– Спорим, ты не сможешь так просто уйти?
Чуть- чуть обернув голову назад, я увидела тебя стоящего посреди комнаты, кусающего свои собственные губы, опечаленного и взволнованного.
Попытка поиграть по старым правилам была неплохой, только ты говорил совсем без азарта, своим обыкновенным простым голосом, без лишнего актерствования.
Моим любимым голосом.
– Не спорим, – кротко выдала я, вновь повернувшись к выходу. – Мы оба уже проиграли.
После этого я, не оглядываясь, вышла из актового зала, и только придя домой и, сев пред своим столом, с трудом сдерживая себя, все же начала плакать.
Остановилась я лишь когда домой явилась мама, при которой у меня не было ни малейшего желания показываться слабой, это и привело к тому, что вместо платков я вооружилась листами и ручкой.
Это довело меня до того, что в конечном итоге я расставила пятнадцать запятых нашей дружбы или нашей любви.
Наверное, стоит тебя оповестить, что же будет дальше. После последнего звонка, ты получишь этот конверт с исписанными моим не очень аккуратным почерком рассказом о наших очень корявых отношениях. Я попрощаюсь с тобой, а потом навсегда улечу в другую страну на заработок и учебу, удалившись из всех возможных соцсетях. Хотя, долой драму, я сижу лишь во Вконтакте.
Хотя, все это и пахнет дешевым драматическим романом, купленным где-нибудь в подворотне. Но я, видимо, люблю такую гадость, и хочу все это закончить именно так.
Напоследок: ты Кен, а я совсем не Барби. Возможно, это то, почему мы так и не стали парой. Но знаешь, я рада, что мы были друзьями. Верными партнерами и товарищами.
Я бесконечно благодарна, что у нас были эти чертовы пятнадцать запятых. И все же очень больно, что уже сейчас мы ставим точку.
Но это единственный путь, каким это все может закончиться.
Удачи тебе во всем.
Eu te amo23.
Относительно твоя, Арьяша.
Точка
Это финишная прямая. Мы завершаем эту эпопею и ставим точку во всех смыслах этого слова.
Никогда еще Арьяне не было так тяжело заходить в этот проклятый класс. Причиной было не то, что это ее последний раз, а то, что в каждый последний раз было необходимо прощаться. Стоя в коридоре и крепко сжимая ручку своего портфеля, она просто дышала, стараясь вернуть в норму свое сбившееся донельзя дыхание.
Казалось, что сейчас она проживает концовку сериала или великой трилогии фильмов и, заходя в кабинет, она начнет эту серию, а вместе с поклоном на вальсе ее закончит. Ей нужно было не так много. Просто отдать листы, завершающие пять лет их жизни.
Сделав последний вдох, она зашла в кабинет, сразу же попадая в объятия дорогой подруги, которая тут же оглядела ее с ног до головы, сразу заприметив неладное.
– Кроссовки, – указала она на ноги Арьяны.
– Туфли для вальса в сумке, – тут же оправдалась девушка и бросила взгляд в сторону парты своего друга.
Удивительно, но Герман еще не прибыл на место, ибо сейчас находился внизу, вместе со своими родителями, которым специально занял лучшие места для просмотра данного концерта.
Присев на свой стул, Арьяна достала свои каблуки и, медленно наклонившись вниз, начала надевать их. В отличие от всего прошедшего года они больше не вызывали в ней ненависти или гнета.
Просто подарок, просто как признание, просто на прощание.
Попытавшись встать, она поймала себя на мысли, что каблук куда больше, чем тот, каковой был первого сентября, поэтому, стоило ей только сделать два шага, как на первой шероховатости она чуть не рухнула вниз. Но, конечно, по классике жанра и их дружбы, ее успели подхватить.
– Падать к моим ногам не стоит, – произнес он, медленно ставя свою бывшую лучшую подругу обратно в стоячее положение. – Это было моим извечным занятием эти пять лет.
– Ты просто не позволял мне склониться пред тобой, как и сейчас, – подшутила она, стараясь улыбаться своей обычной широченной улыбкой, от которой у Германа просто сердце кувырок в груди делало.
Пока опора не отправилась надевать свою выпускную ленту, его партнерша по вальсу то и дело поглядывала на свою сумку, представляя, как внутри нее ютится огромный, сделанный ее же руками, конверт с письмами о нем. Он был столь огромным, что по толщине был больше схож с книгой или каким-нибудь девчачьим романом. Стоя подле двери и ожидая, когда же все отправятся на лестницу, чтобы вновь пройти также, как и первого сентября, юная писательница размышляла о том, когда же одарить своего товарища столь крупным прощальным подарком.
Утопая в размышлениях, она упустила момент. Очнувшись, она узрела пред собой протянутую руку, которая явно была ей нужна на таких больших, почти что огромных каблуках. И сколько бы сильно сейчас она не желала быть гордой и идти с высоко поднятой головой, не нуждающейся в никакой помощи и поддержки, ей пришлось договориться со своими внутренними чертягами и принять предложенную ладонь. Следуя среди темных коридоров, Арьяна почувствовала какое-то нелепое чувство ностальгии. Все школьные «спорим» пролетели в ее голове, словно порывом ветра. Ей хватало лишь кроткого взгляда на ту или иную дверь, чтобы ее мозговые клеточки мгновенно воссоздавали пред ней картину событий прошлого. Она думала, что, верно, ее провожающий сейчас точно также поддается старым добрым воспоминаниям, от которых кружит голову и заставляет биться сердце.
А Герману не нужны были эти кабинеты, чтобы что-то вспомнить. У него в действительности было плохая память, но, для сохранения этих фрагментов, у него был его любимый извечный альбом. И, чтобы вновь пережить это все, ему хватало лишь одного взгляда, на одного человека.
Добравшись до лестницы, они встали ровной линеечкой, готовясь к проходу. Девочки поправлялись, чтобы на стоящую у входа камеру получились красивые, действительно изящные фото, а мальчики… занимались, впрочем, тем же, что и всегда. Болтали, не беспокоясь о том, какие кадры в конечном итоге выйдут.
Поправляя свою челку, из блондинистых, мягких локонов, Герман повторял слова песни, которой должен был петь на этой сцене в самом начале концерта. Все- таки завучи заставили его сделать это, ибо выступающих хороших актеров в школе было маловато. Им нужен был его голос, раз не в мерках ведущего, то хотя бы, как певца.
За несколько минут до выхода к месту сбора подбежало знакомое лицо, которое не сразу заметила Арьяна, но о прибытии, которого мгновенно услышала.
– Мила! – вскликнули все, кто стоял чуть ниже вечной пары друзей.
Пока девушка, пережившая свой последний звонок вчера, добиралась до бывшего парня и лучшей подруги, пролетело достаточно много времени. Ибо почти каждый из людей горел желанием обняться и спросить у красотки, как же ее жизнь в хорошей школе. Она светила своими изысканными сережками, не стеснялась жестикулировать руками, стараясь обратить внимание на колечки и шикарный маникюр, регулярно моргала и поправляла глазки, указывая на симпатичные наращённые реснички. Конечно, она делала это настолько умело, что все, кто спрашивал, как же она живет, не забыли добавлять к «давно не виделись» «ты прекрасна».
– Привет, – наконец-то поднявшись наверх к своим друзьям, выдала она, сжимая в объятиях счастливого блондинчика.
– Привет, – прошептала в ответ Арьяна, приобнимая подругу следом.
– Ты прекрасна сегодня, – выдала Мила комплимент.
– Как и всегда, – добавил Герман.
Где-то внутри пламя Арьяны разгорелось. Чертик бегун побежал в ад за адским котлом, а чертик танцор уже оттанцовывала на чьем-то весь день улыбающемся личике.
Где все это было раньше?!
– Ты аж светишься, – говорила девушка, обращаясь к бывшему парню. – Я поздравляю тебя.
– Спасибо, – поблагодарил он в ответ, слепя своими белыми зубами.
Ничего не понимающая брюнеточка, лишь удивленно посмотрела на парочку, которые явно знали больше, чем она. Как и, впрочем, весь этот год.
Хотя.
Как и, впрочем, все пять лет.
– Вчера был последний суд, – спокойно ответил ее бывший лучший друг. – И мы сошлись на нейтральном итоге.
– Никакой тюрьмы или колонии, – радостно шепча воскликнула маленькая аккуратная леди. – Только выплаты за моральный ущерб.
И пусть было сказано, что это было нейтральный итог, но и подсудимый, и его родители, и весь совет адвокатов считали это полноценной абсолютной победой. Девушка сама согласилась на такое наказание, на последнем суде начав защищать своего обидчика. Это не было подстроено или специально обговорено, просто она, положив руки с порезами на стол, смело начала говорить о том, что никакие отношения не стоят того, чтобы решать себя жизни, и что, как такового сексуального преступления, совершенно попросту не было. Судья одобрил слова и принял решения о выплатах. Да, они были не маленькие, но по меркам этой семьи вполне адекватные. Они были готовы отдать такие деньги за свободу собственного единственного любимого сына.
– Поздравляю, – радостно воскликнула Арьяна, одарив лучшего друга улыбкой, почти идентичной его.
Его голубые глаза засияли, снова заставляя ноги, только что вставшей прочно девушки, коситься.
Переведя взгляд со своего партнера на подругу, она увидела, как одними глазами та задается вопросом: «это что-то меняет?», – и пока стоявший подле них парнишка весело беседовал с кем-то из одноклассников, девушка покачала головой из стороны в сторону.
Это не меняет ничего.
Наконец, заиграла музыка, и их дражайшая знакомая ринулась в зал, занимать место и наблюдать за предстоящим концертом. Приблизившись к своей верной старой подруге, Герман протянул ей руку и улыбнулся. Положив поверх свою ладонь, они медленным шагом преодолели ступени. Как они дошли до зала Арьяна даже не заметила. Помнила лишь то, как они уселись где-то в конце, на последних сиденьях ряда, чтобы можно было быстрее ринуться на выпускной вальс.
Повсюду висели шарики, купленные родителями. Красивые золотые цифры с надписью: «Выпуск 2019», которые выглядели столь поразительно прекрасно и придавали залу какую-то невероятную, но простую роскошь.
Множество родителей, пришедших поглазеть на это, разбавляли друзья и знакомые, преподаватели и состав завучей. Радостные улыбающиеся и лица, и сидящие неподалеку мама и сестренка Арьяны, прекрасно знающие, что уходить нужно чуть раньше окончания мероприятия. Дособирать вещи в Москву на сдачи экзаменов, которые программа предложила перенести.
Чемодан уже был почти собран, билет куплен, а их обладательница готова.
Ну почти.
Осталось лишь отдать письмо.
Людей выступало небывалое множество, а это ведь была только не очень-то и важная первая часть всего концерта. Завершался он как раз- таки вальсом, на который, ребята, по правилам, двинулись выстраиваться за два номера до. Конечно же, пройти до сцены на этих злополучных каблуках помог ей ее же партнер.
– Как ты танцевать будешь? – шутливо спросил он.
– Также ярко и весело, как ты на моих нервах этот год, – выпалила она, даже не беспокоясь о том, что другие смотрят.
Немного помолчав и выдохнув, ее возлюбленный, поправив сползающую красную ленту, в попытках найти слова, которые могли бы прозвучать как адекватное объяснение.
– Арьяша, я уже все объяснял, – повторил он. – Мне тошно было от самого себя. Я себя ненавидел. А в тебе, – он одарил ее темные горы блеском своего чисто голубого океана, – Было так много от меня. И я просто пытался отстраниться от этого. От тебя, в которой видел очень много себя. Ты была права, ты меня сделала.
Слишком много внезапных слов пришлось на этот месяц. И слишком много из них преподнесли адскую боль этим двоим. Но одна мысль не давала танцовщице покоя с самого последнего диалога.
Весь год прожив где-то в другой реальности, с другой версией своего же лучшего друга, теперь ее душа и сердце настойчиво стучали в другую реальность, желая понять, какая же она.
– Если бы мы поговорили раньше… – шептала я, так, чтобы стоящие подле пары для вальса ее не слышали, – Если бы ты раньше признался, то мы были бы вместе и… Ничего бы этого не было.
Удивительно, но она и вправду верила, что будь они парой, то никакой проклятой игры попросту бы не было. Ей хотелось в это верить. Как и Герману хотелось верить все эти годы, что это не просто дружба, а что-то большее.
Но надежды, как известны, не особо любят оправдывать ожидания.
– Все было бы, – спокойно ответил он, не думая ни секунды, ибо уже продумывал эту идею на этой ужасной неделе. – Ты сама говоришь, что влюбилась лишь тогда, когда я сломался. Любовь – это сплетение двух историй, – продолжил он говорить своим эпичным, элегантным голосом рассказчика, – А у наших не было возможности соединиться. Лишь идти долгое время параллельно подле друг друга.
– Да, – лишь смогла молвить Арьяна, устремившись наблюдать за вышедшей на сцену певицей, которую она видела впервые.
Маленькая, элегантная девчуля, с прекрасным тембром и произношением. Она прекрасно заменит Германа на всех будущих мероприятиях этого учебного заведения.
– Но мы могли бы попробовать сейчас, – предложил он.
О да. Совместные Кириешки, совместная кола, танцы в песке, игры в приставку, совместные прогулки с Миком. Небесная канцелярия будто открывала двери туда, где эта юная танцовщица мечтала оказаться весь этот год и твердила: «Спорим, ты не сможешь от этого отказаться?».
Казалось бы, в такие секунды слух отключается, полностью доверяя сердцу, заставляя мозг погулять где-нибудь в сторонке и не мешать вершить любовные дела.
Но, к счастью или назло, темные ушки услышали из- под кромешно черных волос текст песни, и невольно хохотнули оттого, как небесная канцелярия намеками мира захлопнула дверь прямо пред ее носом.
«Кто не врал, тот не враг. И по сути пустяк, что в мире нет любви.»
Упоминается песня «Все уже решено- Виктория Чернцова»
– Могли бы, но, – она указала пальцем на стоящую на сцене девушку и тихо повторила за ней, – Все уже решено.
БАМ. Дверь закрылась, тут же повернув все тысячи ключей, чтобы никто и никогда не смог пробраться внутрь. В этот день они еще раз попытались это сделать, но так и не смогли.
А может причина в том, что такой двери, в то счастливое будущее, попросту не было?
Песня завершилась, девушка словила свои заслуженные аплодисменты и удалилась, оставляя поле для настоящих героев данного парада.
Когда вальс представили и ведущие скрылись за кулисами, Арьяна протянула ладонь своему партнеру и улыбнулась его слабенькой улыбкой.
– Если буду падать, удержишь?
Девушка держалась из последних сил, чтобы не прошептать «в последний раз». И так все происходящее было исключительно лиричным и печальным.
– Always, – прошептал ее партнёр и, ловко подложив свою руку под низ, повел свою партнершу на пляски.
Мелодия заиграла, заставляя всех зрителей пристально наблюдать за происходящим на сцене. Там, множество раз наряженных пар двигались, ни на секунду, не сбиваясь с курса. Они быль столь выточенными и аккуратными, что это поражало.
Португальская девчонка считала каждое сделанное движение и каждую ладонь, которая мягко прикасалась к руке ее партнера, пред новым красивым поворотом. Удивительно, но, невзирая на то, что ходила в туфлях она плохо, плясать хорошо ей это не мешало.
Раз отклонение, два отклонение, и красивый поворот.
Школьный вальс на самом деле максимально прост, но это не делало его мене симпатичным.
Ловко летающие по сцене подростки выглядели изящно, даже когда совершали малозначительные и абсолютно не заметные зрителям, погрешности. Зато, те, кто знал английский, радостно улыбались, поражаясь тому, насколько сильно выбор песни совпал с происходящими событиями. А сидящая в зале Мила вообще расхохоталась, видя, как ее бывший парень пристально наблюдает за той девушкой, которую он любил все то время, пока они были знакомы.
«Found my heart and broke it here. Made friends and lost them through the years»
Упоминается песня Castle on the Hill- Ed Sheeran
Как он бережно хватает ее за талию при каждом подхвате, и как она, улыбается, просто держа его за ладонь. Они же делали это миллион раз.
«Had my first kiss on a Friday night»
Да, день рождение Ули и самый первый поцелуй Арьяны. В эту секунду Мила посмотрела на старосту, медленно крутящуюся вокруг своего партнера и улыбающуюся во все 32 зуба. Теперь ясно, кто избрал эту песню.
И в момент, когда случилось собранное и, на самом деле невероятно косячное, собрание девушек в круге, и следующая за ней поддержка, случилась явно непредвиденное.
Пошли музыкальные помехи, и песня вырубилась со страшными оглушающими звуками. Стоящие в парах одноклассники не понимали, что делать, а Арьяна, стоявшая подле своего любимого друга, обнимающего ее за талию, хотела предпринять попытку отступить, но, просто не успела это сделать, потому что из колонок заиграла другая знакомая классу мелодия.
– Eu já lavei o meu carro, – зазвучали слова и тут же, мгновенно, ладони сами немного отодвинулись от девушки.
А песня продолжала играть, чем мгновенно заставила смеяться стоящую на сцене выпускницу, которая много лет назад и ставила этот танец, обучая стоящего подле нее парнишку базовым движениям.
Сколько же сильно хотела небесная канцелярия менять то, что должно было идти в этот день идеально. Арьяша была убеждена, что весь будет идти максимально презренно, гордо и жеманно. Но, почти каждое действо, которое должно было выглядеть жестоко, превращалось в парад добрых воспоминаний.
Даже сейчас, заменив нужную песню, заиграла та, которая пахла. Пахла детством, пахла началом, пахла летом и пахла любовью. Она просто благоухала всем разом.
От нее воняло самой жизнью.
Воспоминанием не которое нужно пережить, а моментом каким нужно жить.
Уже какой раз этот день, чьи-то бережные руки предлагали ей куда-то идти. И в этот раз эти две ладони, протянутые в импровизированной лодочке, привлекали куда больше, чем уход со сцены или начало самого вальса с самого начала. Танец должен был быть закончен, особенно, если выпала такая чудесная возможность вспомнить прошлое.
– Мотай! – крикнула Арьяна, встав в пару со своим верным другом.
Крепко уложив свои запястья в его крепких ладонях, они начали танцевать те же самые движения, что и тогда, ровно пять лет назад.
Рука, хлопок, шаг, хлопок. Множественны переходы и движения со сменой мест.
Вскоре, поддавшись этой радости, разливающейся вместе с хохотом ее лучшей подруги, в танец ринулась и староста класса, заставляя присоединиться и оставшиеся пары. Сидящие в зале завучи мысленно проклинали танцующих на стене детей, которые плясали что-то, больше похожее на призыв какого-то бога или праздник масленицы, нежели обычный школьный вальс.
Но, главное было то, что сидящие в зале, оставшиеся одноклассники, тоже подхватили это внезапно возникшее движение. Они захлопали в ладоши, подпевая знакомый строчки известной песни.
А начавшая это движение пара крутилась, без остановки хохоча, поддаваясь сумасшедшему ритму воспоминаний и старых движений.
В третий куплет, как и тогда на пляже, они сошлись, встав лодочкой, и попросту поскакали по сцене, танцуя под какую-то свою импровизированную сумасшедшую пляску. Другие пары присоединились к ним, что вместе создавало вертящуюся карусель из радостных счастливых подростков, и это было настолько ярко и просто и не типично, что казалось, будто задумано было так заранее.
Последнее движение, как и было положено, был прогиб, который, ловко схватившись правой рукой за шею Германа, сумела совершить Арьяна. Его ладонь лежала на ее талии, стараясь сдержать девушку от падения. Пары повторили то же самое, стоя позади главных импровизаторов этого праздника, которые стояли в середине сцены, заняв почетное место главарей.
Но следом мелодия заиграла снова и, перекинувшись коротким взглядом со своей старостой, протерев своими черными волнистыми локонами пол, португальская девчонка поднялась и, взяв своего партнёра за руку, совершила реверанс.
Тут же сообразив, он продолжил это движение, подав ей вторую руку, чтобы она сумела легко крутануться, после схватившись за нее.
Именно в эту секунду, воплотился тот самый момент, который Арьяна себе воображала. Она, в красивой школьной форме, с протянутой к Герману рукой и его пальцами меж ее пальцев, в момент, когда она, опустив голову вниз и немного ссутулившись в спине, совершает поклон. Когда она выпрямилась, она тут же поглядела на лицо блондинчика, сжимавшего ее правую ладонь, и тут же подвела свое же собственное воображение. Вместо гордого и злобного взгляда, она одарила его сияющей улыбкой.
Зал разразился аплодисментами.
Вновь взяв свою подругу за руку, он повел ее к выходу из зала, для того, чтобы уступить сцену следующим актерам. Там, девушка без всяких объяснений отправилась наверх в класс, переодевать обувь, а также брать свой рюкзак с последним подарком, который желала отдать своему извечному товарищу.
Спустившись вниз, она узрела великолепную картину того, как трое ее верных друзей стоят и беседуют о чем-то своем. Вероятно, это были разговоры о будущем, о том, что ждет впереди. И, конечно же, никто из них ни за что не признается, что вскоре того, как они покинут учебное заведение, все закончится.
Друзья, поступившие в разные города, станут незнакомыми людьми, которые будут лишь изредка встречаться летними периодами после экзаменов. Все уйдет очень быстро и столь незаметно, что вы сами не заметите как люди, которые росли вместе с вами, станут теми, с кем вы встречаетесь потому что «надо».
Никто об этом не говорит, да многие этого и попросту не признают, веря в какую-то вечность. В бесконечных друзей, которые были здесь с «давным- давно» и тех, кто будут подле до «долго и счастливо».
В таких хотела верить и Арьяна, когда глядела на лицо Милы или Ули. В таких хотел верить Герман, когда впервые сумел признаться сам себе, что его лучший друг – мелкая ярая злобная девчонка пацанка, которая вечно ходит с пучком и дай ей только волю, сгрызет кого-то с потрохами за любую колкость. Ну ей тоже было нелегко признать, что ее самый близкий человек – это слащавый парнишка блондин, который похож на любого принца из сказок, что кажется идеальным, добрым и милым, шедевральным. Этакий актер театра, который не играет только для нее.
Они были бы красивой парой.
Но ключевое слово «бы».
Важно было помнить: они пытались.
Но такие вещи как отношения, тянущиеся вечность, всепрощение и все принятие – это то, чему учатся не в школах, а в куда более сознательном возрасте. Детство – это лишь старт. Начало игры длиною в восемнадцать беззаботных лет. Все, что мы делаем в это время – это пытаемся.
Пытаемся любить, пытаемся дружить, пытаемся жить.
Мало кто совершает правильные поступки будучи ребенком, да и будучи взрослым мало кто творит верные деяния. Но на то мы и ошибаемся, чтобы потом сделать все правильно.
Эти двое как раз- таки разделили все уроки жизни напополам.
Началась вторая часть концерта, и Арьяна, оставившая сумку с конвертом в раздевалке, вместе с остальным классом ринулась на сцену выступать. Конечно же, номер не был идеален. Включилась не та музыка, кто-то забыл свои реплики. Куда больше, чем заунывные речи, на выпускных распространены ошибки, которые не видит никто, кроме того, кто все это придумывал, и именно их, эти погрешности, всегда запоминают лучше всего.
Когда Арьяна выскочила на сцену, она увидела боковым зрением, как чьи-то знакомые руки подняли вверх телефон, снимая ее пляски. Впервые за все время ее не охватывала злоба оттого, что это секретная камера работала. Пусть ее потрясающие движения будут последними в этом альбоме.
На последнюю песню весь класс встал в полу орлясткий круг и, включив на экране видео со своим классом, начал петь одну грустную песню. Герман с Улей стояли в середине, как главные певцы класса, и старались перебить все те голоса позади, которые больше были похожи на крики мартовских котов. Смотря на своего лучшего друга, поправляющего куриный петушок и улыбающегося ее ненавистной наигранной улыбкой, будущая студентка Португалии поймала себя на том, что ее пальцы начали трястись. Ее тушка явно не была морально готова к тому, чтобы отдавать те рукописи, на которые потратила так много времени.
Вернувшись со сцены в коридор, ее уже трясло, как банный лист. Ее скулы напряглись, вновь сделав очертание лица идеально квадратным, а голос и вовсе исчез в небытие, словно его никогда попросту не было. Но это не помешало ей подобраться очень близко к своему другу, который уже собирался вернуться в зал и продолжить смотреть выступление, и, с трудом, давясь комом, застрявшим где-то в горле, произнести:
– Можно тебя?
Он, тут же кивнув, обвил ее ладонь своей и, оставив своих одноклассников позади, отправился следом за подругой в раздевалку.
– Что ты хочешь? – спросил он, улыбаясь.
– У меня есть для тебя подарок, – выдавила Арьяна дрожащим голосом, стараясь не первый раз открыть замок от своей сумки.
Пальцы судорожно тряслись и казалось, что каждый крошечный нерв на них сейчас плясал макарену, борясь с диким страхом говорить прощальные слова.
– Могла бы предупредить, я бы тоже что-то подарил, – усмехнулся он, взяв рюкзак за ручку и помогая подруге его открыть.
Наконец-то, молния поддалась, и, заботливо схватившись пальчиками за толстенный конверт, она вытащила огромный подарок.
– Твои конспекты по русскому за все семь лет? – пошутил Герман, видя толщину данного конверта.
– Скорее, это конспекты нашей дружбы, – мягко молвила девушка, стараясь натянуть на свои темненькие щечки улыбку. – Это подарок в честь конца.
Она протянула свой сборник историй, не отводя от него взгляда, боясь поднимать глаза наверх. Пока ладони английского мальчишки не потянулись и не приняли его, она была не в состоянии говорить хоть что-то.
– Теперь понятно, почему у тебя так плохо с школьными предметами, – продолжил выдавать шуточки блондинчик. – Потому что ты все силы тратила на это?
– Odio, – тут же машинально выдала Арьяна, ударив товарища рукой по локтю.
– And i love you.
– Я тоже тебя люблю, – тут же сказала она, и, не дожидаясь какой- либо реакции от друга, добавила. – Скажу хоть раз вслух, чтобы знал.
Пара голубых глаз поднялась, глядя на ее острые квадратные черты и черные глаза, и засияли каким-то печальным блеском. Будто они все знали.
И в действительности все знали.
– Давай «спорим»? – тут же предложил Герман, переложив подарок к себе в портфель.
– Последнее?
– Первое за этот год, – поправил ее лучший друг и улыбнулся. – Спорим, что сейчас мы поцелуемся?
– С чего это? – захохотав спросила собеседница.
– Потому что это лучший момент для этого, – ответил он, улыбнувшись сильнее только лишь на правую щечку.
Взглянув в начале на его глаза и прикусывая губы, Арьяна обдумывала столь интересное предложение, а потом медленно поглядев на любимый- ненавистный куриный петушок, тут же поняла, что нужно делать.
Сделав один шаг ближе, она встала вплотную к нему, и, уткнувшись в грудь, вместо того, чтобы приподняться и приблизиться губами к его губам, она взяла нежно его ладонь и, поглаживая ее большими пальчиками, поднесла ее к лицу.
Лишь когда он, усмехнувшись все понял и сжал кулак, девушка медленно поцеловала костяшки его ладони и тихо выдала:
– Так?
Весь этот год они играли на воспоминаниях друг друга, словно на каком-то пианино. И каждый из них сидел в разных концах инструмента, играя там то, что попросту ненавидел их партнёр, лишь изредка нажимая на эти клавиши, которые удовлетворяли их обоих. И только сегодня они подошли вплотную к середине и играли одну совместную мелодию четырьмя руками.
– Лучше некуда, – прошептал он в ответ, когда его лучшая подруга мягко отпустила руку вниз.
Но, конечно же, ему было этого мало. Пять лет ожидания для того, чтобы узнать, что та, кого он любил до сумасшествия, тоже любит его в ответ и теперь получить лишь такой поцелуй заставляло его сильно обижаться на саму жизнь.
А вот обижаться на Арьяну он был попросту не в состоянии.
Поэтому борясь со своими силами и желаниями, он лишь схватил ее за талию, притянул к себе и крепко обнял, целуя своими горячими губами ее черные волнистые любимые волосы.
И пусть сия секунда и была просто восхитительна, полна тепла и счастья, в мыслях Арьяны было лишь одно: «Это конец.»
– Сделаем последнее фото? – с трудом произнесла она, сдерживая бегущие в глаза слезы.
– Of course, – тут же согласился Герман, достав свой телефон.
Он настроил его на режим селфи и, конечно же, сделав парочку нормальных фото, они сделали их извечную фотографию с двумя факами, а потом и еще несколько дурашливых снимков. В очередную вспышку, Арьяна поглядела просто в камеру и улыбнулась во все свои зубы, осознавая, что ее больше это не пугает.
Камеру она более не страшилась.
И вот это точно стало точкой.
– Ну все, – она взяла в руки портфель и еще раз повернулась к другу. – Пока.
– Так рано уходишь? – удивленно спросил ведущий, актер и спортсмен.
– Дела, – дрожащим голосом соврала она и поплелась медленно к выходу, не заметив того, как в руках сжимает добрую знакомую ладонь.
Ту самую, которая плотно держала ее и не давала упасть пять лет ее жизни.
Пятнадцать запятых.
Доведя ее до входа в школу, Герман в очередной раз сжал ее в объятиях, а после, отпустил, помахав на прощание рукой.
Когда Арьяна добралась до дома, она была убеждена, что будет разрываться от боли и слез, но ничего не было. И даже кола и Кириешки, которые она купила по пути, не вызывали в ней никаких печальных эмоций.
Этот день прошел совсем не так, как она ожидала, но он был однозначно лучше. И теперь ей не было больно. На душе не бушевал ураган, который не прекращался весь этот адский ужасный год. Он попросту улегся, а внутри, где-то там, на сердце, воцарилось спокойствие.
Все было тихо.
Она была счастлива.
Это была точка.
Наконец все письма оказались сложенными подле него на столе. Каждое слово на них и каждая маленькая запятая были учтены и приняты, а девушка, написавшая их, ещё не знала, но уже догадывалась, что все закончилось.
В начале Герман грустил, потом смеялся, немного всплакнул и ему было глубоко наплевать, что мужчины этого делать не должны. Ему было стыдно за поступки, которые не просто были плохими, а действительно что-то ломали и разрушали. И ему охватывала гордость за те дела, которые меж строк, его самая лучшая подруга на свете похвалила.
Отчего то первая мысль, возникшая в его голове после окончания, это: «О боже, как же долго она это писала!». Но, насколько бы сюрреалистично и печально, практически нереально это не было, последовавшие за ними слово было, тихое, почти беззвучное: «Пока».
Пятнадцать запятых, что они прожили вместе были описаны здесь, и пусть читались лишь с одной стороны, что вызывало волну несогласия с другой, они действительно все завершали.