Завьялов опешил, но только на мгновение – такого человека не просто выбить из колеи даже и такой дурацкой выходкой, – потом усмехнулся, и стало понятно, что помнит. И Алену он узнал, тут даже сомневаться не приходится.

– А что, – спросил Валерий Иванович, – ты передумала?

Тут настал черед Алены застыть столбом. Она окаменела, не в силах произнести ни слова, а Завьялов подошел к ней и, улыбаясь в лицо, спросил:

– Ну что, прав я тогда был? Сам вижу, что прав.

Он вернулся за свой стол, сел и продолжил:

– Мне Дина сказала, что ты ее подруга, а ты вот, значит, как распорядилась ее дружбой… Думаешь, мужика у нее из-под носа увести?

– Я ничего такого не думала, – вспыхнула Алена, – я просто спросила, хотелось знать, изменилась я или нет…

– Все ты думала, – махнул рукой в ее сторону Завьялов, – думала, почему она, а не я? Поздно ты об этом задумалась. Такие дурочки, как ты, проматывают свою молодость, растрачивают свою красоту на дураков и алкоголиков, а потом спохватываются: ай-яй-яй! Почему другим все, а мне, бедной, ничего? Да потому что вы дуры, бестолковые дуры. Мозгов у вас нет, в этом вся причина.

Слезы закипали у Алены в глазах, но она, словно оцепенев, не могла даже пошевельнуться.

– Скажи спасибо, что я не стану передавать Дине то, что ты сейчас тут устроила, – заключил Завьялов, – она о тебе такого высокого мнения, не хочу ее расстраивать.

Он опустил голову и уставился в лежащие на столе бумаги, а когда Алена на негнущихся ногах уже поплелась к выходу, снова поднял голову и решил добить ее окончательно:

– Знаешь, почему одних кошек пускают к себе в постель и кормят кроличьей печенкой, а других держат на улице на объедках? Думаешь, все дело в породе? Нет! Дело в самой кошке, в том, чего она сама хочет. Ты хотела быть шавкой, ты ею стала, все претензии к самой себе, никто тебе не виноват.

С момента этого разговора прошло два дня. Сначала Алена думала бежать из конторы куда глаза глядят, лишь бы не видеть ненавистную рожу Завьялова. Сказать ему что-нибудь напоследок гадкое, да при всех, чтобы хоть как-то ему отомстить, чтобы он не думал, что он может безнаказанно унижать людей. Но очень скоро Алена взяла себя в руки. На следующий же день некое событие заставило ее кардинально пересмотреть свой взгляд на предмет. И теперь она крутила в руках визитку, которую оставил ей бывший сосед Леша, замечательный, кстати, мужик. Сейчас она позвонит ему и попросится прийти в гости. Не просто так, а для серьезного разговора.

Как бы душевно они посидели, если бы не мрачное настроение в семье Трепачевых и не ее, Аленины, кипящие яростью внутренности! Эля нажарила отбивных котлет с чесночком, сделала овощное рагу, поставила на стол бутылочку. Леша пересказал свой разговор с Завьяловым дословно, глотая, чтобы не прорвались наружу, матерные ругательства. Аленка все честно рассказала про себя.

– Ну и гнида же этот ваш Завьялов, – подытожил Лешка, – сказал бы сразу: нет, мол, иди отсюда. Так начал же мне песни петь, как он мой павильон купит! Как будто ему не доложили, что земля свободная! Ему надо было поглумиться над человеком, утонченно поиздеваться, чтобы я, офицер, стоял перед этой мразью, как засранец какой-то. Ненавижу! Сука…

Леша встал из-за стола, Эля тоже обеспокоенно заерзала:

– Леш, ну сколько можно! Не мотай себе нервы, все равно уже ничего не исправишь.

На кухне воцарилось тягостное молчание.

– Исправишь, – неожиданно нарушила его Алена, – все еще можно исправить.

– Да брось ты, – отмахнулся Леша, – ты что, не видишь, что он за человек? Хозяин жизни! Он вершит судьбы людей, как он сказал, так и будет. Для него люди – мусор под ногами. Народный избранник… таких избранников… – дальше шло матерное высказывание, произнесенное едва слышно, чтобы не оскорбить женские уши.

– Переубедить его, конечно, не получится, – согласилась Алена, – не тот случай. Я имею в виду другое. Его можно наказать.

– Как это? – нахмурился Леша. – Ты выбрось это из головы! Ну удовлетворишь ты свой гнев, и что? Мне от этого новый павильон не построится, да и тебе легче не станет.

– А ты что, думаешь, что я предлагаю ему морду набить? – с таким напряжением в голосе спросила Алена, что Леша невольно дернулся.

– Эй, девочка, полегче, – остановил ее он, – ты смотри, ни при ком другом не ляпни, что ты ему отомстить хочешь. А то знаешь что за такие дела бывает?

– Ты что ж, подумал, что я тебе убить его предлагаю, что ли? – вдруг осененная догадкой, засмеялась Алена. – Нет, я предлагаю другое. Готов выслушать?

– Хватит уже загадками говорить, ну что ты, ей-богу, – отмахнулся Леша, – уже не девочка, взрослая тетя, должна отвечать за слова.

– А я и отвечаю, – сказала Алена, – садись и слушай.

Леша покорно сел за стол, Эля тоже подалась вперед.

– Вчера так случилось, что я подслушала его переговоры, – сказала Алена, – он, правда, об этом даже не догадывается. Он выходил поговорить на балкон, который в его кабинете, а у меня была приоткрыта одна створка окна, хотя вообще-то такого никогда не бывает. Просто я вчера пролила смывку для ногтей под свой стол и решила немного проветрить. Так что я услышала совершенно случайно.

– Что ж ты услышала? – в нетерпении спросила Эля.

– У нас в офисе крупная сумма денег, – начала Алена, – очень крупная. Вы слышали, что проект реконструкции набережной сначала предлагал Артем Анциферов? Так вот, Завьялов договорился с ним о том, что тот отзовет свой проект. Короче говоря, он дает ему отступного. Много. Миллион долларов.

Эля и Леша недоуменно переглянулись.

– И что? – пробормотал Алексей.

– А то, что эти деньги можно забрать. Причем сделать это совсем не сложно.

Повисла долгая пауза, такая густая, что хоть ножом режь.

– Забудь об этом, – отрезал Алексей, – в таком офисе надежная охрана, я не поверю, что Завьялов не следит за своими деньгами как коршун. Он бдит, и еще как.

– В том-то и дело, что нет, – стукнула кулаком по столу Алена, – не бдит! Неужели мне это пришло бы в голову, если бы я своими глазами не видела, насколько там легко относятся к хранению денег!

– Чтобы такой монстр, как Завьялов, – не поверю, – покачал головой Леша.

– Вот именно потому, что монстр, – объяснила Алена, – именно поэтому. Ему даже в голову не приходит, что его могут обокрасть. Он даже в мыслях такого не держит! Я же не голословна, я готова показать свой план.

– Какой план? Алена, ты сошла с ума, – отмахнулся Леша и стал наливать себе водку.

– Постой-постой, не торопись, – неожиданно вмешалась Эля, – давай послушаем, что Алена имеет в виду.

– Ну вот, это другой разговор, – улыбнулась Алена и достала из сумки листок бумаги с каким-то сделанным от руки чертежом.

Она развернула этот лист на столе, сдвинув тарелки в сторону.

– Вот это, – сказала Алена, тыча пальцем в квадрат, – наша приемная, из нее выходит вот этот коридор – это финансовый блок, тут сидят экономисты, тут финдиректор, здесь и касса. Видеонаблюдения в этой части здания нет.

Леша, не обращая внимания на увлеченные объяснения девушки, взглянул на жену. Эля, в чьих глазах он ожидал увидеть немой вопрос или требование немедленно прекратить этот балаган, смотрела на него как-то странно. Не мигая, высоко подняв правую бровь. За много прожитых вместе лет Алексей не раз читал на ее лице такое выражение, но никогда бы не подумал, что оно может возникнуть в момент, когда им предлагают совершить ограбление. А как еще это назвать?

– Идите в Лешину комнату, – решительно сказала Эля, отодвигая Аленкин план, – нечего среди грязных тарелок дела обсуждать. Я тут все уберу и позову вас чай пить.

Она выпроводила мужа и гостью из кухни и занялась наведением порядка. Пару раз Эля подходила к комнате, где шло обсуждение, и из-за незакрытой двери прислушивалась к голосам. Один голос был звонкий и уверенный, другой пока только вставлял реплики уточняющего характера. Через некоторое время муж стал задавать конкретные вопросы. А когда Эля уже готова была позвать парочку на чай, она застала их в полном молчании.

– А что, – встретил ее на пороге комнаты голос мужа, – тут все более чем реально. Если Завьялов такой дурак, что не стережет свои деньги, просто грех этим не воспользоваться. Но ты, Алена, должна понимать, что ты, как человек, работающий в компании недавно, первой окажешься под подозрением.

– Я это понимаю, – согласилась Алена, – но подозревать и доказать – не одно и то же. Мы спрячем деньги так, что их никто не найдет. И пусть подозревают сколько им вздумается.

Когда Алена только пришла на работу в «Технологии роста», кое-что в новом коллективе вызвало ее крайнее удивление. Тут все друг другу улыбались, часто применяли уменьшительно-ласкательные формы обращения, так и старались оказать друг другу любую, пусть самую небольшую, услугу. Вскоре ей разъяснили, что все это – корпоративный стиль, заведенный в компании как незыблемое правило, и придерживаться его должны все без исключения. Приходить на работу в плохом настроении или жаловаться на жизнь и болячки здесь считалось дурным тоном. Если же у кого-то действительно случалось что-то серьезное, все немедленно организовывались с целью оказания посильной помощи. Совершенно невозможно было представить себе сотрудников, обсуждающих кого-то за глаза. Здесь не принято было жаловаться, подсиживать или подставлять. Грубое обращение к кому бы то ни было или невежливый ответ – ни воочию, ни по телефону – были совершенно недопустимы. Алена в первый раз попала в такой коллектив. Оказалось, это правило ввел лично сам Завьялов, который терпеть не мог производственных склок и категорически отказывался разбирать возникающие между сотрудниками конфликты. А ведь они могут случиться не только между рядовыми. Алене рассказали, как заработало это правило. У Завьялова было два ценных специалиста, которых он уважал и которыми дорожил. Оба на руководящих должностях, от обоих в компании зависели возможности принятия важных решений. Но между собой они категорически не ладили. В компании называли их разногласия «разным менталитетом». В один прекрасный день дошло от откровенной стычки до повышенных тонов и даже откровенных выпадов, разумеется, только устных. Отголоски скандала докатились до Завьялова, который категорически отказался принимать чью бы то ни было сторону в споре, он просто уволил обоих в один день. С тех пор правила поведения в компании объяснялись новому сотруднику только один раз. И Завьялов действительно верил, что введенный им распорядок – это не только внешний антураж. Ведь взрослый человек, не глупый, а в сказки верит! Всегда и везде, где на одном пространстве сталкивается множество людей, конфликты интересов, личная неприязнь, производственная ревность и прочие негативные проявления взаимоотношений между людьми неизбежны. И никакой олигарх не может этого отменить. В «Технологиях роста» тоже все это было, только гадили люди друг другу не в открытую, а исподтишка, нежно улыбаясь друг другу. Попробуй-ка скажи это Завьялову – не поверил бы ни за что. А вот уволить бы уволил. Ибо непослушание или двойные стандарты в его коллективе были бы для него ударом по его незыблемому авторитету. И если бы он когда-нибудь узнал, что кто-то из его сотрудников где-то назвал его самодуром, тоже не поверил бы. Он же не самодур! Во всяком случае, он сам так думает. То же самое относилось к его системе безопасности. Он признавал существование внешних врагов, всегда был настороже, имел собственную экономическую контрразведку, на работу принимал после тщательной проверки, более или менее откровенные разговоры вел только со сверхзащищенных телефонных аппаратов, периодически (особенно в поездках) пользовался услугами личной охраны. Но внутри своего офиса был совершенно расслаблен и безмятежен. Крупные суммы денег охранники привозили и складывали в комнатке кассира, где большие деньги лежали практически без всякого надзора. А зачем он? Постороннему человеку проникнуть в офис было практически невозможно, здание надежно охранялось. А бояться своих, тех, кого он кормит и облагодетельствует, Завьялову даже в голову не приходило. Алена была поражена, когда увидела в комнате кассира подготовленную для каких-то целей наличность – белый холщовый мешочек с надписью лежал прямо на сейфе, тугой, доверху набитый пятитысячными купюрами. И никто не обращал на него никакого внимания. Вот это да!

– Сегодня в офис привезли крупную сумму для Анциферова, – серьезно сказала Алена, переводя взгляд с Леши на Элю, – она в мешке, в комнате кассира, я сама видела. Судя по тому, что я подслушала, заберут деньги послезавтра. А завтра наш финансовый директор Ирина Вениаминовна будет праздновать свое сорокалетие. Будет много цветов, посетителей. Поздравление будет проходить в конференц-зале, которым заканчивается левый коридор. В том коридоре, где сидят финансисты, будет пусто. Комнату кассира на время поздравления, конечно же, закроют, но у меня уже есть дубликат ключа от этой комнаты. Когда все будут в конференц-зале, я открою комнату своим ключом. Единственный способ вынести деньги из здания – это выбросить из окна. На всю эту процедуру уйдет три минуты. Окно комнаты кассира угловое. Это угол задней части здания и его правового крыла. Периметр не охраняется, поскольку задней частью здание выходит на обрыв. В том месте он не очень крутой, подняться по нему можно, хотя ни дороги, ни тропинки там нет. Просто склон. Дорога проходит метров на двадцать ниже уровня нашего здания. Моя задача – выбросить мешок из окна. Задача Алексея – незаметно забраться по склону и, дождавшись момента, забрать мешок. Потом так же незаметно спуститься. На какое-то время деньги должны быть спрятаны в надежном месте. Не у меня и не у вас. Но это детали. В целом план принимается?

– У меня вопрос относительно дубликата ключа, – встряла Эля, – тебе положено его иметь по должности?

– Нет, – ответила Алена, – это никому не положено.

– А как же он у тебя оказался?

– Это было несложно, – не моргнув ответила Алена, – кассирша у нас не от мира сего. А сделать слепок с ключа не проблема, во всяком случае, я умею. Раньше мне это пригождалось в мирных целях.

Эля и Леша смотрели друг на друга. Он ожидал от своей жены любых разумных доводов, любой эмоциональной реакции, единственное, чего он не ожидал, так это того, что она скажет:

– Принимается.