– И пусть удача, всегда будет с нами.
(НО слажали вместе.)
Выступление шло прекрасно. Наш класс прошел, захватив свои должные родительские комплименты, потом еще один класс и еще. Когда мы оказались в конце, пред последним танцем, я, посмотрев на то, с каким обожанием на тебя смотрит весь преподавательский и директорский состав, решила выдвинуть свои требования.
– Германий, – позвала тебя я.
О, ты помнишь это. Так я говорила только тогда, когда ты уже проигрывал мне действие, и тогда, на один разок до момента, пока ты не взбесишься, ты становился химическим элементом.
– Что, Арьяша? – спросил ты, делая четкий акцент на моем имени, стараясь напомнить, что и у тебя есть чем меня разозлить.
– Твое действие: заставить совершить что-то такое, чтобы весь зал засмеялся.
Из тебя вырвался смешок, какой-то печальный и нервный, а из глаз пропал былой веселый огонек.
– А как? – пытался узнать ты.
– Pense nisso. Por que você precisa de uma cabeça17? – заявила я, и радостная поплелась к Кате беседовать о чем-то, о чем я даже сейчас не вспомню.
Когда выступления завершилось, мы должны были выйти с разных сторон кулис и закончить данный концерт. Так что, да, это было очень трудно сдержаться, когда, выходя на сцену с последними прощальными словами, я встретилась взглядом с твоими голубыми глазами и белыми усами, нарисованными штрихом, которые делали из тебя Марио. Честно, мой смех держался из последних сил. О зале даже и говорить будет не нужно.
А ты ведь еще и смог перевести это в красивую мысль.
– Когда-нибудь мы станем взрослыми, – говорил ты, стараясь не смотреть на красную еле держащуюся меня. – И будем такими же родителями, сидящими в зале и радующимися, что их дети наконец-то выросли. Эти усы меня старят. Они говорят, что у меня в жизни произошло очень многое, – ты вздохнул тяжело, глядя на сидящих в зале своих родителей. – Такие усы обычно носят те, кто многое видел и малое ждет. Люди, уставшие от самой жизни. Поэтому, я рад сделать так, – вытащив из своего кармана ватный диск, пропитанный, кажется, жидкостью для снятия лака, ты предпринял попытку стереть свою мазню из лица. Пространство над губой заметно покраснел, даже невзирая на то, что большое количество штриха осталось на своем месте, но твою метафору все поняли. – Нам рано становиться такими. У нас еще слишком много всего. Учеба в университете, путешествия, приключения, любовь, – при этих словах ты бросил кроткий взгляд на уже спокойную меня и продолжил. – Сейчас самое время играть с жизнью в «спорим», когда она говорит, что «спорим, ты это не сможешь?», а ты в ответ берешь и делаешь. Эта игра опасна и весела, но я надеюсь, что устану играть в нее только тогда, когда на месте нарисованных вырастут мои собственные усы.
Твоя речь завершилась, и я поняла, что оканчивать концерт словами, что написаны на бумажке будет просто ужасное зрелище, которое опустит меня еще сильнее.
– То, что у нас позади не сравнится с тем, что ждет впереди, – выдала я, вспоминая все прочтенные статусы Вконтакте. – Нужно идти туда, к нашему будущему. К нашей лучшей жизни, – я старалась улыбаться, пытаясь не выдать, что выступление происходит максимально в рандомном и импровизационном режиме. – Ни на что не смотреть и никогда оглядываться. Нужно рисковать, потому что только в таком случае можно действительно что-то выиграть. Так давайте поспорим друзья: Спорим, что все выпускники не влезут на сцену, чтобы сказать прощай?
Это было красиво. ДА.
Лучше, чем у тебя? НЕТ.
Но я считаю, это абсолютная победа, просто потому что быть лучше не могло.
По выходу из актового зала твои родители в спешке сделали фото нас с тобой на дорогущий фотоаппарат, а потом, когда я как-то раз пришла к вам в гости, я узрела кадр висящим на стене, и ты подарил мне его прямо в рамке. Помнишь?
Там ты со своими усами, обнимающий меня за плечо, и я, которая поставила указательный палец под нос, пытаясь притвориться, что и у меня есть такие же усы. И мы оба смеемся.
Классное фото.
Прости, но его я оставлю себе. С подписанными сзади фразами, которые исходили из наших уст слишком часто.
Odio!
And I love you!
Запятая 11
Одиннадцатая запятая была… Странной. Словно до этого мы были на разгоне, сели на велосипеды без тормозов и покатились с горки, ведущей фиг знает куда. Я пыталась долго и муторно вспомнить какую-нибудь прям жестокую вещь в десятом классе, которая в конечном итоге, могла бы объяснить мне все то, что произошло после.
Но, увы, все было очень тихо. И этот класс, сам по себе, был как затишье перед бурей. Бежать вперед особо не хочется, поэтому давай я вспомню кое- что, что, кажется, запомнится мне в голове еще надолго.
Следом за красивым прощанием со школой, последовали не очень симпатичные экзамены, которые максимально раздражали уровнем паники, царящей вокруг них. Осознание того, что это совсем не конец света и самое худшее впереди, приходило лишь в моменты, когда пред тобой клали листы с заданиями, и ты, рассматривая них, осознавал, что все знаешь.
Не редко происходило такое, что девушки договаривались встречаться в туалете и обсуждать решение. Естественно, такие встречи никогда не происходили, потому что кто-то вышел из кабинета вместо них, или туалета всего два, а кто-то просто кое- что забил и в момент, когда все должны были делиться решением, сидел в кабинете.
В конечном итоге, сдав наконец всю адскую кутерьму, мы прибыли снова в красивых выглаженных блузках и аккуратной школьной форме в учительскую, за получением аттестатов, а потом мгновенному их возвращению под крыло нашей школы для того, чтобы они приняли нас в десятый класс.
В вечер пред такой встречей, помнится, мы очень долго во Вконтакте смеялись над тем, как завучи и наша классная руководительница с сожалением прощались с нами, кажется, надеясь, что большинство из нас уйдет навсегда. Тогда нашего главного преподавателя должны были поставить на новый пятый класс, но вместо этого вернули на курирование к нам. И, Ai deuses, как же мы истошно смеялись с ее злобных сообщений в беседе класса о «приличной форме».
«Завтра встретимся пред школой?» Герман
«Думаю, что да. Мила с нами?» Арьяна
«Нет. Слушай, тут такая ситуация…» Герман
«Что-то произошло?» Арьяна
Дальнейшего ответа я не услышала, потому что в ожидании твоего сообщения, лежа в закрытой темной комнате после тяжелого дня и неплохой утренней поддержки я уснула.
На утро ответа так и не было, так что я решила, что ничего важного это в себе не несло.
Одевшись и закрепив свои кучерявые длинные волосы, которыми с недавних пор очень начала гордиться, в аккуратный пучок, я направилась навстречу к тебе в школу. Наши родители в тот день работали и, если твоя мама еще собиралась освободиться с работы, чтобы подписать парочку бумаг, что во власти делать только наши официальные опекуны, то моя же не имела возможности освободиться от своей деятельности так просто, и поэтому сказала, что придет как-нибудь позже.
Как и всегда.
Добравшись до школы, точнее до одного из дворов подле нее, ты гордо вытащил из рюкзака две дешевых бутылки «Дай 5» Мохито и протянул одну мне с видом, будто предлагаешь какой-то дорогущий алкоголь.
– Выпьем же за удачное поступление в десятый класс и за последующие два года страдания друг от друга! – воскликнул ты, открывая бутылку и поднимая ее к небу.
– За нас, за вас и за Кавказ! – выдала я, открыв свою и чокнувшись об твой кулак.
Отпив глоток, мы невольно захохотали от этой дружественной и приятной атмосферы, от этой тонкой связи, которая держала нас, от того, что делало нас таким веселым и ярким дуэтом.
Закончив свое распитие, мы положили бутылки обратно к тебе в портфель и направились к школе.
– У тебя же четверка по математике? –усмехнулся ты напыщенно, поправляя свою куриную челку.
– 21 балл! – злобно выдавила я, продолжая возмущаться такой несправедливости уже не первый день. – Один чертов балл! Один!
– Если что, я принес штрих, – намекнул ты, подмигивая одним глазом так, будто у тебя был какой-то нервный тик. – Замажем твой результат и ставим пятерку в автомат.
– Спорим, ты так не поступишь? – заявила я, недолго думая.
Серьезно, мне кажется в те времена с моих уст уже само по себе срывалось наше старое, такое родное и избитое слово «спорим».
– Ради тебя, что угодно, сеньорита, – взяв мою руку и прижимая ее к тому месту, где у тебя должны было быть сердце, стараясь сделать сексуальный говор, вымолвил ты.
– Вау, – удивленно протянула я. – Кто-то прочитал про Португалию.
– Ради тебя, что угодно…
– Сеньорита? – перебила я, остановившись подле лестницы у школы и точно глядя на тебя, ожидая ответа.
Твоя взгляд быстро прошелся по стенам нашей старенькой кирпичной школы, которая казалась такой пустой и заброшенной этим июньским днем, что только больше придавало прелести тому, что сейчас мы будем ходить средь этой тиши.
– Арьяша!
Зная, что последует за этими словами, ты поскакал вперед по лестнице, преодолевая ее с невероятной скоростью, а я в своих кроссовках, за которые меня уже должны были отчитать, поскакала следом.
Прямо у входа в кабинет завуча нам встретились наши «счастливые» одноклассники, которые весело шептались и печально говорили «ну вот мы снова здесь». Уля стояла поодаль, по списку отмечая прибывших, но, лишь заметив меня, ринулась вперед.
– Арьяна! – выкрикнула она, сжимая меня в своих крепких объятиях.
В ответ я тоже схватила ее за талию, радуясь происходящему. Заприметив тебя, она ухватилась за твою шею и счастливо обнимала еще и тебя. Хотя, мне кажется, такую улыбку в тот день она дарила всем, ибо она действительно единственная, кто мог быть рад новому воссоединению.
Окончив свои любезности, она снова взяла в руки список и поставила галочку подле наших имен.
Тут же, словно Цезарь, умеющий совершать множество дел разом, она начала обсуждать со мной что-то, при этом записывая голосовые сообщения в беседу класса, о том, чтобы все поспешили.
Помнится, что я очень по ней скучала.
Отчего-то меня все еще совсем не смущало отсутствие моей же лучшей подруги и твоей девушки, которой все еще здесь не было. Как-то это все было странно.
Случайно я уловила взглядом, что в списке нашей дорогой старосты подле Милиной фамилии стоит минус и это вызвало у меня вопрос.
– Почему подле Милы минус? Она не придет? – выдавила из себя я.
Уля тут же свернула кнопку в сторону неудачного сказанного сообщения, а потом, с какой-то жалостью, смешанной с удивлением, посмотрела в мою сторону.
– Ты не знаешь?
Только и смогла молвить она, пока ее не перебил еще один собеседник, который очень хотел со мной поговорить, и вот он был очень неожиданным.
– Арьяна, – протянув букву «я», встал пред о мной твой старый товарищ Макс.
– Макс, – спародировала его я.
С того момента, как я упала с серьезным переломом руки и ноги прошло очень много времени, и особенно сильно это отразилось на вас. Тогда вы очень быстро перестали общаться. Компании постоянно меняются и это нормально, и пусть казалось, что вы все еще спокойно могли быть в одной шайке, вы разошлись.
– Как твои экзамены? – спросил он, начиная издалека.
– Думаю, хуже твоих, – смеясь выдала я.
– И хуже, чем у Германа, – добавил он, поправив свой красный галстук.
Чувство, будто натягивая его сильнее, он старался спровоцировать меня. Как будто бык на корриде, когда пред ним елозят платком с целью, вывеси животное, обратив его в яростную тварь. Но на меня бы просто платок не повлиял бы так, зато сказанные далее слова спокойно могли свести с ума.
– Спорили на то, у кого лучший результат? – слегка усмехаясь сказал он.
– Конечно, куда мы без этого, – спокойно произнесла я, еще не видя здесь никаких проблем.
– Видимо, тебе просто нравится проигрывать.
Эта фраза.
Даже не так.
Это утверждение, заставило все мое тело передернутся. Настолько оно прозвучало напряженно и с намеком.
– Прости? – будто не поняв, напросилась я на добавку.
– Ну, тебе нравится, – говорил Макс, смотря точно мне в глаза. – Говорить какую-то чертовщину, возиться с ним, теряться на его фоне, – он говорил, а я будто терялась среди его слов, стараясь понять, к чему же он ведет, – Падать.
Последнее прозвучало выстрелом, и я тут же очнулась, наконец осознав, на что же он тонко намекает.
Но я не любительница жить догадками, отчего же решила попросту спросить напрямую, прежде, чем начинать злиться и строить свои теории.
– Что ты хочешь сказать?
Он отвел взгляд, усмехнувшись, словно разочаровываясь во мне и ожидая, что я с первого же слова пойму все и отправлюсь бить кое- чью петушиную рожицу.
– Согласись, так неудачно упасть очень сложно от простого неправильного шага, – продолжил он, после секундной паузы. – А вот если подножка, подговоренная кем-то со стороны, например, тем, кому падение было выгодным, тогда все становится крайне понятным.
Я ему не поверила.
– Бред, – спокойно заявила я, моргая чаще, чем бился мой пульс.
На самом деле, мне казалось, что вместо разъяренного бычка, которого он пытался вызвать, вышел маленький новорожденный испуганный теленок, который вместо того, чтобы швыряться вещами, просто ожидал, что кто-то скажет, что это глупая шутка.
–тогда ответь, почему твой проигрыш ознаменовался такой большой победой для Германа, – треснуть хотелось тому по лицу. Оно как твое, только еще более наглое. Еще и голосок. – Мало того, что ты упала и полегла в больницу, так вы еще и помирились, и он еще проводил много времени с тобой.
– Это не победа для него, – ни капли, не сомневаясь в своих словах, сказала я.
Но взгляд Макса говорил гораздо больше, чем можно было.
И я знаешь, что?
А я опять ничего не поняла!
А на самом деле эта запятая целиком о том, как все говорили, а я попросту тупила.
– Ты очень ошибаешься…
– Арьяна, – позвал меня, появившийся ты. – Макс.
– Герман, – он протянул тебе руку и ты, еще не зная, что же мы обсуждали, но уже с подозрением изучая меня, сомневаясь, медленно протянул свою ладонь.
– О чем говорите? – спросил ты, поглядывая на старого товарища.
– Экзамены, – спокойно придумал он, отходя от нас к ребятам. – Оставляю вас.
Как только он удалился, ты подобрался ближе.
– Что это было?
А я же была не из тех людей, кто молчал, обдумывая слова. Я многому не верила, особенно потому что считала тебя лучшим другом и ни за что бы не согласилась с тем, что такое произошло.
Да, иногда ты был придурком и уродом, но точно не до такой степени, чтобы обеспечить мне переломы.
– Он сказал, что мое падение подстроил ты, – сказав это, я выждала паузу, наблюдая за твоей реакцией. – Тогда в восьмом классе. Попросил Макса поставить подножку, и я рухнула.
Три секунды была абсолютная очень напряженная тишина, а потом, ты нервно хохотнул, глядя на испуганную меня, и засмеялся, но уже громче.
– Ты ему поверила? – напряженно выдавил ты.
Увидев твою реакцию, мои сомнения тут же испарились.
– Конечно нет.
– Ну и хорошо.
Сейчас я понимаю, что, вероятно, ты воспользовался очень простым психологическим приемом. Ты попросту мог наехать на меня, сказав, что я такая плохая подруга, веря в эти сплетни. Это была простая психология, но я на нее повелась.
Кстати, начиная с этого диалога, следующие 24 часа будут самыми напряженными в моей жизни.
Засекай время. Прошло 34 минуты.
Осталось пережить еще 23 часа и 26 минут.
Выслушав все вопросы и оценивающие взгляды со стороны преподавателей, которых я знавала вот уже девять лет, я выскочила из кабинета, стараясь наладить дыхание. Тогда, завучи за «хорошую работу в качестве ведущей» накинули мне еще пару баллов. Конечно, они не сильно влияли на то, что я в итоге осталась в школе, но слышать, что мое выступление оказалось неплохим, было крайне приятно.
Выходя к остальным одноклассникам, я буквально споткнулась об Улю, которая узнавала у меня, что да как.
– Я остаюсь! – воскликнула я, столь радостно, будто действительно были сомнения. – Или ты не этого хотела?!
Получив легкий удар в бок вместе с возмущенным лицом, я снова рухнула в распростертые объятия нашей старосты, которая была крайне рада такому стечению обстоятельств.
Вслед за мной из кабинета выпорхнул ты, радостно улыбаясь и уже собирающийся похвастаться тем, насколько твои баллы лучше, чем мои.
– Ну что, ну как?! – произнес ты, подойдя ко мне со спины. – Еще два года вместе?
– Печальная весть, – состроив грустный голос, процедила сквозь зубы я, в ответ получив от тебя СВОИ любимые жесты на обоих твоих руках.
Сделав пару совместных фотографий (то есть твоих селфи со мной, пока я не вижу), я вновь задалась вопросом об отсутствии своей некогда лучшей подруги и решила, что теперь напрямую узнаю, в чем же причина ее неприбытия на данное мероприятие.
– Уля, а где Мила? – спросила я, подойдя к ней в момент, когда она опрашивала нашего двоечника, который, уловив мое пришествие за удачный момент, смылся. –Она прошла в наш класс?
Моя подруга молчала, глядя то на тебя, то на окружающих, но так и не поворачиваясь ко мне, будто она искала поддержку и надеялась, что кто-то решится рассказать эти новости вместо нее.
– Нет, не прошла, – тихо вымолвила она.
– Как? Почему?!
Оказавшись в замешательстве и в полном шоке, я помню, как начала едва заметно дрожать, а испуганная и скованная Уля будто ломалась от того, что ей нужно было сказать, и ты, заметив это, отодвинул ее немного в сторону и объяснил все сам.
– Мила уходит из нашей школы и поступает в гимназию, – спокойно рассказал ты, своим обычным не наигранным голосом, которым меня всегда легко было успокоить.
Мгновенно, почти как ударом тока, я почувствовала невероятную обиду. Не на то, что она меня бросила и ушла в другую школу, а оттого, что она ничего не сказала, не писала, не сообщала. И еще меня обижало то, что мне до последнего не хотелось верить, что причина в простой ревности, но этот день мне очень хорошо это покажет.
– Арьяша, – позвала меня ты нежно по имени, и я уже подготовилась сказать что-то матом, но тут мой телефон затрезвонил и, увидев на звонке имя «Mãe Рабочий», я тут же отошла в сторону, подумав, что она хочет спросить о том, как прошло собеседование в десятый класс.
Но на звонке была совсем не мама. Это был директор того центра, где она работала, который начал задавать мне вопросы о том, как давно я разговаривала с мамой, давно ли она мне звонила и прочее.
Уже когда он тяжело вздохнул, услышав слово «с утра», я поняла, что дальнейший диалог напугает меня не слабее, чем известия о чьей-то смерти. Как оказалось, это было чуть ли не оно.
– У нас в офисе случился пожар и, – ее руководитель тяжело цокал, пытаясь подбирать слова, то и дело прерывая свою речь противными «а», – И мы не знаем, где твоя мать.
Последнее он обрезал так, словно старался поскорее выпустить то, что его так мучало, но потом я лишь слышала его тяжелое дыхание, которое ждало от меня дальнейших вопросов.
– Как это не знаете?! Как такое возможное?!
Я чувствовала, как слезы подкатывают ко мне и у меня начинается дикая трясучка и истерика. К счастью, это случилось как раз в то мгновенье, когда ко мне подошел ты. Без всяких вопросов, одними взволнованными глазами, ты попытался узнать, что случилось, но я была не в состоянии что-либо ответить.
– Среди спасенных ее нет и, мы не знаем, в какой части офиса она была в тот момент, – кричал в трубку начальник, наперекор сиренам, которых в самом начале нашего диалога я, почему-то, не слышала. – Склад сгорел полностью, и мы ищем ее.
Я начала плакать, судорожно сжимая трубку телефона, когда ты, выхватив ее у меня одной рукой и обняв меня другой, продолжил говорить с маминым начальником.
– Вы на мобильный звонили? – начала задавать вопросы ты. – Что коллеги говорят? А полицейские? Каков вообще шанс, что она была в здании?
Без остановки ты все спрашивал и спрашивал множество вещей, стараясь узнать, есть ли вероятность того, что она выжила и, когда ты положил трубку, попросив перезвонить, как только они получат хоть какую-то информацию, ты прижал меня к себе еще сильнее, пока мои ладони дрожали, сжавшись как пораненные лапки олененка, и, расположив свой подбородок среди прядей моих черных, еще с утра аккуратно зачёсанных волос, губами прислонился к моему лбу.
– Мы сейчас идем ко мне, – не договаривался, а сообщал ты. – Родители уехали на дачу. Ближе к вечеру заберем Киру из детского садика. Будем ждать новостей. Если что, останетесь у меня с ночевкой.
Взяв меня за щечки, ты немного отодвинул мое лицо, чтобы я посмотрела точно в твои глаза и, услышав от меня хлипкое согласие, ты прислонил меня к подоконнику, сам направившись сообщать о том, что мы уходим Уле, а также забирать наши сумки.
В это время я старательно сдерживала слезы, отвернувшись к окну, чтобы, не дай бог, никто из наших одноклассников не заметил и не пристал ко мне с вопросами в стиле «а что случилось», тем более, учитывая сегодняшнее мероприятие, этот рев мог иметь вполне адекватную причину.
Поэтому, когда ты вернулся и, взяв меня за руку, повел к выходу из школы, я выдохнула, позволив слезам снова политься из моих глаз. Хорошо, что я не пользуюсь тушью или другой косметикой, иначе на лице тогда бы было черти что.
Ведя меня к своей квартире, ты практически все время руководил мной, словно я была Миком, твоей собачкой, а не человеком с разумом и собственными мыслями. Я лишь шла рядом, хлюпая носом, продолжая звонить снова и снова на мамин мобильный, на который шли гудки, но не было никакого ответа.
При входе в квартиру меня встретили пара знакомых и любимых пушистых ушек, чей владелец тут же кинулся меня обнюхивать. Я думала, что за то время, пока мы не виделись, он меня забыл, но нет. Я села на колени прямо в коридоре, и сжала его в своих объятиях, успокаивая дрожь, пока ты проносил наши вещи в зал.
Расхаживая по квартире и занимаясь какими-то базовыми делами, ты дал мне немного времени спокойно посидеть, обнимая пушистое коричневое облако, и успокоиться, что наконец завершило мой дикий плач и эту истерику.
Я всегда старалась не показывать свою слабость, свои слезы. Это было чем-то базовым. Плакать надо в тишине. Но тебе тогда я их показал…И потом ни разу об этом не пожалела.
– Твой рюкзак в зале, – произнес ты, что-то готовя на кухне. – Ты сама дойдешь, или тебя донести, как тогда в восьмом классе?
Поднявшись с колен, я добралась до дивана и удобно развалившись на нем, увидела, как ты тащишь к мягким подушкам и креслам две чашки чая.
– А как же: пить и есть на диванах нельзя? – наигранно состроив строгость, спросила я.
– Такая ситуация, можно много, – ответил ты, достав из рюкзака напитки и подлив чуточку к нашим кружкам.
Улыбнувшись с этого, я вновь взялась за телефон и начала звонить. Так, напряженно раз в пятнадцать минут звоня на мамин мобильный и раз в час на номер начальника, мы прожили целый день до десяти часов.
Я до сих пор помню, каково же было удивление Киры, когда за ней в садик пришла не мама, а ее сестра с каким-то мальчиком, который еще и купил ей вкусности по дороге, а потом еще и дал поиграть в свои приставки и игрушки. У нее с лица ниспадала улыбка, а потом такая же повисла и на тебе, когда она гордо заявила, что хорошо знает, как играть «Королевства Дисней», ибо «на Арьяниной приставке я часто в нее играю». Откуда ей было знать, что и та приставка тоже твоя?
В девять вечера, включив ей мультик на задний фон на своем компьютере, ты уложил ее в своей комнате, пока я гладила Мика в зале, продолжая глядеть на стоящий на зарядке телефон в ожидании звонка.
– Держи, – кинул ты мне одну из своих футболок и штанов, сам уже переодевшись в домашнее.
Скрывшись в туалете, я быстренько сняла свою белую блузку и красивую юбку, стараясь не вспоминать, что их мне купила мама и мысленно пытаясь заглушить страх, что ее больше нет. Наверное, именно поэтому я практически выбежала из туалета и, кинув вещи на соседнее кресло, вновь сжалась в Мика.
Увидев, насколько резко и плохо я на все реагирую, ты, тяжело вздохнув, направился на кухню и, неожиданно, вытащив с верхней полки бутылку открытого вина и два бокала, поставил их на кофейный столик, который специально пододвинул ближе к нам.
– Что это? – спросила я, прекрасно зная, что это.
– Белое вино, – сказал ты, наливая бокал и протягивая его мне. Я была крайне удивлена тем, что из тебя не исходило ни одной шутки, будто ты настолько боялся хоть как-то меня поранить, что старался на максимум сравнять с землей еще хоть какой-то стресс. –Тебе для успокоения.
– Я не пью, – прошептала я, при этом рукой тянясь к напитку.
– Не пьешь, – выдавил ты, убрав бутылку вниз. – Ты выпиваешь, – взяв другой бокал в руку ты, не чокаясь, начал медленно пить его содержимое.
Борясь с желанием немного расслабиться и потупиться своими принципами, я все же сдалась под столь соблазнительным напором и прильнула губами к бокалу, легонько заливая в рот вино.
– А родители ругаться не будут? – поинтересовалась я.
– Нет, они даже не заметят эту бутылку среди других, – выдавил ты, облокотившись на спинку дивана столь же вальяжно, как и я, практически «развалившись на нем».
Запрокинув голову назад, ты прикрыл глаза и поправил свои светлые локоны волосы. Я повернулась к тебе боком и наблюдала за тем, как ты просто дышишь, и как вздымается вверх и опускается вниз твой кадык. Кажется, мне просто было нужно сконцентрировать на чем-то свое внимание, и сейчас я искренне сомневаюсь, что один бокал вина, стал причиной такой странной заинтересованности.
– Давай включим телевизор, – заговорил ты, приподнявшись.
В эту секунду я резко отпрянула.
– Не думаю, что хочу сейчас что-то смотреть, – вымолвила я, залпом выпив оставшуюся часть напитка.
Минуту мы сидели в тишине, а потом, когда я начала крутить палец внутри пустого бокала, ты обернулся ко мне боком, сев в позу похожу на мою, и, подперев локтем свою щечку, позвал меня мягко по имени.
– Арьяша, – когда я встретилась с парой твоих голубых глаз, ты заговорил – Все будет хорошо. С ней все нормально.
Молчание с моей стороны продолжалось, и мы снова оба просто глядели друг на друга в полной тишине, ожидая, скорее всего, необходимого мне звонка.
– Пучок уже растрепался, – прикасаясь к кончикам волос, шептал ты. – Распусти ты его уж.
Твоя рука сама потянулась к резинке, а я, оказывая немного сопротивления, прочитала нечленораздельные маты на португальском.
– Vá para o infernoа18, – прокричала я, даже успев показать свободной рукой свой любимый фак, прежде чем потом все- таки позволить тебе, выдирая мои волосы, убрать долой с моей головы эту болючую прическу. – Легче стало, – произнесла я, чувствуя, как твои пальцы все еще гуляют по моим волосам.
И вот, я тебе клянусь, это секунда, когда ты гладил меня по прядям (я ничего не понимаю всю запятую), а я воодушевленно, почти не дыша, смотрела в твои голубые глаза, была самой тихой и спокойной, за все эти адские двадцать четыре часа. Мне не хотелось яриться и злиться, ибо силы были на исходе, и эта тишина, и спокойствие, пронизывающие эту комнату и нас, полноценно расслабили меня.
Оттого, наверное, я настолько резко и испугалась звонка, последовавшего следом.
Быстро поставив стакан на стул, я поспешила к телефону и, увидев там номер маминого начальника, тут же ответила на него. На той стороне провода зазвучал голос мамы.
– Арьяна, слава богу!
Она плакала, что-то рассказывая о том, что вышла во время пожара покурить и оказалась неподалеку от склада, но в достаточно хорошем месте, где до нее не дошли языки пламени, но пока они разгребали все, что препятствовало дорогу к тому месту, уже стемнело. С ней все было в порядке и уже бы завтра ее отпустили домой. Задав вопросы о том, как я и Кира, она попросила вымыть всю квартиру и приготовить поесть к ее приходу. И это был первый раз, когда я в действительности была рада этой просьбе.
Сбросив трубку, я радостно завизжала, настолько, что Мик начал гавкать, а тебе пришлось подбежать ко мне, чтобы прямо пред губами показать указательный палец, намекая притихнуть и не будить Киру.
– Она жива! – пропищала я, когда чуть ли не рухнула вниз на диван, обнимая тебя.
– Я догадался, – выдал ты, отдергивая меня от себя и шипя на Мика, чтобы он успокоился.
Пока происходила эта сцена обругивания нашего любимого песика, я радостно хохотала, а потом, радостно рассевшись на диване, выдала:
– Теперь можно и посмотреть телевизор!
– Что же ты хочешь? – улыбаясь, задал мне вопрос ты.
Случайным образом, телевизор включился на карусель, где шел Губка Боб, и я тут же приняла эту идею за лучшую.
– Губку Боба!
Хохоча, ты открыл Ютуб и, вбив его в поиске, включил нам плейлист из всех серий.
– Как скажешь!
Мы смотрели выпуски, пили Мохито, что не допили утром, порой выпивая еще чуть- чуть вина, а потом, на серии, когда Планктон в очередной раз сумел выкрасть рецепт Крагсбургера, я, вымотанная этим днём, уснула.
Но ты же понимаешь, что 24 четыре часа, еще не кончились.
Утреннее пробуждение было феерически невероятным. Оно было не от будильника, и не от солнечных лучей, проходящих в окна, хотя бы потому что те были плотно занавешены. Открыв глаза, я увидела, как расположившись на огромном разобранном до максимума диване, улегшись по двум краям, дремали ты и я. А где-то там в коридоре в это мгновение звенел домофон.
– Герман, – позвала тебя я, пытаясь разбудить.
Реакция с твоей стороны была нулевой, поэтому, взяв близлежащую подушку, я начала мягко бить ею по твоей голове, пока наконец ты не очнулся.
– Домофон, – прошептала я, когда ты, поправляя свой петушиный хохолок, удивленный этим звуком, направился к двери.
Я же осталась сидеть на диване, испуганно думая, что вернулись твои родители, и, верно, меньше всего они ожидали встретить в своей квартире девушку с ее сестрой, которая даже не была второй половинкой их сына. А что касается той самой «половинки», то она как раз и стояла за дверью.
Поняла я это, когда ответив на домофон, я услышала ее радостный голос и гудок о том, что ты впустил ее внутрь.
– Блять, – громко матюгнулся ты, надев тапки и выходя навстречу своей возлюбленной.
Подобравшись как можно ближе к двери, я попыталась скрыться за ней, чтобы моя бывшая лучшая подруга, не дай бог, ничего не услышала и не заметила.
Сквозь отворившуюся дверь в квартиру забежала Мила, радостно обнимая тебя и быстро чмокнув в губы, попыталась войти в квартиру, как ты тут же ее остановил.
– Что-то случилось? – спросил ты, стараясь не пропускать свою девушку дальше порога.
Ее маленькое аккуратное тельце прислонилось к арке, а ее глазки поражённо смотрели на тебя, явно не ожидая такого приветствия.
– Ты трубку не брал, на сообщения не отвечал, я решила прийти и лично рассказать, что я поступила! – выкрикнула она, а я от этого немного содрогнулась.